Читать книгу Все начистоту. О хоккее и не только - Алексей Якушев - Страница 7

Учитель…

Как важно встретить того, кто тебя направит на путь истинный.

В обычной школе каждый педагог ведет свой предмет, а в школе спортивной у мальчишки один-единственный учитель – тренер, от которого очень многое зависит.

Красивая формула «Кто ищет, тот всегда найдет» в жизни, увы, срабатывает отнюдь не всегда. Одни ищут, ищут, как старатели золото с утра до вечера, да так и не находят своего единственного Учителя, а другим удача нежданно-негаданно улыбается в один прекрасный день, словно мимоходом купленный лотерейный билет, на который выпадает баснословный выигрыш.

Спортсмен ищет своего тренера. Вольно или невольно ищет. Атлет зависим от того, кто будет его наставлять на путь, который приведет к вершине. Эта вершина – будем реалистами, – вполне возможно, окажется отнюдь не заоблачной, не позволит превзойти всю армаду таких же жаждущих чемпионства молодых людей. Путь истинный в спорте, как я понимаю, тот, что позволяет тебе максимально раскрыть твои физические, интеллектуальные и духовные возможности. А этот потенциал, заложенный природой, действительно разный у каждого из нас.

Полагаю, что в коллективных спортивных играх зависимость спортсмена от тренера выше, чем где-либо. Искренне в этом убежден, имея многолетний опыт в обеих ипостасях. И я не являюсь исключением. Также был зависим от наставников и подсознательно искал своего тренера.

Некоторые люди, становясь знаменитыми спортсменами, забывают о тех, кто помогал им на длинном и полном препятствий пути к вершине, и приписывают все заслуги исключительно себе любимому. Я никогда не скатывался на такие рельсы, никогда не отрывался от земли. Откручиваю колесо моей спортивной судьбы назад и отчетливо вижу тренеров, которые вдумчиво и кропотливо раскрывали мои возможности, помогая прогрессировать год от года. Это Вадим Васильевич Захаров – в детстве. Это Александр Иванович Игумнов – в юности. Это Всеволод Михайлович Бобров – в зрелую пору.

На моем пути оказался БОБРОВ. Оказался в нужном месте – в Сокольниках, в «Спартаке» – и в самое нужное время: когда решалось, смогу ли я пробиться в команду мастеров. Конечно, в ту пору это определяло для меня все в жизни. Татьяну я встретил позже… Однако тут нужна ремарка. Да, мало кто попадает из хоккейной школы клуба в мастера. Перед сезоном-1964/65 я оказался единственным счастливчиком среди своих сверстников. Да, без ложной скромности предположу, что, скорее всего, взяли бы меня в команду Старшинова и братьев Майоровых и при другом старшем тренере, хотя и неизвестно, произошло ли бы это так естественно и так быстро. Но что совсем неясно – как бы раскрывался мой потенциал в мастерах без участия Боброва. Ведь скольких одаренных парней только в «Спартаке» знал, которых подключали к основной команде и к которым тренеры были внимательны и терпеливы, давая шанс проявить себя. А ведь не сложилось. Либо пропадали с горизонта, играя где-нибудь в заштатных клубах, либо вовсе заканчивали с хоккеем, потратив десять лет детства и юношества на спорт. Заканчивали, по большому счету, так и не начав. А потом пропадали, что нередко случалось, надломленные резким поворотом судьбы, и не находили себя вне спорта.

Со Всеволодом Михайловичем Бобровым мне несказанно повезло. Сказать об этом хочу и обязан. Сам факт появления на спартаковском мостике этой легендарной личности явился подлинной сенсацией.

Бобров в «Спартаке»! В хоккейном «Спартаке»?! Слухи? Правда? Неужели сам Бобров будет нас тренировать?!.

До этого Всеволод Михайлович работал в футбольных клубах не первого ранга, с которыми, по правде сказать, громких достижений не добивался. Но это нисколько не умаляло его фантастического хоккейно-футбольного прошлого, да и в целом имидж Боброва позволял ему оставаться вне каких-либо сравнений, он был как бы защищен от любых косых взглядов и превратностей тренерской карьеры.

До прихода в «Спартак» он в хоккее никого не тренировал. И это тоже не обеспокоило и не насторожило клубное и вышестоящее начальство, не повлияло на восприятие Боброва игроками и болельщиками: этому человеку все по плечу! Одним словом – БОБРОВ!

Команда, понятно, была взбудоражена. Ждали со дня на день появления нового «старшего». «Спартак» весной 64-го играл ни шатко ни валко, и поэтому все имевшие отношение к клубу люди возлагали большие надежды на приход такой знаковой фигуры. Всеволода Михайловича, как водится, представили команде. И началась его работа в «Спартаке»…

К тому времени я формально уже являлся хоккеистом «основы», но до статуса по-настоящему основного игрока мне было еще далеко. Только-только осваивался среди мастеров. И, естественно, очень переживал на предмет того, как Бобров оценит мои перспективы, окажусь ли в его вкусе, да и вообще – будет ли рассчитывать на меня всерьез?

Пришел он весной, когда обычно уже намечаются кадровые перестановки в команде. «Старший» не частил с индивидуальными беседами. Обживался в новом коллективе, приглядываясь к игрокам, их игровым возможностям, их выкладке на тренировках и самоотдаче в матчах, их поведению и взаимоотношениям. Несмотря на работу в предыдущие годы в футболе, чувствовалось, что он в курсе дел хоккейных; по-видимому, держал руку на пульсе, особенно зимой, в пору футбольного межсезонья. И даже по первым занятиям на льду нельзя было себе представить, что этот специалист находился вне конкретной деятельности в хоккее целых семь лет и что проводит первые в своей карьере занятия в хоккейной команде мастеров. Так все ладилось у Боброва.

Минул день, второй, третий… Я вкалываю на тренировках, стараясь получше разобраться в требованиях нового «старшего». Обстановка нормальная, настрой рабочий. Не тревожусь о своем будущем в команде, скорее в меру волнуюсь. Как-то без душевного озноба обхожусь.

Однажды Всеволод Михайлович отзывает меня в сторонку:

– Ты сколько получаешь?

– 120 рублей.

– Отдаешь с зарплаты?

– Отдаю.

– Кому отдаешь?

– Человеку одному. Не связан с командой напрямую.

– Вот чтоб с этого дня ни копейки никому не отдавал! Уразумел?

– Да, Всеволод Михайлович. Понял.

В те времена такое негласное было правило: молодые игроки скидывались с зарплаты в какой-то общий котел, откуда деньги шли на доплаты старожилам. Настоящая дедовщина была в профсоюзной команде. А Бобров, видимо, быстро про это узнал и тут же смог каленым железом выжечь, никто и пикнуть не посмел.

После того памятного разговора, длившегося минуту, наверное, не скажу, что у меня прямо-таки выросли крылья, однако появилась уверенность в том, что все будет зависеть от моей каждодневной работы и что никто палок в колеса вставлять не станет. Разумеется, произвело впечатление то, как «старший» оперативно разобрался в этих поборах и как сам подошел ко мне, 17-летнему игроку, как разрулил эту проблему. Не стал поручать своему помощнику разгребать мусор в коллективе, а сам искоренил зло. И это – сам Бобров!

Родителям ничего я не докладывал. Приносил в день зарплаты деньги, 100 рублей, отдавал почти все матери, оставляя себе мелочь на карманные расходы, и все были довольны. После разговора со «старшим» стал приносить 120 рублей. Уж и не помню, что сказал; наверное, что прибавили зарплату.

Но, конечно же, дело было не в моем ежемесячном заработке, а в том, как повел себя Всеволод Михайлович. Я проникся к нему уважением. Понял, что все вопросы в команде будут решаться по справедливости. А еще добавилось подспудное чувство – с таким человечищем все у меня в хоккее сложится.

Я в 47-м появился на свет. В то самое время, когда звезда Боброва засверкала на футбольно-хоккейном небосклоне. Народ, истосковавшийся за годы войны по радостям мирной жизни, буквально потянулся к спорту, приходя на футбол как на общий, давно принятый праздник и на хоккей как на совершенно новое диковинное зрелище, которое органично и быстро прижилось в наших краях. Севу Боброва уважали, Севу Боброва любили, Сева Бобров был символом эпохи возвращения к мирной жизни страны, измученной годами войны. Называли его по-простому, по имени, от полноты чувств к кумиру; это у русских людей такая форма выражения особенной почтительности к объекту всеобщих симпатий.

Про Боброва я, мальчишка с рабочей окраины столицы, только слышал, когда оказывался поблизости от взрослых парней или мужчин, обсуждавших спортивные новости. А вот увидеть его в игре, на зеленом поле или на ледовом овале, шансов у меня, увы, не было никаких. Отец досуга как такового не имел, да и вообще был далек от спорта, лет мне было совсем мало, на стадион повести меня с собой было некому. Только и успел в 1957 году посмотреть по квадратику телевизора КВН с огромной линзой хоккейный чемпионат мира в Москве. Да и то, к сожалению, Бобров из-за травмы не вышел на решающий матч со шведами, а без него наши сподобились только на ничью (4:4), которая оставила сборную Советского Союза без «золота».

Но имя Боброва впечаталось накрепко в мое сознание. И в самом сладком сне не мог представить себе, что когда-нибудь наши пути с ним пересекутся. Легенда футбола. Легенда хоккея. Легенда советского спорта № 1! О нем легенды слагал наш народ, вообще склонный к преувеличениям и возвеличиванию личности.

Мифы о Боброве были самые разные. Бытовало мнение о том, что мягковатый он тренер, не хватает ему «железной руки» при управлении командой. Я-то непосредственно работал под его началом и никакой мягкотелости не обнаружил. На поверку это оказалось чистой воды вымыслом. Причем способность нового «старшего» принимать жесткие и, возможно, непопулярные меры обнаружилась очень скоро. Появившись весной 64-го и погрузившись в дела команды, он принялся за основательную ее реконструкцию, довольно-таки неожиданную для игроков разных поколений. И, между прочим, рискованую для нового наставника: обычно требуется значительное время для заметных изменений в составе, что удлиняет стартовый период работы тренера и дает ему больше времени для раскачки (а значит, и выдачи хороших результатов), больше времени дает начальству для подведения первых итогов его деятельности. Обычно специалист, получающий работу (а значит, зарплату и премиальные), в новом клубе из кожи вон лезет ради того, чтобы заполучить кредит доверия от работодателя на максимально возможный срок. Однако слово «обычно» в рассказе о Боброве абсолютно неуместно. Настолько это была незаурядная личность.

Каким был «Спартак» весной 64-го, когда профсоюзные боссы пригласили Всеволода Михайловича? Команда демонстрировала зрелищный комбинационный хоккей, она котировалась высоко, с ней считались конкуренты, но ресурс командного двигателя был уже в значительной степени исчерпан. Чемпионство 1962 года, первое чемпионство хоккейного «Спартака», ни в коем случае не ставлю под сомнение, но, по моим юношеским впечатлениям, оно стало результатом мощного взлета амбициозной и раскованной, поймавшей невероятный кураж команды. А потом наступил вполне естественный отход от лидерских позиций. На кураже долго не протянешь, состояние это редкое и сугубо временное. Старшинов с братьями Майоровыми вели за собой остальных, их искрометная игра воодушевляла товарищей по команде, которые, объективно уступая им в классе, выдавали максимум того, что могли. Но могли не так уж много и не так уж долго были способны находиться в состоянии повышенного игрового тонуса. Целый ряд хоккеистов остановились на уровне, который не позволял «Спартаку» на равных тягаться с ЦСКА на марафонской дистанции чемпионата страны.

Эти нюансы еще надо было разглядеть, оценить и сделать для себя определенные выводы. Боброву подобная задача оказалась под силу. Предполагаю, что еще до появления в спартаковском клубе он здраво оценивал перспективу тогдашнего состава команды; буквально считаные недели понадобились ему на то, чтобы совершить весьма основательную кадровую перетряску. Обычно освобождают одного-двух опытных игроков и на их места подтягивают молодых. Постепенность смены действующих лиц обеспечивает и стабильность выступления команды. Однако Всеволод Михайлович рассудил иначе, рискуя при этом своей головой, своей тренерской карьерой как минимум в хоккее. Зато хорошо известно, кто в спорте пьет шампанское. А спартаковцы под руководством Боброва испили «Советское шампанское» спустя три года – в чемпионском 67-м.

…Вот хорошо заиграл молодой новобранец команды, и кругом очень скоро забывают о том, что еще совсем недавно мало кто знал про него и что еще меньше тех, кто видел его в «основе». Появление нового игрока – это всегда эксперимент с неизвестным исходом. Зато стоит эксперименту оправдаться, как к этой славе готовы примазаться многие.

Володя Шадрин котировался высоко по Союзу среди ребят 1948 года рождения. Но разве мало было одаренных парней, которым прочили светлое будущее и которые до команды мастеров даже не добирались? Кстати, перспектива Шадрина на серьезном мужском уровне не была столь уж очевидна. Катание, этот основополагающий компонент хоккейного мастерства, в его исполнении, мягко говоря, не впечатляло. При этом своеобразная, далекая от классики манера катания не мешала Володе успевать делать на льду то, что он считал нужным. Зато с головой у него был полный порядок. Про таких центральных нападающих говорили в те годы – «Дом Советов». Или просто – «светлая голова». Поле видел прекрасно, будто круговой обзор имел, и читал игру без запинки, принимая решения быстро и умно, щелкая игровые задачки любой сложности как орехи. Действительно было ощущение, что не зря отучился в математической школе и окончил ее с серебряной медалью! Володю Шадрина рекомендовал в «основу» Александр Иванович Игумнов – академик молодежного хоккея. Но этот переход молодого игрока в мастера настолько сложен и подчас загадочен, что даже мнение Игумнова гарантией вовсе не являлось. В Шадрина поверил Всеволод Михайлович, взяв на себя все риски.

Евгения Зимина он позвал из московского «Локомотива» – ершистого клуба, который мог дать бой любому лидеру. Этот правый крайний не впечатлял габаритами и какой-то сумасшедшей скоростью, зато обладал филигранной обводкой, нестандартным мышлением и голевым чутьем. Однако за ним не охотились селекционеры (тогда это слово еще не было в ходу, но в каждом клубе имелась своя система поиска новых игроков) ЦСКА и «Динамо», молва не сватала его куда-нибудь наверх. Всеволод Михайлович разглядел в нем потенциал и раскрыл его талант, что позволило Зимину впоследствии стать классным мастером.

Володя Мигунько тоже играл за «Локомотив». Статный, смелый, самоотверженный, с хорошим броском от синей линии, он до появления в «Спартаке» слыл надежным, добротным защитником. Но и не более того. А у Всеволода Михайловича стал резко прогрессировать, дойдя до уровня игрока второй сборной.