Читать книгу Fохтаун - Алексей Николаевич Мутовкин - Страница 4

Астора

Оглавление

Ещё никогда Кеша и Атир не сидели на столь роскошном диване. Паркет из невиданного дерева скрипел под ботинками так, что от этого становилось неловко сделать лишнее движение. Стены пестрили малыми голландцами в толстых золочёных рамках. Кеша рассматривал виноград на одной из картин. Ягоды горели бледно-лазурным светом, перебивая даже позолоченные рамки.

– Невероятно, – сказал Атир, как всегда глядя на свой коммуникатор.

– Да. Я всегда поражался тому, как художники умеют просто смешением цветов передавать не только смыслы, но и чувства, ощущения, настроение.

– Я не только о картинах, – заметил Атир, – я вообще об этой гостиной.

Киэй нахмурился. Он тяжело вздохнул и почесал глаза.

– Молодой человек, – назидательно начал Кеша, – я понимаю, что архитектура – не ваш профиль. Всё же мы находимся не в гостиной, а в другом помещении.

– Какая разница?! Мы – гости. Гостиная – от слова «гости». Мы здесь!

– Вестибюль, фойе, прихожая. Приёмная, наконец! Гостиная будет дальше, когда нас всё же соизволят принять.

– Скажите, Киэй, – и Атир оторвал взгляд от своего коммуникатора, – а вот вам всегда необходимо кого-нибудь чему-то учить?

– А разве учить – это плохо?

– И всё же. У вас запредельная эрудированность. Своеобразный мешок. Знаете, старый такой, для картошки. И вы всё время из него берёте знания и раздаёте это другим. Вы не боитесь, что мешок рано или поздно окажется пуст?

– Какая метафоричность! – ухмыльнулся Кеша. – Недурно для молодого поколения! Только вот в мешке могут быть самородки, а могут быть камни. Причём не гранитные или базальтовые, а эдакие низшие, презренные, пустопородные, вроде известняка.

– Да, да. Только я говорю о том, что ваш мешок, будь там золото или базальты, рано или поздно истощится, если вы будете только отдавать.

– Намекаете на то, что я не учусь? Не занимаюсь самообразованием? Застрял в прошлом? И какие драгоценные минералы мне предложит молодое поколение?

– Вы перекладываете базальты из своего мешка в другие мешки. Вам же никто в мешок ничего не кладёт. Точнее, вы не позволяете никому класть камни в ваш мешок.

– А кому класть? Меня окружают люди, для которых различие между гостиной и вестибюлем не имеет значения!

– Вам нужен учитель, – заявил Атир и снова уткнулся в коммуникатор.

– А сейчас вы мне расскажете, что каждый человек может быть моим учителем, если я проведу работу над собой и откроюсь к принятию мира и других людей! – улыбнулся Кеша.

– А что тут смешного? Печально, если вы не способны различить учителя в тех, кто вас окружает.

– Милый мальчик, – снисходительно заговорил Кеша, – я повидал толпы профессоров и философов, которые на поверку оказывались не умнее меня. Все, кого я могу назвать своими учителями, уже давно умерли: Гегель, Платон, Юнг! Нет среди ныне живущих тех, кто мог бы сравниться с ними в полноте понимания мира.

– А вы искали?

Вдалеке послышался стук каблуков. Появилась стройная женщина с подносом в руках. Она грациозно прошла из дальней части коридора и остановилась перед гостями. Изгибистая, длинноногая, со строгим взглядом из-под косых тонких бровей и с невероятно выверенными пропорциями тела, эта женщина больше походила не на живого человека, а на недосягаемый эталон телесного изящества; статую, в которой ваятель старался подчеркнуть всё женственное, убрав недостатки и усилив преимущества до почти вызывающих размеров. Живая красота, вечная и мимолётная одновременно, академическая до потери системы координат.

Кеша тут же поднялся с дивана. Атир остался сидеть, стараясь не подать виду, что не в состоянии контролировать свой взгляд, инстинктивно останавливающийся на отдельных выдающихся особенностях женщины.

– Вас примут через несколько минут, – мягким голосом сказала эта высокая особа с аристократическим лицом и длинными ногами, плохо скрытыми под облегающей короткой белой юбкой. Она поставила поднос на тумбочку и подала гостям по чашечке чая. Киэй удивился тонкости фарфора и его лёгкости, когда принимал чай от этой элегантной дамы. Атир отложил свой коммуникатор и с радостью взял и свою чашечку.

Женщина великолепно говорила по-русски, но в голосе слышался соблазнительный западнофризский акцент, придававший и голосу её нечто невинно-глупое.

– Невероятно! – заулыбался Атир. – Вот это настоящий приличный дом с правильными традициями! К гостям выходит не робот-помощник, а прекрасная дама.

На лице женщины мелькнул намёк на улыбку, заставивший и Атира, и даже опытного Киэя отвести на мгновение глаза; простое едва заметное движение её губ уже казалось чем-то неприличным, на что мужчинам не стоит смотреть.

– Простите моего коллегу Атира, – собравшись, обратился к ней Кеша. – Моё имя – Иннокентий. Благодарим вас за всё. Мы рады, что хозяйка согласилась принять нас.

– Как мило с вашей стороны, – ответила женщина, улыбнувшись теперь более душевно. – Что до роботов-помощников, то они, безусловно, полезны, но не обладают теми качествами, которыми обладаю я.

Атир уставился в пол и приложил ко лбу тыльную сторону ладони, будто бы вытирал пот. Киэй же, подумав: «Хороша, чертовка!» – плюнул на всё и продолжил любоваться её лицом, оживающим с каждым мгновением.

– Позвольте покинуть вас, – сказала женщина и слегка поклонилась.

Она забрала пустой поднос, повернулась и пошла по коридору, отчеканивая каблуками по зеркально-начищенному паркету. Даже в её выверенной аристократической походке без вызывающих излишеств невозможно было не увидеть той дикой и необузданной красоты женского тела, которая выедает абсолютно все мысли, кроме мыслей о бесконечности совершенства золотых сечений.

– Достопочтенный Ати, – сказал Киэй, когда женщина исчезла из виду, – разговаривать с женщинами вам ещё учиться и учиться.

– Я всегда считал, что в богатых домах служанки скромные и низкорослые.

– В служанках вы, возможно, и эксперт, но вот в женщинах…

– Товарищ Карданов, – отмахнулся Атир, – перестаньте мусолить эту тему. Мне уже достаточно ясно, что у вас прилично опыта в амурных делах. Вы донесли до меня свою мысль. Можете считать, что я восхищён. Просто давайте вы не будете и в этом деле становиться моим учителем.

– Куда исчезла ваша идея о том, что каждому человеку нужен учитель? – посмеялся Киэй.

– Поверьте, у меня учителей достаточно!

– И все они сидят в этой твоей машинке? – спросил Кеша, указав кивком на коммуникатор.

– Это коммуникатор! Он подключён к сети. С помощью него можно окончить университет, не выходя из дома, – ответил Атир, а затем начал поднимать свою чашечку выше, тщательно рассматривая её низ.

– Мне кажется, печать производителя должна лучше просматриваться на блюдце, – заметил Киэй и тоже стал рассматривать свой набор. На обратной стороне блюдца он разглядел еле заметную аббревиатуру ГФЗ.

– Производитель мне неинтересен, – поставив чашечку на блюдце, ответил Атир, – дело во внимании к мелочам. Не стоит их недооценивать.

Это был дом номер двести пятьдесят четыре на Второй улице Восточного парка в Амстердаме; массивный дом из красного кирпича, с большими окнами и башенкой. Когда-то это здание полнилось дельцами на разный манер. Теперь единственной и полноправной хозяйкой стала пожилая дама. Обстановка апартаментов кричала о своей обретённой сорок лет назад свободе и, казалось, не могла накричаться. Скромность, простота и утилитарность уничтожались во всём. Строгость ушедшей эпохи заменила изысканная мебель из редких материалов, кружевные изгибы предметов не первой необходимости, пышность обстановки и обилие всего, что только можно себе представить. Столик рядом с диваном для гостей покрывал тонкий тюль; на нём стояла подставка, на которой, в свою очередь, находился старомодный светильник с верёвочкой для включения лампы. Рядом умещался начищенный до блеска поднос со стаканами, каждый из которых имел отдельную подставочку из пробки. И подобное обилие вещей пёрло на гостей с пола, со стен, с потолка. Сложно было отыскать плоскую поверхность без художественных изысков и украшений.

Примерно через пятнадцать минут ожидания дверь отворилась, и на пороге снова появилась роскошная женщина в короткой обтягивающей юбке. Она пригласила гостей войти в комнату. Так началась встреча с Асторой Бунди – пожилой дамой, столь же старомодной, как её обитель, но и такой же изысканной и утончённой, как каждый предмет в этом тихом доме.

Дама с вытянутым лицом и опрятно уложенными волосами сидела за массивным письменным столом, обитым оранжевым сукном. Длинными пальцами она держала тонкий мундштук. Сигареты в мундштуке не было. Да и вообще комната не казалась удушливой, вонючей или застланной той мелкой пылью, возникающей в местах, задымляемых табаком.

– Госпожа Бунди, ваши сегодняшние гости, – обратилась стройная женщина к даме и указала на вошедших. – Киэй Лиуанович Карданов и Атир Деянович Маворский. Господа, Астора Бунди – хозяйка нашей скромной обители.

– Спасибо, Бендида, – глубоким голосом отозвалась дама. Прислужница еле заметно поклонилась и покинула гостиную. – Господа, прошу садиться.

– Среди нас не все желают именоваться господами, – заметил Атир и сел в одно из кресел напротив стола хозяйки.

– Неужели?! – удивилась дама, посмотрев на молодого человека.

– Верно, – ответил Киэй. – Не уверен, что могу позволить себе именоваться господином.

– Действительно, не можете, – заметила дама, окинув взглядом Киэя с ног до головы. – Но как же вы тогда предпочитаете? Неужели «товарищ»?

– Ох! Что вы! Такое обращение я точно не заслужил. Хотя так меня порой тоже кличут.

– Что же, мой дорогой гость, это совершенно невозможно! Таков наш мир – вы либо товарищ, либо господин. Посередине в этом вопросе остаться невозможно. По крайней мере, надолго.

– Нашему другу это удавалось продолжительное время, – подхватил разговор Атир. – Он долго работал в СКПД; расследовал преступления «Системы».

– Ужасное время, – простонала Астора. – Сколько выстрадала наша семья в те годы!

– Всё хорошо, что хорошо кончается! – радостно сказал Атир. – Теперь мы можем свободно встречаться, говорить на любые темы и критиковать тех политиков, которых посчитаем нужным. Свобода слова – величайшее достижение общества! К тому же каждый может позволить себе приобрести то, что хочет. Предметы, подчёркивающие индивидуальность владельца. Такие, как ваш стол с оранжевым сукном.

– Благодарю вас, молодой человек, – заулыбалась Астора. – Зелёный не мой цвет. Мне требовалось нечто иное.

– Белое? – предложил Киэй.

– Лишь бы не красное, – ответила она, отмахнувшись.

Атир продолжил любезный разговор ни о чём со старой дамой, но Киэй уже не слушал. Пустая болтовня молодого человека не вызывала никаких положительных чувств. Атир являлся простым человеком, а вот эта старая, морщинистая, высохшая старуха хоть и говорила с ним на одном языке, но была из другого мира. Её средств хватило бы на десять жизней Атира, тогда как работнику полиции ежемесячно приходилось продавать своё время, чтобы обеспечить собственное пропитание. Как яро она ненавидит то прошлое, когда все её сбережения оказались в руках простых людей! И с каким слепым восхищением смотрит на неё теперь Атир, который может и умереть с голоду, если хотя бы несколько месяцев не будет ходить на работу.

Киэй погрузился в мрачные политические размышления и не заметил, как взор его среди изобилия рукотворного искусства отыскал ровный прямоугольный кусок дёрна, из которого прорастала свежая, зелёная, почти светящаяся жизнью трава. Этот прямоугольник настоящей жизни ярким пятном выделялся в комнате, заставленной вещами, пусть изящными, но мёртвыми по своей космической сути. Дёрн парил в нескольких сантиметрах над журнальным столиком, стоящим в углу перед диваном: прямо в воздухе, в лучах солнечного света, бьющего из окна, этот прямоугольный кусок живой природы необыкновенным образом застыл в пространстве, не поддерживаемый никакими приспособлениями. Киэй смог оторваться от созерцания травы, только когда услышал знакомые формулировки в рабочем диалоге, к которому незаметно перешли Атир и Астора.

– Я могу сообщить вам только то, что уже рассказала вашим коллегам в этой же комнате некоторое время назад, – сказала Астора, посасывая мундштук, будто бы в нём и вправду сидела зажжённая сигарета.

– Так вас уже посещали люди из полиции? – удивился Киэй.

– Трижды, – объяснила Астора. – И мне совершенно непонятна ваша настойчивость. Я уже давно продала корпорацию «Галах» и всю документацию. Делами я сама никогда не занималась. И мне лично кажется, что поломки роботов не связаны с деятельностью корпорации. Это абсурд.

– Вы знаете, что наши роботы-помощники и другая вспомогательная техника основаны на ваших технологиях? – спросил Атир. – В частности, на тех, что использовались в модели «Лим А», созданной корпорацией в сорок шестом году.

– Я продала корпорацию в сто втором и с тех пор просто наблюдаю за происходящим в индустрии через экран, – ответила Астора. – Все материалы у акционеров. Конечно, часть документов пропала из-за этих американских социалистов и их мёртворождённого «Сотружества». Однако я не думаю, что среди тех старых данных есть нечто важное; слишком давно это было. К тому же все эти древние наработки усовершенствованы и изменены до неузнаваемости. От того замшелого прошлого ничего не осталось.

– В этом и есть проблема, госпожа Астора Бунди, – сказал Атир. – В чертежах, в схемах и в документациях корпорации нет ничего, указывающего на причины неполадок.

– Что здесь удивительного? – спросила Астора. – Вероятно, это вирус, который наслали хакеры из «Сотружества». Или же сбои провоцируют здешние умельцы, которые до сих пор не смирились с тем, что их ССЭР, их Социалистическое Содружество Экономических Регионов, кануло в Лету.

– Американцы обратились к нам за помощью, – со всей серьёзностью объяснил Атир, – и они готовы к кооперации. Обещают любую цену за решение проблемы. Вся плановая экономика их «Сотружества» вот-вот обрушится. У них там грядёт кризис, похуже того, что случился в начале прошлого века из-за эпидемий и транспортного коллапса.

– Так им и надо! – гневно вскрикнула Астора. – Эти кровопийцы-социалисты захватили мою родину! Устроили там красный террор! Пусть это будет их карой за содеянное!

– Насколько я понимаю, – вступил в разговор Киэй, – если не решить задачу, у нас проблем будет не меньше, чем в Америке.

– Как показывают графики, ситуация усугубляется, – добавил Атир. – С каждым днём неполадок всё больше. Уверен, что вы следите за новостями и в курсе событий. Роботы-помощники выходят из строя чаще и чаще. На производствах ломаются вычислительные модули с искусственным интеллектом; они выдают неверные результаты, выполняют незаданные операции. Стабильность рынков под угрозой. Уже есть сообщения о нескольких летальных случаях в частном секторе. Роботы действуют автономно по непонятным нам алгоритмам.

– Вам стоит обратить внимание на достопримечательности нашего города, – сказала Астора, немного подумав.

– Но мы приехали работать, – пояснил запутавшийся Атир.

– Неужели вы думаете, что ваше расследование кому-то нужно? – усмехнулась Астора. – Как говорил мой отец: используйте время в своё удовольствие!

– Вероятно, в удовольствии он понимал больше, чем в работе, – заметил Киэй, вызвав на себя ошарашенный взгляд Атира.

– Кто хорошо работает, тот имеет право хорошо отдыхать, – ответила дама.

– А рабочие ваших заводов, трудившиеся по десять часов за минимальную зарплату, тоже хорошо отдыхали?

– Скажите, товарищ Карданов, как вы думаете, сколько трудяг из работающих на наших заводах смогли бы создать робота «Лим А»?

– Разве у истории есть сослагательное наклонение? – уйдя от ответа, спросил Киэй.

– Ни один из тех рабочих не создал бы то, что создал мой отец!

– Госпожа Бунди, – вступил в разговор Атир, – весь мир осознаёт значимость того, что сделал ваш отец Йехо бен Бецал. И мы считаем, что именно в его разработках может крыться ответ на наши вопросы.

– Раз достопримечательности Амстердама вам неинтересны, то сосредоточьтесь на главном, – предложила Астора. – У вас нет данных, указывающих на то, что проблема искусственного интеллекта в роботах возникла из-за внедрённого вируса. И здесь два варианта: либо вируса нет, либо он спрятан так хорошо, что вы не можете его найти. Мой отец ни за что бы не внедрил никакой вирус в процессе разработки своих машин. Это абсурд!

– Может быть, ваш отец когда-либо рассказывал вам или упоминал в разговорах с иными людьми о некой программе или конфликте программ? Возможно, вы слышали что-то, что не имело отражения в документации? Как насчёт запланированного устаревания?

– Йехо находился у руля корпорации «Галах» с двадцати лет. Сначала в совете директоров, а потом и как владелец. Искусственный интеллект в «Лим А» был совершенен. Он обгонял своё время на десятки, если не на сотни лет. А отказ от политики запланированного устаревания обеспечил лояльность покупателей по всему земному шару.

– Ваш отец разработал машину с нуля, или над прототипом трудился коллектив учёных? – спросил Атир.

– Да, это был коллектив. Но именно папа написал код, который лёг в основу всей программы. Его формула расчёта возможных реакций человека на внешние импульсы стала основным законом построения систем с искусственным интеллектом. Он разделил все входящие сигналы на те, которые требовали изменения существующей реальности, и те, которые требовали описательных действий. Эти два типа сигналов и стали отправными точками для дальнейших вычислений и формул. Отец сконцентрировался на тех сигналах, которые требовали изменения реальности. Его формула оценки таких сигналов, их обработки и выполнения стала основой работы искусственного интеллекта. Только после изысканий отца группа инженеров усовершенствовала систему и довела её до идеала в моделях Джеймс и Кити.

– Вы упомянули код, разделяющий все входящие импульсы на требующие действия и требующие описания, – с неподдельной заинтересованностью начал Киэй. – Ваш отец, как вы сказали, детально разрабатывал импульсы действия. А как проходила работа с импульсами описательными?

– В искусственном интеллекте код – это самое главное, – начала Астора не без того удовольствия, которое присуще всем рассказчикам, кому выпадает счастье поведать слушателям нечто неизвестное. – Но если в обычных вычислительных машинах код – это алгоритм действия, то в случае с интеллектом код совершенно иной. Представьте себе малыша, запертого в комнате с определённым набором деталей конструктора. Он может собрать из этих деталей всё что угодно. Но выбор поделок всё равно ограничен количеством деталей и комбинациями соединения. Так работала вся наша техника до появления искусственного интеллекта. А теперь представьте себе такого же ребёнка с такими же деталями конструктора, в такой же комнате, однако добавьте ещё станок, способный печатать самые разные детали. Когда количество и варианты деталей безграничны, а точнее, ограничены только фантазией ребёнка, что возможно построить из этих деталей? Код интеллекта – это не заданный заранее набор команд. Это и код, и клавиатура, с помощью которой можно этот код переписать.

Она задумалась. Киэй и Атир, не нарушая её молчания, наблюдали, как старуха впёрла свой взгляд в пространство и еле заметно покусывала мундштук.

– Вы, Атир Деянович, столь молоды и не можете помнить тех времён, когда каждый второй робототехник экспериментировал с этими кодами, в особенности с кодами описательных импульсов! А вы, Киэй Лиуанович, напротив, человек опытный и, вероятно, застали времена, когда люди с ума сходили от всяческих роботизированных собачек и кошечек. Какой восторг испытывал городской житель, стеснённый бетонными стенами, когда приобретал очередную игрушку, почти неотличимую от живого существа. Ах! Все эти игуаны, сервалы и манулы! Сколько искусственной шерсти продавали наши дочерние компании! Деньги текли рекой!

– У нас это выражалось менее ярко, чем в Америке, – сказал Киэй.

– Невероятные времена! Множество контор соревновались между собой в функциональности и красоте этих искусственных питомцев. Золотой век предпринимательства! Наука дала им возможность творить, а свободная конкуренция заставила довести своё творчество до идеала!

– Такая свобода была вам на руку, – заметил Киэй. – Ваша корпорация «Галах» не вмешивалась в конкуренцию до тех пор, пока мелкие лавочники набивали руку, обкатывали технологии, прощупывали потребности рынка за свой счёт.

– Мне казалось, что в СКПД изучают «Систему» минувшего столетия, а не запад, где располагалась «Галах», – заметила Астора.

– Изучая «Систему», неизбежно изучаешь весь мир, – ответил Киэй. – И всё же «Галах» сидели и наблюдали за развитием техники, собирали данные, анализировали спрос и предложение, потребности и чаяния потребителей. А потом выкатили своих унифицированных питомцев Джеймса и Кити. Они стоили в разы дешевле всех моделей, предлагаемых на рынке, имели превосходные функции и были созданы с возможностью бесконечных модификаций по желанию владельца. Когда ваши роботы-питомцы вышли на рынок, все частные компании разорились, потому что их дорогой штучный товар перестали брать!

– Это суть конкуренции, товарищ, – заметила Астора.

– Это называется «неизбежная монополизация»! – возразил Киэй.

– Как угодно! Всё равно мы победили! Наш товар разлетался, как горячие пирожки!

– Ваш товар и близко не стоял с тем, что предлагали некоторые маленькие конторы. Они торговали шедеврами. Да, они не являлись совершенством с точки зрения техники и запросов массового потребителя. Но в них была душа! Ваши серийные роботы-питомцы – просто мультяшная пародия на природу и её красоту.

– А что вы удивляетесь, дорогой друг?! – развела руками Астора. – Исследования рынка показали, что людям требовались не копии живой природы, а мультяшная пародия! Природу создал творец, но человек убежал из леса, подальше от этих божественных зверей и насекомых. Мы создали банальность, но весь мир нёс нам деньги, только чтобы заполучить частичку этого новшества! Людям вовсе не нужна настоящая жизнь, мой дорогой гость. Им нужна именно пародия на жизнь. И если все грани чётко очерчены, как в мультфильме, – оно и лучше. Жизнь слишком сложна. В ней много неожиданностей, шероховатостей. Постоянно приходится сталкиваться с новыми, незнакомыми вещами. Куда проще иметь набор давно известных образов, из которых создано всё окружение. Это вселяет бесценное чувство защищённости.

Атир продолжил разговор, а Киэй снова закрыл рот, борясь с нахлынувшей хандрой. Ему стало печально от того, что он говорил несдержанно, как юный идеалист, и вообще находился в унизительном положении по отношению к этой особе.

Знавший наперёд все доводы умной, но всё же предсказуемой Асторы, Киэй ощущал нестерпимую тоску от той бесконечной перепалки мировоззрений, с которой работал в СКПД. В конце концов он решил смириться со своей участью «лишнего человека». И, как ни странно, ему стало легче. Он начал думать о роботах, о двойственной природе импульсов. Мало-помалу начала вырисовываться истинная картина происходящего: роботы с искусственным интеллектом повсеместно выходили из строя, нарушая привычный ход вещей. Люди стали жаловаться в корпорацию «Галах», но эффективные менеджеры ничем не могли им помочь. И когда ситуация начала выходить из-под контроля, «Галах» сами обратились в полицию. Полицейские сначала пытались заниматься этим вопросом «в порядке общей очереди». Однако скоро выяснилось, что требуются решительные действия. «Галах» заплатили полиции некую сумму, чтобы дело перешло в отдел Расследований Особой Важности. Матёрые шишки засучили рукава. Но требовалось, чтобы кто-то званием пониже взял лопату и «покопался в старых бумагах». Тут и появился Атир Деянович Маворский, вероятно, самый перспективный сотрудник из молодых. Видимо, он хорошо копнул, раз попросил себе в помощники того, кто понимает в языках; ведь программирование роботов – тоже вопрос языка. А программирование роботов с искусственным интеллектом – особенно. Атир серьёзно отнёсся к тому, что программный код разделили на две части: на ту, что обрабатывает импульсы, требующие действий, и ту, что обрабатывает импульсы, требующие описательной, или, как сказал бы сам Киэй, вербальной, реакции. Несомненно, Атир понял, что в этой вербальной части он сам не разберётся, и запросил на помощь языковеда. Киэй не обольщался тем, послужной список пятидесятипятилетнего безработного языковеда удивил кого-то в отделе кадров полиции. Единственное объяснение того, что на эту работу взяли именно его, Киэй видел в случайном стечении обстоятельств. Вероятно, он оказался единственным уволенным в тот день языковедом. Его социальный профиль попал в первые строки списка доступных к найму лиц.

Что из всего из этого следовало? Только то, что рано или поздно полиция разберётся с этим делом. Молодой полицейский Атир будет, конечно же, стараться изо всех сил, но ничего толкового не найдёт. Если же расследование затянется и ситуация усугубится, «Галах» внедрит какой-нибудь «План Б» и вырубит всех роботов.

«В любом случае я получу свою зарплату, – размышлял Киэй, не замечая разговора Атира и Асторы. – Если повезёт, ещё успею на день рождения Жданы».

В этот момент мысли Киэя сбились. Он заметил что-то странное на этом квадратном куске дёрна, парящем в воздухе над журнальным столиком. Луч света бил прямо на сочную траву, и Киэю удалось различить еле заметное движение среди зелёных стебельков. Медленно по одной из травинок вверх поднялась бабочка. Она сидела на самом кончике и двигала синими крыльями, будто бы разминая их перед полётом. Потом она резко взмыла в воздух и стала порхать по комнате, среди пыльных книг и шестигранных подвесок люстр. Бабочка пролетала сквозь лучи света, закручивая в воздушные воронки застывшие в пространстве пылинки, горящие золотом солнца. С волшебной лёгкостью насекомое перемещалось, не понимая речи старой женщины и юного мужчины. Киэй вытянул руку, и бабочка, описав ещё несколько кругов по комнате, опустилась ему на пальцы. Киэй стал рассматривать это дивное создание с голубыми крыльями, а потом позволил улететь. Насекомое исчезло где-то в коридоре.

Киэй огляделся: Атир и Астора ушли на балкон. Там старуха села в кресло-качалку и закурила. Атир опёрся локтем на каменную балюстраду и что-то увлечённо рассказывал; через приотворённую балконную дверь до Киэя доносились лишь обрывки фраз и редкий смех молодого человека.

– У них много общего, – услышал Киэй позади. В комнату вошла длинноногая женщина. Киэй тут же поднялся из своего кресла.

– Вы мне нравитесь, – произнесла она с глубоким западнофризским акцентом, придававшим соблазнительность каждому слову. – Сегодня редко встречаются люди с хорошими манерами.

Она подошла к дивану и грациозно опустилась на него, сдвинув длинные ноги, обтянутые мини-юбкой, чуть влево и положив на них руки. Она сидела с ровной спиной и высоко поднятым подбородком. Киэй снова сел.

– Вы хорошо говорите по-русски, – похвалил он собеседницу.

– Моё имя – Бендида, – представилась она и стала пристально смотреть на гостя.

Киэй пребывал в том возрасте, когда интерес к женщинам не столь велик, как интерес к жизни, но он всё же смутился: слишком шикарно выглядела эта особа. Он попытался смотреть в другую сторону, но её фигура притягивала внимание.

– Вам не по себе? – поинтересовалась она.

Несмотря на весь жизненный опыт, Киэй не нашёл что ответить и глупо смолчал. Бендида посмотрела на парящий в воздухе квадратик дёрна над журнальным столиком, протянула к нему руку и надавила на траву, прижав странную вещь к серебряному подносу. Дёрн обратно в воздух не поднялся.

– Так лучше? – спросила она.

– Признаться, когда он летал, комната выглядела не такой мёртвой, – ответил Киэй. – Но теперь, когда пришли вы…

– Оставьте, – перебила его Бендида. – Мне не нравятся комплименты. Они не делают мне приятно.

– Скажите, а почему он летал? – сменил тему Киэй, которому тоже не нравились ситуации, в которых комплименты – единственный выход из неловкого молчания.

– Я так делаю.

– Это своеобразный робот?

– Нет, – ответила Бендида, – это не робот. Я заставляю траву летать. Это моя врождённая особенность. Очень бесполезная.

– Как занимательно! Я никогда о таком не слышал! – удивился Киэй.

Бендида глянула на дёрн. Он шелохнулся, а затем поднялся в воздух, остановившись сантиметрах в пятидесяти от журнального столика. Мелкие песчинки и кусочки сухой земли тихим звоном упали на серебряный поднос.

– Невероятно! – восхищённо заметил Киэй, впрочем, излишне не демонстрируя свои эмоции. – Вряд ли я готов так сразу судить о пользе такой способности, но вот денег на этом можно было бы заработать немало. Даже попросту показывая это в сети, на разных развлекательных каналах.

– Некоторые вещи не продаются, – с грустью в голосе ответила Бендида.

И как только она это сказала, Киэй вдруг увидел её не как женщину с идеальной фигурой, а как девушку, старше его дочери Жданы на каких-то лет пять.

– Я рад это слышать, – улыбнулся Киэй. – Вы уж простите меня за то, что перевёл всё на деньги. В наше время сложно освободиться от этой клетки кредитов и страха за будущее. Ваша позиция достойна уважения. Не каждому это дано. И вот такой дар по-настоящему редок.

– Благодарю, – смутилась Бендида. – Будем считать, что это не было комплиментом.

Балконная дверь скрипнула, и Астора с Атиром вернулись в кабинет. Все четверо поговорили ещё минут с десять. Расстались на том, что завтра Атир и Киэй снова зайдут, на случай, если Астора что-нибудь вспомнит или найдёт «зацепки» в старых файлах и документах.

Коллеги вышли из дома номер двести пятьдесят четыре по Второй улице Восточного парка. Темнеющая синева неба тушила алый закат, опускающийся за кубические силуэты городских стен. Поужинали Киэй и Атир тут же, на углу, в местечке, где скромные порции компенсировались дешевизной и отменным вкусом.

– Расскажите мне об этих алгоритмах, – попросил Киэй Атира, когда они допивали чай, после ужина.

– Зачем? – спросил Атир, уставившись в коммуникатор. – Вы ведь не думаете, что мы сможем «раскрыть это дело»?

– А вам неинтересно разобраться?

– Интересно, но я устал, – вздохнул молодой человек. – Дело раскроют те, кто копает по горячим следам, а не сидит на старых документах. Вся слава достанется им. А если я что-то дельное и раскопаю, то передовики пришьют это к своим делам. Меня похлопают по плечу и направят на другое задание.

– Но вы ведь для чего-то попросили себе в помощь языковеда!

– Попросил, – зевнул парень. – Да что толку?! Мимолётная слабость в момент невероятного предположения. Теории, домыслы и версии вскружили голову. Всё это тлен.

– Циничный, уставший от жизни сыщик, – подытожил Киэй.

– Сыщик?! – оторвался от коммуникатора Атир. – Я детектив!

– Ах, вот оно как! – подколол его Киэй. – Позвольте тогда старому лингвисту дать вам совет, господин детектив: если вам не по душе то, что вы делаете, то попробуйте делать это ради веселья.

– Какое же тут веселье? – удивился Атир.

– Самое настоящее. Разве не весело сидеть в амстердамском кафе и рассказывать об алгоритмах искусственного интеллекта старому лингвисту, который ничего не смыслит в технике?

– Что тут весёлого? – не понимал Атир.

– Всё, дружище! – обрадовался Киэй. – Вы, я, этот стол, наш чай, свет этой жёлтой лампы и тёмный вечер за окном. Дым от кофейного аппарата и робот-официант с чепчиком на пластиковой пирамидальной голове. Всё это весело. Вы просто не понимаете этого, потому что молоды. Вы думаете, что завтра будет каждый день. Что завтра будет всегда. Но посмотрите с другой стороны: завтра может и не быть. Вы можете умереть и лишиться всего этого. Не будет возможности пить чай, смотреть в коммуникатор, говорить, слышать запахи, испытывать дискомфорт из-за того, что у вас чешется нос. Всё, что вас раздражает, всё, что вам не нравится, – навсегда исчезнет, оставив взамен тьму и пустоту.

Атир с минуту молча смотрел в окно. Потом он выключил коммуникатор и убрал его во внутренний карман пиджака.

– А вы умеете поднять настроение, – сказал он и выпил наконец чаю, который до этого стоял нетронутым. – Алгоритмы… Это просто название процессов, происходящих по заданному сценарию в процессоре машины. Просто этот сценарий предполагает свободу выбора машины в том, что делать после обработки информации. Представьте себе, что отдаёте команду роботу. Это может быть любая команда.

– Хорошо, – включился в обсуждение Киэй. – К примеру, я решил похвалить робота-помощника за то, что он сообщил мне прогноз погоды. Я говорю ему: «Молодец, возьми с полки пирожок».

– Что? – удивился Атир. – Что это за команда такая? Вы так говорили своему роботу-помощнику?

– А что в этом такого?

– Это странно! – смутился Атир. – Хотя погодите! Вот ведь оно! Великолепно!

Атир залпом осушил кружку чаю и с грохотом шлёпнул её об стол. Люди за соседними столиками обернулись.

– Давайте отмотаем немного назад, к тому моменту, когда вы попросили у робота сообщить прогноз, – воодушевлённо начал молодой сыщик. – Ваша просьба для робота – сигнал. Процессор преобразовывает его в импульс. Импульс должен быть обработан. Представьте, что из процессора выходит одна условная труба, по которой этот импульс отправляется на обработку. Обрабатывается он во втором процессоре. Но там уже два отсека. В одном отсеке обрабатываются импульсы, требующие каких-либо действий, а в другом – требующие вербальных, поведенческих или эмоциональных реакций.

– Разве вербальный ответ нельзя считать действием? – спросил Киэй.

– Можно. Но только в том случае, если этот ответ передаёт вам какую-нибудь информацию. Если ответ информативен. Если же ответ не будет нести смысла или информации, то робот не посчитает его полезным действием.

– Если я спросил о погоде, то от робота требуется устный ответ, – предположил Киэй.

– Не совсем так. От робота просто требуется ответ. А какой ответ он даст, зависит от развилки. Что такое развилка? Это как раз место между трубой, выходящей из первого процессора, и двумя трубами, входящими в два отсека второго процессора. В этом месте происходит парадокс выбора. Условный процесс, при котором активируется тот самый искусственный интеллект. Первая его фаза. Здесь на основе изначальной программы и впоследствии – на основе полученного опыта интеллект создаёт связь между возможной реакцией из базы данных и импульсом. Робот знает, что должен дать вам ответ. Он выбирает действие – и тогда импульс попадает в отдел, отвечающий за конкретные действия. Импульс обрабатывается, и в итоге мы имеем результат: робот рассказывает вам о погоде.

– В этом случае вербальный ответ робота – это конкретное действие? – переспросил Киэй.

– Верно. Рассмотрим иной вариант событий: робот выбирает не отвечать вам. Почему бы ему так делать? К примеру, вы вели себя цинично при нём, и он записал в базу данных такое поведение. Теперь у него есть вариант не ответить вам, а просто подойти к окну, раздвинуть шторы и указать на улицу, мол, «сам посмотри на небо и не задавай глупых вопросов».

– И теперь, даже подойдя к окну и двигая занавески, робот не рассматривает свою активность как конкретные действия?

– Именно! – обрадовался Атир. – Искусственный интеллект робота сам решает, что ему считать действием, а что – эмоциональной реакцией. Это парадокс выбора. С одной стороны, выбор основывается на изначально заложенных данных и на основе полученного опыта. С другой – искусственный интеллект не имеет алгоритма выбора одного из вариантов. Этот алгоритм он вырабатывает сам, основываясь не на случайных числах, а на собственном представлении об адекватности, которое, в свою очередь, базируется на опыте и изначальных данных.

– Поразительно! – закачал головой Киэй.

– Нет! Это не поразительно! Поразительно то, что происходит в блоке, в котором обрабатываются импульсы, требующие вербальных и эмоциональных реакций.

– Давайте назовём его «Блок Б» для удобства, – предложил Киэй.

– Согласен. С «Блоком А» всё ясно и так. Там требуется действие, и искусственный интеллект выбирает самый логичный вариант из возможных. Этот «Блок А» и разработал отец Асторы Бунди. А вот «Блок Б» – для всех в корпорации «Галах» загадка. Дело в том, что изначальный код ничтожно мал. Но это именно тот код, который интеллект может сам себе переписать. У корпорации есть только сжатый, готовый для внедрения файл, отвечающий за функциональность. Все эти годы файл просто вставляли в программу, и он работал. Поэтому в корпорации никто особо на него не обращал внимания. А вот вне её все просто с ума сходят от этого кода. Представляете, разумной машине дали возможность изменять свой код, а она этого не делает. Точнее, не подаёт признаков того, что она это делает. Машина обучается, но файл кода никогда не изменяется. Он остаётся неизменного объёма. То есть, как именно робот «запоминает» новые алгоритмы и где их хранит, мы не знаем. Есть даже виртуальные сообщества, где люди годами пытаются понять механизм использования этого кода машиной. Я копался на тамошних форумах и в группах. Эти дельцы утверждают, что приблизились к решению своей задачи менее чем на пять процентов. Но вернёмся к вашему роботу-помощнику. Вы послали его взять с полки пирожок.

– Да. После этого он отправился на кухню, а через минуту вернулся и сообщил, что у нас нет пирожков.

– Это потому, что в его базе данных, основанной на опыте, не было примеров того, как реагировать на такую шутку. Поэтому он расценил это как импульс, требующий действия, и отправился совершать это действие. Но если бы опыт робота был больше, то ваша жесть направила бы этот импульс в «Блок Б».

– И что тогда? – с нетерпением спросил Киэй. – Тогда он бы выдал что-то вроде смеха, так?

– Да. Скорее всего, он посмеялся бы. А может, и нет. Он сделал бы нечто, приписанное тем изначальным кодом, который он, в теории, изменил, для выдачи вам соответствующих реакций.

– Постойте! – схватился за лоб Киэй. – Так машина переписывает этот маленький код или нет?

– Нет, не переписывает. Хотя имеет на это полномочия. Однако роботы совершенствуются! Это факт. То есть где-то они что-то записывают. Но где, нам пока непонятно.

– А что если этот код – нечто вроде словаря? Старого такого, ещё в виде книги. Есть слово на человеческом языке и перевод на язык искусственного интеллекта. А в конце словаря добавлены грамматические правила.

– Интересная аналогия. Да, это похоже на словарь, но только на такой словарь, где напротив каждого слова на нашем языке не стоит перевод, а повторяется одно и то же слово на языке искусственного интеллекта.

– Какое?

– В этом и загадка! – пожал плечами Атир. – Если бы это был русско-английский словарь, то там напротив каждого слова было бы написано «английский язык». Здесь речь не о языке, а о каком-то другом понятии. О чём-то глобальном, описывающем все наши чувства, импульсы и перемены настроения. Когда меня осенила эта догадка, я и запросил в помощь лингвиста.

– Неужели машина способна понимать наши эмоции? – усомнился Киэй.

– Важно другое: как человек смог объяснить машине, что обладает эмоциями? – заключил Атир.

***


До гостиницы коллеги добирались, когда город закутался в мягкое одеяло жёлтого света фонарей и разноцветных огней автомобилей. Скрыв лица под респираторными масками, защищающими от шальных инфекций дыхания улицы, коллеги смешались с толпой. Пучина масс увлекла их в подошедший к остановке трамвай.

Они проехали несколько остановок в переполненном вагончике, держась за алюминиевые поручни.

– Я попросил помощи специалиста, потому что этот «Блок Б» фактически копирует природные когнитивные процессы, происходящие в голове человека, когда тот решает что-либо сказать, – объяснил Атир коллеге. – Если вы хотите, я запрошу для вас документацию любого уровня, связанную с этой темой.

Киэй смотрел молодому человеку прямо в глаза – единственную видимую часть лица, между шляпой и голубоватой респираторной маской. Что-то иное увидел старый языковед на этот раз. Теперь перед ним стоял не странный тип, вечно уткнувшийся в коммуникатор, а человек, проживший хоть недолгую, но всё же жизнь, наполненную познанием, интересами, стремлениями. Как же ловко всё это можно упустить в образе человека, вечно смотрящего в горящий голубым огоньком прямоугольный экран на ладони!

– Миллионы травинок на лугу клонятся к земле под порывами ветра. Наблюдая за всеми сразу, сложно заметить, что каждая в отдельности тянется к солнцу, – сказал Киэй больше сам себе, нежели своему собеседнику.

– Трава? – удивился Атир. – О чём вы говорите? Я не понимаю.

– Сколько нам ещё ехать? – спросил Киэй.

В следующий миг что-то громко щёлкнуло, свет погас, и трамвай плавно остановился. Окна домов почернели. Поток автомобилей встал. Прошло секунд десять. Народ в трамвае оживился. В толпе послышались отдельные громкие голоса. Люди включали свои коммуникаторы, чтобы светом экранов озарить окружающее пространство.

– Приехали! – вздохнул Киэй.

– Слушайте, – тревожно обратился Атир к своему старшему товарищу, – как по-западнофризски «без паники»?

– Никак, товарищ полицейский, – громко ответил ему Киэй и похлопал по плечу. – Как только скажете «без паники», тут же всё накроется медным тазом!

Киэй чуть ли не за руку вывел недовольного ситуацией Атира из трамвая. Люди с включёнными коммуникаторами медленно заполняли всё пространство широкой улицы. Голубоватый свет приборов выхватывал из наступившей темноты тревожные лица. Сотни призрачных тревожных лиц в кромешной тьме.

Поначалу Киэй надеялся, что электричество вот-вот включат. Они минут пятнадцать постояли под козырьком остановки вместе с другими невезучими пассажирами. Затем люди стали разбредаться. Наконец коллеги тоже решились на путешествие. Атир доверился навигатору и не отрывал взгляд от экрана своего коммуникатора. Киэй разыскал остановку общественного транспорта, где вместо погасшего рекламного дисплея за усиленным непробиваемым стеклом висела классическая бумажная карта города. В выборе маршрута до гостиницы коллеги не сошлись.

– Поражаюсь вам, – негодовал Атир, – ведь вы не из двадцатого века! Почему такое недоверие к технике? Зачем нам эта бумажная карта и расспросы прохожих? Навигатор выведет нас к гостинице. Вот, я уже проложил маршрут. К чему эта ретроградщина?!

– Мы выясняем причины неправильного функционирования машин по всему миру, а вы, коллега, предлагаете продолжать пользоваться услугами машин! – отвечал Киэй. – Где гарантия, что, отключив мозги и последовав за машиной, мы не навернём лишних километров пять?

Долгие пререкания закончились уступкой Киэя. Теперь Атир вёл их по чёрным улицам, освещённым лишь коммуникаторами прохожих. На более оживлённых улицах света было больше; ночь освещали фары остановившихся автомобилей. Навигационные роботы более новых моделей личного транспорта перестали получать сигналы от городской системы цифровых дорожных знаков и намертво встали на перекрёстках, дорогах с односторонним движением и в прочих узких местах. Ошарашенные водители, ни разу не читавшие инструкцию пользования своим автомобилем, понятия не имели, как перевести управление в полноценный ручной режим. В итоге часть улиц милого европейского городка моментально сковала безнадёжная пробка. Водители, превратившиеся в пешеходов, кидались друг на друга с обвинениями, бранились, теряли душевное равновесие. Резкие выкрики на иностранном языке, по большей части непонятные Киэю, здорово шокировали гостей города. Не сговариваясь, Киэй и Атир решили обходить агрессивных участников пробок стороной. Несколько раз они сворачивали в узкие безлюдные переулки, погружённые в неуютную тьму.

В одном из таких мест, где даже в чёрных окнах не проскальзывал временами блеклый свет блуждающих фонариков, коммуникатор Атира показал поворот направо. В действительности же никакого поворота не существовало: путь преграждала бетонная стена пристройки, втиснувшейся, видимо, недавно в узкое пространство между домов постарше. Эта некогда свежая стена уже получила свою порцию уродливых граффити, так быстро появляющихся на всём новом в местах, где молодёжи свойственно не целостное ощущение мира, а инстинктивные желания доминирования, выражающиеся в животном аспекте помечать территорию отходами своей жизнедеятельности.

Злосчастную стену решили обойти. Потрескавшийся асфальт, заблестевший от начавшегося дождя, повёл путников лабиринтом обшарпанных фасадов. Мёртвые здания сдавливали проходы, выжимая из них остатки свежего воздуха. Пахло плесенью. Коммуникатор Атира принялся производить перерасчёт пути и завис. Шли минуты, а экран всё горел вежливой надписью: «Пожалуйста, ждите».

– Вот жесть! – разгневался Атир.

– Глянь-ка! Огоньки!

Впереди призрачный свет играл бликами на мокрых фасадах. Коллеги ускорили шаг. Чем ближе они подходили, тем тревожнее казался свет. Через метров пятьдесят осталось последнее чёрное здание, угол которого отделял свет от путников. Шаг вперёд – и Киэй с Атиром оказались перед ржавой железной бочкой, в которой танцевало дикое оранжевое пламя. Жгли старую мебель: запах палёной пыли и древесного лака резко отличался от плесенного дурмана, пришедшего с дождём. Из сырой тьмы, прямо из самой её неосязаемой глубины, возникли лица пританцовывающих людей. На суровых морщинах играл не спокойный голубоватый отблеск коммуникаторов, а дикая алость живого огня. Их дикие глаза блестели, а бороды и немытые волосы, беспорядочно спадающие на лоб и щёки, оживали, освещаемые отблесками первобытных страхов. Как невинно, чисто и одиноко показалось Киэю лицо молодого полицейского среди обожжённых жизнью образов, руководствующихся не нравственными принципами, а бессознательным расчётом выживания в диких условиях цивилизованного мира, сбившегося с пути к звёздам.

С появлением незнакомцев танцы огненных людей прекратились. Один из них что-то сказал и двинулся прямо на Атира. Киэй даже приблизительно не понял, что хотел этот человек, но его интонация выдавала самые недружелюбные намерения. А когда ещё одно лицо возникло справа, совсем близко от Киэя, старому языковеду всё стало ясно. Их почти окружили, а Киэй почувствовал, что один из этих людей уже касается его руки выше локтя. Времени думать не оставалось; Киэй со всей силы ударил ногой по бочке. Головёшки высыпались на мокрый асфальт. Вверх взмыл столб искр. Языковеду хватило одного мига замешательства, чтобы схватить парнишку за плечо и рвануть прочь со всех ног.

Они неслись по чёрной улице, а огненные люди, выкрикивая дикие проклятья, не отставали. Атир замешкал. Обернувшись, Киэй заметил, что молодой коллега достаёт из кобуры табельный дистанционный парализатор. Уже лет пятьдесят как служители порядка во всём мире перешли с огнестрельного и травматического оружия на парализаторы, хорошо зарекомендовавшие себя как в «индивидуальной работе», так и против больших скоплений человеческих масс.

В тот момент, когда Атир окончательно остановился и прицелился в одного из преследующих, Киэю удалось разглядеть, как в руках огненного человека что-то блеснуло. «Пистолет!» – пронеслось в голове у Киэя, и он незамедлительно кинулся на Атира. Прогремел оглушительный выстрел, а Киэй, схватив коллегу, отпрыгнул к стене здания. В это время Атир тоже стрелял, но налетевший Киэй сбил прицеливание.

– Ты что делаешь?! – закричал Атир, поняв, что промахнулся.

Тишину разорвал второй резкий хлопок. Пуля угодила в бетонную стену над головами съёжившихся гостей города. В лица полетели острые осколки бетона, а глаза защипало от пыли. Атир сделал несколько выстрелов наугад. Тот, у кого был пистолет, и ещё один – упали. Остальные присели, но тут же потянулись к пистолету, который с лязгом выпал из рук парализованного. Полицейскому и языковеду хватило этих нескольких секунд, чтобы рвануть прочь.

Голоса преследователей постепенно исчезали за поворотами. Через минут десять запыхавшийся Киэй остановился и прислушался. Удары сердца и тяжёлое дыхание мешали расслышать происходящее вокруг. Время шло, но преследователи так и не объявились.

– Ушли! – вздохнул Киэй, опустившись на корточки, чтобы не свалиться с ног.

– Ну, вы дали дёру! – заметил Атир, подойдя к коллеге. – Я мог бы их обезвредить!

– Достал бы ты свой транквилизатор у той бочки – они нас там бы и положили!

– Когда стояли у бочки, вы ещё не знали, что у них пистолет!

– Если не знаешь, то надо драпать! Так дольше прожить можно! – ответил Киэй, снова поднимаясь на ноги.

Они стояли посреди широкой улицы с редкими частными домами. Дорога забирала вверх и блокировала обзор. Но по звукам и движению воздуха чувствовалось, что за холмом – открытое пространство. Не сговариваясь, коллеги поднялись на самую высокую точку и огляделись. Отсюда дорога полого шла вниз, во тьму, но не ту беспроглядно-чёрную, как в лабиринте неизвестных улиц, а серую, даже сизую: это множество маленьких огоньков, светивших далеко внизу, разбавляли ночь над Амстердамом. Идти дальше в темноту, пусть и зыбкую, путники не захотели; слишком много сил ушло на бегство. Прямо у дороги они обнаружили кучу выброшенной старой мебели. Среди мокнущего под дождём кавардака путники приметили диван. Будто бы его кто-то вытащил из груды ненужного хлама и поставил так, чтобы, сидя на нём, любоваться панорамой города. Мужчины сели на этот старый драный диван, причмокнувший под весом людей от всей той влажности, которая скопилась в нём за длительное пребывание под открытым небом. На запах заплесневелой пыли уставшие путники не обратили внимания.

– Вот ведь люди! – устало начал Атир. – И откуда у них пистолет?!

– У них и не такое найдётся, если копнуть, – отмахнулся Киэй, переминаясь на диване, влага из которого начала просачиваться сквозь одежду.

– И главное, что с патронами! Вот ведь отбросы!

– Они не отбросы, – спокойно пояснил Киэй. – Такие же люди, как мы.

– Живут как звери, не работают и нападают на прохожих! – пояснил Атир.

– Они не работают, потому что искусственный интеллект, который мы пытаемся починить, забрал их работу. И образования у них нет, потому что обществу, построенному на деньгах, нет нужды тратить ресурсы на образование всех и каждого. А нападают они, потому что только так умеют взаимодействовать с внешним миром.

– Это нарушение закона! Точка! – резко сказал Атир.

– Чьего закона? – усмехнулся Киэй. – Это не их закон; он их не защищает. Закон призван оберегать богатых от таких вот людей, которым некуда податься. Закон будет защищать богатых и от нас, если начнём бузить.

– Я не опущусь до такого состояния, – замотал головой Атир.

– До состояния этих людей или до состояния тех, кто будет защищать элиту? – посмеялся Киэй.

– Перестаньте! Вы поняли, что я хотел сказать!

– Вспомни диван, на котором мы сидели этим утром в доме Асторы Бунди, – сказал Киэй. – Он уж точно не новее этого, но чист и ухожен, а наш мокрый друг вот-вот развалится; доживает последние дни. И тот и другой – диван. Разница только в том, что первый стоит в роскошном доме, а другой выброшен на обочину под проливной дождь. Вот так же и с людьми. Диван не знает, где он окажется, и ты не знаешь, несмотря на всю твою силу воли и способность принятия решений. Поверь, случится в твоей жизни так, что придётся выбирать: либо поступить по совести, либо ползать в грязи.

– Я никогда не буду ползать в грязи! – отрезал Атир. – Это унизительно!

– А сидеть на таком диване не унизительно? – рассмеялся Киэй.

– Признаться, сейчас я чувствую себя гораздо лучше, чем в доме у этой Бунди! – усмехнулся молодой полицейский.

Вдруг вдали, над всем городом, то там, то тут загорелись маленькие красные огоньки. Это включили резервную систему электроснабжения. Улицы и целые районы стали светиться тусклым желтоватым светом.

– Наконец! – воскликнул Киэй и поднялся с влажного дивана, потряхивая свои промокшие брюки, прилипшие к ногам. – Спустимся вниз и возьмём такси.

– Верное решение, – согласился Атир. – Хватит на сегодня общественного транспорта. Вперёд, на свет города! Заметили, коллега, что люди всегда двигаются в сторону света?..

Fохтаун

Подняться наверх