Читать книгу Ярый Жан - Алексей Степанов - Страница 3

Его кружила суета…

Белея чистотой листа,

Все новое принять готовый,

Он был из тех, чья жизнь пуста.

Чужими мыслями ведомый,

Им подчинялся неспроста.

Отмечу, был весьма толковый.

Герой провинции неспешной

Там, где меня давно уж нет,

Мне встретился в семнадцать лет —

Томимый юною надеждой.

Неисправимый оптимист.

Красив лицом, высок, плечист.

При этом откровенно худ

И с чувством юмора отменным.

Пустой внутри, но внешне крут,

С улыбкой дерзкой и надменной.

Знал пряник, иногда и кнут.

В чужие лез дела без меры.

Советы даром раздавал

И к идеалам призывал.

Был раб навязчивой манеры.

Жил, как родители внушили.

Хотя зачем – не объяснили —

Так надо делать, а не так.

Усвоив глупую науку,

Знакомый мой, не будь дурак,

Вдруг понял вот какую штуку:

Раз не отвертишься никак,

Гораздо легче будет – врать,

Оправдывая ожиданья.

А сокровенные желанья

Другим не стоит открывать.

Он начал лгать родным и в школе,

С обманом свыкшись поневоле.

Обманывал, когда дружить

Ребята с ним не соглашались.

Да что уж там греха таить,

В друзьях все в юности нуждались.

Он заставлял себя любить.

Не дожидаясь, наперед,

Пока еще друзья внимают,

Пока еще не прогоняют,

Недорого берет – и врет.

Вся жизнь его – сплошной обман.

В компании был хулиган,

А дома – паинька святая!

Что ж, худшего желать нельзя. —

Умело маски надевая,

Завралось милое дитя,

Себя под ними же теряя.

В семье он был в каком-то роде

Надеждой матери с отцом.

Ну, а по сути – рос лжецом,

Наперекор своей природе.

Себя под маской потерять

Боялся, знал: пора менять,

Решиться. Разорвать оковы,

Поставить точку, ложь забыть

Он был готов, но не готовы

Родители. И как тут быть?

Наперекор не скажешь слова.

И стыдно быть самим собой.

Как не оправдывал надежды,

Его родители – невежды —

Всегда твердили: «Ты плохой».

Во избежание грызни,

Пустой, ненужной болтовни,

Как школа подошла к концу

Но не закончились мученья,

Пришла идея молодцу,

Отбросив робость и сомненья,

Однажды подойдя к отцу,

Просить его благословенья

Покинуть отчий дом и город,

Пока умен, красив и молод.

Или уйдет без разрешенья.

И после долгих уговоров

Сдались родители. Укоры,

Потоки слез. Но блудный сын

Настойчив был в своем желанье.

Уже не потакая им,

Поцеловал их на прощанье,

В дверях, откланявшись засим.

Ушел, куда глаза глядят.

Сбежал, как многие, из дома.

Его история знакома

И мне, и я за парня рад.

Вот так, поставив разом точку,

Он разорвал вранья цепочку.

Оставил приторных друзей

И нелюбимую подругу,

Как говорится – сдал в музей.

Воздал подонкам по заслугам.

И нет бы ехать поскорей,

Так он без памяти напился.

Разбил на диско пару морд.

И тем был несказанно горд,

Что за обиды расплатился.

Подруга плакала, вопила,

Что жить не сможет, голосила.

Оставить адрес для письма

Три дня в отчаянье просила.

Хотя сомнительна весьма

(Как мама часто говорила,

Причем такой была сама)

Любовь червя к плодам неспелым.

Красива, правда. Что с того?

Лишь отдаваться – ничего

Подруга больше не умела.

Юрфак – престижный факультет.

Он поступает на бюджет.

Почти без знаний, на харизме

Прошел вступительный барьер.

Обильно сыпал афоризмы —

Где шпоры вынуть не сумел —

И генерировал софизмы.

Не буду мучить описаньем

Студенческих блаженных лет.

Уже дал критику поэт

Его научным изысканьям.

Мы все учились понемногу,

Зовя удачу на подмогу,

Чему-нибудь и как-нибудь.

Студенты – ветреные люди.

Умели выпить и гульнуть.

Любви желали без прелюдий.

Наук не познавали суть.

И наш герой, учебе в пику,

В делах любовных преуспел.

Охотник до красивых тел.

Оксана, Катя, Вероника…

Любил без лени и без меры.

Имел прекрасные манеры.

Стихи красоткам посвящал.

Причем гекзаметром Гомера

Свои потуги оформлял,

Не зная лучшего размера.

Любви искусство изучал:

Читал Назона, сериал

Смотреть при этом не гнушался…

Уж где старался – там старался

И ночи напролет не спал.

Сакральные дары Киприде

Исправно, в обнаженном виде

Провинциальный донжуан

Нес с упоеньем, к алтарю —

На старый жертвенный диван,

Встречая новую зарю

И свой очередной роман

В объятиях, сердечной неге,

В дурмане откровенных фраз,

Не обжигаясь много раз,

Как в буйной юности Онегин.

Умел ухаживать красиво.

Знакомился легко, игриво,

С широким жестом, юморком.

На первый день у них свиданье

И поцелуи под окном.

В подъезде долгое прощанье.

Затем кафе, ну а потом…

Потом все тайны камасутры

Под итальянское вино,

Под голливудское кино,

Под круассаны ранним утром.

Он постоянства не любил,

Уйти причины находил.

Ни с кем подолгу не встречался

И скоро бабником прослыл.

В своих избранниц не влюблялся.

Чуть что – его и след простыл.

Вот так проказник забавлялся.

Себя же высоко ценил.

В любви почти не зная равных,

Смирял красавиц своенравных

И, побеждая, уходил.

Менял подружек, как перчатки:

Одну на утро, для зарядки.

Другую приглашал на ночь.

И чтоб не нарушать порядка,

Днем с третьей тоже был не прочь.

Потом все заносил в тетрадку

И там описывал точь-в-точь

Свои шальные похожденья.

Тетрадь пикантностей полна,

Как летопись ему нужна

И как геройства подтвержденье.

С трудом вставая утром рано,

Он нехотя слезал с дивана.

Смотрел спросонья в телефон.

Листал небрежно сообщенья

В сетях, где был участник он.

И не нашедши вдохновенья,

Мог снова погрузиться в сон.

Но если получал ответы

От тех, кому вчера писал,

Вдруг оживлялся, отвечал

В дурмане первой сигареты.

Он не планировал свой день.

Ему учиться было лень,

Всегда прогуливал занятья.

Зачеты кое-как сдавал,

О теме не имев понятья.

Когда же двойки получал,

То сыпал страшные проклятья.

Преподавателей ругал.

И в обстоятельствах причину

Как минимум наполовину,

Увы, как многие, искал.

Ему учиться сложно было.

От Конституции тошнило.

Законов истинная суть

Была скучна и непонятна.

Как это дышло повернуть,

Он представлял себе невнятно.

Чему-нибудь и как-нибудь

С трудом, но все же обучался,

Коль надо получить диплом.

А получив, забыть потом

Юриспруденцию поклялся.

Ведь в глубине души свербело,

Да так, что часом ныло тело.

Он врал опять, причем себе.

Зачем учиться на юриста

И жить с самим собой в борьбе?

Зачем идти путем тернистым

Наперекор своей судьбе?

Не зная своего призванья,

Жизнь бесполезно прожигал,

Все время дурака валял,

Души испытывал терзанья.

«Что дальше будет? – думал он. —

Год пролетит, как глупый сон.

Все кончится, домой уеду,

А там со скуки, поутру,

Скорей всего, нет, точно – в среду! —

Возьму однажды и умру.

Нет, не с утра, умру к обеду.

Потом неистово рыдать —

Зачем ты нас оставил, милый? —

Над свежевырытой могилой

Начнет измученная мать.

В сети напишут некролог,

Посмертный, в восемнадцать строк.

Нет, не хочу, мне слишком рано.

Не собираюсь умирать.

Я буду жить, ведь я упрямый.

И не хочу с собой кончать.

Сопьюсь! И буду вечно пьяный.

Наверное, как все, женюсь.

Семья, детишки и заботы,

Как все – останусь без работы…

И вот поэтому сопьюсь!

Все – ложь! Она мне надоела.

Но как найти по сердцу дело?

Умею женщин ублажать.

Любовь – мое предназначенье,

Любую затащу в кровать!

Горю огнем, мое влеченье

И страсть мою не передать.

Не передать её словами,

Ничем на свете не унять.

Ни скучной прозой рассказать,

Не описать её стихами».

Так думал юный ловелас.

Таких немало среди нас.

Не видя смысла для себя,

Не ставя благородной цели,

Они мечтают жить любя,

Не отрываясь от постели.

Причем не любят и себя.

О них мы будем речь вести,

Читатель, разбирать ошибки,

Но если вызовут улыбку

Мои суждения, прости.

Любовь! Он гибнет за нее.

Ему б желание свое

Умерить – и с одной остаться.

Пусть не в учебе, так в любви.

Но как, скажите, разобраться?

С кем жить отмеренные дни

И с кем до гроба оставаться?

Любовь в житейском разуменье

Есть чувство высшее из всех.

Когда ты совершаешь грех,

Наивно, с девственным смущеньем.

Когда не можешь жить без милой.

Любить клянешься до могилы,

Готов с небес достать звезду.

И радость с нею разделяешь,

И нежеланную беду.

И жизнь, как в сказке, обещаешь.

Как встретить девушку-мечту?

Где отыскать ее такую?

Чтоб сердцу милая была

И чтоб помочь всегда могла

Ему в минуту роковую.

Детей рожала б, не полнела,

И грудь от родов не висела,

И чтоб без устали ждала,

Чтоб выглядела, как модели,

И зарабатывать могла…

При этом чтоб еще в постели

Большой развратницей была.

В надежде получить ответы

Он взял сокровище земли —

Рассказ об истинной любви —

Открыл библейские сюжеты.

Завет читая, размышлял.

Но до конца не понимал

Причины веской для изгнанья.

Ведь должен отдавать отчет,

Отец, имея силу знанья,

Что сам запретный плод дает.

Затем, потомкам в назиданье

Свое творение распнет!

Жалея бедного Адама,

Читает далее упрямо:

К чему все это приведет?

И каждый раз предрешено,

Что можно, что запрещено.

И будет змей – ползучим гадом,

А жены – падки на соблазн.

Адам в смоковных листьях рядом

Стыдиться будет Божьих глаз.

И устрашится перед адом.

Теряя вожделенный сад,

Возьмет свой крест и понемногу

Пойдет на грешную дорогу

И не найдет пути назад.

Всю ночь на чтение потратил.

Псалмы пропел, едва не спятил.

Такая вдруг тоска напала…

Под ним всю ночь, как ураган,

Напрасно девушка стонала —

Тоска сгущалась, как туман.

И в голове не прибывало.

Что ж, субъективной правды много.

Но только истина одна…

Вопрос, однако: «В чем она,

Что остаётся по итогу?»

И, не решив, как дальше быть,

Он плюнул и продолжил жить.

Судьба условия свои

Меж тем упрямо выдвигает:

Сейчас ему не до любви.

Диплом, бедняга, защищает

(Мы через это все прошли).

И снова отчий дом открыл

Скитальцу теплые объятья.

Живя в убытке, по понятьям,

Как прежде, городок уныл.

Погибли клятвы вечной дружбы.

Друзья спились и стали чужды.

Повсюду пьяницы, бандиты.

Пьют даже то, что не горит.

Воруют все, что не прибито.

Сим этот город знаменит.

Дороги, как всегда, разбиты.

Подруга лихо растолстела,

И, дочь родив в один из дней,

Свой смысл жизни видит в ней.

Хотя ему – какое дело.

Он в адвокатскую контору

Был приглашен по договору.

В работу с головой ушел

И неожиданно раскрылся,

И, к удивлению, нашел,

Что прежний навык пригодился.

Бросала взгляды через стол,

Краснея, страстная Фемида.

И в комнату для совещаний

В конце судебных заседаний

Шла вновь, не подавая вида.

Под брендом «Legal Guarantee»[1]

Ему б работать и цвести.

Бумаги умные писать.

Договорную неустойку

В ночи, проклятую считать

Боясь не ошибиться б только.

Конторы имидж уважать.

Гордиться, что туда пролез

Смекалкой впечатлив партнеров

Как в сериале «Форс-мажоры»

И всей души любить процесс

И он пахал, что было мочи,

От утра и до поздней ночи!

Так протекал за годом год.

Он успокоился немного.

Уж двадцать пятый настает.

Вдруг мама заявила строго,

Что внуков непременно ждет.

Уже нашла ему невесту.

Та замуж за него не прочь,

Её подруги близкой дочь

С забавным именем Селеста.

Не для него семьи уклады.

Он понял: собираться надо.

Но вот вопрос: куда бежать,

Куда ему теперь податься?

Упорно начал размышлять,

Стараясь с мамой не встречаться.

Что можно в этот раз соврать?

В Москву уехать, раствориться?

Но там его никто не ждет,

Никто на помощь не придет.

Но, это лучше, чем жениться.

Да, наш герой, наморщив лоб,

Давил на газ, но видел стоп!

Еще разумный смысл в придачу

Мешал решение принять,

Решить нелегкую задачу:

Нехитрый гардероб собрать

И отправляться на удачу

Туда, где звезды над Кремлем

Страны величье озаряют,

Увы, сердца людей пленяют

Незаработанным рублем.

Немаловажная подробность:

Хотя к труду имел способность,

Юриста в городе была,

Как, впрочем, и по всей России

Зарплата низменно мала.

Друзья копейки не ссудили.

И мама денег не дала.

А без серьезных сбережений,

Без нужных связей, без жилья —

Скажите-ка, мои друзья,

Где смысл столичных приключений?

Однако, несмотря на то,

Был жребий брошен. Взяв пальто,

Одев костюм, рубашку, галстук,

Обнял отца, утешил мать…

Забыл: станок, зубную пасту,

Поесть, попить и почитать.

Он говорит свободе: «Здравствуй!»

Вокзал, дешевая плацкарта,

Народ торопится, бежит.

И поезд трогаться спешит.

Осталось пять минут до старта.

В вагон зашел, на место сел.

Вздохнув, в окошко посмотрел.

Как эта полка боковая

Его бесила! Он хотел

Спокойно спать, не поджимая

В коленках ног; но не сумел,

Посадочный расклад не зная,

Купить нормального билета:

Что предложили, то купил,

Зашел и сразу загрустил —

Внизу и сбоку! До рассвета.

Переживая, думал он,

Что чай какой-нибудь пижон

Прольет. Пройдет, не извинится,

А то и вовсе наорёт,

Мол, разлеглись тут. Разозлится.

Он встанет, далеко пошлет…

Тогда начнут они браниться.

Что пассажиры будут шляться

Всю ночь туда-сюда ходить —

То в туалет, то покурить

И, мимо проходя, толкаться.

Но, вопреки шаблонной схеме,

Нас ждет сюрприз в моей поэме.

Со стороны проводника,

Вошла она, предел мечтанья!

Так неожиданно легка,

Так будоражила желанья,

Что вдруг дрожит моя рука.

Я трепещу. Как бесподобна,

Как утончённа и нежна.

Как горделива и важна.

Как голову вскружить способна.

Пусть рисовал её портрет

Не раз задумчивый поэт:

И все же – солнечным каскадом

Волос, на плечи ниспадавших,

Она светилась, ясным взглядом

Смотрела на людей дремавших,

И тех, что копошились рядом.

Она – как белая ворона.

Был безупречен макияж,

Обогащавший антураж

Унылый старого вагона.

Меланхолический типаж.

На вид и двадцати не дашь.

Красивый бронзовый загар,

Что кожа бархатом лоснится.

Глаза – источник женских чар

Венчали длинные ресницы.

Как взглянет, так в груди пожар.

В коротком, очень легком платье

В руке накидка от кутюр.

Французский с камнем маникюр.

И сумка Сен-Лоран под стать ей.

На каблуках, кольцом сережки.

Модельно худенькие ножки.

Украшен пирсингом живот.

Тату – загадочный узор.

По-детски приоткрытый рот

И дышит грудь, смущая взор…

Но что-то место не найдет

Согласно взятому билету.

Изящный катит чемодан.

Мой друг застыл, как истукан,

Разглядывая фею эту.

Ушла в конец – и слава богу!

Стал расслабляться понемногу.

Но от судьбы не убежишь.

«Сорок седьмое, боковое…

И ты, дружок, на нем сидишь,

Молчит! Ну, что ж это такое!

С открытыми глазами спишь?» —

Примерно так она сказала.

В ответ он что-то бормотал.

Потом и вовсе замолчал.

Она его очаровала!

Так было стыдно, он терялся,

Чужой эмоцией казался

Стыд прежде другу моему.

Теперь он у него во власти,

Не понимая – почему.

Ведь раньше смело за запястье,

Не разбираясь, что к чему,

Брал неприступный идеал.

Но вдруг внезапно оступился,

Сидел молчком и злился, злился…

И как вести себя – не знал.

Да, правду говорила мать,

Что продолжать себя искать

Спокойнее в родном болоте.

Собравшись, скромно отвечал:

– Простите, думал о работе.

Что место ваше, я не знал.

Но здесь вы толком не уснете.

Вам бы купе себе найти.

Вот проводник, его спросите.

Совсем немного доплатите…

Ну или я могу уйти.

– Билетов нет, уже узнала.

Тут есть белье и одеяло?

Уж как-нибудь, но размещусь.

Да, в тесноте, но не в обиде.

Я неудобства не боюсь.

– Простите, если вас обидел.

– Да что ты, я ничуть не злюсь.

Напротив села, улыбнулась.

Молчит, о чем-то о своем

Задумалась она, потом

Глазами в телефон уткнулась.

Боясь красотку потревожить,

Мечтал соседей уничтожить.

Остаться с ней наедине.

И, познакомиться не смея,

Молчать в вагонной полутьме,

Уединение лелея.

На отражение в стекле

Ее смотреть. Не замечая

Осенней скуки за окном,

Лесов с желтеющим листом,

За отраженьем наблюдая.

И дрогнул тут состав всем телом.

Колеса, застучав несмело,

Перелистнули дум страницу.

Минуя суету перрона,

Герои ехали в столицу.

Внутри десятого вагона

Людей ходили вереницы.

Послышался дорожный шепот,

И только он, и лишь она

Сидели молча у окна

Под ног неугомонных топот.

Шел поезд нехотя, устало.

Вагону интересен мало

Сюжет; постельного белья,

Стакана чая, сдать билеты,

Хотелось поскорей, друзья,

Поесть и почитать газеты,

И уберечься от жулья.

Умыться, поменять одежду —

Скорее в том была нужда.

Что вкусен сок и минвода,

Хранить упрямую надежду.

Свежи ль яички, хлеб, котлеты?

Откроют скоро ль туалеты?

Сосед на ночь не загудит?

Когда большая остановка?

А дед, что рядом, не храпит?

Знакомая мне обстановка —

Провинциальный колорит.

…Достал закрученный рулоном

Матрас себе и ей достал.

Постель у проводницы взял,

И чай в стакане с перезвоном.

«Какой стеснительный, ей-богу.

Зачем же строить недотрогу?

Не познакомился со мной.

Наверно, в первый раз такое,

Своею робостью чудной

Меня задели за живое.

И сразу видно – холостой.

Воспитан, это очевидно.

Совсем не дорого одет.

И возраст – двадцать с лишним лет.

Ни дать ни взять – жених завидный».

С каким волнующим вниманьем,

С каким загадочным желаньем

Она смотрела на него.

А он глаза отводит снова.

Уже героя моего

Разговорить сама готова,

Раз он стесняется всего.

Не для любви, но для забавы.

Как мне не больно признавать,

Она любила флиртовать.

О времена, друзья! О нравы!

У молодого поколенья

Нет ни малейшего смущенья,

Ни скромности, присущей нам.

Без тени легкого сомненья

Они покажут старикам,

Как предаваться наслажденью.

Там, где мы скажем – стыд и срам,

В ответ на это улыбнутся

И, растворяясь в соцсетях,

Морали обращая в прах,

Чем захотят, тем и займутся.

Его одолевали думы.

Почти не замечая шума,

Он погрузился в чуткий сон…

Москва… метро… какой-то рынок…

Казанский суетный перрон…

Армянский лаковый ботинок,

И в нем на босу ногу он.

На рынке, у торговой точки,

Стоит и плачет мэр Лужков.

Банкетный зал на сто столов.

Заказ – вино… акульи почки…

Садится… вдруг идет она…

А ты откуда? – Я жена

Теперь твоя на веки вечны.

Ты слишком долго не страдал,

И женщин ты любил беспечно,

И слишком часто их бросал.

И не раскаялся, конечно.

Теперь железом раскаленным

Пороки буду выжигать.

И лишь меня одну ласкать

Ты будешь каждой ночью темной.

А белым днем бояться будешь,

Что та, кого так сильно любишь,

Налево убежит тайком.

Встречаться будет раз за разом

С богатым, умным мужиком —

Все потому, что ты наказан…

Что ж, оставайся дураком!

Мечтала лишь тебе открыться

В порыве искреннем души,

Зачем же ты меня отшил?

Не захотел на мне жениться.

Стучат колеса без умолку…

Он подскочил и лбом о полку

Ударился: «Вот это да!

Дурацкий сон какой приснился,

Таких не видел никогда.

Наверно, я в нее влюбился.

А если так, тогда беда.

Однако стоит покурить,

Прийти в себя от сна дурного…

Такая охмурит любого…

Красотка, что тут говорить!

Продрался в тамбур, закурил.

Дым сонный разум оживил.

Уютно сразу как-то стало.

Зевая, потянулся он.

Но это был конец начала.

Стоял, обдумывая сон.

Вагон по сторонам качало.

«Не по зубам такая мне.

К тому же, чувствую, опасна.

А может, я боюсь напрасно?

Все дело в непонятном сне».