Читать книгу Огонь каждому свой - Алексей Васильевич Салтыков - Страница 7

Братия монастыря была в смятении. Подумать только, среди них жил и проводил службы отступник. Келью его обыскали и опечатали до приезда комиссии. И нашли ведь! Но не в келье, а в пруду внутреннего сада. Завёрнутые в тряпицу запрещённые книги. Что-то будет! Все ожидали приезда папских легатов для дознания о происшествии. И они не замедлили явиться. Прибыл Белармин и два его помощника. Им была устроена торжественная встреча, как и положено для высоких лиц. С Амвона пел хор сладкоголосых певчих. Звучало Anima Christi, sanctifica me… и все молились в храме монастыря.

Затем священная комиссия с настоятелем удалились в зал совещаний. Белармин уселся на тронный стул распорядителя. На стенах висели полотна и гобелены со сценами страшного суда и Воскресения Господня. Картины доносили изображения всех настоятелей этого монастыря. На одной стене висело Большое резное Распятие из дерева и такое же резное панно с Девой Марией, кормящей Младенца.

– Изначально было известно, – начал издалека папский легат, – что послушник Бруно проявлял спесивость характера и вольнодумство. Что в корне несовместимо с чистейшей репутацией вашего братства, хранящем память о самом Савонароле.

– Я не отрицаю свою вину, что недосмотрел, – покаялся настоятель

– Кайтесь и молитесь за спасение души отступника, ибо он теперь не ведает, что творит. Была обыскана его келья? Что было найдено?

Настоятель переглянулся со своими заместителями, но отступать было некуда

– Вот. В пруду были найдены эти книги.

Настоятель развернул лежащий перед ним свёрток, и достал оттуда две ветхие книги. Одна была книга Коперника, а другая Эразма Роттердамского «Похвала глупости». Но всё же он не сказал примечательное: на столе в раскрытом виде остался лежать томик "О подражании Христу" Фомы Кемпийского.

– Учёный и сатирик… Что ж, забавно будет узнать в кого он превратиться

– Как мы не будем его ловить?

– Смешон тот рыболов, который ловит рыбу на золотой крючок, ещё смешнее тот, кто ловит мальков, не дав им подрасти. Festina lente.

– Как вы сказали?

– Поспешай медленно. Это не я сказал. Октавиан Август. Лучше сделать медленно, но добротно, не упуская из виду никаких деталей. Чтобы от костра была польза в него не только сухие ветки подбрасывают, но и приглашают других погреться от него. С этого момента мы начнём сбор веток для нового костра. Найден ли убиенный брат Мольдони?

– Да. Мы предали его земле, как подобает христианину…

– Никто не должен знать, помнить, говорить – почему и как он был убит.

–???

Настоятели переглянулись, и вопросительно уставились на Белармина

– Такова воля следствия, – резюмировал Белармин, – согласно нашим предположениям он будет двигаться на север, к Алпийским перевалам, чтобы скрыться у еретиков. Туда, в приют Святого Бернара мы отправим наших эмиссаров, которые должны проследить его переход, и будут следовать за ним по пятам.

– Festina Lente?

– Да, именно так. Кто из вашей братии был с ним особенно дружен?

– Николо Ди Дио, из подброшенных…

– Прикажите ему сейчас же собираться в путь. И припугните, что поедет с инквизиторами. Помолимся, святые отцы…

Достигнув Рима, Бруно стремился всеми силами затеряться в толпе. Каждый косой взгляд заставлял его сворачивать на узкую улочку или в какую-нибудь подворотню. Нет, он боялся не за себя. В конце концов, – что есть я? – размышлял он – лишь телесная оболочка, вместилище мыслей. Что я успею передать, оставить после себя – вот, что главное. Он спешил к своему другу Марино Игнасио. С которым вместе посещали Академию в Неаполе. Он шёл к нему, чтобы тот спрятал свои рукописи, и главное – свиток скрижалей Гермеса Трисмегиста. Когда-нибудь, когда учение его восторжествует, он вернётся за ними, провозглашая новую мировую религию Герметизма. Вот его дом. Он постучал и его впустили. Закрывая лицо плащом, он проник в жилище друга, который его узнал.

– Никто не должен знать о моём посещении, друг мой, прикрываясь капюшоном прошептал Бруно, – меня, возможно, уже преследуют инквизиторы. Не спрашивай, что случилось. Не спрашивай. Меньше будет, что сказать под пытками. Сохрани и спрячь вот это как можно дальше и глубже. Возможно – навсегда, друг мой. Моя звезда взошла, и зовёт меня. Мне уже нестерпимо больно находиться в старой шкуре. Меня здесь преследует не смерть, но забвение, а я ещё не успел толком ничего сказать. Пьесы? Это ничто…

В этот момент в двери постучали. Бруно насторожился, но хозяин дома открыл потайную дверь, затем зажёг факел, и проводил Бруно в тёмный и сырой потайной ход, указав, что ведёт он на задворки какого-то рынка, сквозь который можно пройти незамеченным, и выбраться на окраины Рима. Дверь за ним захлопнулась, и он осмотрелся в тёмном туннеле, который был увешан паутиной. Но он не стал убегать сразу, а заглянул в замочную скважину…

Бывший друг отступного монаха, собрав свои пожитки, уже не надеялся вернуться в свою келью. Я-то в чём виноват? Так, значит и на мне лежит кровь брата Мольдони? Всё, мне конец. Бруно не найдут, и все костры достанутся мне. Остаётся только уповать на милость Господа нашего. Он оглянулся на свою alma mater, и помолился про себя.

С такими мыслями он зашёл в тёмную кибитку, где его ждали Белармин со спутниками. Уже темнело, и это нагоняло ещё больше отчаяния. Пропадать в темноте страшно, а при свете дня обидно.

– Брат Николо, вы готовы искупить свою вину перед Господом, церковью и братством, вас воспитавшем, – начал Белармин

– Ваше преподобие, я готов на всё, лишь бы искупить свою вину, и вину своего брата. Что я должен делать?

– Познакомься. Рядом с тобой сидит монах Паолино. Вместе с ним вы отправитесь в путь в монастырь Святого Бернара с моим письмом. Двинетесь немедля и инкогнито. Вот инструкция вашего задания. Прочтёте в пути. Сейчас подъедет другая кибитка, и вы пересядете в неё. Докажите всем, что вы действительно заслужили прощения.

И воздев глаза долу, он сложил руки и проговорил:

– Аминь

– Аминь, – повторили его спутники.

Закрыв потайную дверь за беглецом, Марино открыл входную. За ней на пороге стояла миленькая цветочница, каких много по Риму торгуют свежими розами, лилиями и душистым фенхелем, возбуждающим афродизиаком. Бруно засмотрелся в скважину – что будет дальше?

– Здравствуйте, синьор Марино, я пришла как вы меня звали с букетом цветов

– О, милая Катарина, я вас приветствую, проходите. Сегодня мы будем писать натуру. Вы готовы к этому синьорина? Вы одеты, как я вас просил?

– Я? – и девушка смущённо потупила взор…

Боже, – подумал Бруно, как она прекрасна! Неужто само божество Дианы сошло к нам преподать урок красоты? Бруно услышал, как Марино, провожая её в залу процитировал чьи-то стихи:

Диана, муза, жизнь моя!

Как зверь я, загнанный дотоле,

Признать ли истиной тебя,

И потерять навеки волю,

Добычей став своих же псов,

Конца не знающих познанья?

Кто к встрече с божеством готов –

В себе жди разочарованья!

В замочную скважину было видно, что дверь в залу осталась открытой, и сквозь дверной проём он увидел, как с женской фигуры упала накидка, и осталась лежать вокруг её ног. Она стала совершенно нагой. Он зажмурил глаза.

Почуяв движение за потайной дверью доберман хозяина поднял лай прямо в замочную скважину. Бруно в страхе отпрянул. Уж не участь ли Актеона постигла его?

– Кастор, Кастор, прекрати, лежать! – скомандовал хозяин, и пёс, улёгся на своё место.

А Бруно стал удаляться по узкому коридору с горящим факелом в руках. То там, то здесь стали появляться по бокам проёмы с решётками в стенах. Но в одном месте коридор разделился. Куда идти? Не оставаться же здесь, в подземельях Рима навсегда? И он выбрал один из путей. Звуки, ласкающие слух, доносились всё чётче. Что это? Приближаясь к источнику, он понял, что находится под каким-то храмом, и сюда доносилась пасхальная песнь. О! Нет! Не сюда. Куда же ты меня опять завело, провидение? И он бросился назад. Должен же быть свет в конце этого тоннеля. Он бежал с факелом наперевес. Мелькала кладка древних времён, какие-то ниши, решётки… И вот, наконец, перекрестье. Теперь туда. Он снова побежал. Воздух был спёртым. Но вот послышались голоса… нет – какое-то гоготанье. Впереди показался просвет. Он завален был какими-то корзинами и хламом. Бруно составило труда всё это разгрести, и выбраться наружу. Это оказались какие-то задворки на которых паслись гуси. Завидя незнакомца, они загоготали во все свои длинные горла, как будто вновь спасая Рим. Быстрее, быстрее отсюда.