Читать книгу Алевтина - Алексей Романович Мельников - Страница 2

На кухне пел старый приемник, пел он ужасно, но его спасал голос молодой женщины. На сковородке шкварчал обед и по всей квартире распространился запах жареной курицы с овощами. Любимое блюдо маленькой Маши. Ее мама приоткрыла форточку, лицо обхватил еще немного колючий ветер и его весенний запах оттаявшей земли и молодых ручейков. Тишина, рука сама собой потянулась, чтобы выключить старый бабушкин приемник. Надоел. Тишина и только шипение белого мяса в окружении ломтиков помидора.

– Мааама, мамочка… – как гром среди ясного неба разрывалось из комнаты, где мирно и тихо играла Маша.

Женщина побежала, оставив включенным газ, и ударившись ногой о стол, пронеслась через всю квартиру.

Детская комната, вокруг аккуратно разложены куклы одна напротив другой. Любимая кукла дочери лежала немного в стороне, повалившись на бок. Девочка стояла в метре от нее, держась за голову маленькими ручками, на щеках были растерты слезы, а перед ней была лужа, напоминающая завтрак. Ступор овладел матерью на несколько секунд от увиденной общей картины, присмотревшись, она увидела полупереваренный завтра и на платьице девочки, а потом и на лице у любимой куклы. Рука дернулась, чтобы прикрыть рот от порывающегося рефлекса, женщина сдержалась.

– Машенька, что случилось? Тебе очень плохо? – спрашивала встревожено ее мать, усердно стирая с платья девочки рвоту, полотенцем, что предназначалось для протирания посуды. Видимо захватила его по инерции.

– Я не знаю, мамочка, голова… аааай, голова, мамочка, она очень болит, – девочка закричала еще громче обычного, топая одной ногой.

– Сделай, что-нибудь, мамочка.

– Сейчас я позвоню папе, потерпи моя хорошая.

Успокаивающе, женщина погладила голову Маши, с растрепанными волосами. И направилась в коридор, там стоял стационарный телефон. Доли секунды и она уже у него. Нога начала давать о себе знать. Чуть выше колена, сбоку выступил синяк со спичечный коробок, а посередине прошла ссадина, выступающие углы стола дали о себе знать. Они с мужем часто беспокоились, как бы дочка не налетела на один из них. Налетела мать.

– Да где же этот номер? Черт бы его побрал.

Дрожащие пальцы водили по записной книге. Номер сложный, чтобы запомнить его с первого раза, и не приходилось до сегодняшнего дня звонить мужу на работу, обычно после обеда звонил он сам.

– Вот он.

Пальцы начали прокручивать колесо с цифрами на стареньком телефоне.

– Городская больница, Стрельцов, я вас слушаю, – серьезным голосом, быстро проговорил зазубренную фразу мужской голос.

– Миша, Мишенька, приезжай, пожалуйста, домой, прошу тебя. Маше плохо очень. Что-то с головой. Она держится за голову, кричит и жалуется на голову. Ее вырвало. Пожалуйста, приезжай быстрее. Я не знаю, что мне делать.

– Оль это ты? – встревожено для убеждения переспросил мужской голос, – что там случилось у тебя.

– Все сам увидишь, – голос задрожал, и послышались всхлипы и рыдание.

– Послушай меня, Оль, главное успокойся, я уже выезжаю, – он пытался успокоить рыдания на той стороне, – дай ей аспирин, я скоро.

– Что-то горит, Миш, кухня вся в дыму, – последовал протяжный гудок.

****

Через полчаса доктор стоял в коридоре своей квартиры. Его жена отскабливала остатки, сгоревшей курочки со сковороды с антипригарным покрытием, в воздухе еще оставался запах гари. Слезы уже высохли, а на ноге синяк разросся в два раза, залепленный пластырем в виде креста.

Среднего роста молодой мужчина, коренастый с небольшим «пивным» животиком. На голове уже пробивались первые залысины. Он испытывал некоторый дискомфорт по поводу редеющих волос, но комплексами и не пахло. Да о каких может идти речь комплексах, когда у тебя есть красавица любящая жена и дочка.

Проходя мимо стиральной машинки, Михаил обратил внимание на лежавшее дочкино платьице, свернутое в комок, а рядом так же небрежно скомканное кухонное полотенце. В нос ему мимолетно ударил сладковатый запах, и желудок чуть дернулся вверх.

– Где Маша? – поинтересовался вспотевший от пробежки муж, – почему ты не с ней? Ты дала ей таблетки, которые я тебе сказал?

– В своей комнате, спит, – сказала и кивнула Оля и продолжила медленно оттирать сковороду.

Девочка действительно спала. Таблетка аспирина подействовала, и головная боль спала. Но такая встряска организма уморила ребенка, погрузив его в сон. Куклы аккуратно уложены в изголовье кровати, среди них и любимая кукла девочки, с еще не высохшими капельками на резиновом лбу от тряпки. Электронные часы, на тумбочке перед кроваткой выдали нереалистичным голосом, делая перед каждым словом паузу: «Три часа, ноль-ноль минут». На стульчике, таком же маленьком, как сама девочка, лежало, аккуратно сложено синее платьице, приготовленное на замену испачканного наряда.

Доктор прислонился губами к крохотному лбу, надеясь определить температуру. Странный жест для доктора, который работает в фармацевтической лаборатории. Видимо цель не только определение самочувствия девочки. Он ее поприветствовал и передал этим все свои переживания. Лоб оказался не совсем холодным, но и горячим.

Вернувшись на кухню, отец тяжело вздохнул. Оля расположилась на полу, одна нога сложена под ней, а вторая, блистая огромным синяком. Вытянулась, упершись в ножку зловещего стола. Затылок касался застекленной духовки. Глаза закрыты, по одной щеке скатывалась чуть видная слезинка. Словно последняя капелька росы, на только что срезанной розе. Сейчас она могла только тихо плакать, надеяться и ждать ответа мужа.

Он опустился, сел рядом с ней и начал говорить:

– Оль еще нет причин для переживания. Она могла просто отравиться, – тихо, не без тревоги в голосе сказал Михаил, – я завтра же отвезу ее в больницу, и там ей сделают МРТ.

Он переживал не только за дочь, но и за жену.

Она открыла и взглянула на него светло-голубыми, глазами. В них читалась сильная усталость.

– Миш, там, в холодильнике макароны с тушенкой, вчерашние. Разогрей, покушай. Хорошо? – вытянула она. И вздохнула с дрожью в горле.

– Ладно, милая, не беспокойся, я все сделаю, тебе нужно отдохнуть.

На руке разместилась резинка, видимо сползла, с убранных в хвостик темных волос, пока его жена бегала, ища спасения по квартире. Он отвел Олю в их спальню. Молодая женщина рухнула на кровать в одежде, и сразу свернулась в клубок. Она казалась такой же беззащитной девочкой, пережившей страх за свое счастье. И чтобы не сойти с ума потратила все свои силы.

Через минуту от нее исходило тихое сопение, Михаил аккуратно накрыл ее тонким пледом и так же, измерив губами температуру, прикрыл с обратной стороны дверь.

****

– Михаил Степанович, у меня для вас неутешительные новости. Как же вы так? Вы же сами работаете с человеческим мозгом, хоть и через препараты и не могли ничего заметить у своей родной дочери? Я поражаюсь на вас, – причитал коллега Михаила, в его голосе звучал упрек.

Заведующий отделением онкологии. Полноватый, можно даже сказать толстый мужичок, с хмурым лицом и маленькими глазками-пуговками. А длинный нос держал очки. Слушать упреки от такого кадра более чем неприятно.

– Может у вас проблемы в семье? Может вы опять взялись за старое, если вы понимаете, о чем я, а? Михаил Степанович? – добавил он.

– Это не ваше дело, что у меня в семье, – выплеснул, еле сдерживая себя от ругательства, Михаил Степанович. – Вы мне лучше скажите, что с моей дочерью. И помявшись, добавил. – Пожалуйста.

– Сами посмотрите.

Врач, сделавший девочке МРТ, разместил на магнитной доске снимки, сказал:

– Вы, я надеюсь, понимаете, что это значит?

– Но как? Она никогда не жаловалась.

Михаил закашлялся. Замелькали в голове вопросы. А потом посыпались камнепадом со скалы, каждый вопрос раздавался пульсом в висках.

– И, вы я думаю, Михаил Степанович, заметили, что опухоль небольшая еще. Но доверить ее лечение вам, я не смогу. В первую очередь, потому, что это ваша дочь. Я сделаю все, как надо, не переживайте. Жену тоже успокойте. Ваша дочь уже записана на первую химиотерапию. И я думаю, через неделю мы уже увидим с вами результат.

Он положил Михаилу руку на плечо и вышел из кабинета.

****

– Ничего не понимаю, Михаил Степанович, такое случается крайне редко, – сказал доктор, бегая по снимкам маленькими глазками, – мне остается только сочувствовать вам с женой.

Михаил сидел, окунувшись в свои руки лицом, и что-то шептал. Потом словно под воздействием скрываемой силы, вскочил и нанес сокрушительный удар по магнитной доске, та качнулась на двух металлических ногах, но устояла.

– Какого черта? Почему она?

– Я понимаю вас. Мы можем сделать еще одну химию, если хотите. Только держите себя, пожалуйста, в руках, – успокаивал коллегу по профессии, пожилой врач.

– Не надо. Нельзя рисковать, опухоль растет на глазах. А должна уменьшиться. Понимаете, уменьшится.

Михаил опять заколотил по доске, как будто она главная виновница всех его бед.

– Что ты собираетесь делать, Миш? – поинтересовался доктор, держа его за плечо.

– Не знаю.

****

По истечении еще одной мучительной для семьи Стрельцовых недели, Михаил, как обычно собирался на работу. На этот раз его сопровождал металлический кейс с кодовым замком, доставшийся в наследство от отца. Считался самым главным и самым дорогим, что осталось после его отца.

Отец его был химиком фармацевтом, и большую часть короткой жизни он потратил на изучение этой науки. Он покинул своих родных в сорок три года, оставив после себя полный чемодан расчетов. Михаилу на тот момент исполнилось двадцать лет и его представления о медицине ничтожно малы. Но кейс полный бумаг оказался бы кладом для любого, кто хоть немного интересовался этой темой. Только умнейший человек, мог выдавать такие вещи и записывать на бумагу. И Михаил не раз за бутылкой, рассказывал про своего отца, с гордостью и уважением. Считая его гением своего дела.

Вечер выдался непростым. Напряженным. Всегда тяжело работая в онкологическом отделении, занимаясь именно проблемами опухолей мозга, объяснять матери, что ее ребенку осталось немного. Он понимал этих родителей, сам столкнулся с той же бедой. И каждый день видеть посеревшую мать такого ребенка, обнимать ее и тихо засыпать с ней в одной постели.

В кейсе оказалось много полезной информации. Глаза резало от черного текста. Он часто тер их ладонями, и перелистывал дальше, не зная, что там может быть что-то полезное для него. Видимо, это предчувствие. Интуиция. Его тянула в этот кейс какая-то сила, как магнитом. А может это вовсе не чутье, а посыл из прошлого из глубокого подсознания, идущее от рассказов его отца.

Будучи еще ребенком, Миша любил взгромоздиться на коленях у отца и слушать его рассказы. Темными вечерами он часто просил: «Пап, а расскажи мне лучше, что-нибудь про свою химию», – его голова опускалась на грудь отца, в ожидании чего-то интересного. Может быть тогда, отец и сказал что-то. Но что?

Второй час ночи. Михаил, облокотившись на руку, перекладывал отцовские расчеты.

****

– Папочка, папочка, смотри какие фиалки. Папочка? Что со мной, у меня кровь из носа. Папочка помоги мне.

Надгробная плита: «Мария Михайловна Стрельцова…».

Михаил дернулся, подкинув голову, и уставился на дверь. На лбу появилась небольшая испарина.

– Это сон, слава богу, это сон, – зашептал он и опустил глаза на лист с надписью: «Немного размышлений о человеческом мозге». Это фраза вызвала у доктора ухмылку. Немного размышлений, всего-то сто страниц. Вот оно сокровище. Появилось желание пойти домой и хорошенько выспаться улетучилось, как испарина со лба.

– Вот это уже интересно. Спасибо тебе, пап. Надеюсь, сработает.

****

Кабинет заведующего отделением онкологии. Михаил «обрадовал» его своим присутствием уже в семь утра.

– Вы, что не уходили домой что ли? Учтите, узнаю, что вы опять, думаю понимаете, о чем я, в общем это последнее мое предупреждение.

В ответ Михаил напрягся, но опять сдержал себя. На лице только выступила чуть заметная ненависть.

– Я вам задам один вопрос и все.

– Слушая. Только быстрее, я еще даже переодеться не успел, – торопил он Михаила Степановича.

– Помните, вы говорили, что к вам обращался один влиятельный бизнесмен. С ваших слов он уж очень влиятельный и богатый.

На лице нарисовалась хитрая улыбка.

– Он еще умолял вас помочь ему с лечением кого-то. Обещал любые деньги. Помните?

– Ну, помню и что? – ответил с подозрением заведующий и покосился на своего работника.

– Дайте его контакты.

– Ага, счаз, – фразу он сопроводил кивком, – только в ящичке посмотрю. – Он опустил руку в ящик и поднял ее, вытягивая, а кулак изобразил жестом «фига». – Лучше выйдите из моего кабинета, Михаил, пока я не вышел из себя.

Дверь ударилась о стену в коридоре и не закрылась.

– Совсем крыша съехала? – крикнул вдогонку начальник и закрыл за ним дверь.

****

Через час они вновь сидели за одним столом. Перед Михаилом, отражая солнечные лучи, лежала золотистая визитка, словно тонкий лист золота, с надписью: «Полковник». А под ней номер телефона.

– Почему вы решили мне принести его номер?

– Вы хороший специалист, Михаил. И у вас беда в семье и если у вас есть идея, способная помочь выкарабкаться не только вашей дочке, но и помочь этому человеку, то почему бы не дать вам эту визитку.

Зав отделением пододвинул визитку к Михаилу и добавил:

– Я предпочту довериться. Не подведите, Михаил.

У Михаила рот стал сплошной улыбкой. Будто в этой визитке все его спасение. Это карточка из тонкого картона – ключ к лечению его дочери. И она же – визитка – лекарство от слез его любимой жены. Оля плакала каждый день. Что может быть хуже видеть умирающую на глазах дочь.

– Еще кое-что, – решил добавить человек за большим столом, – у меня будет просьба. Этот богач не должен знать, кто дал его номер.

Михаил, кивнул, изображая понимание.

****

Всего через два с половиной месяца после звонка полуподвальное помещение местного института психологии превратилось в современную лабораторию по разработке лекарства от онкологии, в частности от онкологии мозга. Современные МРТ аппараты, пробирки на столах, и клетки с пищащими белыми крысами. Их просто кишело. Идеально белые помещения освещали современные люминесцентные лампы. Любое желание фармацевта – онколога исполнялось после звонка. Ему подвозили любую вещь. Редкий препарат, новейшее оборудование.

«Если ты сделаешь это, ты будешь самым богатым врачом на планете, я тебе гарантирую…», – обещал ему голос в трубке, принимая очередной заказ.

Наконец-то появился лучик надежды. Семья скоро признает своего героя. Мысли у него забиты только семьей. Дочка Машенька и жена Оленька. Только ради них он пошел на безумный риск, связавшись с этими людьми от отчаяния. Кем был его спонсор и на что он способен, молодого специалиста интересовало в последнюю очередь.

От него стали звучать обещания каждый день за ужином и обедом. Пытаясь дать такой же лучик надежды не только себе, но и своей семье. Но кто болен у этого человека? Как он позже его назовет просто «спонсор».

Изо дня в день крысы терпели его уколы. Писк становился для него все невыносимее, а результата ноль. Постоянный писк, сводящий с ума. Каждый день начинался с перелистывания отцовских рукописей в поисках заветной ошибки, которая не позволяла ему создать лекарство. Над этим лекарством великие умы пыхтят уже десятки лет, с момента первого заболевания.

«Неужели я какой-то провинциальный фармацевт, смогу взять и создать это чудо снадобье», – сомневался в себе Михаил. Но что-то опять и опять заставляло его перелистывать страницы, а после вкалывать жидкость бедному животному в надежде на лучшее. Этим двигателем стала его дочь и жена.

Оставаясь к концу дня наедине с грызунами, он начинал с ними общение. Иногда мог встать на колени перед клеткой и разрыдаться, как девчонка отличница, получившая двойку. Изливая душу крысам, начинал вливать в себя алкоголь.

Старая зависимость, словно язва, требующая немедленно почесать ее, заканчивалась кровотечением. В два часа ночи гремела входная дверь в квартире семьи Стрельцовых, потом посуда. А после, оставив грязную, не до конца опустевшую тарелку на столе, ложился рядом с женой. Все чаще можно было услышать тихий женский плач на кухне. И шум воды отраженный от сальной тарелки. Скала под названием семейное счастье дала трещину, от основания до макушки, и грозила рассыпаться на куски. Поначалу три кусочка: мать, отец и дочка, а вскоре и они рассыпались бы, потеряв кусочек по имени Маша. И тогда не выдержало бы слабое сердце Оли, и «язва» Миши загубила бы все его труды. А зачем лекарство, если той, для кого оно создавалось, больше нет?

****

– Найдите мне одного из самых лучших студентов. Он должен обязательно иметь большое представление о психотерапии и головном мозге. Да есть результат. Я прошу вас сделать это, как можно быстрее, – сказал, вешая трубку Михаил. Человек со стороны – это риск, но он того стоил.

Отправляясь в лабораторию, Миша запускал руку в подвесной шкафчик у себя в кабинете и извлекал оттуда бутылку. Он думал о семье, но в момент поиска в нем выпивки, научился отключать эти мысли, пока в жилах не потечет алкоголь. Только напившись до горячки, он вдруг снова вспоминал о дочери и о любимой жене. Вспоминал свадьбу, потом рождение Машки и мечты. Столько планов было перечеркнуто в тот весенний полдень, звонком жены с просьбами, как можно скорее приехать домой.

«Агрессия, вызванная изменениями сознания, за счет вмешательства активных составляющих препарата, а изменения произошли только лишь потому… почему? А потому, что мозг крысиный слабоват по отношению к человеческому в первую очередь психически и нервная система не так развита…», – пытался оправдаться он перед самим собой. Скорее всего, именно сомнения заставили пригласить к себе помощника.

– Михаил Степанович? – послышался молодой голос за спиной. Это оказался студент, о котором просил Михаил. Худощавый парень. Волосы пострижены под ежика, умные карие глаза, и уверенная улыбка на лице. Он показался Михаилу именно тем. Уверенный в себе, умный специалист, на счет второго он еще сомневался, но именно такой и нужен Михаилу Степановичу. Но почему так быстро? Прошло всего два часа и вот, на пороге стоит студент.

– Да, это я. А ты видимо тот студент, что обещали мне прислать, – поинтересовался Михаил и просканировал его взглядом.

– Совершенно верно, Михаил Степанович.

– Не будь так уверен в себе, дружок, провинишься, я сдам тебя тем людям, что тебя прислали. Ты меня понял?

– Да, – ответил студент, и его улыбка начала медленно уменьшаться.

– Ладно, студент, как тебя зовут то? – взбадривающим тоном начал Михаил.

– Антон.

– А меня можешь звать просто доктор, если тебе удобно, я не обижусь.

От доктора доносился легкий запах перегара. Но Антон отправлен к нему и предупрежден: «без лишних вопросов». Только то, что говорит ему доктор. Только его указания, взамен освобождение от скучных занятий в университете, что находился на два этажа выше лаборатории, а при удачном завершении проекта диплом без экзаменов и научная работа уже готова и ждала подписи у ректора. Но ее дебютное выступление могло произойти только при положительном завершении эксперимента. И только по рекомендации Михаила Степановича. Иногда он и жалел, что оказался лучшим из группы. Это ведь последний – пятый курс. Если доктору не понравится его работа, то прощай универ.

Он пришел сюда в роли настоящего специалиста. И ему предстояла сложная работа, а не пара конспектов за неделю. И просиживание штанов в душной аудитории.

– Я хочу тебя познакомить с твоим рабочим местом, Антон, – сказал Михаил Степанович, открывая медленно дверь в лабораторию.

Антон ахнул от восторга или испуга. Он читал фантастические романы и считал, что такие места – это только фантастика. Оказалось и фантастике есть в нашем мире место. А ему выпала возможность принять в этом активное участие. Но сколько вокруг крыс и такой раздирающий уши писк. Но когда к ним приближался доктор они, вмиг замолкали – боялись, думал Антон. От света ярких ламп они были, как белые, ослепительные пятна, перемещающиеся по клеткам со скоростью света. Перепрыгивая друг друга, некоторые кусались. В глаза бросились три клетки. Антон обратил на них внимания. Ничего особенного – они пустые.

– Я погляжу, ты уже обратил внимание именно на то, ради чего я тебя пригласил сюда.

Самодовольная улыбка доктора ослепляла студента. Он подошел к этим клеткам и грызун нервно зашевелился. Михаил Степанович стоял посередине, напротив одной клетки, две другие стояли по бокам.

– Подойди сюда, Антох.

Через минуту клетки выстроили в треугольник. Между ними в центре разместился доктор.

– Вот смотри, – сказал он, выходя из этого треугольника. Крысы сидели у ближайших к нему стенок клетки, создавалось впечатление, что они хотят дотянуться до него, словно он их родная мать. Но когда между ними оказалась пустота, два из них начинали раздирающий перепонки визг, а третья карабкалась в панике на противоположную стенку маленькой решетки.

– Это удивительно, Михаил Степанович, – с большим интересом в голосе сказал Антон и направился к клеткам. – Я так понимаю, эти крысы жили когда-то в одной клетке?

Студент немного наклонился, рассматривая животных.

– Все верно. И те, что огрызаются самец и самка. У меня есть предположение, что они потеряли какую либо память, при этом что-то происходит с инстинктами.

– Это очень интересно. А что вы хотите от меня, Михаил Степанович? – выпрямившись, спросил Антон и внимательно посмотрел на доктора.

– Что бы ты помог мне в этом разобраться. И у нас с тобой очень мало времени.

– Мало времени на что? – в голосе студента появилась тревога. Его брови сдвинулись вперед.

– Мало времени на эксперимент. Вернее до его начала. Первый пациент уже придет на следующей неделе. Его предоставят те же люди, что прислали тебя. У пациента опухоль мозга. Ему осталось не больше года. Мы должны постараться, дружище. А если он выживет, то нас с тобой ждет светлое будущее. Ты хороший парень, Антох, не беспокойся, завтра же я сообщу спонсору, что ты мне подходишь в роли помощника и глазом не успеешь моргнуть, как станешь дипломированным специалистом.

Михаил Степанович подмигнул, своему новому другу.

****

Год 2001, Институт психологии.

– Михаил Степанович, он же разгуливает по коридорам в одном халате. Поднимается на учебные этажи, пугает студентов, особенно студенток. Каждый день слышу жалобы преподавателей. Вы конечно, многоуважаемый ученый, вам с этого ничего, а на меня все шишки.

– Подожди, Антох, он нас с тобой еще обогатит. Мы создали в его голове пустоту, вернее в его сознании, а теперь заполним эту пустоту тем, чем нужно нам с тобой. Да кстати это не бомж, а Георгий Валентинович. Я бы даже сказал без пяти минут уважаемый Георгий Валентинович, – сказал Михаил Степанович с довольной улыбкой, – он же, как первый человек в космосе, его имя и наши с тобой имена будут жить вечность.

Это первый пациент после сотни белых крыс, на которых испробовали лекарство. Присланный пациент людьми спонсора. Полноватый, мужчина, с виду в нем килограмм девяносто пять. По лицу уже давно не проходил бритвенный станок. Обычный человек, который потерял в своей жизни все. Семью, бизнес и уважение.

Палата. Четыре стены давят мраморной белизной, и оглушающая тишина режет слух, непривыкшему человеку. Посередине, одинокий низкий стол с подушкой, чем-то отдаленно напоминающий кровать. А на нем окутанное сном тело пациента.

Доктор бережно, одним легким ювелирным движением надрезал верхушку ампулы и набрал в шприц голубоватую жидкость. Шприц наполнился до крайней отметки. В нос ударил едкий запах спирта, доктор намочил им кусок белоснежной ваты и смазал участок на внутренней стороне локтя. Резко, но так же с ювелирной точностью, вонзил иголку, и в кровь влилась голубоватая жидкость.

Скоро наступит пустота. Полное расслабление мозга. Очищение памяти. Не будет ничего, кроме имени и пары воспоминаний: как дойти до дома, и обратно в лабораторию. Снова резкий запах спирта, на этот раз, чтобы не текла кровь, пробитой в вене невидимой раны.

Доктор похлопал своего пациента по плечу, как лучшего друга. Потом пообещал ему вернуться через полчаса и пожелал, чтобы тот не скучал. Скривил губы в улыбке и закрыл за собой дверь.

Он сидел в своем кабинете и перечитывал, вернее сказать зазубривал, то, что ему предстояло рассказать своему пациенту, находящемуся в состоянии, вызванном голубоватой жидкостью. Это был то ли гипноз, то ли глубокий сон, в любом случае в этом состоянии пациент беззащитен, как новорожденный ребенок во сне. Это был побочный эффект вызванный лекарством, которое по теории Михаила Степановича, должно было уменьшить опухоль в мозге, а в дальнейшем стереть ее.

Проведенный эксперимент на крысах дал положительный результат, вопрос только в том, как ему удалось вызвать опухоль мозга у грызунов, никто не знает. Изучая лабораторных животных, он увидел, что их поведение становилось странным после введенного им препарата. Исходя из глубокого изучения их крохотного мозга, Михаил Степанович сделал вывод, что крыса потеряла память.

Поместив самца белого грызуна в клетку с самкой, с которой он уже неоднократно спаривался, самец вел себя достаточно агрессивно. Когда самка перешла в наступление для заведения нового потомства, самец перегрыз ей горло. Крысы теряли не только память, но и часть инстинктов, а в частности теряли контроль. Доктор уверял сам себя в том, что человеческий мозг сложнее и любые связи между нейронами у него в голове в сотни раз крепче крысиных. Он надеялся на эту разницу.

Прошло двадцать пять минут с того момента, как лекарство смешалось с кровью пациента и мчалось в сторону больного мозга.

Доктор глянул в зеркало, висевшее у выхода из кабинета, поправил белоснежный, как первый снег халат, выйдя, повернул ключ.

Его переполняло волнение и страх. В его руках находилась папка с надписью: «14-01(95)». Она содержала в себе все ключевые моменты эксперимента, эта кипа никогда не оставалась без присмотра. И толстую тетрадь, на которую он и пациент потратили не один день. Там вкратце излагалась жизнь больного, с его воспоминаниями, ключевыми моментами в жизни первой любовью… за исключением тех моментов, которые пациент решил навсегда забыть, тетрадь с жирно выведенной надписью «Григорий-01».

Доктор поведал испытуемому обо всем, включая крыс, которые все забыли. Больного это не пугало, ему не хотелось помнить прошлого, но единственное Михаил Степанович оставил в секрете – это агрессивность крыс, он пока и сам не мог дать объяснения такому поведению грызунов.

Ему хотелось скорее проверить работу препарата, пока его дочь медленно умирала. В том, что мозг сложнее он оказался полностью прав, мозг человека не только сложнее, но и опаснее…

Он приоткрыл дверь и вошел в палату, внутри него билось сердце, как у мальчика на первом свидании, руки непослушно дрожали. Доктор испытывал сильное волнение. Словно ребенок на утро после новогодней ночи, подходя к елке.

Он подошел к единственному небольшому столику, на нем, отражая в себе свет люминесцентной лампы, стояла бутылка с надписью «Водка». Именно для такого случая. Он знал, что потребуется расслабиться. Не каждый день диктуешь человеку его жизнь. Сделав три средних глотка, закрыл бутылку, и постепенно дрожь в руках стала отступать.

Доктор неспешно, чтобы не тревожить посторонними шумами, приподнял стул и поставил его рядом со спящим пациентом, почти плотно к койке. Он снова похлопал по плечу пациента: «ну что дружище, я вернулся, так держать…».

Шепот стал заносить прямиком в сознание, все, что вылетало из окружности бледных губ Михаила:

– Начнем с твоего рождения.

Он заглянул в большую тетрадь формата А4, и начал читать:

– Год 1972 в селе на 35-ом километре, в вечно гуляющем и шумном центре, в новой постройке, родился мальчик…

После восьми часов, как и предполагал Михаил Степанович, пациент проснулся, а доктор к тому моменту уже допивал бутылку и еле держался на ногах. Тяжело, словно чью-то жизнь прожил…. Тетрадь пронизывала куча личных подробностей Григория и все это за семь с лишним часов беспрерывного чтения вслух, идею с записью на кассету они отбросили сразу – нет гарантии, что магнитофон в самый неподходящий момент не зажует пленку.

Доктор находился еще в уме и памяти, но и не трезв. Теперь оставалось ждать и при необходимости корректировать некоторые моменты в памяти пациента. Теперь Гриша должен проходить целый месяц осмотр, отвечая на вопросы заранее приготовленных тестов.

Глаза пациента стали яснее и добрее. Григорий неуверенно открыл и проморгал их, словно вытряхивая, застрявшую песчинку, принесенную ветром.

Слепил яркий белоснежный свет люминесцентных ламп, которые располагались не только на потолке, но и на стенах. Как пациент очнулся, доктор нажал на выключатель, и белый режущий сменился теплым светом. Доктор проверял реакцию пациента и его психическое восприятие окружающего мира.

– Ну как ты себя чувствуешь приятель? – выговорил с нескрываемым любопытством Михаил Степанович.

– Голова гудит,… как все прошло?

– Не спеши, приятель, – ответил доктор, придерживая рукой, столик. Рот кривился в хмельной улыбке, – пройдет месяц, другой и все станет ясно. Как что-то будет ясно, я мгновенно дам тебе знать. Ты помнишь, что ты должен делать в течение этого месяца?

– Да, я буду находиться в вашей лаборатории, а точнее в своей палате, вы будете прокалывать мне лекарства, чтобы я быстрее восстановился, будете разрешать мне выходить гулять, а после курса лечения я начну новую здоровую жизнь… – он рассказывал это все, как диктор вызубренный текст. Это последний параграф в тетради под названием «Григорий-01».

– А теперь контрольный вопрос, Григорий, – Михаил Степанович слегка откашлялся, и сказал, – назови свой адрес?

Михаил Степанович не упоминал в тетради такие моменты, как адрес проживания пациента, его имя и еще некоторые мелочи из его жизни, чтобы продолжить исследования и выяснить, что именно забыл пациент, и с чем это связано.

– Октябрьская улица, 27-8, – ответил Григорий, глубокомысленно почесывая макушку.

– Отлично.

****

Спустя две недели.

Медбрат бежал по коридору, халат болтался от встречного воздуха. Чуть не поскользнувшись перед дверью, он остановился, выдохнул. Нужно было отдышаться, но он сразу вбежал, трясся темными снимками. На них было что-то, напоминающее череп, на одном спереди, на другом вид сзади, на третьем с боков. Лицо его растянулось от улыбки.

– Это наш, пациент, ну точнее ваш. Михаил Степанович, взгляните – это победа. Это победа! – кричал молодой прыщавый парень в халате.

– Так-так, – сказал доктор, забирая снимки у крикуна, – спокойнее, друг, я сейчас сам все посмотрю.

Михаил Степанович взял линейку. Приложил к одному снимку, потом к другому. Где-то покопался, достал широкую тетрадь. Прочертил пальцем по ней от верхней строчки до самого низу и засмеялся. Он вновь и вновь прикладывал линейку к снимкам, опять вглядывался в тетрадь, опять повторил и опять. Вскочил со стула и чуть не раздавил прыщавого в своих объятьях.

– Ты понимаешь, что это значит? Да что ты можешь понимать, студент.

– Вообще-то я все…

– Не перебивай старших, – возразил доктор, – вот Антоха точно знает, что это значит, возьми, взгляни, – сказал он, отталкивая медбрата, передал снимки Антону.

Его напарник взял, тонкий пластик изображениями и задумчиво вгляделся. Почесал растрепанный затылок и тоже начал что-то мерить маленькой линейкой.

– Да, все верно Михаил Степанович, опухоль уменьшилась. И вы зря так с моим учеником, он сразу заметил изменения. Он очень способный, – сказал Антон, поворачиваясь к студенту, – спасибо Кирилл.

Кирилл улыбнулся. Улыбнулся и поднял свои очки вверх, к прыщавой переносице. Дверь закрылась вслед за ним.

– Ну-у-у, согласен, немного чудной паренек, но способный, уверяю вас, доктор, – проговорил сквозь смех Антон.

– Ладно, ладно, я не против твоего общения с парнями, только не давай ему особо интересоваться нашими с тобой делами. Все-таки, это государственная тайна, как ни как, – ответил Михаил Степанович, это очень серьезно.

– Что? Михаил Степанович… вы смеетесь надо мной? Вы считаете, что я?

– Да расслабься ты, – ответил он, хлопнув со всего маху по плечу, Антон чуть не упал, – Антох, ты представляешь, это же победа, опухоль у пациента уменьшилась. Это значит, что он идет на поправку и спонсоры, кажется довольны. И Машеньке больше не придется страдать. Но нужно еще потренироваться на взрослых. Нельзя подвергать доченьку риску.

Напарник знал, кто такая Машенька. Это дочь доктора. И она заслуживала жизни, как и все. Будучи фармацевтом, одним из лучших в городе, Михаил Степанович имел колоссальные связи в медицине и обследовал свою дочь, практически сразу после ее появления на свет. Как он говорил, просто перестраховаться. Но тогда все было хорошо, а теперь она тихо ждет своей смерти дома.

– Нужно провести ряд заключительных тестов и если все будет хорошо, я смогу помочь своей дочурке, – констатировал Михаил Степанович.

– Вы уверенны? Я думаю одного пациента, при этом взрослого, недостаточно, чтобы убедится в удачности эксперимента, – ответил Антон, просматривая снова и снова бумаги, – вы несколько дней назад думали совсем иначе.

– Ты в чем-то прав, но ведь снимки не врут, Антон – опухоль стала меньше и это видно без линейки.

– Да, но…

– Ну что но? – перебил его доктор, – Я понимаю, это риск, и поверь мне, я переживаю не меньше твоего, это моя дочь… – сказал доктор и опустил глаза, они заблестели от влаги. Его плечи еле помещались в дверной проем.

Дверь в кабинет отварилась без стука, и на пороге появился человек в пиджаке и наполированных ботинках.

– Мне нужен Михаил Степанович, – произнес ровным баритоном мрачный человек в дверях.

Доктор и Антон с опасением переглянулись, как будто они разбили школьный горшок вдвоем, а отвечать перед директором сейчас будет один.

– Это я, – ответил доктор, в его голосе звучало: «кто вы и кто вас сюда пустил?»

– Замечательно, меня зовут Сергей и нам нужно обсудить с вами один момент, – быстро скомандовал человек в костюме, – и я бы хотел без лишних ушей, – добавил он и символично посмотрел на Антона.

– У меня нет секретов от своего напарника, – ответил Михаил Степанович.

– Я настаиваю, иначе мне придется удалить его самому, это очень важный разговор, Михаил Степанович, – без единой эмоции продолжал гость, – я настаиваю, Михаил Степанович.

Двое в белых халатах снова переглянулись. Доктор кивнул Антону, соглашаясь, чтобы тот вышел из кабинета.

– Очень хорошо, – сказал «пиджак» и повернул ключ, торчавший в двери.

Они вдвоем были заперты в кабинете. Как кот и мышка. Как школьник и директор, который сейчас начнет рассказывать ему истории о том, как плохо заканчивают жизнь двоечники и хулиганы. Доктор приготовился к самому страшному.

– Я от… – продолжал, незваный гость и протянул удостоверение, – мне очень бы хотелось взглянуть на результаты вашего эксперимента. Если все хорошо, то финансирование продолжится и у нас для вас есть заманчивое предложение. Ну а если все плохо, то вам придется закрыться. И скорее всего лично вам будет несладко.

У доктора заколотилось сердце, как отбойный молоток. Что именно должно быть хорошо для этих людей в результатах, а что плохо…

– Я могу рассказать…

– Не нужно, не просто же так, именно меня направил сюда ваш спонсор, – улыбнулся «пиджак» и продолжал рассматривать документы и снимки на столе доктора, – я закончил медицинскую академию с отличием, – продолжил он и скривил губы в хвастливой улыбке.

Михаил Степанович хотел ответить ему, что по его лицу вообще не сказать о причастности того к интеллектуалам, но сдержался. Этот человек не внушал доверия. Мрачное лицо со шрамом, пересекающим рот и соединяющим две губы, как нитью. Этот узор напоминал крест. Скорее это лицо боксера, о чем свидетельствовал шрам на губе, но не доктора медицинских наук.

– Вот мой вердикт, доктор. Я могу вас поздравить. Финансирование будет продолжено, – просмотрев документы, сказал дипломированный боксер.

Михаил Степанович, ничего не понимал, но с облегчение выдохнул. В форточку ворвался осенний ветер, пропитанный сырой листвой и первыми нотками прохлады. Он понял, от кого этот человек (Спонсор).

– Теперь к главному, – продолжал с частичкой торжества гость. Этот человек был чересчур вежлив, и подтянут до тошноты. Вся эта выправка, командный голос, все как надо для настоящего офицера, – давайте присядем.

Он протянул доктору толстый сверток. Доктор не ошибся, это деньги.

– Здесь аванс, от моего начальника. Теперь к сути дела. К несчастью у него заболела дочь, наверное, вы уже догадались с первых моих слов, чем именно она заболела. У нее опухоль мозга, Михаил Степанович, все врачи разводят руками и говорят, что вылечить ее невозможно. И девочка не сможет отпраздновать даже свой десятый день рождения. Михаил Степанович, мой начальник просил передать вам, что если вы сможете вылечить ее, вернее, если она после вашего лечения пойдет на поправку, то…

– Но я…

– Не перебивайте, если она после вашего лечения пойдет на поправку, вы получите в десять раз больше чем в этом конверте.

Он глазами показал ему на белый сверток рыжих бумаг.

– И вам не придется отчитываться за все эти деньги, они пойдут вам прямиком в карман. Есть вопросы?

Михаил Степанович молчал, его охватило чувство тревоги. Да таких денег, что лежат в конверте ему и за год не заработать с его докторской зарплатой, не говоря уже о десяти таких конвертах. Эти свертки ценных бумаг решили бы все его материальные и не материальные проблемы. Но это чужой ребенок, что если не получится, и лечение не пойдет на пользу? Эти люди втопчут его в землю, и макушки не будет видно.

Но все эти справки с пометкой «Григорий-01» говорят, что все идет по плану и снимки говорят, что все только в сторону улучшения.

Вдруг словно струна оборвалась вся эта нить, сплетенная из его мечтаний, опасений и рассуждений о чужом ребенке – он вспомнил о своей дочери и слова Антона: «Я думаю одного пациента, при этом взрослого, недостаточно, чтобы убедится в удаче эксперимента…». Появилась идея.

– Я согласен, – неожиданно ответил доктор.

– Вот и замечательно, – сказал и улыбнулся в ответ гость в пиджаке. И протянул руку, пальцы Михаила Степановича хрустнули, – я завезу девочку к вам в больницу в эту среду.

(Был понедельник).

Прошло десять минут с того момента, как за окнами отъезжал неприметный отечественный автомобиль. Михаил Степанович развалился в кресле и потянулся в ящик. Там дожидался случая, подаренный ему всем коллективом пятизвездочный коньяк.

Раздался стук в дверь.

– Да – да, – ответил на него доктор, доставая следом за бутылкой стакан.

– Михаил Степанович, к вам можно? – заглядывая в кабинет, спросил осторожно Антон.

– О-о-о, Антоха, ты вовремя, присаживайся, – доктор потянулся в распахнутый ящик за вторым стаканом.

– Вы же знаете, что я пью очень редко, – отодвигая стакан, сказал его помощник, – и что за повод?

– Повод потрясающий, гляди, – ответил доктор и кинул бумажный сверток легким движением на стол, тот приземлился со шлепком на стол в сантиметре от стакана.

– Что это? – Антон не скрывал удивления.

– Это наша с тобой годовая зарплата, Антох.

Доктор сидел с довольной улыбкой, коньяк хорош, и это отражалось в голосе.

– Да я вижу, что не месячная. Но откуда? И кто этот человек? Если вы хотите, чтобы я продолжал с вами работать, то потрудитесь объяснить…

– Тщ-щ-щ… – перебил его доктор, приложив палец к своим губам, – не слова больше, и достал десяток рыжих бумажек из конверта, – держи, и не задавай лишних вопросов, будет время, ты сам все узнаешь. И еще кое-что: перепиши следующей пациенткой на прием Карину…

– А как же ваша дочь? – удивился снова Антон.

– Всему свое время, ты ведь сам говорил, что у нас не было еще пациентов детей и что это риск. А теперь есть возможность испробовать. И девочка эта того же возраста, что и моя дочь. Но облажаться нам нельзя, Антох, понимаешь, нельзя, иначе…

Доктор изобразил пальцем, как перерезается горло и засмеялся, но смех выходил у него неестественный, какой-то истерический.

Антон даже на мгновение расширил глаза в испуге – доктор спятил. Но потом вздохнул – доктор пьян.

– Мы обсудим с вами это завтра, хорошо?

В ответ Михаил Степанович икнул, а потом его голова медленно опустилась и резко поднялась.

****

Через минуту вдоволь охмелевший доктор развалился в кресле и что-то бормотал себе под ном. В кабинете только он и недопитая бутылка коньяка. По какому случаю подарена эта бутылка? Кажется, прошло уже шесть лет. Тогда на рабочий телефон поступил звонок. Прибежал медбрат и сказал, чтобы Михаил срочно спустился к телефону. Звонила его жена, находясь дома на девятом месяце и вот-вот должна родить.

Он ждал этого момента всю свою жизнь. Распланировал этот день до мелочей и рассказывал: «Как только я узнаю о рождении своего ребенка, я брошу все свои дела и полечу под окна роддома и буду стоять там с огромным букетом цветов…. Потом я отвезу свою жену и дочурку домой…». Внимательно Михаил Степанович впитывал каждое слово жены: «девочка, такая прелестная, она так похожа на тебя Миш, а глазки голубые. Да все хорошо. Да-да, крохотная – три килограмма, ты представляешь маленькая такая частичка тебя и меня, спасибо тебе за нее Миш».

Михаил Степанович осознал, что он сидит пьяный в кресле и воротник на его рубашке уже намок от слез. Нужно идти домой, дать жене часть денег и сказать, что скоро все будет хорошо.

– Я не дам ей умереть!

****

На календаре 19 сентября, среда. Михаил Степанович сидел в своем кабинете, пальцы нервно постукивали по столу. За окном дождь отбивал сбивчивый ритм. Напряжение нарастало. Тяжелее и дольше идет время, когда сидишь в ожидании чего-то очень важного. В этот день он ждал девочку на лечение. Дочь того самого спонсора. Его посещали предостерегающие мысли, появилась жена перед глазами со словами: «это большой риск… я боюсь…». Доктор резко начал тереть лицо ладонями, словно умывается. Лицо налилось кровью, и тут раздался стук в дверь:

– Михаил Степанович, это мы.

В дверях показался, знакомый парень со шрамом на губах, но в этот раз он улыбался. За ручку он держал девочку в вязаной шапочке. Головной убор прикрывал облысевшую головку от постоянных химеотерапий. Одета она была в розовую кофточку с нарисованным зеленым зайчиком на уровне живота, и розовые штанишки, а на ножках кроссовки под цвет зайчика.

– Кто эта принцесса? – спросил, растеряно, доктор. Он их ждал, но вошли они как-то очень неожиданно, когда лицо горело от натирания.

– Карина, – засмущалась девочка, прячась за огромную по сравнению с ней руку, сопровождающего.

– Добрый день, Михаил Степанович, – перебил знакомство сопровождающий. Аккуратно посадил девочку на стул. Пальцы доктора вновь хрустнули, – здравствуйте.

– Ну вот, это Карина – дочь сами знаете кого. Будьте с ней вежливы и осторожны. Вы и я отвечаем за нее головой.

Михаил Степанович убедительно кивнул и бросил на нее взгляд. Она была немного похожа на его Машу, только без волос. Маленькие часто бывают похожи.

– Вы меня услышали, я думаю, – продолжал гость.

Доктор качнул головой, не отводя глаз от маленькой пациентки. В голове крутилось: «отвечаю головой, остановись пока не поздно, нашел на ком экспериментировать, ты самоубийца, но пути назад нет».

– Я вас услышал, – словно под гипнозом ответил доктор.

– Вот и замечательно. Кариночка, будь паинькой, я скоро вернусь, доктор проверит тебе голову, и мы поедем есть мороженное.

– Хорошо дядя Сережа… – сказала девочка, перебирая шнурки на своих зеленых кроссовках.

Через полчаса дядя Сережа вернулся за девочкой. Спеша узнать диагноз. Огромный кулак ударил по двери с той стороны.

– Можно я вас буду называть Сергеем? – начал с ноткой официального разговора, Михаил Степанович.

– Да, пожалуйста.

– Значит Сергей, вот что мне удалось выяснить.

Доктор передал ему, напечатанную минуту назад теплую от принтера справку.

– Диагноз подтвердился, – Сказал он, перевел переживающий взгляд на девочку, ее искренне жалко, – ваши врачи правы, но не во всем. До десяти лет ей не протянуть, максимум до восьми.

Даже у Сергея заблестели намокающие глаза. Но он не подал виду. Откашлялся, ком засел в горле. Его начальник являлся лучшим другом и Карину он любил, как дочь, – я вас понял, Михаил.

– Когда вы начнете лечение?

Ком подбирался все выше. Сергей знал про диагноз, но не знал, что времени настолько мало.

– Мне нужно поговорить с кем-то из ее родителей и тогда…

– Это исключено! – перебил Сергей.

– Без этого никак… – настаивал Михаил Степанович.

– Исключено, я еще раз повторяю, могу даже по слогам, чтобы стало понятнее, – ис-клю-че-но!

– Выслушайте меня, это очень важно.

Доктор указал рукой на девочку. Та стояла у окна и на носочках пыталась выглянуть на улицу. За окном барабанил дождь, фальшиво.

Глаза у Сергея опять намокли. В кабинете стояла гробовая тишина.

– Объясните зачем? Почему это так важно?

– Мне нужна такая тетрадь, – сказал доктор, протягивая «Григорий-01», – то же самое, только в ней должно быть описание жизни девочки и продолжение, то кем хотят видеть ее родители с мельчайшими подробностями. Без их помощи, даже с вами и при моем большом желании, ничего не получится. Поверьте мне, Сергей, это очень – очень важно. Без этого ничего не получится.

Они неподвижно смотрели на девочку. Зеленый зайчик приветливо улыбался с ее кофты. Со стороны казалось, что девочка не понимала в чем дело. Насколько с ней честны родители?

Ее должна ждать впереди красивая жизнь. А отец мечтал отпраздновать хотя бы еще один ее день рождения. Видеть ее счастливые карие глазки.

Сергей не хотел верить в неизлечимость этой чертовой болезни. Как посмела эта болезнь надломить цветок, который должен цвести ярче других. С таким папой у нее могло быть все, что она только пожелает.

– Хорошо, я поговорю с ее матерью, думаю, она сможет придти. Только я вас сразу предупреждаю, никто не должен знать, что она приходила сюда. Коридор должен быть пустой, когда мы придем, ваш напарник не выйдет в этот день на работу и время будет ограничено… – перечислял требования Сергей.

Доктору ему пришлось согласиться. Трудно спорить с человеком, у которого кобура выглядывает из-под пиджака, как змея на охоте, готовая в любой момент поразить добычу. Как бы Михаил Степанович не сопротивлялся требованиям, он все так же оставался всего лишь мышкой, запертой с котом.

****

Прошла неделя. Среда. За окном почти солнечно. Доктор увидел, как приветливо качается на ветру ветка, усыпанная золотой листвой. Осень – это время мечтаний и творчества. В это время приятно растянуться в кресле и потягивать горячий кофе. Это время предназначено для отдыха от бурного и безмятежного лета. Это начало учебного года. В школах – туда-сюда ходили с поникшими головами школьники.

Доктор сразу предупредил, что Карине придется на пару месяцев забыть об учебе. Сергей его убедил, что она нагонит своих сверстников, говоря с надеждой на ее выздоровление.

Сегодня будет сделан первый шаг, в следующую среду укол и месяц реабилитации. Скорее бы с этим покончить, мечтал доктор: «Получу деньги и вылечу Машу».

Михаил Степанович ходил по кабинету, за спиной крепко сжимал блокнот. Накануне он накидал в него пару-тройку десятков наводящих вопросов, для написания биографии девочки. А продолжением будет сказка, которую придумает для нее ее мать. А в случае с Григорием – автобиография «новой жизни».

В ожидании троих гостей, тикали часы, стрелка остановилась на половине десятого. Договаривались на девять. В глубине души доктор мечтал, чтобы они не приехали, а только прислали письмо: «Мы не нуждаемся в вашем лечении, спасибо за помощь, Михаил Степанович». И плевать на эти деньги. Подумаешь несколько миллионов. А с другой стороны стояла его дочь и жена в слезах.

Его взгляд привлек черный минивэн. Из кабины вышли два человека в масках. И тут, что-то оборвалось внутри. Испуг, за его будущее? У него вырвалось: «Если все провалится, я труп!»

Люди в масках подошли к подъехавшей к задним дверям белоснежной иномарке. Дверь бесшумно. Такие женщины каждый день слышат комплименты.

А вот и знакомые лица, следом за высокой брюнеткой и маленькой девочкой с косичками шел Сергей – лучший друг босса и начальник охраны.      Михаил Степанович занял свое рабочее место за широким столом. Окно прикрыли жалюзи. Пальцы отбивали знакомый ритм. Руки чесались открыть ящик, в котором прятался «пятизвездочный». Жена в голове напомнила ему об алкоголизме. На, что он ответил о единственном кормильце и о том, что женщине нужно знать свое место. Этот коньяк куплен на деньги спонсора.

– Нельзя! – сказал он вслух, останавливая себя. Ладонь хлопнула по столу. По коридору щелкали каблуки.

– Мы опять идем к доктору? – интересовалась девочка. Ее звонкий голос невозможно не узнать.

Михаил Степанович узнает этот голос из тысячи. Он не хотел думать о том, что этот голос может потухнуть, как свеча в один миг. Не будет больше смеха и этого зайца на кофте. Он отгонял эти мысли, а они сопротивлялись все сильнее.

– Все получится, – прошептал он сам себе и направился на встречу к двери. Ладонь горела от хлопка по столу.

Дверь открылась.

– Я вас услышал и решил встретить, заходите, пожалуйста, – приветствовал доктор, дождался, когда все зайдут и дверь захлопнулась.

На этот раз телохранитель просто кивнул, а на его лице читалось напряжение.

– Может, не нужно было брать с собой Карину? – спросил Сергей, – вы же будете говорить с мамой.

– Девочка будет нам помогать. А вас я попрошу удалиться, Сергей, – ответил Михаил Степанович.

– Исключено! На этот раз сто процентов!

– Сереж, если так нужно для моей дочки, то тебе придется оставить меня на пару-тройку часов без своей охраны. Муж не узнает, – заговорила женщина.

Ее спокойный, бархатный голос радовал слух. Глаза, как у девочки, только немного потухшие, просили телохранителя согласиться. Эта женщина почти смирилась, что ее дочь не спасти и готова ко всему, если есть хоть крохотная надежда.

Сергею пришлось отступить.

Своего имени женщина не называла. Сказала, что это может быть угрозой его жизни. Доктор согласился общаться без имени. Но подтвердил, что такие моменты, как имена мамы и папы, и свое девочка не забудет.

Доктор в спешке записывал слово за словом текущее от матери. Для Карины это игра. Столько эмоций за несколько часов. Это немного пугало.

Женщина плакала и смеялась, потом снова плакала и снова смеялась. На столе лежала куча, из промокших салфеток и постепенно росла с каждой сентиментальной историей. За несколько часов эта веселая тройка выдохлась. История закончена. Теперь оставалось дождаться следующей недели. Сделать укол, рассказать сказку и верить в лучшее. Ждать чуда. В каждой сказке есть чудо.

****

День лечения Карины, девочки, у которой опухоль слишком большая, чтобы вылечить ее традиционными способами. Все врачи отказались от нее. Только один осмелился идти против правил, против судьбы. Согласился пойти на огромный риск.

«Получится лечение – ты богат, погибнет девочка – ты следом за ней».

Он все взвесил, конечно, весы склонялись на сторону отказа от этой глупой идеи – необоснованный риск. Отбросив весы в сторону, пихнул свое упрямство.

Любовь к риску у него с детства, особенно проявлялась на школьной скамье. Постоянные розыгрыши учителей и одноклассников на грани, что называется, законодательства. «Твои выходки не дадут тебе спокойной жизни, о себе не думаешь, подумай хоть о матери…» – любила причитать школьная учительница. И вот тот день настал, когда выходка или успешное лечение. Это и определит его судьбу.

Половина десятого на настенных часах. И привычный звонкий голос в коридоре совсем рядом, прямо за дверью: «Я соскучилась по доктору…», – слова раздавалось эхом. Коридоры пусты, как уже оговорено заранее. Антон опять в отгуле. Без лишних свидетелей.

Стук в дверь отозвался эхом в сердце. С того момента пульс не опускался.

– Михаил Степанович, доброе утро, – поздоровалась мама девочки. Ее губы нарисовали очаровательную улыбку. – Я оставила Сергея у дверей здания, мне нужно будет вам кое-что сказать.

– Хорошо, – согласился и улыбнулся в ответ доктор, приветливо кивнул, протягивая девочке руку. Крошечная ладошка утонула в руке своего спасителя.

– Здравствуйте, – радостно сказала девочка.

Он, молча, взял папку «14-01(95)» и тетрадь «Карина-02». Ключ повернулся в замке кабинета. В конце коридора в подвал спускалась лестница, нижняя ступенька скрывалась в темноте, снизу поднимался легкий сквозняк. Щелкнул выключатель, глазам открылась лестница, а дальше еще один коридор.

После погружения в нулевой этаж, предстояло пройти еще метров двадцать. Вдоль стен по десять дверей, на каждой висел замок, только одна в самом конце коридора открыта нараспашку. Одновременно маня и отталкивая гостей. Холод шел от труб, растянувшихся под потолком, как паутина толстых и тонких, водопроводных и канализационных, с некоторых словно пот капала вода.

В тишине эхом раздавалось цоканье женских каблучков. Доктор поднял глаза на мать девочки, та немного нарумянилась. Кабинет ждал приближения новых гостей.

– Так, маленькая мисс, ложится на кровать, а большая ждет в коридоре, – скомандовал Михаил Степанович, но потом исправился, – то есть, вас, я попрошу подождать меня в коридоре.

Мать девочки улыбнулся, заметив смущение доктора. Дверь тихо закрылась.

– Сегодня последний день твоих страданий, Кариночка и твоя головка больше не будет тебя донимать. Сегодня ты поправишься, – начал доктор. Девочка лежала спокойно в ожидании чуда.

Изобразив улыбку, она промолчала. В этот день у нее голова не давала покоя с ночи, словно ее пронзали кинжалы, ковбои устроили между собой перестрелку и никто из них ни как не мог попасть в цель. «Скоро это кончится», – эхом отозвались слова в ее голове, и карие глазки закрылись.

– Сейчас тебя укусит комарик, – сказал доктор, натирая ей обратную сторону маленького локтя спиртом.

С ее болезнью и частыми посещениями врачей она знала, что такое укол и знала какой большой комарик и как сильно он кусает.

– Тык. Ну, вот и все, – произнес доктор, стирая спиртовой ваткой капельку крови, – теперь полежи здесь полчасика, и я приду, чтобы рассказать тебя сказку.

Девочка уже спала, и не ответила, когда он погладил ее тонкое плечико.

В коридоре ждала мать. И, кажется, репетировала, что скажет доктору. Она знала, что сказать.

– Михаил Степанович, – начала она с какой-то искренней тревогой в голосе, – дело в том, что я хочу уйти от мужа…

– А я здесь причем? – спросил, не дослушав, доктор, – это ваше дело.

– Я уйду от него после лечения дочери, и заберу ее с собой, я хочу, чтобы он не знал, куда мы уехали, у меня к вам просьба.

– Я не могу вмешиваться. Поймите меня.

– Я вас прошу. Вы моя последняя надежда, только вы сможете мне помочь. Я вас умоляю.

Доктор замялся, отвернулся. А потом сказал, медленно поворачиваясь:

– Возможно, я пожалею об этом. Что от меня требуется?

Молодая женщина улыбнулась своей обворожительной улыбкой.

– Поменяйте ее имя в тетради на Алену.

На его лице проявилось недоумение.

– Я вас прошу доктор, – уговаривала она.

– А если я случайно оговорюсь и назову ее старым именем, времени же очень мало, я не успею исправить. И почему про ее отца вы заговорили только сейчас?

Женщина оглянулась по сторонам.

– Не переживайте, пожалуйста, нас могут услышать. Отец любит девочку, но меня он ненавидит, я не хочу, чтобы она помнила его. Пожалуйста, Михаил Степанович. Михаил, я прошу тебя…

– Стоп. Остановитесь.

Доктор положил хрупкой женщине на плечо руку и сказал:

– Я помогу вам. Только, давайте без эмоций.

– Спасибо, я вас еще отблагодарю…

– Мне пора к вашей дочери, потом поговорим, – закончил он, кинув взгляд на часы. Очень быстро пролетает время, когда споришь с женщиной. Теперь доктору добавилась просьба матери.

Только бы не теперь не назвать девочку старым именем (если имена перепутаются, неизвестно к чему это приведет). Но теперь придется скрывать девочку не только от отца, но и от Сергея, получается, он ее видит последний месяц. Мокнет там под дождем и искренне переживает. И он придет в конце дня за ответом, доктору придется соврать.

Михаил встряхнул голову. Поздно рассуждать. Маленький столик, стакан вновь наполнился коньяком. Он на глаз отмерил 50 грамм и проглотил. Крякнул. Пора. Подставил стул, все, как и с Григорием, только пациент на этот раз крохотный. Чего ждать от лекарства, он не знал. Как поведет себя совсем юный мозг.

Эту тетрадь он прочитал на час раньше, чем первую. Девочке оставалось спать еще полтора часа. После этого в ушах у Карины поместились беруши, чтобы в детскую сказку не влезла взрослая реальность. Хотя в тетрадь вписались и моменты ее будущего, взрослого будущего, но только до восемнадцати лет, дальше сама, так они решили с матерью и доктор подумал, что для своей дочери сделает так же.

Мать девочки с нетерпением ждала, когда получит разрешения войти в палату, как ребенок, стоя в очереди за подарком в большой семье. Дверь открылась, ей в лицо ударил резкий запах коньяка.

– Вы что, пьете? – возмутилась молодая женщина. На вид ей не больше двадцати пяти, среднего роста, кареглазая брюнетка, доктору нравились такие, но только нравились – не больше. Любил он жену.

– Отмечаю, – поправил ее, охмелевший Михаил Степанович, – я сделал все, как вы меня просили и ни разу не сбился, представляете? Видимо я сошел с ума, раз пошел ради вас на такой риск…и-и-и-к…

В двенадцать часов он уже снова сидел в своем кабинете, развалившись в новом кожаном кресле. Он не мог вспомнить, как все прошло – вроде нормально, когда уехали девочка с Дианой (она представилась ему), и как он изменил своей жене (обещанная благодарность). Голова раскалывалась. Предстоял путь домой.

Ровно через неделю предстояла такая же операция с Машей, как и хотел, имя у нее теперь будет другое. После рождения она стала Машей, а после «второго рождения» – Алевтина, это имя они выбирали вместе с женой. Это ради безопасности, старался перестраховаться ее отец.