Читать книгу Тренинг - Алексей Сергеевич Вилков - Страница 4

Оглавление

Махаон

Ворочаясь в бессоннице, Игорь упорно размышлял, что же такого произошло в его жизни, что он так лихо попал под чары хитрой девчонки? Очевидно, что он по сути ничего не знает о Фее, и она совсем не представляет особенностей его горького жизненного пути.

Родившись в обыкновенной семье с типичными проблемами девяностых, Игорь никогда не получал достаточного тепла и любви родителей. По заверению матери он долго отказывался расстаться с утробой и расположился в чреве так неудобно, что потребовалось кесарево сечение, а младенец обмотался пуповиной, словно желая совершить внутриутробное харакири. Врачи успели освободить плод из петли и заставить дышать, положив в специальную камеру с кислородом.

Первые месяцы Игорь рос слишком тихим и почти не кричал, будто сожалел о неудачной выходке, а когда освоился, стал капризным и нервным, не давая спать утомленным домочадцам.

Сложно утверждать однозначно, был ли Игорь желанным первенцем или суровой необходимостью, но особой радости в глазах матери не замечал, как не чувствовал выраженной заботы.

Официально мать делала все, что от нее требовалось – кормила грудью и убаюкивала, а когда молоко вдруг исчезло, Игорь не мог привыкнуть к искусственным смесям. Он протестовал и подавлял тошноту, но выбора не было, поэтому пришлось сосать всякую гадость, чтобы не умереть с голоду.

Постепенно вокруг появились радужные моменты, и возвращаться на небеса уже не хотелось. В детстве Игорь почти не помнил отца, как будто его вовсе не было рядом. В памяти высвечивалась темная фигура, недовольная и раздражительная, где-то в призрачном сумраке, но лицо матери Игорь помнил отчетливо и верил, что она старалась любить его, но любовь исходила не от сердца, а от разума.

В яслях Игорь долго привыкал к непривычной обстановке, устраивал истерики, а через пару месяцев смирился и считался самым спокойным ребенком группы. До школы Игорь часто болел – любая зараза липла как банный лист. Непонятные аллергии, диатез и ежемесячная простуда выбивали из общего распорядка, заставляя привыкать к больничному расписанию.

Игоря устраивало болеть. Когда он нуждался в помощи, мать была добрее и выжимала оставшиеся силы на борьбу с недугами, а отец становился мягче, выглядывая из-за угла, точно спрашивая: «Разве он еще жив? Только этого не хватало!».

Развивая первые социальные контакты, Игорь проявлял любопытство к девочкам, которые пользовались им как наглядным примером для сравнения. С помощью своеобразного симбиоза Игорь не отставал в половом развитии и кое-как познавал противоположенный пол. С мальчишками он никогда не дрался и словно вообще не проявлял агрессии, будучи от природы излишне меланхоличным мальчиком. «Какой послушный растет, – замечали воспитательницы, – правильный ребенок. Повезло родителям». А Игорь считал, что ему точно не подфартило ни с мамой, ни с папой. Есть большие претензии к обоим, только озвучивать их не имеет смысла.

Когда возникла необходимость учиться, появились чистые тетрадки и разноцветные учебники с картинками. Игорь ленился, но под нажимом матери зубрил уроки, а потом познал кожаный отцовский ремень, получая бляшкой по ягодицам. Ремня он боялся как огня и пытался вести себя прилежно, познавая азбуку и чистописание, обходя стороной гневливого папашу.

Мать преподавала математику в параллельных классах. Инна Олеговна сделала все возможное, чтобы отдалить сына от себя в стенах школы, дабы не вызывать слухов, представляя, как злые дети могут относиться к сыну училки, и пыталась обезопасить мальчика от вредных воздействий. Игорь не догадывался, в чем подвох, и не стыдился особой принадлежности, распуская правду–матку направо и налево, тем самым наживая врагов, завистников и льстецов.

Отец чертил схемы на машиностроительном заводе в должности инженера, отличаясь суровым нравом и импульсивностью, превратившись в самодура и тирана. Когда Игорь преодолел начальную школу, отец стал пить. Мать устраивала истерики и угрожала разводом. Отец обещал исправиться, но пагубная зависимость бередила нервы, заставляя срываться. Иногда от отчаяния мать позволяла себе напиться вместе с ним, и тогда они куролесили вдвоем, громили посуду, ругались, хватались за ножи, а когда успокаивались, пели народные шлягеры и собирали осколки.

В порыве бешенства папаша распускал руки, либо издевался над сыном, когда накатывала волна воспитательского таланта: проверял записи в тетрадках, оценки в дневнике и угрожал вышибить мозги, подвесить за ногу на люстре или сбросить с балкона. Перспектива плюхнуться на асфальт с пятого этажа хрущевки и разбиться в пух и прах не устраивала. Игорь очень боялся высоты и с замиранием сердца ждал, когда отец выполнит обещание и выкинет его словно обглоданную кость, а он будет кружиться в воздухе и расправит крылья, плавно приземлившись у ближайших качелей.

Взрослея, Игорь уверовал в собственную безнаказанность. Отец уже наплевал на сына, перестал угрожать, запирался в спальне и беспробудно спал с коматозным храпом. В редкие моменты просветления он завязывал с выпивкой, и тогда семейный быт становился более размеренным, хотя мать устраивала ссоры на пустом месте, требовала внимания, корила мужа за пьянство и растраченные лучшие годы молодости. Роман Романович молчал в тряпочку или вяло отшучивался, уходил к бывшим собутыльникам и возвращался трезвым, но каким-то убитым. Тогда мать подозревала его в измене и требовала признаться. Отец отнекивался, злился и обязательно срывался, воздавая сполна сценами театральных трагикомедий. Мать просила прощения, а отец разбивал ее учительские очки. Она клялась уйти, и цикл повторялся. Так сын набирался житейского опыта и въедливых комплексов.

В тринадцать лет Игорь превратился в нелюдимого бирюка. Развязные приятели подшучивали над букой и звали на вечерние дискотеки, а Игорь паниковал и отказывался, запираясь в комнате, а если и приходил, то скромно жался по стенкам, чтобы никто его не заметил. В тот же год внешность ужасающе изменилась: вдоль щек и на лбу появились красные зудящие угри. Игорь чесал, раздирал и соскабливал их, отчего угри сливались в красное месиво. Из-за прыщей он отказывался ходить в школу, поддаваясь только шантажу матери. Утешало, что другие мальчишки также маялись от проблемной кожи, но хотелось быть абсолютно нормальным, и он завидовал редким парням без изъянов.

Весенней порой в седьмом классе его угораздило влюбиться в девчонку из параллельного класса. Он рассказал об этом друзьям, и вскоре вся школа гудела о неразделенных чувствах. И только возлюбленной Игорь не мог признаться, стыдливо поглядывая за ней на переменах до конца учебного года, а на летних каникулах чувства остыли и испарились. Остатки былой любви приходили лишь в чувственных сновидениях, когда он добивался прекрасную даму, закалывал шпагой соперников как ловкий дворцовый мушкетер, оставался с покоренной красоткой наедине под кроной волшебного дерева или возле Ниагарского водопада и любил ее как умел, отдаваясь всем существом без остатка. Всегда хотелось продлить сон, даже никогда не просыпаться, но когда глаза открывались, и возвращалась жестокая реальность, Игорь плакал и искал в кухонном ящике снотворные таблетки матери, чтобы успеть догнать любимую и повторить священное действо.

Каждое лето он по привычке проводил у телевизора или бесцельно мотался по улицам, связавшись с плохой компанией. Иногда от безделья ловил бездомных кошек и привязывал петарды к лапам, стремясь не отрываться от уличной банды, ведь если можно безнаказанно калечить животных, значит, это действительно круто. Когда петарды заканчивались, хулиганы поджигали хвосты дворовых собак или вымазывали морды зеленкой. Как-то дворник поймал их за привычной затеей, взял за шкирку и притащил, куда следует. Мальчиков пожурили, вызвали родителей и пригрозили штрафом, ограничившись устным предупреждением. Игорь перепугался от шанса отправиться в колонию для несовершеннолетних и кошек больше не мучил. Ребята окрестили его трусом, маменькиным сынком и ничтожеством. Так он превратился в изгоя, а приступы агрессии направлял на себя, расчесывая угри и кусая ногти.

В старших классах произошло много важных событий. Отец почти не выходил из запоя, напрочь потерял человеческий облик и работу. Однажды под крещенские морозы он упал в сугроб, отключился и умер. Его случайно засыпала грязно-серой кашей снегоуборочная машина. Мать кидалась на окна, папашу объявили в розыск, а нашли только через неделю с наступлением оттепели, когда местные пьянчуги разгребли снежную кашу, искав пустые бутылки.

«Наконец-то, – подумал с облегчением Игорь. – Дожили!».

Мать полгода оплакивала покойного, срываясь на сыне, чуть ли не обвиняя в кончине мужа, а когда Игорь получал двойки или попадал в скверные ситуации, убеждала, что он обязательно станет как отец, сопьется и закончит жизнь так же бездарно как покойный алкаш. Игорь пытался не верить мамкиным воплям, мечтая о светлом будущем, но оптимизм неуклонно падал, заставляя терять интерес к учебе и баловаться пивом со шпаной на скамейках.

После смерти отца атмосфера в доме заметно улучшилась: никто не лез в душу и не угрожал расправой, можно спокойно смотреть футбол, криминальные сериалы и играть допоздна в приставку. Боясь за будущее сына, мать упорно натаскивала его к поступлению в институт, оплачивая репетиторов и пугая армией. Игорь ленился, сопротивлялся, но страх оказаться в казарме подталкивал к зубрежке и дисциплине. В выпускном классе Игорь окончательно взялся за ум, понимая, что в сентябре исполнится восемнадцать, и придет повестка в военкомат, поэтому нужно позарез стать студентом. Мать пугала армейским бытом и шальными пулями, а демобилизовавшийся брат Федька наплел жутких историй о злодеяниях дедов и офицеров.

«И не вздумай туда переться, ослиная башка! – поучал Федька. – Посмотри на меня, что со мной стало? Все мозги отбили. По ночам на табуретке стоял кукарекал, а когда срывался и падал, меня дубасили по лодыжкам прикладом, а на голову надевали ведро из сортира и тарабанили сверху щетками. У меня и до призыва лишних извилин не было, а теперь я совсем конченый. Думаешь, я не издевался над молодняком? Еще как! Тоже мстил за унижения и побои. Представь, когда тебя заставляют сесть на голый зад у толчка, и на тебя мочится старшина, а ты сидишь и повторяешь: лей дождик, не жалей! Что будет с нервами? Трындец! Не скрою, повезло, что выжил, но теперь я не нормальный пацан, а шакал, понял? Я моральный инвалид, тоже людей калечил. Учись, братец, не ленись! На тебя вся надежда. И смотри, чтобы после шараги не забрали. Пиджаков там вообще не жалуют, а я пока осмотрюсь, подлечусь. Меня девка бросила. Не дождалась, сука! Так вот я сейчас ей и хахалю дурь выбью. Злости вагон, девать некуда!»

Так брат и сделал, но не рассчитал силы и сгоряча убил парня, получив нехилый срок, освободившись досрочно за примерное поведение по амнистии. Закалка и выправка в тюрьме пригодились. Только в отчий дом уже не вернулся. Связался с какой-то приезжей бабой и отправился колымить на север. Там и сидит по сей день и писем не пишет.

Вскоре соседский разгильдяй из подъезда напротив научил верному способу откосить.

«Не парься, чувачок, и слушай меня без мазы, – болтал Пашка Малкин по прозвищу Паленый. – Я не против службы, готов родину защищать и хотел податься в десантуру, но врачи загнобили. Раньше я очень ранимый был, и когда одна прошмандовка мне отказала, напился палевой водицы и резанул вены пирочинным ножичком. Кровь пошла шальная как «монастырская изба», а я довольный сижу и умываюсь ею, раскрашиваю себя как индеец. Понял, не?! Тетка пришла, а я натюрморты разрисовываю на лбу, а подо мной лужа. Тут я испугался и обмочился в штаны, короче, вонь и кровь, кровь и вонь. Во картина?! Понял, не? Тетка без понтов звонит ноль три – меня пакуют в психбригаду. Я хвать тряпки, перевязался и бежать. Короче, так и не поймали. Я что, дебил в дурке сидеть?! Мне служить, с парашютом прыгать. Но не вышло, Игорек! Не пропустили, суки! И тебе советую, коли отмазаться надумал – порежь себя малясь. Не обязательно вену – не рискуй, нарежь узор на предплечьях. На левой и правой для порядка. И дуй на комиссию. Понял, не?!»

Вдохновленный откровением реального пацана, Игорь открыл кухонный ящик и достал самый острый нож, подошел к окну и долго примеривался, где нанести порезы. Игорь боялся крови, но гораздо сильнее боялся армии. Вздохнул, гаркнул и вскрыл кожу вокруг запястья, даже не почувствовав боли. Воспользовавшись шоком, нанес порезы выше, дойдя до локтевого сгиба. Выступила кровь, он сжал зубы и застонал. В страхе порезал вторую руку, пока нож не выпал из онемевших пальцев.

Разрезы получились неглубокими, и швы накладывать не пришлось. Мать вертела у виска, допытывалась, кто его надоумил? Игорь честно признался в причинах экзекуции, и мать отстала, сообщив, что и так готовила кипу справок. После трудного зачисления в институт Игорь явился в военкомат с счастливой улыбкой, показывая исполосованные костяшки. Доктора набросились с допросом, чуть ли не объявили безумцем и отправили на психиатрическую экспертизу. После обследования комиссия пожурила за безответственность и пожелала впредь не совершать глупостей, вручив «желтый билет». Мать была счастлива, а Игорь стыдился шрамов, даже летом нося рубашки с длинными рукавами. Он поверил, что действительно слегка сумасшедший, раз даже военкомат признал негодным, и переживал насчет работы и водительских прав, собираясь научиться крутить баранку и податься в таксисты, а теперь придется мыть полы в бургерной, но зато блестяще решил стратегическую задачу.

В технаре резко обострился половой вопрос, так как девушек на всех не хватало. Игорь завидовал раскрепощенным ребятам, свободно общавшихся на любые темы и незнакомками, а он мог только проводить редкую барышню до автобусной остановки, полистать вместе энциклопедию в читальном зале и обсудить темы ближайших лекций, паникуя от комплекса неполноценности. Парни с потока открыто подсмеивались над его закидонами, но в их колкостях чувствовался собственный нервяк, скрываемый напущенной бравадой.

Пообещав решить актуальную проблему в максимально короткий срок, Игорь наткнулся на предложения жриц коммерческой любви.

«Эврика!» – вдохновился он и педантично откладывал стипендию, смущенно готовясь к роковому событию, не понимая, как можно довериться посторонней и продажной женщине?! – Нет! Уличные дешевки не прокатят».

Действуя пугливо и осторожно, Игорь пристрастился к телефонным забавам, тратя последние деньги на интимные разговоры, обучаясь флиртовать и предаваться эротическим фантазиям, представляя на другом конце провода восхитительную нимфу, преодолевая робость и стеснение. Таким замысловатым образом Игорь обрел некую уверенность и стойкость, приготовившись на последний рывок.

Изучив вариации услуг, Игорь понял, что ему подходят только избирательные индивидуалки, любящие предаваться грехопадению по призванию или в качестве хобби, а не шоссейные «давалки» за двадцать баксов. На сайтах знакомств размещались десятки закомуфлированных предложений. Игорь обзванивал номера и приценивался, определяя по тембру голоса подходящие кандидатуры. По деньгам выходило дорого, что тоже смущало, но за качество всегда нужно доплачивать. Здесь как с жилплощадью: чем ближе к центру, тем дороже.

Сказано – сделано!

Спасительница Анжела из Марьино ждала Игоря к полудню, когда он вместо занятий примчался на метро раньше срока, час наяривая вокруг палисадника, терзаясь в сомнениях и муках.

В кулаке пыхтели пять тысяч, а в брюках пульсировало желание и любопытство. Отдышавшись, Игорь щелкнул пальцами и нажал кнопку домофона. Смущало лишнее обстоятельство: он обманул доверчивую жрицу любви и предоставил чужое фото, представившись солидным женатым мужчиной. Для подтверждения образа Игорь нацепил выходной костюм с отцовским зеленым галстуком.

Анжелу пробило на смех, когда она воочию заценила клиента. Игорь развернулся обратно, а она силком затащила его в квартиру. Теперь деваться некуда. Анжела тоже не отличалась честностью, оказавшись не пышной блондинкой с бюстом третьего размера и впечатляющими параметрами, а самой обычной теткой с морщинами, каких Игорь регулярно видел на продуктовых кассах.

Заурядная внешность жрицы любви вовсе не оттолкнула. Крамольная улыбка и явный опыт заставили представить, что невысокая женщина сорока лет с широкими бедрами, тусклыми грудями и выступающей родинкой над левой бровью вызывает симпатию.

Анжела придирчиво оглядывала Игоря, словно вспоминая, где его прежде видела.

– Ты разве женат?

– Женат, – ответил Игорь, выдав смятение.

– Вижу, – покачалась на месте Анжела. – Что делать будем?

– Отдыхать.

– Проходи, я готова.

Спальня отличалась скорым убранством. Широкая кровать и журнальный столик с хрустальными бокалами и раскрытым шампанским. Казалось, что десять минут назад кто-то здесь уже побывал, а Игорь пришел не по расписанию, и когда через час придется уйти, сюда явится другой озабоченный женатик.

Игорь ощутил себя винтиком в бездушной машине сладострастия, что следовало ожидать, ведь он не собирался увидеть принцессу, которую покорит одним взглядом и вытащит из ямы порока.

Анжела уселась на постель и прищурилась. Игорь проклинал себя и желал убраться отсюда целым и невредимым.

– Ты почему такой робкий? Прикидываешься неумехой?

– Я и есть неумеха, – сглотнул Игорь. – Давайте расстанемся друзьями?

– Как? Уже?

– Я вам заплачу, только выпустите меня.

Анжела не ожидала такого расклада, встала, поправила волосы, подошла к окну, взглянула вниз и вернулась к постели.

– Ты не женат, обманщик! Сколько вас развелось! Ух, убила бы!

– Можно я уйду? – умолял Игорь, доставая мятую купюру.

– Я честная, – заявила Анжела. – Просто так денег не беру. Ты вообще в курсе, чем я занимаюсь?

– Догадываюсь.

– Нет, я признаюсь. Все равно ничего не докажешь. Я спаиваю похотливых козлов и вместо наслаждения дарую им сладкий сон, а дальше действую по сценарию. А с тебя и взять нечего. Свои копейки оставь на кино и мультики.

«Нарвался на клофелинщицу! – возмутился Игорь.

В голове не укладывалось, как он мог ошибиться?! Впрочем, как всегда. Ничего нового.

– Нужда заела? – издевалась Анжела. – Выпей? Расслабься. Не бойся, я тебя не обижу. Ты гол как сокол.

Пока Игорь колебался, Анжела достала из тумбочки кнопочный телефон.

– Давид, отбой! Клиент не пришел. На сегодня хватит! Я выходная. До связи!

– Теперь нам никто не помешает, – промямлил Игорь и все-таки пригубил шампанского, сразу захмелел, снял пиджак и залез на кровать в ожидании женской инициативы.

Анжела заметно погрустнела и изобразила стеснительность.

– Так ты не собираешься уходить? Сделаешь предложение запутавшейся невесте?

– Мне здесь нравится, – неожиданно заявил Игорь. – Посижу часик и уйду, как договаривались.

– Хорошо, – выдавила Анжела, – может, все-таки пойдешь в душ? Так будет удобнее и приятнее.

– Да, наверно.

– Смелее, жених! Я вся горю!

Игорь нервно снял галстук и рубашку, порвав пуговицу. На брюках молния неуклюже застряла и поддалась только с пятой попытки. Аккуратно положив одежду на кресло, Игорь растерянно пошел в ванную.

«Будь, что будет! Погибать, так погибать! Все равно нет в жизни счастья!».

Когда горячий поток смывал пот и страх, Игорь представлял, как его привяжут к батарее и отлупят бейсбольными битами. Только брать с него действительно нечего. Нет ни портмоне, ни кредиток, ни дорогих часов. Да и от денег нужно уметь избавляться легко и без оглядки.

Когда Игорь вернулся, обмотавшись розовым полотенцем, Анжела лежала у края кровати в нижнем белье. Пошатываясь, он присел рядом, а затем аккуратно лег на бок.

Анжела сделала все сама.

Игорь зажмурился и смотрел в потолок, ожидая, что он вот-вот рухнет и задавит обоих. Он почти ничего не чувствовал кроме странной щекотки. Анжела месило тело как тесто, передвигала по простыне как несмышленого Буратино, и он включался, оживал и теплел.

Все закончилось быстрее, чем он ожидал, так и не поняв, что произошло, и точно не уловил ее вкус и запах. Анжела подарила, вернее, продала себя действительно честно, а он так и остался закрытым, ничего не дав ей взамен, как будто только предоставил попользоваться. В душе тошно, а на сердце кровоточит сияющий шрам.

Растрепанная и усталая Анжела ушла освежиться, оставив Игоря в образе безразличия.

– Поешь чего-нибудь? Бери фрукты. Или голодный пойдешь? – заботливо спросила она, вернувшись с феном. – Глупый ты совсем. Ничего не умеешь.

– Теперь умею, – гордо произнес Игорь, застегивая ширинку.

– Ну-ну. В следующий раз будь осторожней. Жалко тебя.

– Я тебя не просил, – сухо ответил Игорь, прижимая к макушке волосы.

– Прощаешься?

– Час прошел. Я не продлеваю.

– Катись! – вспылила Анжела. – Ты какой-то черствый. Я повидала много мужчин и могу сравнить. Ты как невидимка. Я как к гинекологу сходила. Ты стерильный. Ты вообще откуда взялся?

– Из технаря.

– У вас там все под одну гребенку?

– Нет. Я особенный.

– Плати и гудбай?! Я заслужила.

– Держи! – Игорь хладнокровно протянул слипшуюся бумажку. – В следующий раз я могу рассчитывать на скидку?

Тренинг

Подняться наверх