Читать книгу На волне русалки - Алексей Поляков - Страница 4

Эза парила в толще воды перед зеркалом. Все ее мысли были заняты подготовкой к предстоящему Празднику: о чем еще может думать молодая незамужняя девушка в такой день?

Она протянула ладонь, ловя планктонную люстру. Небольшой светящийся шарик, перемещаясь за счет согласованного движения ножек тысяч крошечных рачков, сам лег ей в руку. Оставив его парить между собой и зеркальной пленкой, Эза провела ладонью по тыльной поверхности шарика. Половина его, обращенная в сторону зеркала, погасла, убрав мешавший блик, и освещала теперь только юное лицо Эзы, отразившееся в зеркале.

Она открыла искусно вырезанный из большой двустворчатой раковины ларчик, достала перо, и, слегка прикусив губу, принялась разрисовывать перепонки между пальцами. Каждый завиток, каждая линия рисунка не были случайными. Хотя в стилистике она могла целиком полагаться на собственный художественный вкус, сам набор символов и их компоновка не менялись тысячелетиями.

Перо скользило в ловких пальцах, покрывая каждую из трех перепонок тонким узором. Гирлянды кораллов и актиний, в которые вплетены фигуры жителей моря, символизируют тесную связь всех представителей ее народа. Стилизованные изображения рыб – изобилие и плодородие. Это – ее родной Подводный мир. Солнце, Луна и звезды – другие миры. Наверняка на каких-то из них тоже есть океаны. А значит, возможно, и другая, неведомая им разумная жизнь. Но светящиеся точки, которые можно увидеть, если подплыть высоко-высоко, к Границе Миров, не спешат раскрывать свои секреты.

Да что там звезды? Им и о Среднем Мире, который находится буквально под боком, неизвестно почти ничего. Страшная, безжизненная пустыня. На границе Подводного и Среднего миров расположены многочисленные свалки и не менее многочисленные кладбища, а самой успешной из десятка экспедиций удалось проникнуть вглубь суши всего на пару километров. Но за любопытство приходится платить: меньше половины ее участников вернулись назад живыми…

Говорят, где-то далеко-далеко, в самом центре Пустыни, посреди непроходимого леса из сухопутных водорослей, идет вечный дождь из кристально-чистой воды. Там обитает тот, кто создал этот мир, населив его мыслящими существами – кэлма.

Эза не очень-то верила древним легендам, будучи сторонницей научного подхода, согласно которому и она, и все другие кэлма произошли от дельфиноподобного предка. Но, тем не менее, старательно вырисовывала на третьей перепонке схему Среднего Мира и знак создателя – Акути.

С дельфинами, правда, не очень вяжется. Они, конечно, гораздо ближе к кэлма, чем рыбы или, тем более, кальмары. Но как из дельфиньих плавников могли развиться ее тонкие, способные выполнять сложнейшие работы, пальцы? Да и строение хвоста принципиально иное. В последние годы появилась другая теория, которая, вроде бы, многое расставляет по местам. Но уж больно она фантастическая: предки и кэлма, и дельфинов будто бы жили в Пустыне, но дельфины ушли в океан гораздо раньше. Следовательно, пальцы кэлма возникли не из дельфиньих плавников, а из конечностей какого-то наземного существа.

Теория, конечно, любопытная. Но пока все экспедиции убеждались лишь в одном: на суше невозможны сложные формы жизни. Только мхи, лишайники и бактерии, выйдя из океана, смогли приспособиться к существованию в тяжелейших условиях.

Однако есть и аргументы «за». Например, и кэлма, и дельфинам приходится время от времени подплывать к поверхности, чтобы глотнуть атмосферного воздуха. Почему у них отсутствуют жабры? Добывать кислород прямо из воды, как это делают рыбы, было бы гораздо удобнее…

Или вот – еще одно рассуждение. Все гипотетические модели сухопутных существ сходятся в том, что существа эти должны передвигаться минимум на четырех конечностях: иначе гравитация шагу сделать не даст. А среди новорожденных кэлма нет-нет, да и появится уродец, у которого вместо хвостового плавника – зачатки чего-то, похожего на вторую пару рук. Всего лет триста назад такие дети были обречены на верную гибель. Но сегодня хирурги научились исправлять ошибки природы: новорожденные после сложной операции получают право на полноценную жизнь. И никто кроме родителей не будет знать, что ребенок родился с отклонением. Кстати, о хвосте: выпендриваться или не выпендриваться?

Отложив на время философские рассуждения, Эза подумала еще немного… и решила выпендриться. Покрывать узорами хвостовой плавник, даже к празднику, у кэлма считалось чем-то чрезвычайно вульгарным. А потому никаких строгих канонов здесь не было: девушка, решившаяся на такое, могла разрисовывать собственный хвост, как ей вздумается.

Свернувшись клубочком и дотянувшись до хвостового плавника, Эза принялась изображать на нем, как мог бы выглядеть далекий предок, о котором она только что рассуждала. Отбросив в сторону классические «дельфиньи» реконструкции, она дала волю фантазии.

Существо получалось странным. В том, что лицо его почти не отличалось от лица кэлма, Эза не видела ничего удивительного: именно голова кэлма не имела ничего общего с дельфинами, куда лучше приспособленными к жизни в воде. Если они действительно произошли от дельфинов – куда делось, например, дыхало на затылке, которым так удобно было бы набирать воздух в легкие, поднимаясь к поверхности? Вместо него – необычный и довольно непрактичный нос, аналогов которому нет ни у одного существа в этом мире. Да и волосы на голове – зачем они подводному жителю? Странно – да. Но красиво же!

Эза отвлеклась на пару секунд от росписи хвоста и снова глянула в зеркало. Да, все верно: у далекого сухопутного предка должно быть именно такое лицо. И руки, пожалуй, тоже. Вот только перепонки на пальцах убрать: зачем они в пустыне? Скорее всего, именно эти части тела оставались неизменными в течение миллионов лет, тщательно оберегаемые отбором. Менялось тело, приспосабливаясь понемногу к жизни в водной стихии – но ведь, чтобы появились дети, между двумя кэлма должна пройти Волна. А Волне наплевать на приспособленность. Ученые до сих пор не разгадали ее до конца: ясно лишь, что в Волне соединилось много всего неведомого, но каноны красоты играют здесь немаловажную роль.

А дальше начинается самое интересное. Так… Предположим, они и правда жили в пустыне. Значит, задерживать дыхание надолго им было ни к чему. Может быть, они даже постоянно дышали, часто-часто. Наверное, у этих существ были совсем крошечные легкие. Значит, и грудная клетка будет меньше: предки кэлма должны быть гораздо стройнее их самих. А вот нос надо бы, пожалуй, чуть увеличить: как иначе фильтровать пыльный раскаленный воздух вдали от океана? Но что все-таки делать с хвостом?

Эза вспомнила зачатки «рук», которые изредка появляются у новорожденных кэлма и успешно исправляются хирургами. Пальчики на них совсем крошечные. И ладони как-то странно развернуты. Что-то тут не так. Не сможет такое существо ходить на четырех руках. То есть, сможет, конечно… Но довольно неуклюже.

Подумав еще немного, Эза решила наплевать на законы физики и изобразила существо, стоящее посреди пустыни на двух нижних конечностях. По всем прикидкам ученых, оно не могло существовать. Зато такой образ далекого предка показался ей гармоничным.

Закончив с туалетом, Эза застегнула на талии роскошный, расшитый морскими раковинами и жемчугом пояс – единственный предмет одежды народа кэлма. Одеждой в прямом смысле назвать его было сложно: скорее необходимый в дороге аксессуар. Эза пристегнула к поясу небольшую сумочку, изготовленную из яйцевой капсулы гигантского укхи. Такие сумочки ценились за идеальную обтекаемую форму, почти не мешавшую движениям в воде. Даже танцам. А танцевать ей сегодня придется много.

Может, махнуть рукой на правила безопасности и обойтись без оружия? Нет, это уже слишком. Хотя вероятность встретить укхи ничтожно мала, Эза не хотела попадать к нему на обед ни с какой вероятностью.

Раздвинув шторку из живых водорослей, она заглянула в нишу и вытащила оттуда одно из гарпунных ружей – то, которое поменьше и полегче. Укхи, конечно, не виноват, что он такой огромный и прожорливый, но во всем важен баланс. Раз уж у него – скорость и зубы размером с ладонь, то пристегнуть к поясу рядом с сумочкой гарпунное ружье будет вполне справедливо…

Грот Эзы находится на окраине большого города, а праздник будет проходить в центре, на площади перед Храмом. Поэтому встает еще один вопрос – транспортный. Пожалуй, туда – лучше на кальмаре. А потом отправить Тэка домой и вернуться обратно своим ходом. Эза снова заглянула за шторку: там хранилось не только оружие, но и упряжь. Примотав к хвосту и плечам крепления для верховой езды, она поплыла в гараж, где обитал Тэка, прихватив по пути садок с рыбой.

– Привет, Тэка! Прокатишься со мной? – Эза помахала перед щупальцами гигантского кальмара рыбиной и погладила его по голове.

Кальмар не был против.

Огни и башни великого города Тенкхет замелькали перед Эзой. Реактивная струя кальмара несла ее вперед, а потоки воды, врезавшиеся в тело на огромной скорости, заставляли Эзу сильнее прижиматься к Тэка.

По мере приближения к Храму, скорость пришлось сбавить. Как же здесь было людно! Ближе к центральной площади – вообще не протолкнуться. Сотни и тысячи кэлма, в основном молодые юноши и девушки, кто на кальмарах, кто своим ходом, выплыли в этот день из уединенных гротов, чтобы собраться вместе, показать себя и попытать счастья найти пару на всю жизнь. Город, переливающийся разноцветными планктонными огнями, украшенный к празднику лучшими художниками, завораживал. Чарующими мелодиями, исполняемыми музыкантами на разных частотах, Эза могла наслаждаться как вместе, так и по отдельности, меняя восприятие и настраиваясь на конкретную волну.

Не успел еще выплыть из темной толщи воды смутный силуэт Храма, а мотивы Танца Волны уже настолько явственно указывали направление, что заблудиться было невозможно. И зачем было брать гарпунное ружье, висевшее теперь на поясе Эзы ненужным бременем? Какой же укхи в здравом уме (насколько это слово вообще к нему применимо) осмелится приблизится в этот день хотя бы на несколько миль к Тенкхету? На путников-одиночек они еще иногда нападают, и то больше на тех, кто постарше и менее проворен. Но укхи – существо скрытное: его охотничьи угодья – не там, где играет громкая музыка и собираются тысячи молодых, полных сил кэлма. Пожалуй, ружье можно отправить обратно вместе с кальмаром и потанцевать вдоволь, нечего тут бояться.

Эза замерла перед величественной колоннадой Храма, сложенного из огромных коралловых блоков. Каждая из трехсот пятнадцати колонн имела форму огромной спирали, уходящей далеко ввысь, к самой Границе Миров. Произносимые в Храме слова должны были подниматься по этим спиралям вверх, прямо к Создателю. Конечно, они и без помощи колонн дойдут куда надо, если Акути вообще существует… Но такова была символическая задумка архитектора, создавшего более пятисот лет назад это чудо. С тех пор Храм неоднократно подновляли, чистили от водорослей, украшали новыми редкими сортами кораллов, но глобально в проекте ничего не менялось.

Эза отстегнула крепления и соскочила с кальмара. Подумав с минуту, все же сняла с пояса гарпунное ружье, закрепила на упряжи Тэка и погладила кальмара по голове.

– Спасибо, Тэка! Домой! Обратно доберусь сама, – сказала Эза и слегка присвистнула, давая команду на возвращение.

Вскоре кальмар скрылся из виду.

Эза заплыла в центральное пространство Храма. Седовласый священник в украшенном алыми кораллами и черным жемчугом наплечнике парил в воде под переливающимся знаком Акути, вел праздничную службу и наставлял прибывшую молодежь. Те, кто постарше, разбрелись по залу. Почти все они, прикладывая руки к колоннам, шепотом просили о чем-то Великого Акути. По опыту Эза знала, что в основном это мелочные, житейские просьбы. Кто-то просит грот попросторнее, кто-то кальмара побыстрее… А иные и вовсе на внуков жалуются: забыли совсем Акути, в Храм не плавают, ты уж вразуми их…

Нет, это, конечно, не значит, что все кэлма такие. Просто те, у кого случилось что-то действительно серьезное, сразу плывут в дальний, Синий зал. Колонны там поменьше, украшения не так помпезны. Зато ни один кэлма, приплывший с какими-то мелочными просьбами или просто поглазеть, как Эза, не отважится туда заглянуть. Да и священник там другой. Про отца Унти рассказывают, будто ораторским искусством он не владеет, слегка косноязычен, половины молитв не знает, часто путает слова, может и неуместное в Храме бранное слово ввернуть… Зато всегда поможет. Кому делом, а кому – пусть и словом, но искренним и для каждого – своим, а не первым попавшимся, взятым из старинных книг. Но к отцу Унти просто так не плавают. И Эза горячо надеялась, что встреча с ним предстоит ей нескоро.

Размышляя об отце Унти и Синем зале, Эза краем взгляда успела заметить, что дама средних лет, бубнящая что-то себе под нос, недобро на нее покосилась. Точнее, на ее хвост с изображением странного существа. Эза ожидала уже какой-нибудь колкой реплики и задумалась, как лучше на нее ответить. Но ей не дали.

Чья-то сильная рука впилась в ладонь Эзы и поволокла прочь. Ошалев от такой наглости, Эза собралась было влепить обидчику пощечину, но, поразмыслив еще немного, решила подождать, как будут развиваться события. Вокруг сотни кэлма, они все видят: в этот день никто не осмелится сделать ей ничего плохого. В этом Эза была уверена.

– В храм такое нет! Не то место, не то время, не те кэлма!

Обернувшись к источнику голоса, Эза увидела перед собой лицо бородатого варвара. Да, это был молодой красавец-такх: вплетенные в зеленоватую бороду раковины каури, покрывающие весь торс от плеч до живота сложнейшие татуировки и висящий на поясе кинжал со сверкающим лезвием из небесного камня не оставляли никаких сомнений.

Такхи, хотя и были с кэлма одним народом, не очень-то жаловали городских жителей визитами. О таинственных охотниках-одиночках мало что известно цивилизованным кэлма, и Эза не была здесь исключением. Говорят, будто они ненавидят города кэлма, про Великого Акути рассказывают разные возмутительные истории, а кому поклоняются сами – неведомо. Собственных городов такхи не строят, бороздят просторы океана поодиночке или парами и никогда не охотятся впрок, а только когда проголодаются. И еще – добывают где-то небесный камень. Кинжал из него есть у каждого такха: и у мужчин, и у женщин, и даже у детей.

Эза слышала старинную легенду, будто камень этот, если вытащить его из моря в пустыню, при свете луны становится жидким, как вода. Такхи будто бы разливают серебрящуюся жидкость в глиняные формы, погружают их в воду и извлекают на свет дивные клинки, которые в воде сразу твердеют, становясь прочнее камня и острее самой острой раковины.

Язык кэлма такхи знают обычно неплохо, но с соплеменниками изъясняются только по-своему. И еще рассказывают, будто есть у них какой-то второй, тайный язык, на котором в воде не побеседуешь. Только в пустыне, у края моря, где такхи иногда собираются, чтобы изготовить клинки или провести какие-то неведомые ритуалы, они будто бы пускают его в ход.

– Что происходит? Куда ты меня тащишь? – возмутилась Эза.

– Не бояться! Вы считать такх страшный дикарь? Нет! Ты рисовать хвост тэй-ди и плыть алтарь! Ваш Акути не любить это! Я бояться!

– Тэй-ди? Кто это?

– Как? Не знать тэй-ди и рисовать свой хвост?

– Понятия не имею. Мне просто захотелось нарисовать, как мог бы выглядеть… Нет, лучше сначала сам расскажи, кто такой этот тэй-ди и почему с ним нельзя появляться в Храме.

– Перо имеешь здесь?

– Да, конечно… – Эза покопалась в сумочке из яйца укхи, достала перо и протянула его такху.

– Я закончить твоя работа. Ты разрешать? – не дожидаясь ответа, такх бесцеремонно схватил Эзу за хвост и резкими уверенными штрихами стал дополнять рисунок.

Эза знала, что среди такхов встречаются прекрасные художники, равных которым среди городских жителей не найти. Вот только любоваться их творениями доводится немногим. Такхи рисуют лишь на недолговечных материалах: прибрежном песке Великой Пустыни, листьях водорослей, покрывают татуировками собственные тела… Попросишь взяться за камень или раковину – непременно откажут. Рассказывают, правда, что некоторые из прекрасных барельефов Храма будто бы созданы скульпторами по рисункам такхов, но это старая легенда, и неизвестно, насколько она достоверна.

Гнев Эзы быстро сменился нетерпеливым ожиданием. Она и сама неплохо рисовала, но вот так, запросто, заполучить на собственном хвосте работу настоящего такхского художника – редкая удача!

– Тэй-ди такой. Тэй-ди доброта нет… – задумчиво произнес такх.