Читать книгу Новеллы. Второй том - Алексей Тенчой - Страница 6

Усталый Владимир доехал до своего дома. Фары машины издалека осветили стены дома, спугнули пару дворовых котов, которые разбежались в разные стороны. Служебную машину он оставил у подъезда. Возле лавочки у входа шумели подростки. Играли в карты.

– Чем занимаемся? – Голяков подошел к ребятам.

– Отдыхаем, Владимир Семёнович, – парни вежливо подвинулись.

– Моего видели? – поинтересовался мужчина.

– Его видели с Максом, – сказал один из парней.

– Макс, а кто такой Макс? Давай, и на меня раскинь, – Голяков присел поиграть с пацанами в карты и заодно разузнать про Макса.

– Да есть один тут. Местный авторитет во дворе, – продолжил молодой человек.

– Авторитет, говоришь? А чем он занимается? – спросил Владимир.

– Да ничем. Вообще ничего не делает. А деньги есть, чтоб тусить, – пожал плечами подросток.

– Тогда откуда выводы, что он местный авторитет? – не понял Голяков.

– Да он ведёт себя так. Не работает, а деньги есть, – хором повторили парни.

– Шерлоки Холмсы прям. Я выиграл, – сказал Владимир, вставая. – Где живёт, говорите?

Самый общительный парень поднялся с лавочки и указал на окно пятого этажа. Из подъезда вышла женщина в фартуке и прокричала подросткам: «Сколько я вас могу ждать? А ну, быстро домой! Кушать и уроки. Паршивцы. Вы что не слышали, когда я кричала с балкона?» Ребята понуро побрели в подъезд. Ещё долго доносился оттуда глухой женский голос, отчитывавший подростков.

Голяков задумчиво посмотрел на окно, которое показали ему ребята. Свет там не горел, очевидно, дома никого не было. Он попытался достать сигареты из кармана. Напомнила о себе рука. Опять стала болеть от неловкого движения. Бинт на ней уже был серым.

Владимир отбросил сигарету и зашел в подъезд, добежал до своей квартиры и достал из кармана куртки ключ, открыл дверь. Он, будто с усилием, сделал шаг в квартиру, снял с себя промокшую куртку и повесил ее на крючок в прихожей. Разулся, носки тоже снял, и, оставляя на полу мокрые следы, прошёл в комнату. В доме тишина. Включил свет. Лампочка осветила комнату, и Владимир сразу же пожалел, что не остался в темноте.

Неубранная грязная постель. Настенные часы в пыли. Они громко тикали, только их и было слышно во всем доме. Пыльно, серо, мрачно. Владимир проследовал в кухню, включил свет там и опять поморщился: Мусор, немытая посуда, грязная залитая супом, плита, запах. Он вернулся в комнату. На журнальном столике валялось много бумажек, стояла открытая банка пива. Голяков взболтал её. Внутри ещё что-то было. Выпил и тут же скривился: «Гадость!»

Владимир в тишине услышал, как открывается дверной замок. Он поставил банку на стол, вышел в коридор и увидел Славу.

– Здорово, пап, – поприветствовал Владимира сын.

– Привет, – сказал Голяков – старший.

Слава, обутый, зашёл на кухню, выпил из-под крана воды.

– Слав, тебе ничего… – начал было Владимир, ткнув пальцем на не снятую обувь сына.

– Забей, батя. Тут и так свинарник, – сын махнул рукой.

– Слав, кто такой Макс? – приступил к расспросам отец.

– Друг, – коротко ответил подросток.

Он допил воду и поставил стакан в раковину. Повернувшись к отцу, сказал тихо, но твердо:

– Ты лучше на себя посмотри. Меня не учи.

Потом он пошёл к двери, но Голяков – старший остановил сына, схватив за его за руку.

– Отпусти, – холодно сказал Слава.

– Погоди. Я хочу пого…

– Не нужно мне тут соплей. Надо было думать, когда маме изменял, – Слава направился к выходу. Стоя у двери, обернулся и сказал:

– Когда исправишь свою жизнь, тогда будешь иметь право лезть в мою, а сейчас, ты мне не авторитет.

Сын вышел из квартиры, крепко хлопнув входной дверью.

Владимир дошел до журнального столика в комнате, со злостью швырнул в стену пустую банку из-под пива. Резко дёрнул больную руку, с силой сжал раненную ладонь в кулак. Поплёлся в ванную. Размотал грязный бинт, включил воду и, морщась от боли, подставил руку с присохшим бинтом под струю. Второй рукой порылся в шкафчике, который висел на стене. Вынул из него йод и новый бинт. Попробовал оторвать прилипшую к ране марлевую повязку – получилось. Стиснув зубы, залил рану йодом и, как мог, забинтовал чистым бинтом. Посмотрел на своё отражение в зеркале. Покачал головой. Боль в руке стала понемногу утихать.

Внезапно Владимир вспомнил про монаха. Вернулся в прихожую. На гвозде висел ключ от комнаты, в которой хранились вещи жены. Голяков открыл дверь, пошарил в шкафу, отодвинул и вынул несколько коробок. И нашел ту, что искал – коробку с надписью: «АРХИВ Г.В.» – документы отца. Владимир взял коробку под мышку и прошел в свою комнату. Он сел на кресло, скинул одним движением все с журнального столика и поставил на него коробку.

Внутри было много бумаг и старых фотографий. Отец тщательно разложил все документы по папкам, подписал все подробно. Владимир знал, что такая коробка есть, но ни разу не посмотрел, что в ней. Теперь он с удивлением рассматривал папки, подписанные рукой отца. Часть его жизни можно было восстановить, читая эти документы.

Голяков перекладывая бумаги с записями, открыл очередную папку. Обнаружил внутри нее фотографии отца, на которых он был вместе с Жамсо. На одной из них отец был даже в одеянии монаха. Внутри этой папки, в самом конце, Владимир нашёл рисунки. Это были его собственные рисунки, нарисованные им в далеком детстве. Не выдержав, он опустил голову на руки. Плечи его задрожали, и слезы потекли по небритым щекам майора.

***

Громко звенел будильник в мобильном телефоне. Владимир, морщась, открыл глаза и схватился руками за голову. Зажмурился от ярко светящего в глаза солнца. Оказывается, он уснул в кресле. Коробка с документами отца стояла тут же. Голяков положил все бумаги, папки и фотографии на место и встал с кресла. От яркого солнца или от сна сидя в кресле у него болела голова.

Владимир нашел в шкафу относительно чистую рубашку, снял грязную, надел новую и, не застегивая на ней пуговицы, прошел на кухню. Глядя на часы в мобильном телефоне, Владимир поставил чайник. Включил радио. Передавали гороскоп и погоду. Сделал кофе и бутерброды, часть из которых положил в холодильник. Написал записку сыну: «Еда внутри» и наклеил ее на дверцу. Перевязал руку бинтом. Побрился быстро машинкой, оставив лёгкую щетину. Причесал волосы. Застегнул рубашку. Заглянул в комнату сына. Тот спал на кровати одетый и обутый. Голяков – старший, тихо, чтобы не разбудить, разул Славу и накрыл его одеялом.

Владимир взглянул на часы – он почти опаздывал. Очень быстро обулся, промчался по лестнице вниз и выбежал из подъезда, хлопнув входной дверью.

Недалеко от подъезда Голяков встретил соседа по лестничной клетке. Шмырко недолюбливал Владимира и его семью, всегда за спиной говорил о них гадости, а Владимир вежливо терпел и не отвечал – мол, сосед все-таки. Шмырко был небольшого роста, коренастый, жилистый, с неприятным лошадиным лицом. Владимир не хотел общаться с вредным соседом, чтобы не портить себе утро скандалом, и, кивнув соседу, постарался пробежать мимо. Но Шмырко остановил его:

– Владимир Семёнович, можно вас на секундочку?

– Нет времени, Шмырко, говори быстрее, – с досадой произнес Владимир.

– У нас было собрание на днях, мы хотим собрать деньги на ремонт крыши, – неспешно сказал сосед.

– Когда нужны деньги? – Владимир, как всегда, четко формулировал вопрос.

– Были нужны еще вчера, – с явным осуждением произнес Шмырко.

– Извини, не знал. Спешу. Пока, – Владимир постарался завершить разговор.

Голяков уже заворачивал за угол, когда услышал, как Шмырко пробормотал себе под нос: «Хам, как и его сын»

Владимир разозлился и резко повернулся к неприятному соседу. Пара шагов, и они оказались лицом к лицу. Владимир обеими руками схватил Шмырко за ворот куртки, потряс его и спросил: «Шмырко, я не расслышал. Что ты там мне сказал в спину?» Шмырко испуганно залепетал: «Я… я…»

– Послушай теперь меня внимательно. Ты лучше за собой присмотри. Не лезь ты к нам. Это уже не первый раз, когда ты достаёшь моего сына, – Голяков не скрывал своего раздражения.

Шмырко, как только его отпустил Владимир, отошёл на безопасное расстояние и издалека крикнул: «Вы мне не угрожайте! А то и я могу. Он сын своего отца, такой же пьяница без цели» Владимир, презрительно глядя на кричащего Шмырко, произнес:

– Я больше повторять не буду. Присмотри за собой, потом учи жизни других.

Владимир уже вышел со двора и не слышал, как Шмырко кричал ему вслед:

– Я буду жаловаться! Слышите? Жалобу напишу.

Голяков сел в служебную машину и поехал на работу.

***

Утро было свежим, день обещал быть приятным – ни жарким, ни холодным.

Прошло несколько минут как Голяков пришел на работу, он успел насыпать в чашку растворимый кофе и залить его водой, и вот зазвонил мобильный телефон. Владимир ответил, и дежурный сообщил ему об ограблении в магазине на улице Бабушкина, дом 7.

– Вызов принял. Выезжаю, – ответил Владимир.

По указанному адресу около магазина уже собрались его коллеги. Голяков подошел к своему другу Дмитрию. Пожали руки.

– Наслышан. Молодец, – коротко похвалил друга Дмитрий. – У нас тут убийство и кража драгоценностей.

Дмитрий с Голяковым вошли в магазин, по дороге обсуждая случившееся:

– Все бы ничего. Но смерть очень странная. То ли убийство, то ли самоубийство. Непонятно. Вот, сам глянь, – сказал Дмитрий, указывая на место преступления.

Голяков взял перчатки у друга и осмотрел помещение, где было совершено убийство.

– У нас вообще ничего нет. Ни отпечатков, ни каких-либо следов борьбы, – Дмитрий продолжал вводить коллегу в курс дела.

Голяков ходил и осматривал все вокруг.

– Помещение было закрыто изнутри. Никто не выходил и не входил, – с недоумением сказал Дмитрий.

– Дим, нам инсценировали смерть. Грабитель или грабители могли просто взять то, что хотели, и уйти. Но им или ему надоело быть в тени. Этим убийством он заявил о себе, – вслух рассуждал Владимир.

– То есть нас специально хотят запутать. А зачем? – удивился Дима.

– Вот зачем, зачем? Думаю, мы скоро об этом узнаем. Тот, кто сделал это, захочет, чтобы все узнали о его действиях.

Голяков снял перчатки и вышел на улицу. Они остановились около магазина и продолжили разговор. Через минуту к ним подбежала девушка-стажёр и протянула планшет: «Вот, посмотрите. Это произошло сегодня утром»

На планшете была запись выпуска новостей о том, что какой-то неизвестный просто так раскидал драгоценности на улице и скрылся. Никто его не видел. И никто не знает, как он выглядит. Корреспондент продолжил: «Вот, что говорят свидетели: «Это просто чудо! Спасибо ему большое!» – «Просто чудак ненормальный, наверное, крыша поехала. Но все равно спасибо» – «Я могу сказать одно: Робин Гуду – ура!».

У Зимина закончилось совещание. Все толпой выходили из кабинета. Шеф попросил задержаться Владимира и Дмитрия.

– Итак, господа следователи. У нас появился Робин Гуд. Народный мститель, ё-моё. Вам необходимо его быстро найти, – потребовал начальник отделения.

– Мы ищем, – заверили его напарники.

– Плохо, плохо ищите, – недовольно покачал головой Зимин, – вон, уже скоро весь город с ума сойдёт от такого беспредела. Мне уже позвонили сверху и сказали, что я тут ничем не занимаюсь, если у меня такое происходит. И ладно, если бы Робин Гуд ещё продал эти украшения, так он их просто раскидывает по улицам.

– Мы опросили свидетелей, но никто ничего не знает. Ничего не видели. И записей в ювелирке нет, – мрачно сказал Дмитрий.

– Да что же это творится? Где запись? – удивился Зимин.

– Её просто нет. Там камеры муляжные. Чтоб страх наводить, и всё, – пояснил боссу Владимир.

– Да ты что? Вот до чего докатились. Люди уже не боятся ничего. – задумчиво произнес Зимин. – Мне нужно, чтоб вы раскрыли это дело. Не интересует, как и что, но что бы раскрыли. Свободны, – начальник грузно опустился в свое кресло.

Голяков с Дмитрием вышли в коридор, и тут Дмитрий что-то вспомнил:

– Я пойду проверю кое-что. Может, будет зацепка.

– Я буду в кабинете, – сказал Владимир.

– Хорошо. Я быстро, – пообещал Дмитрий и побежал в сторону архива.

Голяков постоял немного в коридоре. Обратил внимание на ходивших туда-сюда офицеров. Зашел в свой кабинет. Присел на стул. Достал из шкафчика маленькую бутылку водки. Передумал и поставил её обратно. В шкафчике лежал теннисный мячик. Владимир начал кидать мяч в стенку и ловить… Так он успокоился и, кидая уже машинально, стал анализировать картину происходившего в инсценировке убийства. Написал на бумаге: «Зачем?», «Мотив», «Как?». Внезапно его мысли с убийства перескочили на мысли о монахе. И то, откуда он мог знать о спрятанном под белым камнем бидоне.

Владимир включил компьютер, загрузил поисковую систему Google, набрал в поисковике «буддийский храм».

Подумал еще немного и уточнил запрос: «Агинский храм». Нашёл следующее: «Агинский дацан. Из Улан-Удэ до Читы на поезде, а дальше на автобусах до самого храма». Голяков подумал немного и решил, что ему надо срочно ехать туда. Нашел на столе кусок чистой бумаги. Написал на нем: «Срочно уехал. Звони на трубку», нацепил листок на кнопку, вышел из кабинета, запер дверь на ключ, приколол записку на дверь.

***

Владимир сел на поезд по служебному удостоверению в плацкартный вагон, где всегда есть зарезервированные места, предназначенные для полиции. Расположившись на нижней полке, он сразу же уснул. Под монотонный стук колесных пар, ему снился необычный сон, в котором, он словно живого увидел своего отца. На фоне солнечных лучей, озаривших Дацан, куда теперь Владимир держал свой путь, отец, стоял рядом с Жамсо, и, словно благословляя сына на верный путь, улыбался ему. Они были оба в монашеской одежде, и от них исходило такое сильное сияние, что и Владимир попал под свет этих лучей, и будто набрался от них силы. Так, зарядившись во сне сил, он доехал до Читы, и спустя несколько часов добрался на автобусе до Агинского дацана. Оказалось, ехать до него всего половину дня. Удивительно, но по телефону никто его не искал все это время. Всю дорогу, трясясь в простом рейсовом автобусе, Владимир думал о сне. Он понимал, что о именно таком состоянии души ему говорил Жамсо. Владимира удивлял лишь один факт: «Почему информацию необходимую для расследования преступления, которое находилось в его ведомстве, отец послал ему через Жамсо, а не напрямую обратился с нему сам?». Этот вопрос не давал ему покоя, как бы было хорошо, если бы отец не ходил окольными путями, а напрямую взял да помог своему сыну. Многие «почему» крутились в голове, и Владимир опять уснул. Во сне к нему на встречу шел отец, и он сам сделал шаг к нему навстречу, вдруг обо что-то запнулся и упал. Владимир выругался, поднялся и посмотрел себе под ноги, со злостью пнул в сторону пустую бутылку, и, хотел пойти дальше, но, ни дороги, ни отца уже не было.

Владимир проснулся в тот момент, когда двери автобуса отворились, и водитель, обернувшись в салон, крикнул.

– Молодой человек! – Это ваша остановка!

Голяков спрыгнул из автобуса на землю и прошел в дацан, обдумывая сон. Ответ сна был банально прост, Владимир запнулся об пустую бутылку, и, дорога родовой нити, по которой он мог дотянуться до отца, – прервалась.

– Надо завязывать пить! – Сам себе вслух сказал Голяков. В таких раздумьях, он не заметил, как подошел к дверям дацана.

– Время бежит! – Снова вслух удивился он, – прямо не заметил, как добрался, словно и часа пути не прошло!

Навстречу ему вышел монах Жамсо. Владимир, было, улыбнулся знакомому отца и протянул руку, но осекся под строгим взглядом монаха.

Жамсо строго сказал:

– Входи.

Голяков поклонился в ответ и зашёл. Не проронив ни слова, они шли по территории дацана. Видно было, что монах чем-то озабочен. Он привел Голякова в кедровую рощу, где они присели на скамейку.

Лама заговорил, глядя на храм:

– Я ошибся, когда рассказал тебе там, на станции, про белый камень. Нам запрещено выходить в мир и тем более запрещено вмешиваться в мирские дела. У нас иное предназначение. Помочь больше я тебе ничем не смогу, ты сам должен найти на все ответы.

– Я хотел поговорить с вами об отце, – сказал Владимир.

– Твой отец снится мне. Он просит помочь тебе, – произнес Жамсо.

– Вы с ним общаетесь? – удивленно спросил Голяков.

– Когда-то я обещал твоему отцу присмотреть за тобой, поэтому он ко мне во сне и приходит. В новолуние приходил и просил навестить тебя. Вот почему я просидел на кладбище два дня, прежде чем тебя оповестили. Снился он мне и вчера, снова просил помочь тебе, – рассказал монах.

– Не переживайте за меня. Я со всем справлюсь. Но вы сказали, что говорите с моим отцом. Как? – поинтересовался Владимир.

– Он приходит ко мне, когда я медитирую, или во сне. И просит, что бы я помог тебе. Но он не понимает, что этим я могу изменить твою судьбу и будущее всех твоих наследников, – вздохнул Жамсо.

– Я не понимаю, как это происходит. Отец же умер? – недоумевал Голяков, – хотя, пока я ехал к вам, мне тоже снился отец, но он мне ничего не сказал. Да и я никогда вообще не уделял внимания снам, и, если честно, всегда считал суеверием, бабкиными сказками.

Монах внимательно посмотрел в глаза Владимира. Мужчине стало неловко от этого пронизывающего насквозь взгляда, он почувствовал, что монах может узреть причину, по которой отец не захотел с ним говорить.

– Мир, в котором я живу, отличается от твоего, мальчик мой. Я вижу, что у тебя сейчас нелёгкий период в жизни. Но дорогу осилит только идущий, если он не боится сделать шаг. Я верю, что ты сам найдёшь выход. Вижу, ты уже понемногу начал это делать, – глаза старого монаха светились добротой и мудростью, – ты все правильно делаешь. Начинаешь с себя. Наведешь у себя в голове порядок, разложишь все по полочкам, и все встанет на свои места, – заверил Жамсо.

– Но как возможно то, что вы знаете, где лежали те драгоценности? Я не понимаю, – Владимиру не давал покоя этот вопрос.

– Я живу не по тем правилам, по которым живёшь ты. Тебе пора идти, у меня есть ещё дела, – Жамсо приподнялся и поправил одеяние.

– Но я ничего не узнал. Как отец говорит с вами? – настаивал Голяков.

– Когда будешь готов, я тебя научу. Но не сейчас, – сказал Жамсо с теплотой в голосе.

– Как не готов? Почему? – Голяков соскочил со скамейки.

– У тебя беспокойный ум, – мягко сказал монах.

– Но я просто хотел больше узнать о своем отце, – растерянно пробормотал Владимир.

– Ты про работу приехал спрашивать, – возразил мудрый монах, – тебя любопытство одолело. Эмоции. Твой отец мне спас жизнь, и я не буду нарушать закон кармы, чтоб разрушить жизнь его сына. Объясню, почему: помогая тебе, я ухудшаю твою карму. А это неправильно. Я пытался втолковать это твоему отцу, но он не понял. Придет время и поговоришь с ним сам, – настойчиво сказал Жамсо.