Читать книгу Все начистоту. О хоккее и не только - Алексей Якушев - Страница 4

Будете читать – поймете, почему так начинается мой рассказ. Поймете и простите мою дерзость в попытке заменить одно только слово в строках великого классика Александра Сергеевича Пушкина…

Почему так привлекателен спорт? Какая сила притягивает множество людей, заполняющих стадионы или сидящих у телевизоров? Ответ очевиден – сопереживание. Возможность давать волю своим эмоциям. Возможность, однажды отдав свои симпатии какому-нибудь клубу, переживать за него всей душой.

Никто не знает, как происходит тот самый выбор любимой команды. Выбор на всю жизнь. По-видимому, у каждого возникают какой-то свой образ и свои ассоциации, которые и вызывают у человека притяжение именно к данной команде.

И как же позиционируется «Спартак»? Благодаря чему этот клуб притягивал и притягивает миллионы граждан? И, наконец, почему армия спартаковских болельщиков всех шире и всех мощней? Причем, что важно, и в годы яркой игры, и в пору разочарований. Вспомню, как это было у меня.

У каждого своя предыстория выбора любимой команды, своя «история болезни». У меня все складывалось незатейливо. Жили мы в 50-е годы на Госпитальном Валу в старом московском районе Лефортово, а буквально в двух шагах, на берегу реки Яузы, располагался стадион металлургического завода «Серп и Молот». Тогда спорт в стране был очень популярен, а близость заводского стадиона будто наэлектризовывала близлежащие кварталы. Все жильцы нашего большого капитального дома болели за «Спартак». Ну буквально все! Во всяком случае, мне так казалось, когда было восемь лет. Мальчишки постарше, взрослые дяди и пожилые люди, сбиваясь в кучки в большом зеленом дворе, едва ли не ежедневно обсуждали результаты матчей и турнирное положение команд после воскресного тура, причем с особым пристрастием выступление красно-белых: как отыграли, кто был лучшим и кто чуток оплошал; отмечали красивые голевые комбинации, чей-то остроумный пас… Смаковали любые подробности игры. И так – до хрипоты и споров, до сумерек, без конца и края.

Я тогда еще не дорос до участия в этих спорах. Просто болел за московский «Спартак», ощущая себя благодаря этому счастливейшим человеком. И это счастье не могли омрачить редкие и неизбежные неудачи любимой команды. Никакой другой клуб не рассматривался в качестве возможного объекта повышенного внимания, о симпатиях к кому-либо, кроме «Спартака», и помыслов не могло быть. Никто из жильцов нашего многоквартирного дома никого не агитировал, призывая вливаться в широченные ряды трудящихся масс, «поклоняющихся» московскому «Спартаку». Обстановка в нашем дворе царила абсолютно свободная, и потому резонно предположить, что наряду с влиянием взрослого большинства существовали и другие факторы, которые склонили мои симпатии в сторону «Спартака».

В горячей атмосфере лефортовского двора улавливались еще кое-какие оттенки, весьма привлекательные для мальчишки, который и не знал, что уже встретил свою первую любовь – любовь к спорту. Любовь на всю жизнь.

А само название команды? Разве оно могло не привлекать? «Спартак»!

Красиво, ну просто замечательно звучит. «Спартак»! Ни на что ведь не похоже. Уже выделяется из общего ряда, поскольку ни о какой ведомственной принадлежности не говорит. Уже веет воздухом свободы, многие десятилетия не очень-то привычным, между прочим, для наших краев.

«Спартак». А каково происхождение этого названия? Ну ясно – это взято из истории Древнего Рима. Спартак – герой-атлет, герой-красавец. Несгибаемый и благородный борец за свободу простых граждан. Символ справедливости.

Однако все перечисленное отнюдь не исчерпывает мою спартаковскую «историю болезни». Говоря про те мальчишеские годы, сказал бы чуть иначе – «историю заболевания». Почему же я так рано и так прочно определился в своих спортивных симпатиях? Только ли среда лефортовского двора да само ласкающее слух название все определили в моем выборе?

Игра.

Игра любимой футбольной команды.

Наверное, можно симпатизировать команде и не обращая повышенного внимания на ее игровой стиль, на то зрелище, которое она преподносит зрителям. Но такое – не про меня. И скажу уверенно – не про настоящих спартаковских поклонников. Игра должна быть зрелищной, без этого никак не обойтись. Победа, вымученная с помощью безликой игры или благодаря сугубо оборонительной тактике, нашим болельщикам не могла принести удовлетворения.

Результат матча плюс красота игры. Вот формула любви к «Спартаку». Выражусь точней – формула такой игры, которая порождает любовь к этой команде. А я с известной долей преувеличения даже так сформулировал бы: красота игры плюс результат. И я не был в таком восприятии одинок. Мне, еще мальчишке, надо было получать радость от игры команды. И я ее получал в избытке! Сама игра футбольного «Спартака» середины 50-х годов производила на меня оглушительное впечатление. Выверенный пас и никаких передач наобум. Постоянные открывания. Постоянное обострение. Многоходовые комбинации. Техника обращения с мячом каждого игрока. Стремление к атаке, к атаке и только к атаке. Гармоничное сочетание индивидуальных и коллективных действий. Слаженность действий, поражавшая воображение, – как и импровизация на зеленом поле. И, само собой разумеется, командный дух, сплоченность, несгибаемость при любых неблагоприятных обстоятельствах.

А какие были мастера! Нетто! Сальников! Симонян!.. Состав футбольного «Спартака» у меня от зубов отскакивал. Среди ночи разбуди – и я с ходу выпалю. На воротах – Валентин Ивакин. В защите – Николай Тищенко, Анатолий Масленкин, Михаил Огоньков. В середине – Алексей Парамонов и Игорь Нетто. В атаке – Борис Татушин, Анатолий Исаев, Никита Симонян, Сергей Сальников, Анатолий Ильин. Это же, считайте, состав олимпийской сборной СССР на Играх 1956 года в Мельбурне. Добавились только торпедовцы Эдуард Стрельцов и Валентин Иванов, динамовцы Лев Яшин, Борис Кузнецов и Владимир Рыжкин, армейцы Борис Разинский, Анатолий Башашкин да Йожеф Беца.

А кумиром моим являлся Игорь Нетто. Капитан «Спартака». Капитан сборной СССР. Непререкаемый авторитет в самом популярном клубе и в главной команде страны.

Так вот, поначалу я серьезно увлекся футболом. И даже занимался в футбольной школе «Спартака». На Ширяево поле, в Сокольники, на громыхающем трамвае с пересадкой ездил на тренировки, ни одной не пропуская. Спартаковцем себя ощущал. Только мои перспективы и будущее в тумане, конечно, были.

Но пора перейти к хоккею.

Во второй половине 50-х годов по Москве стала греметь хоккейная тройка «Спартака» – крайних нападающих братьев Евгения и Бориса Майоровых и центрфорварда Вячеслава Старшинова. Еще когда они выступали за молодежные команды на клубном первенстве города, молва пошла о том, что в Сокольниках появилось звено, которое крушит всех подряд и играет так, что закачаешься. В мастерах они шлифовали свой фирменный стиль, с каждым годом набирая силу и авторитет. В первую очередь благодаря этой троице «Спартак» в хоккее начал прогрессировать и выбираться из болотной трясины турнирной таблицы, где застрял в середине 50-х.

Наличие этой тройки очень многих молодых хоккеистов подталкивало сделать выбор в сторону «Спартака». Мечтали пробиться в «основу» и играть именно в этой команде. Благодаря Именам. Да и полку болельщиков, которых благодаря футболу и так-то было великое множество, прибывало и прибывало…

Снова и снова, будто смотрю отражение в зеркальном многограннике, возвращаюсь к спартаковскому феномену. Популярным «Спартак» стал еще в 30-е годы, до войны. Тогда были всевозможные артели, имела широкую сеть промкооперация, где работали множество людей, и вот трудовой рукастый народ сделал свой выбор в футболе, а значит, и вообще в спорте: «Спартак». А после войны симпатия к красно-белым стала носить массовый характер. Большинство желали побед именно этому клубу. Для подтверждения не требовалось проводить социологические опросы или статистические расчеты. Такое и на глазок видно было: в больших компаниях, во дворах, в пивных, на стадионах… Везде, где только собирались мужчины разного возраста. Вне зависимости от профессиональной принадлежности и ежемесячного заработка: студенты и учащиеся профтехучилищ, рабочие и инженеры, ученые и артисты… Больше половины неровно дышащих к спорту граждан отдавали предпочтение «Спартаку»!

То, что в 50-е этот процесс шел полным ходом, удивительно и даже загадочно для меня. Советский Союз после страшных людских потерь и разрушений долго восстанавливался. Великая Отечественная была на слуху, военной тематике посвящались кинофильмы, театральные постановки, повести и романы. Образ военного, солдата или офицера, был привлекателен и пользовался особым почетом. Армия ассоциировалась с мощью государства и с той силой, которая обеспечит народу на долгие-долгие годы мирную жизнь. Народ молился на генералиссимуса Сталина и превозносил полководца-победителя Жукова. Армейские атлеты находились в авангарде советского спорта. В самом популярном виде спорта – в футболе – «команда лейтенантов» во главе с Бобровым безоговорочно лидировала, демонстрируя прекрасную игру. Армия ее болельщиков была велика, однако поклонников «Спартака» насчитывалось все же еще больше. Поразительный факт!

В те годы были объективные предпосылки к повышенной популярности среди народа и у московского «Динамо», где блистали Константин Бесков и Василий Трофимов, Вячеслав Соловьев и Василий Карцев, а также другие кудесники кожаного мяча. Их горячо приветствовали на многотысячных трибунах, а все же команда, ведомая Игорем Нетто, имела куда более мощную поддержку зрителей.

На вопрос «Почему же так происходило?» я, много повидавший в большом спорте, не готов дать исчерпывающий и безукоризненно точный ответ и сегодня, спустя десятилетия. Но почему бы не поразмышлять на эту тему? Затрагивается она, как ни странно, довольно редко, а уж желающих покопаться в ней находится и вовсе единицы. Сам-то я прежде глубоко не задумывался о природе спартаковской популярности, мое место было не на трибуне, а на льду, в игре. Собственно, являясь спартаковским игроком, я и получал наравне с партнерами мощные эмоциональные заряды, исходившие от болельщиков. Моей задачей было в каждом матче оправдывать надежды миллионов сограждан. И чтобы вспомнить и переосмыслить пережитое, решил поискать истоки народной тяги к родному клубу.

В советском спорте ЦСКА был символом вооруженных сил – многочисленных, могучих и несокрушимых. Соответствовал мощи армии и ее главный клуб, который являлся кузницей звезд мирового спорта. Несколько десятилетий подряд две трети, если не ошибаюсь, олимпийских чемпионов по различным видам спорта представляли этот клуб или спортивные армейские клубы военных округов. И в хоккее ЦСКА, получивший неофициальный статус базового клуба сборной Союза, по праву считался нашим флагманом. Но люди по-разному реагировали на такую гегемонию. Одних это привлекало. Они шли на матч любимой команды как на практически гарантированный праздник, еще до начала игры предвкушая победу. У других, напротив, существование этой почти неудержимой ледовой дружины вызывало подчас и антипатию. Такого рода поклонники спорта по воле сердца «призывались» в армию поклонников тех клубов, которые не имели суперстатуса. Зачастую они выбирали «Спартак». Один призыв в армию чего стоил! По закону о всеобщей воинской повинности любой игрок профсоюзной команды мог быть призван в ряды вооруженных сил и оказаться в ЦСКА, а на худой конец – в СКА, коих было по стране около десятка. Защита от такого «трансфера» была одна – бронь, если игрок учился в институте, где была военная кафедра. Однако учеба в вузе – это пять лет, а призывной возраст длился, как и сейчас, до двадцати семи. В какое-то время ты все равно оказывался гол как сокол. Меня однажды это коснулось самым непосредственным образом: институт окончил, а возраста был еще призывного… Более надежной «броней» было иное – если хоккеист по уровню мастерства либо по манере игры не вызывал живого интереса у наставников команды ЦСКА.

То была улица с односторонним движением. Из «Спартака», случалось, сильные игроки призывались в армию, и мало кто возвращался через два года обратно, да еще и сохранив свои лучшие игровые качества. Из ЦСКА же в «Спартак» хоккеисты по разнарядке сверху не попадали. Взрослые люди это понимали и оценивали неравенство условий в борьбе за чемпионство Союза, которое закладывалось еще до старта. И многие, в том числе по этой причине, отдавали свои симпатии профсоюзным командам, среди которых «Спартак» был своего рода флагманом.

У наших людей вообще есть такая черта в характере – сочувствие тому, кто не обласкан судьбой, кто пребывает в затрудненных обстоятельствах. Русский человек при прочих равных будет переживать за изначально более слабого, искренне желая тому победы в честной борьбе над заведомо более сильным соперником.

У «Динамо» замечательный девиз «Сила в движении». Силы за этим клубом стояли могучие. По большому счету все только что изложенное про ЦСКА справедливо и по отношению к этому мощному, обладающему богатейшими традициями спортивному обществу. Разве что в хоккее (негласно, конечно) бело-голубым была отведена роль второго по статусу клуба. А так, по существу, динамовцы представляли весьма влиятельные силовые ведомства, которые не афишировали свою деятельность: МВД, КГБ, погранвойска… Хоккеисты-динамовцы проходили службу в течение двух лет, а затем при желании могли аттестоваться и стать офицерами, людьми при погонах, что гарантировало вполне благополучное трудоустройство после окончания спортивной карьеры. Поклонников у «Динамо» было меньше, чем у ЦСКА, и значительно меньше, чем у «Спартака».

Так в чем же состояла особенность статуса «Спартака»? К армии и иным силовым ведомствам клуб отношения не имел. Один этот немаловажный фактор поворачивал вектор симпатий многих в сторону красно-белых. «Спартак» относился к профсоюзным клубам, но не был жестко завязан на какое-нибудь огромное ведомство (как «Локомотив», например) или гиганта индустрии (как «Торпедо» из Горького, где находился ГАЗ). Такой фактор тоже лил воду на мельницу красно-белых, поскольку многие люди трудились в других сферах. Мой клуб стоял как бы особняком, но при этом был абсолютно доступен каждому для выражения своих симпатий. Боление за московский «Спартак» означало свободный выбор. Что-то было в этом очень демократичное. Свободное волеизъявление, столь редкое в те годы.

Не претендую на истину в последней инстанции. Это всего лишь мой «фристайл» на тему спартаковской популярности.

Пора, однако, вернуться в юность, чтобы дописать главу «Мой «Спартак». Когда хоккейный «Спартак» пошел в гору, когда заиграла старшиновская тройка, когда команда в 1962 году впервые стала чемпионом Союза, популярность моего родного клуба еще более возросла и стала круглогодичной. Зимой хоккей, а летом футбол.

Спартаковские хоккеисты в первой половине 60-х годов по составу были не чета футбольным одноклубникам. В сборную страны приглашали только братьев Майоровых и Старшинова. Но при этом команда превратилась в грозную силу, с которой были вынуждены считаться все соперники. «Спартак» исповедовал атакующий стиль. В любом игровом и физическом состоянии, во встрече с любым соперником. Хоккеисты искали счастья у чужих ворот. Нестандартные тактические ходы и остроумные, а потому и непредсказуемые решения в иных клубах ограничивались или запрещались – здесь они, напротив, только приветствовались. Импровизация в атаке становилась фирменным знаком моей команды.

Непредсказуемость спартаковцев проявлялась и в ином плане. Обычно сильные клубы не теряли очки в матчах с аутсайдерами. Изредка могли сыграть вничью с крепким середняком либо уступить ему. «Спартак» же вчера мог превзойти безоговорочного лидера чемпионата, сегодня бездарно уступить команде, которой был сильнее на голову, а завтра снова вырвать победу у прямого конкурента в борьбе за медали. Такое «качание на качелях», такое бесшабашное разбазаривание драгоценных турнирных очков, конечно же, создавало нам дополнительные трудности, зато эти колебания вверх-вниз свидетельствовали о полном отсутствии у спартаковцев прагматической жилки и об их подверженности настроению. Ничего похожего у других команд не было.

Эта непредсказуемость спартаковцев, эта игра с открытым забралом и это игнорирование турнирных расчетов привносили неповторимые краски в портрет команды и добавляли симпатий миллионов поклонников хоккея, которые особо ценили успех в битве с признанными авторитетами, а поражения от заведомо более слабых соперников, вызывавшие досаду, прощали нам сравнительно легко.

Никаких специальных тренерских установок или накачек сверху на такую линию поведения, разумеется, не было и в помине. Было это в крови настоящих спартаковцев.

Такая лихость, игра без оглядки на холодный расчет соответствует русской натуре, русскому характеру. Наш человек бывает непредсказуем, может натворить очевидные глупости или разозлиться из-за пустяка, а может придумать что-нибудь необыкновенное и в минуту жизни трудную подставить плечо ближнему, сделав все ради его спасения. Остерегусь проводить прямые параллели, но все же что-то истинно русское и привлекательное было в «Спартаке».

Гений земли русской парит где-то высоко-высоко и вместе с тем меряет шагами нашу родную землю.

И уж позвольте предположить, что Александр Сергеевич, живи он во второй половине XX века, являлся бы… поклонником московского клуба «Спартак». С его романтизмом, свободомыслием, с его склонностью к порыву и импровизации… Болел, болел бы Пушкин страстно за «народную команду»!

И то, что мои имя и отчество такие же, как у Пушкина, признаюсь, как-то грело душу. За что должен быть благодарен матери с отцом…