Читать книгу Стеклянная любовь. Книга первая - Алексей Резник - Страница 4

Той ночью, когда была полностью рассказана «Страшная Сказка» про «Черную Шаль» и начата другая – про некую «Стеклянную Любовь», оставалось совсем немного времени до наступления рассвета, чтобы Александр Сергеевич Морозов сумел бы составить себе полное представление о сюжете, главной идее и композиции следующей истории.

Но, начав говорить про Стеклянную Любовь, Бетонная Бабушка успела высказать следующую мысль, слово в слово запомнившуюся Сашей на весь последующий год, вплоть до очередной «волшебной ночи» в Лабиринте Замороженных Строек:

– Все беды в мире проистекают исключительно по причине человеческой глупости, формы проявления каковой имеют самый разнообразный характер, как-то: предельную или, точнее сказать, запредельную импульсивность решительных поступков, основанных на поверхностном анализе сложившейся ситуации, вследствие чего решительность в данном случае превращается в безрассудство чистейшей воды; неумение подавить в себе при определенном стечении обстоятельств вспышку самого неконструктивного и разрушающего из всех человеческих чувств – слепую ненависть, особенно к близким и любящим носителя ненависти людям; бешеную неукротимость в достижении заветных целей чисто эгосексуального характера, свойственную скорее жеребцам в период гона, чем людям; ну и многое, многое другое вредное, ненужное и опасное, о чем нет времени упоминать сейчас, Саша!

В общем, иными словами, я хотела сказать, что человеческая глупость заключается, прежде всего, в неумении человека противостоять соблазну порока. А последствия капитуляции перед пороком могут оказаться самыми, что ни на есть, ужасными, как это произошло в истории, которую я хочу тебе сейчас поведать.

– Про Стеклянную Любовь?

– Именно! И слушай дальше меня очень внимательно!..

…Один археолог, профессор и доктор исторических наук, вполне уважаемый и самодостаточный человек, некто Вальберг Ян Шустерович однажды в составе международной археологической экспедиции отправился в Ирак. Дома его остались ждать преданная любящая жена и красавица-умница дочь восемнадцати лет. Он обещал им звонить и писать каждые три-четыре дня. Но на третий день пребывания в Мосуле он изменил своей жене с другой женщиной – впервые, кстати, в жизни. Все бы было ничего, но одна из многих миллионов банальных супружеских измен серьезно разгневала кого-то Н е н а з ы в а е м о г о и привела к фатальным последствиям. Яну Вальбергу не повезло – он привез из Ирака вместо обещанных экзотических подарков невероятно жуткую гибель себе, своим жене и дочери… Слушай меня дальше очень внимательно, Саня, и постарайся ничего не упустить… Но только через год…

– Стойте, стойте, бабушка! Хотя бы – малейший намек на причины их жуткой гибели!..

– Он занимался любовью с очень красивой, но, тем не менее, посторонней женщиной на месте стартовой площадки «Золотого Шершня»!

– А что это такое?! Не объясните ли мне поподробнее насчет этого «Золотого Шершня»?!

– Это – «последующая» «всезавершающая» смерть, включающая в себе вместе с первой мнимой, вторую и окончательную – так называемую, «истинную смерть»!!!.. Вот на этой «мажорной» ноте и закончим наш сегодняшний разговор! Встретимся через год, Саша – для вас еще не будет поздно!..

…Четырежды – регулярно каждую Новогоднюю Ночь, бывал Александр Сергеевич Морозов в гостях у Бетонной Бабушки, и каждый последующий раз Бабушка встречала его гораздо приветливее предыдущего. Изысканнее и разнообразнее год от года делался потусторонний волшебный Новогодний праздничный стол, и все больше у Саши появлялось хороших знакомых среди несчастных жильцов Замороженных Строек. Знакомых, просто, становилось с каждым разом все больше и, соответственно, интереснее и насыщеннее делалась обстановка Новогодних праздников, и Саша почти перестал там чувствовать себя скованно, настороженно и странно, как это с ним было во время его самого первого туда попадания…

Параллельно этому, несомненно, позитивному сверхъестественному коммуникативному процессу, в реальном земном мире количество хороших знакомых у Александра Сергеевича катастрофически сокращалось – слишком неадекватным становилось его поведение среди нормальных людей обычного земного мира.

Самое парадоксальное заключалось в том, что Александр Сергеевич в психическом плане оставался стопроцентно нормальным человеком и каким-то образом ему удавалось сохранять, и внутренне, и внешне, полное разумное конструктивное хладнокровие по поводу своих новогодних «инфернальных» путешествий, совсем не будоражившим ему кровь и не затмевающих рассудок. Воспоминаниями о своих новогодних пребываниях в фантастическом мире Замороженных Строек он благоразумно ни с кем не делился. Правда, один лишь раз он сделал исключение по ходу кратковременной «физической близости» с одной своей знакомой, являвшейся не только обворожительной женщиной, но и профессиональным психиатром с высокой ученой степенью доктора медицинских наук. Ее звали Оксана, она была высокой и статной, настоящей русской русоволосой и зеленоглазой красавицей и однажды, просто так получилось, что, познакомившись с нею случайно в поезде дальнего следования, где непредсказуемая судьба предопределила им ехать почти трое суток в одном купе вдвоем, между ними случился короткий бурный «железнодорожный» роман, «под стук», так сказать, «вагонных колес». После случившейся неизбежной близости, Саша вдруг начал ей рассказывать про Бетонную Бабушку, Замороженные стройки, но Оксана с профессиональной тактичностью прервала Александра Сергеевича и посоветовала впредь никогда и никому об этом не рассказывать, и, более того, назвав ему свою настоящую медицинскую специальность, оставила Саше свой рабочий телефон, чтобы он мог обратиться к ней в любое время, когда почувствует «настоятельную потребность пообщаться с высококвалифицированным психиатром». Сказано это было очень тактичным тоном и интимным полушепотом, но Саша после совета Оксаны твердо решил для себя никогда больше не пытаться встретиться с психиатром Оксаной, а, тем более, с ее мужем, тоже психиатром, про которого она ему затем рассказала в порыве «гиперсексуальной откровенности»…

Единственный настоящий друг, Слава Терник, который понял и простил бы Саше любые странности в образе мыслей, и мало предсказуемое поведение, два года назад улетел на стажировку в США, да так там и остался. А в Сашином возрасте (в тот ясный теплый майский вечер, когда о нем взволнованно разговаривали офицеры «Стикса-2», ему уже, как два месяца исполнилось сорок четыре года) заводить новых друзей являлось во всех отношениях проблематичным процессом. Да и постоянной подругой обзавестись Морозов тоже так и не сумел – после достопамятного новогоднего новоселья он встречался месяца два с той симпатичной легкомысленной блондинкой Светой, но она совершенно неожиданно вышла замуж и вскоре переехала с молодым мужем куда-то на Урал. Могла бы в его жизни занять место еще одна женщина, лаборанткой у них на кафедре работала – Анна Караваева. Было ей тридцать девять лет, и за ней на достаточно развратной и, в целом, «загульной» кафедре закрепилась репутация девственницы и сектантки. И она в Александра Сергеевича вроде бы постепенно влюбилась, ну, разумеется – в специфических «сектантских пределах», однажды даже неуклюже попытавшись объясниться ему в незатейливых хитросплетениях простой, ясной и чистой, как слеза, сектантской любви. Ничего хорошего из этого объяснения не получилось – Саша ходил злой, как черт, дня три, наверное. В глубине души он до сих пор, конечно же, лелеял Мечту… – встретить скромную и умную красавицу, полюбившую бы его с первого взгляда не за отсутствовавшие опереточные внешность и деньги, а за гениальность и доброту. Но, с каждым уходящим в прошлое, годом, Мечта делалась все более недостижимой, и, чтобы сильно не расстраиваться по поводу неудавшейся личной жизни, он целиком уходил в работу по расшифровке ночных магнитофонных записей, совсем забросив плановые кафедральные темы, чем начал вызывать раздражение коллег и факультетского руководства.

Беспокойство «разведки Алялватаски» и «Стикса-2» по поводу его деятельности, к сожалению, имело под собою реальную почву. Но Верховные Унгарды и руководство «Стикса-2» не располагало всей совокупностью фактов, развивавшейся вокруг Морозова непростой ситуации, точно также, как и никто в спецслужбах обеих дружественных Параллелей не имел ясного представления о том, что, все-таки, из себя представляли, так называемые, «пайкиды»?!

А вся «петрушка-заварушка» для Саши Морозова, как ей, в общем-то, и полагалось, началась в разгар празднования встречи Четвертого Нового Года, прошедшего после той роковой ночи, когда он впервые попал в «заколдованный мир» Замороженных Строек и принес оттуда домой запаянную инкунабулу с первой Сказкой под названием «Черная Шаль»…

…Вторая Сказка поименованная Бетонной Бабушкой «Стеклянной Любовью» подходила к очередному замысловатому завитку запутанного сюжета, и Саша, как это обычно происходило раньше, приготовился вскоре очутиться в укромном тупичке-закутке недостроенной двенадцатиэтажки на восьмом этаже, но на сей раз все получилось совсем иначе, чем это происходило раньше.

Вместо того, чтобы начать прощаться, Бабушка сделала продолжительную многозначительную паузу и обратилась к нему необычным торжественным голосом, что немедленно насторожило чуткого филолога, интуитивно «почуявшего» неожиданное изменение привычного сказочного сюжета:

– Александр!

– Да, бабушка!

– Ты бы не хотел сегодня задержаться у нас подольше?!

– Скажу честно – с удовольствием и сочту за честь!

– Тебе не страшно у нас бывать?!

– С чего Вы взяли, Бабушка?! – искренне изумился Александр Сергеевич. – Напротив: я очень люблю бывать у Вас в гостях и мне, просто-напросто, приходится затем страшно тосковать в течение целого года по, следующей, нашей с вами, встрече и продолжению, прерванной на самом интересном месте, очередной сказки!

– Что-ж! Ты не представляешь – насколько я рада слышать такие слова, а главное, что они являются сущей правдой! – доселе бесстрастное и гладкое, как поверхность асфальтового озера, лицо Бабушки едва не покрылось сложным узором трещин нежности и умиления. – Я не ошиблась в тебе, Александр! Никто из нас не ошибся! Ты – настоящий «кремень», хотя и внешне производишь жалкое впечатление «мягкотелого» интеллигента!

Саша озадаченно молчал, не совсем понимая – куда клонит Бабушка и поэтому с нетерпением ожидал продолжения ее панегерика в свой адрес.

Но Бабушка, оставив, ни к чему не обязывающие, восхваления и комплименты, перешла на деловой и доверительный тон:

– С тобой, Александр, хотел бы поговорить один человек … – Бабушка, наверняка, хотела сказать больше, чем у ней получилось, и прервала, как показалось Саше, фразу на полуслове, особенным, «прощупывающим» взглядом посмотрев Саше прямо в глаза.

– Я готов, Бабушка! На любую тему и – хоть с кем! – едва ли не вытянулся по «стойке смирно» Саша, смутившись мелькнувшей у него в голове мысли о том, что Бабушка, все же, не до конца ему еще пока доверяла.

– Молодец! – в темных бездонных глазах Бабушки блеснул огонь одобрения и голосом, заметно потеплевшим, она продолжила: – Тема разговора тебе покажется интересной и перспективной, а сам человек – тоже интересным, и очень серьезным. Он, действительно, очень интересный и очень серьезный человек, и прибыл к нам необычайно издалека специально для того, чтобы поговорить не с кем-нибудь, а, именно, с тобой, Саша!

– Я польщен, Бабушка!

Обещанная Бетонной Бабушкой, встреча с «интересным и серьезным человеком» состоялась в общем зале, но за отдельным столиком – в некотором отдалении от пиршественных столов, построенных громадной по протяженности буквой «П», за которыми по полной праздничной программе, куда теперь даже входил алкоголь специфического «потустороннего разлива», «отрывались» сотни, а, может, и тысячи жильцов Лабиринта.

Человек, пригласивший Александра Сергеевича о чем-то срочном, важном и неотложном побеседовать за отдельный столик, резко отличался от людей, пивших сейчас душистое фиолетовое вино за «общими» столами, уходившими в туманную морозную бесконечность.

Собеседник Саши Морозова отличался от, так сказать, основной части «массовки», прежде всего, не выдуманным реализмом собственного образа – печального и усталого, но одухотворенного великой конструктивной светлой идеей, бескомпромиссного борца со Вселенским Злом. Другими словами, симпатичный бородач, крепко пожавший Александру Сергеевичу руку со словами: «Очень приятно с вами познакомиться воочию, Александр – много был наслышан о Вас!», более всего походил на классического «революционера» всех, фигурально выражаясь, времен и народов… Был бородач высок и строен, и аккуратно подстриженной седой бородкой, молодыми ярко-синими глазами и густыми седыми кудрями, ниспадавшими ажурными кольцами почти на самые плечи, смутно кого-то напоминал Александру Сергеевичу. И несколько Александр Сергеевич обалдело жал руку, забывшего ему представиться, синеглазому симпатичному бородачу, чувствуя, как больно врезаются в ладонь, безусловно, баснословно дорогие, самоцветные перстни, украшавшие каждый из десяти пальцев бородатого незнакомца.

– Присаживайтесь, Александр! – по своей инициативе прервав затянувшееся чересчур крепкое рукопожатие, радушно пригласил бородач Александра Сергеевича за богато сервированный столик. – Праздничная ночь почти на исходе и времени у нас с вами осталось совсем мало, а рассказать мне Вам необходимо так много! Время, будь оно неладно, поджимает или, даже, по-настоящему, уже сжимает! Сплющивает, одним словом! Мне пришлось очень долго добираться до места встречи с Вами, Александр! Путь мой был, поверьте весьма непрост, и в какой-то момент я полностью отчаялся найти верную дорогу, и лишиться, тем самым, реального и так необходимого мне шанса увидеться с Вами!

Морозов осторожно присел на краешек богатого стула, вырезанного, с виду, из цельного куска безумно дорогого сорта дерева и приготовился выслушать, не перестававшего улыбаться, чересчур, как ему показалось, многословного, загадочного и странноватого бородача, за невольным своим «многословием», пытавшимся, возможно, скрыть, обуревавшие его, жуткие нервные фобии и неизвестные Саше, страхи. Иными словами, от симпатичного синеглазого бородача исходила мощная волна невероятно дикой, почти маниакальной, озабоченности, на ментальном уровне сразу машинально начавшей передаваться и профессору Морозову. Так что Саше пришлось приложить максимум волевых усилий, чтобы не «сорваться» вслед за своим собеседником в «пучину бездонной неуверенности в себе и – в своих умственных и морально-волевых возможностях». Хотя и, Саша вполне допускал, что сильно преувеличивает собственные «квази-ощущения», неоправданно «сгущая краски» и «нагоняя жути».

– Меня зовут Рагнер, а фамилия моя – Снежный! – объявил, прежде всего, бородач. – Это мои настоящее имя и фамилия, и здесь, на этом Празднике я присутствую «инкогнито» – под вымышленным именем и выдуманной должностью, Александр! – и с этими словами Рагнер Снежный разлил по бокалам темно-розовое вино из пузатой бутыли причудливой формы, отчего над столиком немедленно разлился аромат свежесорванного спелого винограда.

– За – знакомство! – приглашающе поднял Рагнер Снежный свой бокал и вытянул, слегка дрожавшую в нервном треморе, руку навстречу бокалу Александра и неожиданно добавил: – Я, кстати, давно уже мечтал с вами познакомиться, Александр!

– Неужели?! – искренне изумился Саша, отчего его жидкие брови сильно изогнутыми дугами взлетели кверху.

Рагнер лишь многозначительно усмехнулся в ответ на непроизвольный эмоциональный вопрос Саши, протягивая свой бокал навстречу бокалу собеседника.

Бокалы легонько соприкоснулись в воздухе, заполнив пространство над столиком нежным благородным и мелодичным переливчатым звоном.

– За – знакомство! – лишь только утих волшебный звон бокалов, машинально повторил Александр Сергеевич и, следуя заразительному примеру Рагнера Снежного, испытывавшему, видимо, сильную жажду, залпом до дна, с удивившей его самого легкостью, осушил пол-литровый бокал.

Профессор Морозов не сдержался и не мог не похвалить залпом выпитое вино:

– Великолепная штука!

– Эту бутылку я привез специально для Вас, Александр! Виноград, из которого было отжато это вино, когда-то произрастал на склонах небезызвестной вам, горы Олимп!

– Вы – серьезно?! – недоверчиво спросил профессор Морозов, и не совсем понятно было, что он подразумевал под своим, невольно заданным, вопросом: то, что это, воистину, бесценное вино оказалось привезенным специально для него или, что, действительно ли эта лоза была выращена на склонах легендарного Олимпа дохристианской эпохи?!

– Абсолютно! – улыбнулся Рагнер Снежный, истолковавший вопрос Саши однозначно в первом варианте: – И – вполне заслуженно, Александр! Вы честно заслужили столь высокий знак внимания со стороны Сильных Мира Сего – ваша красивая, сильная, добрая и необычайно смелая душа, не признающая никаких компромиссов, помогла перекинуть мостик из счастливого мира Земли в мир заблудившихся во времени и пространстве душ! Другими словами, вы – настоящий Сказочник, Александр Сергеевич! Сказочник с большой буквы «С»!

– Спасибо вам на добром слове! – искренне поблагодарил Рагнера Морозов и машинально улыбнулся вежливой улыбкой болезненно застенчивого человека, неизменно остро и глубоко реагирующего на открытые похвалы и комплименты в свой адрес, хотя и в комплименте Рагнера Снежного ему почудился некий «двойной смысл».

– Я встретился с тобой, Александр, чтобы предупредить: как бы по этому мостику на Землю не пробрались опасные чудовища! – никак не отреагировав на естественные изъявления благодарности собеседником, продолжил Рагнер уже совсем другим тоном и незаметно, дабы, видимо, придать большую доверительность продолжающемуся разговору, перейдя на «ты», без какого-бы то ни было намека на маргинальную фамильярность.

– Какие чудовища?! – несколько индифферентно поинтересовался сильно захмелевший после пол-литрового бокала волшебного вина Саша.

– Они явятся к вам в разгар Новогодней Ночи – ровно через год! – Рагнер Снежный больше не улыбался. – Я должен быть предельно честным перед Вами, Александр Сергеевич, дабы у нас впоследствии не возникало бы даже самой слабой тени на взаимное недоверие и недопонимание, и поэтому сразу оговорюсь, что ясного, точного, стопроцентно соответствующего действительности, понимания сущности этих, упомянутых мною, Чудовищ, у меня пока нет! И потому прошу Вас принять мой рассказ с некоторой долей поправки на условность документальной достоверности. Но, в основном, я Вам сейчас расскажу правду! Слушайте меня внимательно…

Они придут к вам в ваш мир тайно и вы примете их не за тех, кем они на самом деле являются и тогда, пользуясь этим вашим роковым заблуждением, они захватят вас врасплох – фигурально выражаясь, «собьют с ног» и «наденут» так, как «надевают» -накалывают жука на булавку умелые руки опытного энтомолога!

Ваши возможные будущие враги обитают совсем в иной Ойкумене! И, это – очень древняя Ойкумена! Возраст этой Ойкумены насчитывает несколько миллионов земных лет, и за такой срок ее обитатели превратили собственную мораль в сплав из десятков тысяч пороков эгоистичного характера, имевших место быть у сотен видов разумных живых существ из множества, поглощенных этой ненасытной Ойкуменой миров, счастливых в своем полном неведении относительно нависавшей над ними смертельной опасности!

Хоть я и употребил выражение – «несколько миллионов земных лет», но смею вас уверить, Александр, что хронология вышеупомянутой мною Ойкумены исчисляется совсем иными категориями, не имеющих принципиальных аналогов в родственных параллельных мирах Большой и Сказочной Руси.

Назовем эту Ойкумену условно: «Кочевой Конгломерат Пайкидов», хотя в разных Параллелях она имеет разные названия и различное представление о степени исходящей от нее потенциальной угрозы. Ойкумена Пайкидов – совершеннейший мимикрический организм, способный легко и незаметно проникать в принципиально чуждое им пространство и начинать активно функционировать в несуществующем для них времени. А самое плохое заключается в том, что они абсолютно реальны – точно также, как и вы, Александр! Про себя и про них, – он кивнул в сторону большого праздничного стола, я не говорю – вы, вероятно, до сих пор не верите до конца в полную реальность нашего существования!

– Да нет – скорее наоборот! – усмехнулся Александр Сергеевич. – Я перестаю верить в полную реальность собственного, а – не вашего, существования!

Усмехнулся и Рагнер, и, судя по характеру усмешки, ответ Морозова ему понравился, но он никак не прокомментировал ремарку последнего, продолжив говорить о злобных, ужасных и коварных тварях, условно поименованных им «Пайкидами»:

– Стратегической основой внешней политики «Кочевого Конгломерата Пайкидов» является исключительно ярко выраженная агрессия, ни в коей мере не провоцируемая объектом агрессии. Наиболее характерные черты Пайкидов-агрессоров: изощренное коварство и холодная расчетливая жестокость – безликий рационализм хищного насекомого в сочетании со сверхчеловеческим интеллектом. Много и других странных, пугающих и непонятных простому русскому человеку, манер и привычек есть у этих проклятых «пайкидов»! И они ими пользуются с максимальной эффективностью… – Рагнер задумчиво умолк на пару секунд, доброжелательно, и, вместе с тем, изучающе, глядя на Сашу. – Времени, еще раз можно повториться, у нас с вами очень мало, и о Пайкидах вы, Александр, все необходимое еще успеете узнать, а сейчас я приступлю непосредственно к делу, ради которого и прибыл сюда…

Единственное, что я еще имею время и право сказать вам, Александр о вашем будущем противнике, так это то, что для попадания в пределы Земного Мира они, предположительно, научились использовать «пустые оболочки» «развенчанных» древних земных богов, за ненадобностью давным-давно выкинутых на историческую «свалку памяти» и где до сих пор большинство из них болтаются в «астральных пространствах полного забвения», никому не нужные и никем не востребованные… За некоторыми, к прискорбию, исключениями… – Рагнер сделал паузу, во время которой внимательно посмотрел прямо в глаза Морозову, чтобы, видимо, лучше понять: правильно ли понимает собеседник его туманные «астральные» недосказанные намеки?!

– Я прекрасно понял вас, Рагнер! – ободряюще улыбнулся Рагнеру Снежному Александр Сергеевич и ответил ему, скорее из чувства такта и ради соблюдения банальной вежливости, так, как на самом-то деле он почти ничего не понял из сумбурного фантастического рассказа собеседника, и озвученные сведения не произвели на Александра Сергеевича должного глубокого впечатления, на какое, возможно, рассчитывал Рагнер: – Вы хотите мне сказать, что эти самые таинственные «пайкиды», не имеющие возможности материализоваться при помощи каких-то конкретных форм в условиях земных пространства и времени сумели влезть внутрь шкуры какого-то древнего фольклорного чудища и, тем самым вдохнув в него жизнь, в таком вот неприглядно-непристойном виде явились к вам, в Сказочную Русь, а затем – на Новый Год явятся и к нам на Землю!

– Приятно все-таки иметь дело с, по настоящему умным человеком, Александр Сергеевич! – несколько в театральной, чуть-чуть фальшивой, манере проаплодировал Рагнер, напряженно и откровенно испытующе глядя на Морозова. – Вы совершенно правильно меня поняли и тогда легко поймете все остальное. Слушайте меня дальше предельно внимательно, уважаемый Александр Сергеевич!

Наша Лесная Армия Борьбы против Пайкидов, сокращенно – ЛАБП, предлагает вам, Александр Сергеевич, конкретное сотрудничество. Само по себе это достаточно опасно, можно даже смело сказать – очень опасно для жизни, поэтому я должен получить от Вас личное согласие, либо – не согласие.

– Согласие – в чем?!

Вместо ответа, именуемый себя Рагнером, достал откуда-то из внутреннего кармана темно-синего бархатного кафтана, в который был облачен по случаю Праздника, небольшой, но ощутимо увесистый, кожаный мешочек. Внимательно оглядевшись по сторонам: не наблюдает ли кто из гостей за их столиком, Рагнер выложил мешочек перед Александром Сергеевичем со словами:

– Сейчас я Вам все объясню.

Развязав мешочек, таинственный и загадочный собеседник Морозова достал оттуда поочередно несколько миниатюрных предметов, представлявших собой необычайно изящные «безделушки», на самом деле имевшими прямое и непосредственное отношение к таинственному миру древних «оберегов», обладающих колоссальной магической мощью.

Все, без исключения, продемонстрированные Рагнером предметы, чисто внешне выглядели настоящими шедеврами ювелирного искусства, отлитыми в незапамятные времена из благородных металлов, в органичном сочетании с редкими драгоценными камнями. Эти предметы, с точки зрения изумленно таращившего на них близорукие глаза, Саши безусловно обладали огромной рыночной стоимостью. Рагнер доставал их из кожаного мешочка поочередно: первым был извлечен наружу, вне всякого сомнения, золотой медальон на золотой же цепочке. Рагнер подержал его некоторое время на весу и, только после этого положил на поверхность стола прямо перед собой.

Вслед за золотым медальоном появился массивный перстень – многогранный красно-фиолетовый камень, оправленный тонкими кружевами червонного золота. Дав возможность полюбоваться перстнем Морозову несколько секунд, Рагнер осторожно положил его рядом с медальоном.

Потом, с точно выверенным интервалом в одну секунду Рагнером, чьи длинные гибкие пальцы порхали перед Морозовым с ловкостью, присущую карточным фокусникам, оказались извлеченными семь увесистых серебряных фигурок невиданных животных, ни в коей мере не напоминавших «семь знаменитых слонов удачи».

И последним предметом, который Рагнер Снежный посчитал нужным присоединить к трем вышеописанным, оказался пузатенький, но, тем не менее, очень симпатично смотревшийся, хрустальный флакончик, чье продолговатое горлышко плотно затыкала серебряная пробка, изваянная в виде «необычайно гордого» сокола, раскинувшего крылья для стремительного полета-пике вниз – на жирную неуклюжую добычу, наподобие «глупого пингвина» или – на старинного заклятого врага всего соколиного племени. Внутри флакончика свободно плескалась жидкость, по цвету напоминавшая раствор банального марганцево-кислого калия, но таковым, скорее всего, не являвшаяся.

– Что это?! – не мог не спросить Александр Сергеевич, наклоняя умную голову с поближе к поверхности столика, чтобы получше рассмотреть разложенные перед ним сокровища, и, в особенности – хрустальный бутылек, наполненный таинственным ярко-сиреневым эликсиром.

– Смотрите и слушайте внимательно! – приглушенным голосом проговорил Рагнер, бросив несколько быстрых подозрительных взглядов вглубь пиршественной залы, заполненной таинственной полумглой и множеством незнакомцев, потенциально представлявших собой возможную серьезную угрозу. – Я, Рагнер Снежный, кавалер…, – он вдруг умолк и смущенно улыбнулся. – Нет, это звучит крайне глупо – таким образом, себя начать рекламировать! В своем подробном представлении я нуждался лишь для того, чтобы Вы мне окончательно поверили, Александр. Но я вижу, что Вы и так мне верите… Я постараюсь быть предельно доходчивым и понятным.

Итак, мы – маленький волшебный заповедник сказок и мифов народов мира, в течение почти десяти веков дрейфующий в тени гигантских Реальных Параллелей, ни одна из которых не удостаивала до сих пор, к счастью, нас своим специальным вниманием. Но счастье наше закончилось несколько месяцев назад, когда совершенно случайно Лес Сказок заметила дежурная станция дальнего слежения Ойкумены Пайкидов и на нашу территорию оказался немедленно высажен вражеский десант и началась ожесточенная война, в ходе которой Пайкиды применили весьма своеобразную и неожиданную тактику, против которой ЛАБП не сумела найти пока эффективных контрмер. Мы постепенно терпим поражение и так же постепенно Лес Сказок превращается в Джунгли Ужасов… – Рагнер неожиданно резко умолк и мрачно нахмурил брови, потрясенно глядя в возникшие перед его воображением какие-то невероятно страшные картины боев с таинственными Пайкидами.

А Саша, в свою очередь, увидел в синих глазах Рагнера Снежного такие усталость и боль, что малейшие сомнения, какие еще имели место относительно искренности и правдивости полномочного представителя Лесной Армии Борьбы против Пайкидов рассеялись у него моментально. Хотя ввиду того, что Саша являлся, прежде всего, ученым и не просто ученым, а очень талантливым ученым с ярко выраженным экспериментально-исследовательским складом ума, то он не мог не спросить у Рагнера:

– А скажите мне, все-таки, Рагнер – откуда взялось такое название: «пайкиды»?!

Рагнер задумался на несколько секунд и машинально отрицательно мотая головой, в унисон с этим мотанием неуверенно произнес, осторожно подбирая слова:

– Боюсь, я не смогу ответить на ваш вопрос, Александр… Мы, в Сказочной Руси как-то привыкли к этому термину, и о этиомологии этого слова, по-моему, у нас никто и не задумывался никогда всерьез – незачем и некогда! А почему вас, Александр это так заинтересовало?

– Ну я же – филолог-исследователь и новые необычные слова, тем более, с таким необычным, мягко говоря, смысловым содержанием, меня не могут живо не заинтересовать! Что-то в этом термине изначально показалось мне несерьезным каким-то, что-ли… Ну, во всяком случае, сообразно степени той опасности, которую представляют для всего человечества носители этого названия – «П а й к и д ы». Сразу думаешь об одном из видов восточных единоборств – «айкидо» или невольно возникает еще одна ассоциация – с «кидком» или «киданием» одним человеком другого человека. То есть, я имею ввиду ситуацию, когда кто-то кого-то жестоко обманывает в финансовом плане.

– Понятно! – коротко сказал, одновременно кивнув Рагнер, по выражению, и без того хмурого, лица которого было ясно видно, что поднятая Морозовым тема его не вдохновляет, с какой бы стороны на нее не посмотреть. – Я обещаю вам, Александр, что обязательно наведу подробные справки по заинтересовавшему вас вопросу и при нашей следующей встрече надеюсь целиком и полностью удовлетворить ваше естественное любопытство филолога-исследователя!

– Простите меня за то, что я «увел» наш разговор в сторону от основной стратегической темы, так волнующей вас! Я отвечаю на ваш вопрос о предложенном вами сотрудничестве резко положительно – все, что в моих силах и возможностях, господин Рагнер! – в порыве неопределенных благородных чувств, оттененных сильным патриотическим оттенком, горячо начал заверять погрустневшего собеседника Александр Сергеевич. – Хоть в чем можете положиться!… Любое задание, сопряженное с риском, как принято шаблонно говорить, для собственной жизни не остановит меня…!

– Спасибо, спасибо, Александр! – растроганно произнес Рагнер, взяв золотой медальон, нажав незаметную кнопочку на нем и, тем самым, заставив медальон мелодично щелкнуть и плавно раскрыться.

Изумленному Сашиному взору тотчас же явился миниатюрный мозаичный портрет девушки неземной красоты.

Рагнер протянул раскрывшийся медальон Саше:

– Возьмите и рассмотрите внимательнее портрет этой девушки, Александр.

Морозов с жадностью принялся выполнять просьбу Рагнера.

– Ее зовут старинным славянским именем Яросвитка, и она жаждет навсегда уничтожить Пайкидов в Сказочном Лесу, и, более того, она имеет реальную возможность совершить это благое для всей цивилизации дело. Но она нуждается в помощнике и, как надеется руководство ЛАБП, она его нашла, прежде всего, в вашем лице!

Саша, естественно, вновь невольно изумленно выгнул брови «домиком», не придумав, что можно было бы сказать на столь неожиданное заявление одного из ключевых функционеров Леса Сказок, неумолимо превращавшегося в Джунгли Ужаса, по-прежнему, не отрывая, однако, зачарованного взора от портрета сказочной красавицы Яросвитки, испытующе смотревшей ему из своего волшебного мозаичного мира прямо в глаза.

– Она передала этот портрет специально для Вас, Александр!

– Да ну-у-у?!?!?! – недоверчиво и радостно спросил не поверивший своим ушам Александр.

– Принцесса Яросвитка свято верит в великую силу Настоящей Любви – в то, что лишь одна она способна растопить ледяные оковы ползучего ига Пайкидов. Но нужен человек, настоящий живой человек из Мира Идиотов… Извини – так называют вашу Ойкумену Пайкиды… И не простой человек, а – бесстрашный в самых, казалось бы, фантастических ипостасях Веры! … Ты первый, Александр, благодаря своим феноменальным умственным и душевным качествам заставил поверить в спасение умерших и отчаявшихся жителей Замороженных Строек и некоторые из них обрели себя во плоти и крови в Ойкумене Земного Мира!

– Кто это?! – изумленно прервал эмоциональный монолог Рагнера Александр Сергеевич.

– Не суть важно и не все сразу, Саша! Главное – они есть, и этот невероятный знаменательный факт вдохновил Принцессу Яросвитку – у нее родился вполне реальный и осуществимый план… – Рагнер резко умолк, заметив проходившего мимо их столика человека, неумело притворявшегося пьяным, и только после того, как тот прошел, поманил к себе пальцем Александра Сергеевича, навалившись грудью на стол, так что в ходе дальнейшего разговора оба собеседника почти соприкасались лбами, от сильного волнения роняя мелкие крошки перхоти, капли пота и отжившие свой век волосы прямо в блюдца с дорогими эксклюзивными «потусторонними» закусками.

Разговор носил жизнеутверждающий и секретный характер. Рагнер подробно объяснил Александру Сергеевичу назначение выложенных из кожаного мешочка предметов, являвшихся, преимущественно, как понял Саша, могучими древнеславянскими «оберегами» от опасных козней могущественных и злобных Пайкидов, а также – их многочисленных потенциальных пособников в реальном земном мире.

Поведал Рагнер Саше и о многом другом – о таком, от чего глаза у Саши в течении всей беседы ни на секунду не переставали не выпучиваться в болезненном невозможном изумлении. В частности, он прозрачно и туманно намекнул о том, что, так называемые «пайкиды», конечно же ни какие и не «пайкиды», и Александр Сергеевич совершенно правильно почувствовал в этом названии смертельно опасную фальшь, в любой момент готовую обернуться своей истинной отвратительной внутренней оболочкой наружу, выплеснув в лицо всему человечеству ядовитые разрушительные испарения, какие могли сформироваться лишь во чреве некоего древнего свирепого и кровожадного Бога, за что-то возненавидевшего людей, и поклявшегося в незапамятные времена жестоко отомстить за свою погубленную жизнь и за «растоптанную Любовь»!!!…

Распрощались они с Рагнером Снежным – героем бесчисленных битв с коварными Пайкидами (по многочисленным туманным намекам Рагнера, разумеется), очень и очень тепло, чему в немалой степени способствовали несколько литров чудесного розового вина, с огромным обоюдным удовольствием выпитые ими под великолепную закуску после окончания рабочей части встречи.

А еще, любезный и предупредительный Рагнер проявил невиданную инициативу. Из своего походного кожаного мешка, все время беседы, лежавшего под столом возле его ног, он достал рулон золотистой сверкающей фольги, раскатал от рулона, примерно, с полметра, вывалил на фольгу из двух тарелок, оставшиеся нетронутыми эксклюзивные «потусторонние» закуски, приготовленные со строжайшим соблюдением кулинарных канонов кухни Сказочной Руси, аккуратно и плотно завернул их в фольгу и придвинул к Александру Сергеевичу со словами:

– Возьмите с собой, а то мы много пили и почти ничем не закусывали, так что вам весьма пригодится этот сухой паек, когда вы попадете к себе домой. Вы – теперь боец ЛАБП, Александр и автоматически поставлены на пищевое довольствие нашей Освободительной Армии! Я завернул вам самые популярные «ЛАБП-овские» салаты в «возер» – «вечную фольгу». «Возер» сохраняет свои основные функции и свойства при переходе из «нашего» мира в «ваш» мир, защищая от неизбежной аннигиляции любую, завернутую в его оболочку, материальную субстанцию, так что вкуснейшие и нежнейшие мясные и рыбные салаты Сказочной Руси не потеряют ни одно из своих непревзойденных вкусовых качеств и полезных свойств! Завтра, с утра, надеюсь, вам никто не помешает по достоинству оценить яства, которые может предложить изголодавшемуся путнику лишь настоящая Сказочная Скатерть-Самобранка!

Кстати, Саша, у нас, в Сказочной Руси – прекрасная охота и чудесная рыбалка! Плюс – много сказочно красивых незамужних женщин и девушек! Когда-нибудь, надеюсь, вы убедитесь в правдивости моих слов на практике!…

Саша не успел поблагодарить Рагнера Снежного, потому как время Новогодней Ночи истекло…

…Когда он благополучно очнулся на стройке, голова у него трещала не хуже, чем с настоящего земного похмелья. Рядом с собой Саша увидел плотный увесистый пакет приличных размеров из золотистого «возера» – «вечной фольги» и сильно пожалел, что не успел попросить Рагнера завернуть ему в «возер» бутылку того чудесного розового вина, что распили они со своим новым «потусторонним» другом в ходе этой незабываемой праздничной Новогодней Ночи.

Другими словами, с увесистым пакетом, аккуратно завернутым в сверкающий золотистый «возер» все было понятно и объяснимо. А вот новенький спортивный рюкзак, прислоненный к, торчавшей вертикально вверх ржавой арматурине, заставил Сашу всерьез задуматься. Рагнер Снежный никакого рюкзака ему не всучал, и Бетонная Бабушка тоже ничего ему не дарила «на прощанье», но спортивный ярко-желто-синий новенький рюкзак торчал на самом виду, радуя глаза Саши необыкновенной свежестью и красочностью добротно сшитого покроя, как бы приглашая поскорее закинуть широкие рюкзачные лямки на плечи и отправиться, наконец, домой принять горячую ванну и завалиться спать, как минимум на сутки, крепким освежающим сном без всяких сновидений! Саша именно так и поступил – ничуть не сомневаясь в том, что искомый рюкзак по праву принадлежит только ему одному, поднял его за лямки, несколько удивившись приличной тяжести рюкзака и закинул неожиданный «новогодний подарок» Замороженных Строек себе за спину. Правой рукой покрепче ухватил увесистый «возерный» пакет, плотно набитый вкусной сказочной снедью, и целеустремленно пошагал по направлению к своему родному дому.

С огромным трудом добравшись до родной, наверняка изрядно «заждавшейся» загулявшего хозяина, холостяцкой квартиры, он не без огромного облегчения освободился от лямок тяжеленного рюкзака, опустив его на пол прямо в коридоре и решив исследовать рюкзачное содержимое «потом», так как сейчас у профессора Морозова, просто-напросто, не было на это занятие никаких сил. Их едва хватило, чтобы раздеться и разуться от тяжелой зимней одежды и обуви, засунуть, завернутую в волшебный «возер» потустороннюю «закусь» в холодильник, как-то исхитриться добраться до кровати и свалиться на нее, предварительно изыскав, все же возможность, «разоблачиться» до «семейных» сатиновых трусов в «цветочек и в горошек». Забравшись под теплое ватное одеяло, Александр Сергеевич непробудно проспал почти двое суток безо всяких будоражущих нездоровых и неуместных цветных, равно, как и черно-белых, сновидений…

Очнувшись от освежающего глубокого, как «валерьяновый омут», сна, Александр Сергеевич резво подскочил с кровати и сразу бросился в коридор к загадочному спортивному рюкзаку, подаренному ему самими Замороженными Стройками (к такому парадоксальному выводу профессор Морозов пришел чуть позднее после того, как ознакомился с содержимым спортивного желто-синего рюкзака). Внутри рюкзака оказались два одинаковых, весьма увесистых предмета цилиндрической формы, в высоту составлявших, по примерной прикидке «на глаз», сантиметров сорок, и по диаметру – сантиметров десять-двенадцать. Изготовлены цилиндры, по первому впечатлению Саши, были из какого-то твердого полупрозрачного сорта пластмассы, а, может, Саша перепутал пластмассу с новейшим сортом ударостойкого и тугоплавкового стекла. В общем, там за полупрозрачными прочными стенками внутри обоих цилиндров переливалась некая неясная многоцветная причудливая желеобразная или густо-жидкая субстанция неизвестного назначения и происхождения. Но, Саша, пару минут понаблюдав за причудливыми переливами красок внутри цилиндров, внезапно испытал приступ сильной, хотя и не определенной тревоги, и решил почему-то спрятать оба цилиндра не куда-нибудь, а – в просторную морозильную камеру огромного японского холодильника марки «Тошиба», подаренного ему четыре года назад на сорокалетний юбилей его токийским коллегой, преподавателем русского языка Токийского университета, профессором Ямаситой Тоюкавой.

Сразу, после того, как оба таинственных цилиндра оказались надежно упрятанными в холодильной морозильной камере, Саша испытал непонятное глубокое внутреннее удовлетворение, плотно задраивая крышку «морозилки», упрятав туда оба цилиндра, как если бы он вовремя исправил, невольно допущенную им серьезную оплошность, вызванную к жизни банальным любопытством и нестерпимым желанием получше рассмотреть содержимое таинственных цилиндров, хранить которые следовало, исключительно только в «замороженном» состоянии, так как являлись они по загадочной сути своей «плотью от плоти» самих Замороженных Строек. И больше он об этих странных цилиндрах с их неизвестным содержимым не вспоминал до тех пор, пока они сами ему об этом не напомнили…

По завершении праздничных дней, Александр Сергеевич появился на кафедре, не постеснявшись украсить безымянный палец правой руки, огромным перстнем старинной работы. В правой же руке он держал полиэтиленовый пакет, в котором лежала «мясная и рыбная закуска Сказочной Руси», плотно обернутая золотистым «возером» – он решил «на славу» угостить коллег по работе в честь Нового Года.

На кафедре в ту минуту, когда он туда зашел, по маловероятному стечению обстоятельств, не оказалось никого, кроме лаборантки, Анны Караваевой. Набожной лаборантке моментально бросился в глаза огромный перстень из самоцветов «чистейшей воды», посреди филигранной кружевной золотой оболочки переливавшимися неземными колдовскими огнями. Вызывающая роскошь невиданного и, явно, безумно дорогого перстня вызвала почему-то у Анны Караваевой приступ бурного религиозного негодования, смешанного с суеверным страхом.

– Что с вами, Анна?! – улыбнувшись реакции лаборантки, поинтересовался у нее Саша, и, кивнув на перстень, добавил невиннейшим тоном: – По-моему, так – неплохая вещичка! Настоящее произведение отечественного ювелирного искусства! Вы не находите?!

Анна подошла вплотную к Александру Сергеевичу и убежденно сказала, глядя ему прямо в близорукие глаза суровым укоризненным взором:

– Вы окончательно попали в ловушку демонов, товарищ Морозов!…

Немедленно снимите этот перстень, сработанный ювелирами самых нижних уровней Ада, иначе черный водоворот неисчислимых бед и несчастий затянет вас в свою ненасытную пасть, откуда вам никогда не вынырнуть и не вдохнуть полной грудью чистого православного воздуха!!!…

– Тьфу!!! – символически громко проимитировал смачный ироничный плевок «без слюны» Александр Сергеевич, давным-давно уже прекративший «церемониться» и играть в «фальшивую корректность» с Анной Сергеевной, когда они оставались наедине и она «переходила грань»: – Слушать тебя, Анна, порой, до того «тошно» бывает, когда ты такую, извини меня за грубое слово, «херню» полную нести начинаешь, что я едва-едва сдерживаюсь, чтобы «крестное знамение» не сотворить и не воскликнуть: «Сгинь!!! Сгинь, пропади!!!»…

Не глядя на оторопевшую и «закостеневшую» Анну, он выложил на свой персональный рабочий стол «сказочную» праздничную снедь, обернутую плотной золотистой фольгой. И когда он развернул фольгу, то все помещение кафедры заполнил удивительно аппетитный аромат, сдобренных уникальными специями мясных и рыбных деликатесов.

– На, вот, угостись лучше, Аня! Новый Год ведь все-таки наступил, и вместо того, чтобы меня поздравить, ты какую-то «дичь» несусветную понесла вместо поздравления!

Анне, при виде, нарезанной толстыми, средними и тонкими ломтями полупрозрачной золотисто-красноватой на срезах, истекающей капельками жира, оленины, медвежатины, кабанятины, сохатятины и осетрины, приготовленной с неукоснительным соблюдением всех строгих кулинарных правил Сказочной Русской Народной Кухни, окончательно почему-то сделалась «совсем не по себе»:

– Чур, меня!!! – пронзительно вскрикнула она и опрометью бросилась вон с кафедры, в дверях, едва не столкнувшись, что называется, «лоб в лоб», с кандидатом филологических наук, Колькой Лебедевым – давнишним тайным собутыльником Морозова.

Галантно пропустив трясущуюся словно в приступе «лихорадки Западного Нила», белую, как мел, Анну и проводив ее оценивающим и несколько ошарашенным взглядом, Колька, первым делом, радостно поприветствовал Морозова:

– Здорово, Саня!!! С Новым, тебя, Гадом!!! – и только после этого, кивнув в сторону захлопнувшейся за Анной, двери, спросил: – Что это с ней?! В коридоре во всем, по- моему, было слышно, как она тут орала!

– А-а, не обращай внимания – первый раз что ли! – махнул рукой Александр Сергеевич. – Давай лучше Новый Год отметим! Видишь, какую я «закусь» мировую притащил! – кивнул Морозов в сторону «сказочной снеди», горкой, разложенной на развернутой золотистой фольге.

– Да я, Саша, сразу обратил внимание, как только зашел! Если бы не Анна, то!… – не совсем ясным осталось то, что Колька хотел дальше сказать, но по тому, как он энергично и довольно потер ладонь о ладонь, было видно, что «придурь» Анны Караваевой никак не могла ему испортить ни аппетит, ни послепраздничное настроение. – Закусон то и, вправду, мировой! Ты откуда его притащил?!

– Из «гостей»! – сущую правду сказал Саша. – Насильно с собой наложили! Проходи, садись, давай!

Коля Лебедев не стал заставлять себя упрашивать, и присел к столу, хищно уставившись на копченое мясо и рыбу глазами голодной рыси.

А предусмотрительный Саша извлек из того же бездонного полиэтиленового пакета охлажденную литровую бутылку дорогой иностранной водки «Абсолют-Цитрон» и с победным торжественным стуком поставил ее на лакированную поверхность стола, дополнив тем самым «царский» гастрономический новогодний подарочный натюрморт Рагнера Снежного необходимым «сиюсторонним» «горячительным» элементом.

– С Новым годом!!! – «чокнулись» они полными стограммовыми стопками, залпом выпили и закусили, по достоинству оценив неземной вкус гастрономических даров Сказочной Руси.

– Не обращай внимания, Саша на бредни Анны, она – дура! – расчувствовавшись, исполнившись благодарности за «царское» угощение, убежденно произнес Николай Лебедев, преданно и уважительно глядя на Александра Сергеевича.

Однако слова коллеги не произвели должного успокаивающего впечатления на Морозова, интуитивно продолжавшего чувствовать, что в эмоциональных словах Анны Караваевой имела место быть, как тут ни крути, определенная доля горькой правды – горькой «православной правды»… В чем-то Анна была, безусловно, права и чем больше невольно Саша думал об этом, тем более виноватым он отчего-то начинал себя чувствовать перед Анной – чудаковатой, конечно, но простой, доброй и бесхитростной женщиной, искренне переживающей за него и всегда желавшей ему только «всего самого хорошего» и – ничего больше. В те минуты он впервые, почему-то задумался об Анне более глубоко, что ли, и гораздо продолжительнее, чем обычно. Обычно он о ней почти никогда абстрактно не размышлял, а лишь вступал в лаконичные, сугубо деловые диалоги, сопряженные, исключительно, с кафедральной «текучкой», а тут что-то пошло не так – она не первый раз выскакивала за дверь кафедры, сильно на него чем-то обиженная или раздосодованная, но он никогда не обращал на подобные «заскоки» лаборантки, внимания и не мучился угрызениями совести по поводу того, что мог как-то ненароком обидеть и, без того, не особо счастливую женщину. Но сегодняшнее утро что-то неуловимо изменило в привычном умонастроении Морозова, и он пока не мог точно понять – что такое могло измениться в его привычном отношении к Анне Караваевой?! Ему было совсем и невдомек, что этим новогодним утром вслед за ним со Строек на, руководимую им кафедру, неслышно и незаметно пробралась новая «Новогодняя Сказка Замороженных Строек»…