Читать книгу Насекомый - Алексей Владимирович Баев - Страница 7

Многие из вас ошибочно полагают, что эмоциональные проявления не только отличают людей от других представителей фауны, но и ставят их выше всех остальных. Господи, какая ерунда! Вы уж простите меня, глупого таракана, за недостойное истинного интеллигента выражение собственных чувств.

Сейчас попытаюсь изложить вам собственную точку зрения.

Итак, люди гордятся тем, что им присущи эмоции и чувства и наивно полагают, что нам они неведомы. Чушь. Просто мы, насекомые, я уж молчу о членистоногих и прочих яйцекладущих млекопитающих, умеем их, эти чувства и эмоции, жестко контролировать. В отличие от вас… но, к сожалению, не всегда.

Думаете, мы никогда и ничего не боимся? Считаете, что таракан не способен на любовные переживания? Полагаете, будто нами руководят одни инстинкты? Как бы ни так!

Знаете, как трясся я от страха, когда Анна Андреевна Ферзикова тащила меня в сумке на Петроградскую?! А кем я себя ощущал, оказавшись в бутылке?! И Золя…

Кстати, о чувственной стороне насекомой натуры я и начал-то рассуждать из-за нее, из-за Изольды Шестиаховны Плинтусовой, секретарши многоуважаемого господина Катерпиллера.

Когда я покинул кабинет Семена Обуслововича, она, то есть Золя, меня уже поджидала в коридоре. Не говоря ни слова и обменявшись только многозначительными взглядами, мы двинулись по низкому и узкому тоннелю направо. Шли недолго, думаю, минуты две, не больше.

Проход завершился крохотной комнатухой, куда проникал легкий поток сухого теплого воздуха. Здорово! Я до сих пор еще не встречал вентилируемых жилых помещений, устроенных прямо в стенах. Если не считать вытяжных ходов, но там, как вы понимаете, никаких условий для романтики. Холодно, голодно, скользко и безполо. То есть, я хотел сказать – пола нет. Не станешь же вечно обитать в вертикальном положении собственного тела!

– Располагайтесь, Агам, – улыбнулась Золя, примостившись на одной из трех войлочных подушечек, скатанных из кошачьих волос заботливыми лапками хозяйки (это она потом рассказала о своем хобби), – чувствуйте себя как дома.

– Спасибо, Золя, – поблагодарил я и уселся рядом. Интересно, что мы здесь будем делать? – Простите, а у вас перекусить ничего нет?

– Яблоко есть. Не желаете? – предложила девушка.

– А мясного чего-нибудь не найдется? – мне почему-то совершенно не хотелось стесняться, тем более что она сама предложила чувствовать себя «как дома». Конечно, дома я насчет еды не справляюсь, а беру все мне причитающееся сам, но тут… кто его знает, где лежит это самое «мне причитающееся»?

– Простите, Агам? – Золя то ли не поняла, то ли не расслышала моего, я бы сказал, совершенно конкретного вопроса.

– Мясца бы, – пояснил я, – или рыбки… А то яблоком, я боюсь, наесться мне не удастся. Обед-то со мною вегетарианский приключился. С такой еды и лапы протянуть недолга.

– Понимаю, – кивнула секретарша. – Я сейчас на квартирную кухню схожу. Вы меня подождете немного?

– Отчего не подождать? Подожду, – ответил я. Но неожиданно пришла в мою голову мысль получше: – А давайте, я вас сопровожу, может, помогу чем?!

– Что вы! – опустила взгляд скромная девушка. – Как вы только могли подумать, что наши законы гостеприимства…

– Да бросьте, Золя, – оправдательной речи я ей закончить не дал. Не люблю жеманства и кокетства, – при чем здесь законы, мы ж сейчас отдыхаем, так?!

– Ну, в принципе…

– Милая Золя, никаких принципов. Решено, я иду с вами.

– Хорошо, Агам, – она сдалась. Поняла, что меня не переспорить.

Уж если я чего хочу, обязательно добьюсь… А я ее хотел, причем с первого взгляда.

Но сперва надо было вкусить белка.

Мы снова вышли в тоннель и двинулись в сторону кухни. Я чувствовал это по запаху. Оказавшись через какое-то время за плинтусом, я, следуя первобытному инстинкту, высунул наружу усы. Пахло жареной курицей. М-м-м… объедение. На костях всегда столько мяса остается! Жри от пуза, откармливайся – не хочу! После такого ужина, я не только Золю, но и всю ее семью (естественно, женскую часть населения) удовлетворю. Шутка.

Выскользнув наружу, я увидел давешнего человека, который так и не успел одеться. Он сидел за столом в тех же трусах и с аппетитом обгладывал куриную ножку, запивая ее пивом прямо из бутылки. Под столом о его волосатую ногу терся серый полосатый кот с головой, явно отражающей гидроцефальные наклонности животного. Я правильно выражаюсь – такие наклонности бывают? Короче, башка его относительно туловища превосходила все формы и размеры приличия.

Мужчина, обсосав ножку, бросил косточку пушистому подхалиму. Я не понял! А как же мы?!

– Золя, или я ничего в этой жизни не смыслю, или этот полиглот безо всякого стеснения ест то, что по священному закону предков полагается нам, домашним насекомым. Я не прав?

Секретарша грустно покачала усами.

– Безусловно, Агам, вы правы, – сказала она, – но попробуйте объяснить это Бруску.

– Кому? – мне показалось, что Золя упомянула некое деревянное изделие.

– Бруску, – повторила она. – Этого «полиглота», как вы изволили выразиться, Вася, вон тот человек, назвал Бруском. Он вообще-то Барсик и принадлежит не Васе, а Матвеевне, но старуха постоянно гостит то у детей, то у внуков, а чтоб животное не издохло, покупает ему курятину. Кошачью еду поручено готовить Васе. Он ее и готовит… Только ест сам, а Брусок глодает кости. Вот такая, понимаете ли, высшая справедливость, Агам.

Я рассмеялся.

– Почему ж несправедливость? Этот Вася начинает мне нравиться!

– Нравиться?! – Золя буквально задохнулась от возмущения. – Агам! Он, этот ваш Вася, если хотите знать – живодер!

– Ха-ха-ха! Это еще с чего? – от души веселился я. – Он же его, Бруска вашего, кормит! Золенька, посмотрите на этого мохнатого кретина, ведь невооруженным глазом видно, что сей животный – форменный идиот с истерическими наклонностями!

– Идиот – не идиот, а свой неудовлетворенный аппетит он знаете, чем компенсирует?!

– Чем? – мне по-прежнему было смешно.

– А вот чем! – гневно пискнула секретарша. – Точнее, кем! Нами!

– Кем? – не сразу понял я.

– Нами, – гневно повторила Золя, – тараканами! Понимаете, Агам? Из-за того, что живодер Вася Бруска вечно недокармливает, тому не хватает витаминов. Он с голодухи нас ловит и ест как халву какую-нибудь. Только хруст на всю кухню. Ужас! Брр!

Секретаршу передернуло.

– То есть, как это? – Смеяться мне почему-то сразу же расхотелось. – Он что, насекомоядный?

– Да! – крикнула Золя. – Это вы точно выразились – насекомоядный!

Я не мог поверить собственным усам. Сократ не раз говорил, что нас, тараканов, только люди не любят. Хотя, и те не едят, потому что мы якобы заразу тащим. Петр Антонович Ферзиков, например, нас «триппером ползучим» называл. Что за зараза такая – этот триппер ползучий, я не знаю, но уж точно не комплимент. А кошки и собаки к нам, насекомым, нормально относятся. Не то что бы любят, но, во всяком случае, особого вреда не причиняют. И уж, тем более, нами не питаются.

Поэтому я и опешил от Золиных слов.

– Не могу поверить… – пробормотал я изумленно, – это как?…

– Советую вам, уважаемый Агамемнон, взять вон тот кусочек колбасной шкурки и тихонечко скрыться за плинтусом. Я внутри подожду, если вы не возражаете. Что-то мне от этой компании с Бруском не по себе. Брр… Не станете обижаться?

Я отрицательно покачал усами и решил советом не пренебрегать. А вдруг вся эта чушь – правда? Может, этот триппер ползучий, как говорит старик Ферзиков, и впрямь нами откушать не прочь? Лучше уж судьбу не испытывать, а поверить на слово.

– Какие обиды?!

Я осторожно на цыпочках проследовал к указанной чудом уцелевшей в этом органическом хаосе колбасе, и, ухватив ее передними лапками, стремительно понесся в укрытие. От Бруска, однако, маневр скрыть не удалось. Этот гад, одним прыжком достигнув плинтуса и, напружинив свое нелепое тело, плотоядно прищурился и преградил мне путь к отступлению.

Часа на раздумья, как говорил какой-то террорист из кино по телевизору, у меня не было. Я не стал тормозить, сбрасывать добычу или суетливо искать убежище, а, как ни в чем не бывало, несся со всех своих лошадиных сил прямо под ноги врагу.

Брусок, похоже, от такой наглости не только обалдел, но и на какое-то время потерял дар речи, потому что когда я уже пролетел под его дурно пахнущим брюхом и резким кенгуриным прыжком нырнул за плинтус, тухлый воздух оставшегося позади кухонного пространства разорвал негодующий кошачий крик:

– Мьявв! Попадись мне еще, спринтер пятнистый! Уж я тебя запом-м-мнил!

А потом в стену что-то глухо ударило. Должно быть, Вася метнул в Бруска очередной куриной костью. Хотя, кто его знает, что там на самом деле произошло?!

Золю трясло в истерике. Она не могла вымолвить ни слова, ни полслова, ни даже частенько вспоминаемой в таких случаях седьмой буквы русского народного алфавита. Не слушались ее и лапы. Секретарша господина Катерпиллера как-то неестественно скрючилась и забилась в угол, откуда отсвечивали в проникающем за плинтус луче лампочки только ее нервные усы.

– Шоу маст гоу он’а не дождетесь, как сказал бы один известный человек с приятным голосом, будь он до сих пор жив. Хэппи энд уже случился. Идем домой, красавица? – я бравировал, но чувствовал, что сам нахожусь на грани того состояния, которое люди называют депрессивным. Нет, надо держать себя в лапах, пред дамой слабость показывать недопустимо. – Золя, все кончилось! Можно идти!

Я, не выпуская колбасы из передних лап, подошел к девушке, обхватил ее податливое тело лапами средними и легонько встряхнул…

И что вы думаете, она мне сказала?… Вот ведь, женщины… Как на них стресс действует!

– Агам, миленький, я хочу тебя! Люби меня прямо здесь и сейчас! Давай же!…

А вы говорите, что насекомым эмоции и чувства не присущи.

Эх, биологи, клоп вас… Приверженцы регрессивного юного натурализма…