Читать книгу Солнечные рассказы - Алексей Титов - Страница 2

Гиндукуш казался новобранцам другой планетой. Отроги его мощного хребта отходили от самого Памира и расходились по территории Афганистана веерообразно на север, юг и на запад, упираясь в горные перевалы Шибар и Бамиан.

Долины у подножья Гиндукуша перемежались полупустынями с колючими кустарниками и сухими степями на серо-коричневых почвах. Внизу простиралась живописная зелёная долина, в которой река Кабул разливается на сотни метров, превращая пустыню в оазис. Выше, среди бурых осыпей и серых скал были разбросаны редкие пирамидки можжевельника. Ещё выше простирались более увлажнённые дождями склоны, где вместе с можжевельником росли кустарниками алычи, барбариса, невысокие деревья мелколистного клёна и дикого граната. А ещё выше, среди камней и глиняных почв, расположился аванпост советских войск.

На такой высоте растительности было мало, только залитые жёлтым солнцем острые камни да редкие кусты шиповника, зато хорошо просматривались все дороги вниз по склону и часть серпантина вплоть до ущелья.

Солнце было повсюду. Казалось, оно проникало в блиндажи, окопы и даже под самый брезент машин, на которых в один из дней привезли сюда новую смену воинов-интернационалистов.

Новички освоились быстро. Одного из них звали Георгием. Его очень удивил тот факт, что «местные», уже послужившие на заставе бойцы, были одеты как-то по-зимнему: в ватных бушлатах с меховыми воротниками, в тёплых штанах с множеством карманов, некоторые носили рукавицы. Все эти люди были без головных уборов, с загорелыми, почти черными лицами, в морщины которых глубоко въелась пыль и грязь. Воины старой смены изо всех сил старались не показывать своей радости по поводу прибытия нового состава поста, но бодрость движений, шутки и даже слезы выдавали их. Близился вечер, а знойное солнце ещё и не думало ослаблять свой жар, хотя уже и начинал дуть пронизывающий холодом вечерний ветер.

Георгий был в лёгком камуфляже с засученными рукавами и расстёгнутой верхней пуговицей, под тужуркой на груди виднелась белая в синюю полоску тельняшка. На его голове ровно сидела жёлтая куполообразная панамка с полями и красной звездой посередине. Когда он спросил одного из «старожилов» заставы, почему тот так тепло одет, ведь сейчас лето, ветеран рассмеялся в ответ, посмотрел на часы и, похлопав Георгия по плечу, сказал, что зима начнётся через три часа, и будь осторожен, воин. Последние три слова Георгий запомнил сразу и навсегда. И то, что здесь, на высокогорном посту, «ночной зимы» следует бояться больше, чем врага, он тоже осознал, но чуть позже. Но обо всем по порядку.

А привезли на аванпост в эту смену ещё девушку в военной форме по имени Елизавета. Она была радисткой, но при этом неплохо стреляла и вообще в гражданской жизни занималась лёгкой атлетикой. Она обладала стройной фигурой и красивыми чертами лица. И надо сказать, что не каждый мужчина мог состязаться с ней, скажем, в беге на длинную дистанцию.

На войне работает негласное правило, – не различать воинов по половому признаку. Но как раз этим правилом, как и многими другими, как выяснилось впоследствии, суждено было поступиться Георгию с того времени, как он встретил Елизавету.

Георгий был высоким молодым парнем, одним из тысяч, которых, ночью по приказу посадили в самолёт и увезли на войну, о чем многие новобранцы догадывались лишь по прибытии в Афганистан. Хотя, самые смышлёные или имеющие отслуживших старших братьев, понимали это уже в самолёте.

Георгий, как и Елизавета, служили ещё пока недолго, но вскоре Георгий стал испытывать симпатию к этой девушке. Он мог подолгу смотреть на неё, пока та его не замечала. Парень смущался, как школьник. Елизавета же вела себя с ним более холодно, она просто служила Родине.

Аванпост состоял из нескольких разведывательных групп по пять-шесть человек в каждой и охраны заставы. Георгий, как наиболее подготовленный, был назначен командиром одной из групп, в которой числилась и Елизавета. Командир же всего аванпоста сразу по прибытии новобранцев определил им позывные, то есть новые имена, которыми в целях маскировки следовало называть друг друга по радиосвязи. Ни званий, ни имён, ни фамилий, – только позывные, таков был приказ. Так Георгий стал «Гладиолусом», а Елизавета – «Ромашкой».

Каждое утро на территории заставы устраивалась физическая зарядка, которую проводил сам командир, чей позывной был «Гранит». Командир был коренастым мужчиной старше средних лет, – крепкий, широкоплечий, с несимметрично мускулистыми руками и серьёзным, немного грустным взглядом. Он никогда не зазнавался и, судя по рассказам, даже помогал новобранцам рыть окопы. Неравномерность развития мускулатуры на руках командира объяснялась тем, что ещё в начале войны он был сильно ранен в плечо, и правая рука повисла, как плеть. И только длительными и болезненными тренировками ему удалось вновь заставить руку работать, однако она уже не выглядела так, как левая, – была тоньше и при отмашке двигалась как-то неестественно.

Бег, отжимания и подтягивание на перекладине, – все это легко давалось и Елизавете и Георгию, но так было не со всеми.

Как-то утром во время пробежки от общего строя отстал один боец. Он запыхался, не успев толком отдохнуть после ночной смены в дозоре, и присел на камень. Солнце ещё только взошло из-за горного хребта на востоке, и, разгоняя ночную мглу и холод, озарило каменистую пустошь и заставу. Выдыхаемый воздух казался ему дымом, словно на морозе. На листьях шиповника лежал иней. Отставший боец остался один в тишине. Он понимал всю тяжесть ситуации, в которой оказался, но тишина, и утренний пейзаж будто заворожили его.

Вдруг откуда-то сзади послышался негромкий стук камней и шаги, затем несколько выстрелов взорвали утреннюю идиллию. Боец резко повернулся назад и увидел, как кто-то в белой одежде скрылся за валуном. Вскинув автомат, воин лёг на землю головой в сторону скрывшегося за камнем незнакомца. Выстрелы становились чаще, и было видно, как куски породы и пыль отлетают от валуна. Дальше послышались крики своих, и строй бегущих на зарядке бойцов окружил отставшего товарища.

Я не мог бежать дальше, я очень устал на смене… Не спал ни часа.

Оправдывался он перед командиром.

– Командир же, мгновенно раздав указания и выставив наблюдательные посты из только-то бежавших на зарядке военнослужащих, присел на камень рядом с бойцом и посмотрел ему в глаза. Руки отставшего дрожали, а язык заплетался.

– Не бойся, воин! – Спокойно сказал ему «Гранит». Затем он обнял бойца за плечо и спросил.

– Я понимаю, что ты устал. Но только вот, что это за слово ты такое сказал перед «бежать дальше»?

– Какое? Товарищ, командир, я не мог…

– Что ты? – Перебил его командир и встал на ноги. Боец тоже вскочил с камня и вытянулся, как струна.

– А что это за слово такое, поясни-ка? Нет такого слова, воин, запомни! И лучше, если ты запомнишь это раньше, чем когда будет поздно. Командир похлопал бойца по плечу и улыбнулся.

– Запомнил, воин? – Лицо «Гранита» было напряжённым, но где-то в глубине его голубых глаз еле просвечивалась какая-то неизмеримая основополагающая способность к жизни и сила.

– Нет такого слова. Группа, слушай мой приказ! – Скомандовал он.

– В колонну по трое становись! Равняйсь! Смирно! Бегом марш! Продолжаем пробежку.

Когда отряд добрался до турников, командир снял с себя тельняшку, подпрыгнул и ухватился за перекладину своей правой рукой. Бойцы видели, как вены командира напряглись, лицо побледнело, а зрачки глаз заметно расширились. Затем он, не издав ни звука, подтянулся на этой руке, затем ещё раз и ещё. И так он подтягивался до тех пор, пока пот не выступил на лице, а дрожание век не стало слишком заметным. Тогда командир спрыгнул на землю и тихим голосом сказал, указав на турники:

– Ну, давайте, ребята. Чего стоим?

В конце зарядки было обливание холодной водой, и дальше каждый заступал на свой пост. Кто на охрану заставы, кто в дозор на перевал, а кто-то с группой отправлялся на разведку.

Елизавета дежурила наравне со всеми. И хоть Георгий старался не ставить её на опасные посты, он не мог допустить, чтобы командир аванпоста, узнав о его особом отношении к ней, перевёл девушку в другую разведгруппу. Так в один из вечеров Елизавета заступила на перевал «караулить серпантин». Это было опасное дежурство, но она сама давно просилась туда и почти ругалась с Георгием по поводу её обособления от других военнослужащих группы.

Был тихий и достаточно тёплый по местным меркам вечер. Красное солнце, заходя за горизонт, освещало тусклым светом утёсы и глиняные тропинки, боевые машины на заставе и блиндажи. Дневной зной превращался в росу, которая оседала на ракетах зенитных комплексов, на стёклах тягачей и грузовиков, делая их поверхность матовой. Воздух был свеж. Где-то неподалёку в кустах стрекотали цикады, и изредка пели ночные птицы.

Георгий не спал. Он думал о Елизавете, и его желание быть с ней в ту минуту на ночном посту оказалось сильнее приказа «Гранита» «отдыхать». Он понимал, что утром будет всё та же зарядка, как и всегда, а потом ему предстоит заступить на боевой пост, командиры групп тоже ходили в наряды, но отдыхать в ту ночь Георгий не мог. Он встал с кровати, подошёл к переносной радиостанции и взял в руку передатчик.

– Ромашка, Ромашка, я Гладиолус. Ромашка, ответьте Гладиолусу.

Негромкий треск, и с другого конца раздался звонкий женский голос.

– Гладиолус, я Ромашка. Приём.

– Ромашка, как ночь на перевале?

– Всё в порядке, работаем-с.

Георгий улыбнулся, вздохнул и повесил передатчик на аппарат. Затем он собрался и без сопровождения и разрешения командира направился в сторону перевала, взяв с собой несколько бутербродов с сыром и термос горячего чая. Выйдя из блиндажа, он почувствовал «ночную зиму» всем своим телом. Вернувшись, Георгий взял две пары рукавиц, тёплое шерстяное одеяло и затем отправился в путь.

Звезды на небе светили так ясно, что, казалось, их можно потрогать, дотянувшись рукой. Воздух был неподвижен, а света Луны вполне хватало для того, чтобы видеть предметы на большом расстоянии.

Проходя мимо утёса, Георгий вдруг услышал где-то позади негромкое фырканье. Обернувшись, он увидел в нескольких метрах от себя, наверху, на каменном выступе, два горящих холодным светом огонька. Огоньки двигались, и стало заметно, как рядом с ними вильнул чей-то большой белый в чёрную полоску хвост. Георгий замер. Он раньше слышал про снежных барсов, обитающих в этих местах, но ему никогда не доводилось видеть их. Лунный свет серебрился на шерсти зверя и отражался в его глазах ледяным пламенем. Барс, неоспоримый хозяин «ночной зимы» тех мест, пригнулся, будто собираясь прыгнуть, и в то самое мгновение взгляды человека и животного встретились. Георгий понимал, что не успеет вскинуть пулемёт и даже пошевелить рукой, в случае нападения барса. Он просто смотрел в его глаза, а зверь смотрел в его.

– Только не сейчас, не сейчас… – думал в этот момент Георгий.

Вдруг вновь раздалось фырканье, и барс, сделав несколько размашистых ударов хвостом о камни, словно молния, вскочил на своих лапах и исчез в ночи, как привидение.

Георгий посидел немного на камне, отдышавшись, и затем продолжил путь.

Когда он дошёл до поста, Елизавета очень удивилась. Она постаралась скрыть свою радость по поводу такого визита, но сквозь сухое «не стоило» Георгий смог увидеть её улыбку.

– Как дела? Не мёрзнешь? – Спросил он.

Было видно, что Елизавета подрагивала от холода. Это было её первое дежурство на перевале, и, как обычно бывает с новичками, она не рассчитала, как правильно одеться и что с собой взять для такой ночи.

– Я принёс тебе шерстяное одеяло и чай.

Георгий накинул на плечи Елизаветы одеяло и стал разворачивать бумагу с бутербродами.

– Ты принёс с сыром?

Елизавета с лёгкой улыбкой посмотрела на Георгия.

– А надо с колбасой! Есть с колбасой?

Георгий посмотрел на бутерброды, затем на Елизавету, улыбнулся в ответ и произнёс.

– Сейчас я принесу! Подожди немного. Я схожу только…

Елизавета взяла Георгия за руку, рассмеявшись в голос.

– Да я пошутила! Спасибо тебе большое! Мне очень приятно. Нальёшь мне чаю?

Казалось, девушка светилась больше, чем все звезды на небе.

– Откуда ты такой взялся?

Она посмотрела в глаза Георгию и налила ему чай в свою кружку.

– Да… ниоткуда. Я из Курской области.

Девушка опять громко рассмеялась, прикрыв лицо одеялом. Одной рукой она обняла своего гостя за плечо. Он явно смущался, но искренне улыбался ей в ответ.

– А я думала, что с другой планеты…

Вдруг смех Елизаветы прервался несколькими хлопками откуда-то со стороны каменной насыпи у дороги. Было видно, что хлопки сопровождались вспышками. Девушка ухватилась за плечо Георгия и сильнее укуталась накидкой, но, спустя мгновение, отпустила его и ухватилась за холодное цевье автомата.

– Сиди здесь. Это приказ! – Георгий снял предохранитель с ручного пулемёта и не спеша пополз вправо от блиндажа. Выстрелы у каменной насыпи стихли. Отползя на некоторое расстояние, он взял с земли камешек и швырнул его ещё дальше вправо от себя. И тут же вновь загремели выстрелы, а в нескольких метрах справа от Георгия земля стала разрываться в клочья. Мелкие осколки камней и пыль больно секли его щеку. Бесшумно развернув пулемёт, не выдавая себя раньше времени, Георгий прицелился и открыл огонь. Красно-жёлтое пламя всколыхнулось с земли вверх и в разные стороны. Оно озарило собой и блиндаж, и фигуры бородатых людей в белых одеждах, внаклонку разбегающихся в разные стороны от каменной насыпи.

Когда бой закончился, к перевалу подоспела подмога с заставы. Осмотрев местность, бойцы не нашли никого. Этот факт почему-то очень успокоил Георгия. Он приказал Елизавете идти к заставе, а сам остался за неё посту до следующей смены. Девушка не сопротивлялась. Это был её первый настоящий бой, в котором она, впрочем, не сделала ни единого выстрела.

Весь следующий день Елизавета ходила задумчивая и немного рассеянная, как будто не понимала, зачем она здесь, и что ей нужно делать. Она пришла в себя только после того, как Георгий сказал, что она незаменима, и такой радистки не сыщешь во всей Советской Армии.

После той ночи слухи об их отношениях стали распространятся со скоростью пули и, конечно, дошли до «Гранита».

Когда тот вызвал Георгия на беседу, он сказал ему лишь то, что Георгий уже когда-то слышал.

– Будь осторожен, воин!

Глубокие глаза командира сказали тогда ещё многое, что не требовало лишних слов.

А дальше потянусь обычные воинские будни. Кожа бойцов грубела от ветра и солнца, глаза привыкали к яркому свету дня и кромешной тьме новолуния. Лишь что-то внутри, в душе Георгия не могло огрубеть и остыть. Он сам не понимал, что это и старался не думать много.

Так было ещё несколько нападений на посты и на заставу, были раненые и убитые, были вертолёты и бронемашины соседних аванпостов. Всё это пролетало будто мимо него. Георгий становился всё чаще задумчив и отрешён.

– Соберись, тряпка! – Приходилось слышать ему несколько раз от командиров других разведгрупп.

А надо сказать, что воевал наш герой исправно, не отсиживался в окопах и не боялся бородатых людей в белых одеждах. Они ему всё больше становились интересны. Георгий хотел узнать их мотивы и убеждения. Всё это крутилось в его голове, и… Елизавета – «Ромашка». Как она была связана с ними, он не знал, он просто часто думал о ней.

Однажды, прогуливаясь по заставе в жаркий полдень после обеда, Георгий услышал разговор командира по рации из блиндажа.

– Я Гранит. Я Гранит. Слушаю вас, Первый. Я Гранит. Что? Духи из ниоткуда появляются, откуда я знаю. Виноват! Что? Да, слушаю вас, Первый! Что? Да как это? Первый, я двадцать лет служу и никогда… Виноват! Так точно. Да, я Гранит. Да как же это? Как это на живца? Да, слушаю! Виноват. Не перебиваю. Первый, они ведь столько прошли, это наши ребята! Как же это на живца?! Да, слышу вас, Первый. Есть. Я гранит, вас понял. Конец связи.

Затем командир произнёс странные для понимания Георгия слова.

– Стрекозы помогут, стрекозы помогут… А не пойти ли б…ь вашим стрекозам на…! Знаем мы эту вашу помощь!

А потом стало слышно, как командир аванпоста советских войск, чей позывной был «Гранит», невозможно представить такое, заплакал. Да! Были слышны несколько его сухих всхлипываний. Самого!

Георгий быстро отошел в сторону от блиндажа командира и в растерянности направился к себе, почти не смотря под ноги.

«На живца», «Это наши ребята», «Как же это», «Есть», «Я Гранит, вас понял. Конец связи». – Крутилось в голове у «Гладиолуса».

А вечером того же дня его вызвал к себе «Гранит».

То был совсем другой командир. Не тот, которого знал Георгий раньше. Он почти не смотрел в глаза, говорил тихо и сбивчиво.

– Поступил Приказ, Георгий. Завтра утром ты вы двигаешься со своей группой вдоль по серпантину до реки, там вас встретят наши. Двигаться нужно медленно, не растягиваться. Всё понял?

Георгий посмотрел в глаза командиру, он поймал его взгляд.

– Да, «Гранит», вас понял. Разрешите идти?

Тогда командир положил свою правую руку на плечо Георгия и, смотря ему в глаза, сказал.

– Сынок, я доверяю это задание тебе потому, что в тебе есть то, чего нет у других. Ты меня понял? И… – в глазах командира блеснула слеза, и он крепко сжал плечо Георгия.

– Будь осторожен, воин!

Георгий понял всё. Елизавета в тот день не была на дежурстве. Она спала, наслаждаясь такой счастливой возможностью. Она проспала весь день, проснувшись только на ужин, и снова заснула на всю ночь. Ей снился вишнёвый сад у дома. Родовое гнездо, детский смех, улыбки старших. Спелые вишни висели на ветвях совсем низко. Она, маленькая девочка, собирает бардовые ягоды в небольшое вёдрышко. Когда вёдрышко наполнилось наполовину, к ней подошёл её папа и взял дочь на руки.

– Дашь мне попробовать одну вишенку, доча? – говорит папа.

– Одну только вишенку. Ромашка… Вишенку. Ромашка, Ромашка.

– Я Гладиолус. – слышит она сквозь сон.

– Ромашка, Ромашка, я Гладиолус. Ответь Гладиолусу.

Елизавета открыла глаза. Было ранее утро. На посту ещё не прозвучали звуки подъёма, и даже солнце ещё не показало свой край из-за горизонта. Утро было, как всегда, холодным и свежим. Она взяла радиопередатчик и ответила сонным голосом.

– Гладиолус, я Ромашка. Приём.

– Ромашка, доброе утро.

Небольшая пауза заставила Елизавету нахмуриться и улыбнуться.

– Доброе утро, Гладиолус.

– Ромашка, слушай мой приказ.

На этот раз голос Георгия был необычным. Таким, что у Елизаветы, уже привыкшей к особому отношению к ней с его стороны, не возникло желания возразить или поспорить.

– Ромашка, я Гладиолус. Приказываю заступить на дежурство на перевал прямо сейчас. Как связь? Приём.

– Но… Гладиолус! На перевале ведь есть смена. Я-то сейчас там зачем?

После небольшой паузы по рации вновь раздался голос «Гладиолуса».

– Ромашка, это приказ. Готовность пятнадцать минут. Выполняйте.

Елизавета нахмурилась и стала собираться. Голос Георгия в этот раз ей очень понравился, она сама не понимала, почему. Девушка оделась потеплее, взяла шерстяное одеяло, рукавицы и направилась в сторону перевала.

Ещё по-прежнему на посту не прозвучал «подъем», а разведгруппа «Гладиолуса» в составе четырёх человек, без «Ромашки», на двух бронемашинах, уже выдвинулась в сторону долины по узкой дороге жёлтого глиняного серпантина.

Георгий доложил «Граниту», что его группа вышла на задание в полном составе, а радиосвязь он будет осуществлять лично. Командир же не вдавался в подробности относительно того, почему «Гладиолус» взял на себя обязанности по радиосвязи. Командир полностью доверял ему.

Ход событий, произошедших далее, был стремительнее, чем описывается в этом рассказе. Он не отличался от привычных сводок новостей о войне того времени.

«Ромашка» добралась до поста на перевале, встретив там изумлённого дежурного. Она тревожилась, не понимая, что происходит. Ей не сиделось в блиндаже, и она встала возле него в полный рост, смотря вдаль на реку Кабул, на растущие вдоль неё деревья и кусты, на облака и синее небо.

Привычный для тех мест пейзаж внезапно нарушился двумя маленькими металлическими люками, внезапно взмывшими вверх над струёй чёрного дыма где-то вдали, на горном серпантине. В этот момент, а может быть мгновением раньше, сердце «Ромашки» будто упало, словно оборвалась какая-то нить в её душе. Как отсутствие света понимается лишь тогда, когда его выключают, «Ромашка» поняла тогда всё и сразу.

Два небольших люка, куски металлической обшивки бронемашин, колёса. Звук раздался чуть позже. Ничего особенного, просто два хлопка вперемешку с негромким треском металла и камня. Был виден чёрный дым. Почти сразу над её головой, словно большие стрекозы в небе, пронеслись вертолёты. Что было дальше Елизавета помнила плохо. Её привели в чувства бойцы, хлопая по щекам.

Надо сказать, что с того времени служба «Ромашки» пошла в гору. Она не жалела ни себя, ни врагов, не пряталась от пуль. Но ей везло, она осталась жива и даже ни разу не была ранена. По окончании службы «Ромашку» наградили несколькими орденами, которые она убрала, не запомнив, куда, как только приехала домой. Все награды она давно уже мысленно отдала «Гладиолусу».

Вернувшись к родителям, она посадила несколько грядок гладиолусов в вишнёвом саду и ухаживала за ними, подолгу гладя каждый листик и цветок.

Когда её просили рассказать про Афганистан, она отворачивалась или уходила. Она очень не любила разговоров про войну, она любила гладиолусы.