Читать книгу Чужая жена - Алексей Шерстобитов - Страница 9

***

Оказалось, ехали в баню. Это было небольшое по городским меркам строение, хотя и общественного назначения. Хватало ее площади с лихвой на всех желающих, и главная ее достопримечательность – парилка с электрической печкой. Полтора десятка тэнов, собранные в трубу большого диаметра, разгороженных, где металлическими пластинами, где керамическими пластинами, засыпанными сверху речным камнем, давали очень приличный жар, хотя и не сравнимый с привычной каменкой, оставлявшей больше кислорода.

По выходу из парной, в нескольких метрах располагались небольшой бассейн-купель с ледяной водой, между стоял огромный накрытый яствами стол. Как правило, здесь были представлены накануне добытая дичь с консервами домашнего приготовления.

При виде давно забытого, слюнки текли рекой. Пожаловавший гость, при этом рвался и к столу, и в парную. Лишним были только самогон и водка, зато в ассортименте всегда числились морсы, квасы, чаи и просто чистая родниковая вода…

Перед бывалыми охотниками предстали двое. Более молодой выглядел не то, чтобы спортивно и подтянуто, но стройно и без видимого лишнего веса. Замотанная на животе простынь, доставала до самых пят, и не давала делать шаги больше двадцати сантиметров в длину, поэтому со стороны его походка была похожа на походку японской женщины в кимоно. Он улыбался. Все ему нравилось и не многим отличалось от застольев спортсменов.

Привычный к подобному, он приблизился. Быстро перезнакомился, с кем еще не был знаком и потопал в парилку.

За ним широкими, не уверенными шагами шлепал полненький, кругленький, совсем белокожий, покрытый рыжеватыми волосами, большеголовый, плешивый Арон. По сравнению с его небольшим ростом – сто шестьдесят три сантиметра, размер ноги сорок шестой, особенно обращал на себе внимание, что дополняла его манера передвигаться. Его походка напоминала, переводящую через дорогу своих цыплят, мать-гусыню. Он также переваливался и непрестанно суетливо оглядывался по сторонам, будто кого-то высматривая.

Он также поздоровался, но не последовал за Андреем Викторовичем. Этот пожилой еврей, зная человеческую натуру, видя заинтересованность собой, хорошо понимал, что ковать нужно, пока железо горячее, а не когда интерес к нему остынет.

Через десять минут Светищев выскочил разгоряченный и сразу плюхнулся в бассейн. Выныривая он услышал разодравший помещение дружный смех. Присмотревшись, он увидел стоящего Арона в накинутой, будто тунике, через плечо простыне, на голове у того был наколпачен куль из-под копченой курицы с нарисованными лавровыми листами, чем и создавалось впечатление лаврового венка на голове.

В одной руке он держал кувшин с квасом, из которого непрестанно отхлебывал, делая это совершенно без ущерба для повествования. Конечно, он рассказывал о своем деде, имевшем усадьбу в помещичьем угодье с двумя обширными лесами, где любил охотиться. На сей раз, он вспоминал, рассказанную отцом историю.

Конечно, невозможно передать на бумаге весь артистизм погибшего в Ароне Карловиче сатирика, но что-то попробуем. Мы начнем с середины, ровно с того места, откуда услышал это повествование Андрей, вынырнувший из воды и присоединившийся к застолью.

Держава соответственно своей фамилии, уворованной еще при последнем царе батюшке, его прадедом, взамен бывшей и не очень благозвучной – Фаршманович, возвышался перед людьми не балованными и чистыми душой, принимающими многое за чистую монету, и сами, если и рассказывающие, то уж чистейшую правду, особенно о своих трофеях на охоте и рыбалке…

Речь его не умолкала, не имела разрывов и чередовалась, звуча то от первого, то от третьего лица без переходов, что всем, все равно было понятно. Застыв на мгновения, увидев выныривающее красное лицо Светищева, быстро справившись с завистью в отношении его здоровья и уже сделанного одного захода в парную, он, клацнув языком о нёбо, продолжил, оживленно жестикулируя:

– И вот, мой незабвенный, овеянный славой охотника, ни разу не давшего промаха, дедушка выдвинулся на охоту на вальдшнепа. А надо сказать, мужчина он был крепкий, больших размеров… я был чем-то похож на него в юности, но только отчасти…

При этом он своим взглядом обратил внимание публики на свои большие лапы, и, сняв сливки хохота, продолжил:

– Передвигался он быстро, порой, даже быстрее конных, так как мог бежать без передыху часами. Он не любил гипотетики, то есть любых «если бы да кабы», был рационален и никогда не предпринимал лишнего. Если бы он был революционер, то обошелся бы двумя залпами: в царский дворец и государственную думу… нет, все же был бы и третий – в дом Кшесинской, где собирались большевики. Он тайно был влюблен в эту женщину, которую обидели эти необузданные мерзавцы. Не подумайте чего, конечно, он не ухаживал за ней! Очень большая конкуренция…

Я к тому, что в патронташе у него были только патроны с мелкой картечью, которые употребляют на охоте на мелкую и слабую на бой птичку. Представьте себе, плотно пообедав, он топал большими, мощными шагами, какими ходят обычно очень деловые, имеющие мало времени люди, на совершение нового подвига, такими, наверное, передвигался барон фон Мюнхаузен… Так вот, после плотного обеда, перевариваемая пища начала наседать на прежде поглощенную и уже готовую к извержению из организма, как вдруг, мой дед это почувствовал. Время еще было, «тяга» не началась, и солнце еще предполагало побыть на горизонте.

Новый естественный позыв заставил свернуть в рощицу, ибо если приступ застал бы во время самой «тяги», то «королевская охота», как называют… хотя не мне вам рассказывать, пошла бы насмарку. В рощице оказался только один дуб, он был стар и не имел низко ветвей, зато его ствол был гигантским – в обхват не меньше пяти метров по окружности. К нему спиной он и пристроился.

Дедушка, знаете ли, любил, когда все проходило чинно, не спеша, и обязательно доводил все до логического конца, если тому, конечно, была возможность. Вокруг было множество желудей, сидя, он загреб кучку и начал кидать куда непоподя.

Метрах в пяти над землей ствол раздваивался и посередине образованный проем стал невидимый, поскольку был над головой целью. Попал или нет определялось просто – если желудь возвращался, то был промах. Я напомню – ведь он сидел спиной. Он загадал: сколько будет точных попаданий, столько будет и «взятых» вальдшнепов.

Где-то на десятом Мойша Аронович, мой дедушка, начал понимать, что находится у дерева не один. Его это заинтересовало, поскольку… а он был очень продуманный человек, и заглянул за дуб, но не увидел выкопанную кабанами яму, где не пересыхала грязевая ванная, которую те принимают за рай на земле… Ну здесь каждому свое! Каждый перелетевший желудь бил здоровенному секачу, наслаждавшемуся, этой самой, грязевой ванной то по глазу, то по губе, последний попал точно в ушную раковину и перепугал его не на шутку.

Испуганным он вскочил и помчался, куда глаза глядят, а глядели они в сторону единственного укрытия, которым мог служить только ствол дуба.

И вот драгоценный мой предок, сидя со спущенными штанами, боковым зрением видит вылетающую тушу, с неизвестными совершенно намерениями. «Вай вей» – вскричал дедушка, вскочил сам и бросился на утек…

Так думал он, но так не были уверены штаны. Моментально упав с мыслью: «А где же ружье?».

Он подставил спину огромным копытам, которыми этот нечистый зверь протоптал по ней тропинку, с явным желанием вернуться.

Как ни в чем не бывало, Мойша вскочил снова, подтянул штаны и бросился… конечно, вокруг дерева, надеясь оббежать его и схватив ружье, убить кабана.

Дикий порося не знал намерений моего деда, но нечаянно наступил на ремень, прислоненного к дубу оружия, зацепил его, испугавшись еще больше, рванул еще крепче. В результате ружье перевернувшись в воздухе, ударило его, приобретя центробежную силу, по самому носу. Это ему, кажется, не понравилось, и он ускорился. Ружье повторило кульбит, вновь нанеся удар, правда теперь не столь болезненный, но все равно вновь испугавший – никому не нравится иметь дело с невидимым врагом. Через два прыжка он остановился. За это время оружие сделало новый оборот и снова ударило по тому же, что и в первый раз месту. Тут страх перешел в не контролируемый гнев, и все окружающее превратилось во врага. Вепрь атаковал дерево, траву, корни, снова дерево, пока не увидел деда, державшего в руках портки.

В это самое время он пытался дотянуться до приклада, вытянув руку из-за изгиба ствола. Что, слава Богу, получилось. Пока зверь думал, чтобы это могло быть, и рыл землю копытом, Мойша вырвал двустволку и, направив прямо в сердце животного, выстрелил. Выстрел не состоялся, поскольку все патроны остались в патронташе. Дед додумался об этом первым, но не слишком опередил кабана, то есть, хочу сказать, что-то и не сильно-то думал, а просто рванул в сторону неудачливого, но проворного охотника.

Теперь перед человеком стояла необычная, я бы даже сказал, непривычная задача, подхватывая руками падающие постоянно штаны, он держал еще и ружье, пытаясь вынуть из патронташа патроны – вставить их в патронник, предварительно отомкнув стволы. И что вы думаете?! Ловкость рук превзошла все возможное: падая дед, все таки, выпустив штаны, выцелил – выстрелил. Кабан «ойкнул», лишился одного глаза, озверев совсем. Погоня началась заново, и снова Мойша проявил чудеса эквилибристики.

Так продолжалось до тех пор, пока хряк, наверное, на чистом идише не объяснил человеку, что этот номер дроби не в состоянии ему причинить большого вреда. Внезапно с пониманием последнего закончились патроны, остальные, по всей видимости, рассыпались. Что было делать Мойше Ароновичу, тогда еще Фаршмановичу? Тут он решил соответствовать фамилии: падая, а это я вам скажу, почти перед самой смертью, уже в ее объятиях, он прыгает, настигает ту самую свою кучи, что появилась после извергнутой переваренной пищи, зачерпывает и швыряет в лицо… в рыло демону, потом еще, еще и еще – дедушка всегда подходил серьезно к еде, которая имела такие же крупные последствия…

И что вы думаете?! Вепрь встал, как вкопанный, втянул непривычно не уважительный по отношению к ему воздух, учуял не столько вонь, сколько оскорбление от нее, и, находясь в состоянии крайнего стресса, что тоже иногда бывает близко к смерти, упал замертво, не пережив такого бесчестия…

Так мой незабвенный дедушка, память о котором не покидает меня никогда, умудрился совершить «чудо о вепре», у векового дуба – так мы называем этот подвиг, прославивший его…

– Арон, а я думаю, откуда у твоего деда такая мысль о… ну ты меня понял…

Андрей смеялся, вытирая слезы, параллельно пытаясь вытащить из-под стола совершенно ослабшего от смеха водителя главы администрации, упавшего туда, еще минуты три назад.

Смеялись все, но только двое поняли, о чем был намек Светищева. Это и стало сигналом на начало сближения обоих с главой района…

И самый короткий путь к успеху – ничего не объясняя, если только в общих чертах, взять его в пайщики, предложив стать соратником по «туалетному делу».

Разговор должен был состояться завтра после охоты, во время приготовления «свежатинки» на свежем воздухе, а пока предстояло решить, кому из двоих лучше этим заняться.