Читать книгу Страна Потекших Кисок - Алексей Стацевич - Страница 7
Глава 7
ОглавлениеНянькаться с мешочным пленником никто и не думал – тащивший Николая человек без особых церемоний бросил того на шершавый деревянный пол.
– Вот ты пелядь некрещеная, – упав на бок и стараясь безуспешно сесть, беспомощно проскулил Грубанов. – Мог бы и поаккуратнее, изделие ты штопанное!
– Не надоело материться, мужчинка? – раздался над ухом огрубелый женский голос, обладательница которого, судя по всему, с младенчества баловалась сигаретками. – Лежи спокойно, сейчас развяжу.
Николай с трудом успел переварить услышанное, как сильная рука сдернула с головы мешок. Пленник захлопал глазами, стараясь в сумраке крошечной комнаты различить очертания фигуры. А когда получилось, то непроизвольно ахнул – перед ним, согнувшись из-за низкого потолка, действительно стояла женщина. Ну как – женщина. Баба. Гром-баба! Под два метра ростом и словно вытесанная из камня – квадратное лицо с таким же квадратным подбородком, перекаченные руки со вздувшимися венами, огромные ножища, кубики пресса… Вместо соблазнительных сисечек вперед выпирала твердая «мужская» грудная клетка. Пожалуй, это была первая женщина, к которой Николай вообще не испытывал сексуального влечения.
«Да у нее одна рука весит больше, чем весь я! Такая навалится и…» – представив гром-бабу в постели, содрогнулся он и промямлил: – А это еще зачем?
– За надом, – уклонилась от ответа бабища и ловким движением застегнула на шее пленника тонкий кожаный ошейник. От ошейника в темноту уходила цепь.
– Но…
– Молчать! – командирским голосом прикрикнула баба-мужик и хлестанула Николая плеткой по мясистому боку. Из рассеченной кожи посочилась кровь. Пленник скрючился и решил больше не спорить.
Бабища вышла из комнаты и ненадолго скрылась из виду, а Николай огляделся. И увиденное ему не понравилось! Он находился в небольшой продолговатой камере. Три деревянные стены камеры – «глухие», без единого окошка. Вместо четвертой стены – стальная решетка и решетчатая дверь, ведущая в коридор.
По стенам коридора заплясали тени – это возвращалась бабища, которая несла в руке горящий факел. Воткнув факел в висящий в коридоре – напротив камеры – держатель, подошла к пленнику. Рывком подняв того на ноги, принялась развязывать узлы на запястьях.
– Свободен. – Гром-баба освободила Грубанова от веревок и слегка подтолкнула в спину.
– Могу идти?
– Ага, можешь, – насмешливо произнесла бабища и глазами указала в сторону. Николай проследил за ее взглядом – цепь, что тянулась от ошейника, другим концом была прищелкнута к ржавому, вмурованному в стену железному кольцу.
С довольной ухмылкой глядя на разочарованно-перекошенное лицо пленника, баба-мужик наклонилась, приподняла охапку лежащей на полу соломы и достала из-под нее черную тряпку.
– Вот, это тебе. Подарок! – Она кинула в лицо Николая влажные кожаные трусы. – Одевай.
«Что за бэдээсэмщина? – опечалился тот. – Надеюсь, выреза сзади нет? А то была бы… гомосятина!»
Бабища, разглядев брезгливость на лице мужчины, рассекла плеткой воздух и повторила, на сей раз крайне недовольно:
– Одевай портки!
В другой ситуации Николай с удовольствием бы заметил, что эту тряпочку из кожи вряд ли можно назвать «портками», да и «одеть» ее нельзя, только «надеть»… но, видя неприкрытое раздражение в глазах бабищи, решил промолчать.
– Сделано, – поспешно натянув трусы, сказал он. – Надеюсь, до меня их никто не носил? Не хотелось бы заразиться герпесным дерматитом или чем-то подобным и потом ходить чесаться…
Баба-мужик многозначительно промолчала и вышла из камеры. Скрипнули замки.
Когда грузные шаги затихли в недрах тюремных коридоров, Николай, постоянно замирая и прислушиваясь, приблизился к решетке. Протиснуться сквозь нее выглядело задачей непосильной, поэтому он попробовал просто «разболтать» прутья, но, потерпев неудачу, вернулся вглубь камеры.
Усевшись на солому, пленник попытался расстегнуть хитроумный замок на ошейнике, но – безуспешно. Затем решил снять ошейник через голову, но и здесь потерпел фиаско – тот был затянут слишком туго, не подцепить.
Осознав тщетность бытия, Грубанов досадливо разметал солому по полу и встал. Подойдя к ржавому кольцу и упершись ногой в стену, взялся за цепь и, до темноты в глазах напрягшись животом, потянул цепь на себя. В мыслях мужчины кольцо после таких невероятных приложенных усилий должно было с «мясом» вырваться из стены… Но, увы, кольцо оказалось иного мнения и не сдвинулось ни на миллиметр.
– Да что ж такое! Едрить-колотить, сегодня хоть что-то сыграет мне на руку?
Внезапно в стену, которая располагалась слева от двери, постучали. Тихонечко. Два раза. Тук-тук.
– Это что там за граф Монте-Кристо недоделанный? – вздрогнул Николай. Вытерев вспотевший от усилий лоб, постучал в ответ и прислушался – тишина.
Так и не дождавшись реакции на стук, он вернулся к решетке. Длины цепи едва-едва хватило, чтобы наполовину просунуть голову между прутьев и боковым зрением оглядеть часть коридора – ничего интересного. Тогда откуда был звук?
– Эй, там, – вдруг услышал он приглушенный женский голос, – в камере!
Грубанов, который уже не ожидал от этого странного дня ничего хорошего, отпрянул назад. Словно Кентервильское привидение гремя цепями, прижался к стенке.
– К-кто, – прозаикался он, – я-я?
– Нет, блин, пиписька пингвиня! – огрызнулась таинственная собеседница. – Ты хорошо меня слышишь?
Николай вернулся к решетке и просунул голову между прутьев:
– Да, хорошо… А ты вообще кто?
– Жопа тролля в пальто! – ответила девушка, и Николай услышал явный смешок в ее голосе. – Узница я. Такая же, как ваше мужчинское превосходительство.
– Узница? Не вижу тебя… А ты где?
Послышался вздох разочарования:
– Два моих первых ответа ничему тебя не научили, верно? Где, где, в эльфийской пиз… кхм, в соседней камере я, бестолочь.
Прозвучало логично, и Николай немного расстроился из-за своего тугодумия. Впрочем, утешал он себя, это и неудивительно – ситуация-то была неординарной. Любой мог затупить!
– Тебе, кстати, повезло, – продолжила говорить соседка по несчастью, – в твоей камере хотя бы можно встать в полный рост. А у меня здесь задница… Причем не только моя.
– Такой низкий потолок?
– По пояс. Приходится раком передвигаться! – возмутилась девушка и, сделав паузу, представилась: – Я, кстати, Маринэ.
– А я Коля… А за что тебя посадили? Убила кого-то? Ограбила? Изнасиловала?
– Почему сразу… убила, ограбила и изнасиловала? – как показалось, удивилась Маринэ.
Николай, хоть девушка и не могла этого видеть, пожал плечами.
– Я пыталась доказать, что мужчины – не вселенское зло, – не дождавшись ответа, понизила голос Маринэ. – Что наши, темные боги – тоже мужчины, а не женщины.
– Ваши темные боги? – вдруг осознав, что попал в религиозную секту, охнул Грубанов. – И что было потом?
– Меня объявили еретичкой и бросили сюда.
– Абсурд… Просто абсурд! – Мужчина, путаясь в цепи, нервно заходил по камере.
– Мои утверждения? – уточнила Маринэ.
Грубанов вернулся к решетке.
– Нет, все происходящее. И… и давно ты сидишь?
– Восемьдесят лет.
– Сколько? – растерялся Николай. – Наверное, мне показалось…
– Восемьдесят, – повторила девушка. – Я нетленная.
– Какая-какая? Нетленная? – переспросил мужчина, а сам подумал: «Похоже, у девчонки кукушка поехала!»
– Долгоживущая, – между тем пояснила та.
– А-а-а, так ты типа из этих, – Николай усмехнулся, – из эльфов.
– Все верно, из эльфиек. А ты, значит, мужчина… Нечасто здесь бывают такие гости.
– Я вообще не понимаю, за что меня сюда бросили и кто дал им такое право!
Маринэ хмыкнула:
– Бросили за то, что ты мужчина, неужели не понятно? А право им дали темные боги.
– И долго мне тут сидеть? Восемьдесят лет я точно не выдержу.
Невидимая собеседница негромко рассмеялась:
– Нет, глупый, не долго. Скоро ты выйдешь отсюда…
– Слава яйцам!
– …но я не уверена, что ты будешь этому рад.
Николай насторожился, по спине пробежал неприятный холодок:
– В смысле?
Эльфийка засмеялась чуть громче:
– Госпожа Гелигвин собирается сделать тебе предложение… от которого ты не сможешь отказаться.
– В смысле? – как попугай, повторил Грубанов.
Но ответить Маринэ не успела – по коридору разнеслись тяжелые шаги надсмотрщицы.
– А ну, заткнулись оба! – проревела перекаченная баба-мужик. – Иначе засуну каждому в пасть по вонючему кляпу, а руки-ноги скую кандалами. Будете лежать и подвывать друг другу, как облезлые шавки. – И палкой «прошлась» по решеткам обеих камер.
А Николай решил расположить к себе суровую охранницу.
– Да мы просто о погоде разговариваем, – используя все свое врожденное обаяние, сладким соловьем пропел он, – чудесная нынче…
– Заткнись! – не оценила его трели громила.
Мужчина решил промолчать, а то вдруг она и правда наденет на него кандалы?
– Вот так-то лучше, – вслушиваясь в тишину, оскалилась та. – Сидите молча и не отсвечивайте, и может быть я сжалюсь… и принесу вам пожрать.
Николай встрепенулся – желудок давно завывал от голода.
– Да-да, мне бы покушать, – тихо и неуверенно проговорил он. – И воды…
Собравшаяся уходить надсмотрщица остановилась. Окинула Грубанова изучающим взглядом.
– Не покушать, а пожрать. Ладно, уговорил. Скоро притащу, не уходи никуда, – великодушно смилостивилась она. А от следующих слов желудок Николая сжался в детский кулачок: – Уверена, сегодняшний обед ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь.
Испуганно выпучив глаза, Грубанов замотал головой:
– Не-не-не! Я только что подумал – пора начинать худеть! Сейчас как раз самый подходящий момент! Можно просто воды?
– Жди, – расстроилась бабища. – И если я услышу от вас хоть одно слово…
Баба-мужик удалилась.
– А ты молодец, что от еды отказался, – практически беззвучно прошипела Маринэ. – Здесь кормят отвратительной гадостью – живыми червями и личинками, тухлыми яйцами и сгнившей рыбой, корой деревьев… и прочим дерьмом. Нет, со временем, конечно, привыкаешь, особенно когда обед раз в несколько дней… Но дерьмо от этого не становится конфетой.
Николай, мысленно восславив богов, что послали ему абилку «Интуиция», тихо выдохнул:
– Ты так и не ответила насчет предложения, от которого нельзя отказаться.
Минуту стояла тишина. Мужчина даже заволновался, не случился ли с его собеседницей неожиданный эльфийско-сердечный приступ, как рядом наконец раздался знакомый шепот:
– Пусть это будет для тебя сюрпризом.
Больше в тот день Маринэ не произнесла ни звука, оставив Грубанова мучиться в догадках.
Спустя восемь или девять часов за Николаем пришли. Бабища-надсмотрщица в сопровождении двух бабищ поменьше погремела на входе ключами и деловито протопала огромными ножищами в камеру. Вновь «облачив» мужчину в мешок, крепко связала ему руки за спиной и, привычно перевалив через плечо, куда-то потащила.
Николай, который и не думал сопротивляться, болтался на гром-бабе словно мешок с навозом и размышлял о своей печальной судьбе…