Читать книгу Счастливые камни моего деда. Литературное наследие П. И. Ратушного - Алексей Ратушный - Страница 7

Хребты гор выложены темно-коричневыми яшмами. Светлой зеленью амазонского шпата лежат долины. У берегов морей прозрачен голубой ляпис-лазурь, но там, где морская глубина измеряется десятками и сотнями метров, он темно-синий.

Это – карта нашего Союза, которую изготовили к Парижской выставке мастера гранильного и камнерезного дела.

Карту – в начале этого века – делали из самоцветов екатеринбургские гранильщики при царе. Нищая, порабощенная Россия почти не имела своей промышленности, хвастать на карте России было нечем, и поэтому на выставку царское правительство вместо карты Россия послало карту Франции. [5]

А теперь на «карте индустриализации» главное место занимает показ отраслей социалистическое промышленности нашего Союза.

Дымчатым золотом топазов пролегают нефтепроводы. Аквамаринами течёт Беломорканал. Таинственным светом альмандинов горят электростанции. Сверкает немеркнущими рубинами металлургия. Теплой зеленью изумрудов цветут деревообделочные заводы. Бархатом аметистов лежит текстиль. И светло-голубыми топазами мерцает бумажная промышленность.

Это – не карта, а праздник красок, порыв творческой радости.

Яшмодел Семёнов. Он ходил по улицам. Собирал камни всюду, где мог. Встречал возчиков и спрашивал: «Камень везете?.. А, ну, покажите, какой есть, у вас…» И даже среди щебня ухитрялся найти гальку то орской, то шалимовской, то калканской яшмы.

Карманы Семёнова всегда были полны камней. Он приносил камни домой, выгружал их на столы и любовался. Как скупой рыцарь Пушкина дрожал над золотом, так дрожал над камнями Семёнов. Его квартира была складом самых разнообразных пород яшмы. Жена часто, грозила Семёнову: «Выкину я всё это твоё добро». Семёнов морщился и говорил: «Но, но, поосторожнее с камнями!»

Семёнов над картой работал до самозабвения. Такого количества сортов яшмы даже Семенов [6] не видел. Есть где разгуляться самому ненасытному порыву.

Гранильщик и гравёр Подкорытов. Когда-то он верил, что есть камни счастливые и есть несчастливые. Он верил в камни – талисманы. Он видел когда-то в камнях чуть ли не живые существа. Подкорытов любит камни особенной проникновенной любовью. Под руками его обычный типографский камень превращается в прекрасную камею. В последнее время у него появилось желание, чтобы каждый камень, побывавший в руках гранильщика и камнереза, агитировал за социализм. В работе над «картой индустриализации» он увидел воплощение своего желания.

Камнерезы братья Татауровы. Чуть ли не полсотни лет они выделывали из камня прихотливые, узорные, изящные вещички и, сделав их, теряли их потом из виду. Вещи шли в далёкий Петербург, ко двору. У Татауровых – не было раньше для себя даже запонок из камня. Теперь Татауровы знают, что «карта индустриализации» – это не частная собственность, а общественное достояние.

Двадцать свердловских гранильщиков и камнерезов поехали в Ленинград заканчивать карту. Двадцать свердловских гранильщиков и камнерезов находили в работе над картой каждый то, что он искал раньше и не находил.

– Это потому, что теперь мы – хозяева, – говорит Подкорытов. [7]