Читать книгу Весь спектр любви - Алена Воронина - Страница 3

Первые дни в моем новом доме прошли просто замечательно. Я тщательно убралась, заглядывая в каждую щелочку, расставила, развесила и разложила свои вещи, придумав и продумав для каждой своё место. Чуть поменяла расстановку мебели, оставленной мне хозяйкой, состоящей собственно (если не считать корпусной и пары стульев) из дивана: мне, не нравилось, что он стоит у окна и мешает в любой момент подойти с той же чашкой кофе и, оперевшись на подоконник, разглядывать дома и небо.

Пришлось немного помудрить и даже разориться на ткань, которую я прикрепила к потолку второго уровня с помощью лески и длинных саморезов, теперь у меня имелась собственная своеобразная ширма-шторка, скрывавшая небольшую душевую кабину – несмотря на то, что я живу одна, мне так было гораздо комфортнее.

Да, я не выбрала бы эту комнату, не будь она практически автономна от остальной коммуналки. Единственное, что не позволяло мою новую жилплощадь назвать отдельной квартирой в квартире – отсутствие туалета. Но это я решила стоически переносить, даже не стоически, на самом деле это был зарок – не оставить коммунальное сообщество без своего внимания.

Удивительно, как много вложила в комнату бывшая хозяйка, которая моими комплексами не страдала, но сделала из жилплощади настоящее убежище.

И ведь не жаль было столько денег тратить!

Хотя, почему жаль? Она ведь делала это для своего удобства.

На самом деле траты наверняка были большими. Та же замена деревянных окон на пластиковые с учетом всяких городских правил требовала огромных (по моим меркам) усилий и денег. Но бывшая собственница очень любила этот город и хотела жить в его центре, видеть грязновато-синие воды канала, катера с экскурсиями, туристов, спускаться по длинной с огромными пролетами лестнице с чугунным витыми перилами и со странным орнаментом на потолке в форме песочных часов, и оказываться в гуще толпы.

Мне тоже это нравится. Несмотря на то, кем я являюсь по своей природе. Это и вызов, и необходимость. Во-первых, в толпе ты никому не нужен, это я давно усвоила, а во-вторых, если вдруг… стоит свернуть за угол, и ты окажешься там, где людей на самом деле бывает очень мало. Этим и прекрасен этот город. А в-третьих, я должна была выгонять себя на улицу достаточно часто, это одно из условий существования на этой планете лично для меня.

Я специально переехала под вечер четверга, взяв отгулы на работе до субботы, чем моя сменщица была более чем довольна: рвение сотрудника к работе в выходные в разгар завершения дачного сезона позволило ей укатить от городского шума на приусадебный участок вместе с семьей.

Туалет ранним утром субботы был не занят. И, к слову, пресловутые стульчаки, которые любили развешивать по иерархии владельцы комнат в коммуналке, здесь стену не украшали. Наоборот. Все было предельно аккуратно. Пол был чуть приподнят и на нем лежал слой нового линолеума, стены оклеены моющимися обоями в бежево-коричневых тонах. Хороший новый унитаз. На стене напротив двери четыре полочки по количеству комнат. Одна пустовала – определенно моя. А на самой верхней занял место в горшочке декоративный плющ. У каждого своя упаковка туалетной бумаги, но, что удивительно, одна хромированная подставка под нее, а на ней пусть и не целый, но моток. Здесь было принято делиться и не ходить со своим рулоном. На двери висел график уборки. И, кажется, мне надлежало сделать это завтра.

В общем коридоре было пусто, лишь с кухни слышались звуки. Кто-то, методично мешая что-то в кружке, постукивал по керамическим бокам ложечкой. Определенно так и было. И, этот кто-то явно был один. Разговора слышно не было.

Что же, пора познакомиться хотя бы с одной из проживающих здесь собственниц поближе. Пусть даже повода у меня и нет, но игнорировать, значит, прослыть невеждой, и подкормить свои комплексы, которым толстеть совершенно не полагалось.

– Здравст… вуйте… – я слегка запнулась, когда, уже начав произносить приветствие, завернула за угол и увидела сидевшего ко мне спиной… мужчину.

Он был в белой располосованной синими линиями рубашке, в мягких полуспортивных серых штанах и большущих тапках. Седые длинные неухоженные волосы лежали на плечах.

Это, пожалуй, все, что я успела заметить, прежде чем меня накрыло, что соседом, а это был явно жилец, судя по одежде и обуви, он быть не должен, но таковым является.

Мужчина же, услышав мой голос, замер, выпрямился, потому что до этого склонился над столом и обернулся ко мне.

Лицо его покрывала густая растительность немного темнее шевелюры, но тоже с проседью. Ему похоже было сильно за сорок. И только приблизившись к нему, я заметила, что, даже сидя, он был почти одного роста со мной.

Мама и прочие близкие нежно любившие меня родственники ласково называли меня «Карлушей». Да и при росте в 155 сантиметров глупо пыжиться. Хотя, лично меня это совершенно не беспокоило.

– Здрасьте, – выдал он удивленно, голос у него был скрипучий и низкий. То ли возраст сказывался, то ли курил много.

Перед ним на столе действительно стояла гигантская, с небольшой цветочный горшок, кружка с чаем, и лежала книга, старая и потрепанная, судя по цвету страниц и множестве заломов, отчего боковина выглядела так, будто побывала под гусеницами трактора. Книга, похоже, и была причиной задумчивого постукивания ложки о края чашки.

Однако, же речь была заготовлена и разговор начат, и следовало его завершить.

– Меня зовут Татьяна, я – новый жилец. А вы?

– А… – он вдруг встал и, мама родная, я, кажется, была ему приблизительно по грудь, – Олег. Снимаю комнату. Третью. От входа.

– Да?! – удивилась я. – А мне сказали, что хозяйки тут сами живут.

Вот ведь лгуны эти агенты, и продавщица хороша. А это, значит, мой застеночный сожитель. Так-так…

– Раиса Сергеевна – хозяйка комнаты, моя родственница, – он пожал плечами, – живет за городом с семьей.

Он опустился обратно на стул, чем очень меня порадовал, весьма неудобно наблюдать за башенным краном.

– А… ясно. Рада познакомиться, Олег… А сама Раиса Сергеевна здесь бывает?

– Крайне редко, – «проскрипел» он.

Меня слегка передернуло.

– Ясно, ну, не буду вам мешать…

Он что-то промычал, потерял ко мне всякий интерес и вновь уткнулся в книгу.

На самом деле, открытие, что в квартире проживают не только женщины-хозяйки, но и те, кто может комнаты снимать, меня неприятно задело. Пожалуй, предыдущая собственница была весьма благоразумной, хоть и расточительной особой. Понятно, что очень многие покупают такого рода объекты исключительно под сдачу, предпочитая жить в отдельной квартире. Но и агент, и продавец заверяли меня, что тут обитают только женщины. К чему было давать ложную информацию, если в первый день все раскроется?

А кухня все же неплоха для коммуналки, а при более детальном осмотре оказалась даже лучше, чем запомнилась в первый визит: не было уродливых старых шкафов с оторванными дверцами, кусков от разных наборов мебели, раскиданных вещей. Три одинаковых навесных шкафа и три тумбы в ряд, три разномастных, но ухоженных холодильника, две стиральные машины. Все стояло в определённом порядке, с намеком на некую гармонию. Даже полотенца на крючках у раковины были ярким и новеньким. Единственное, кухню освещал ровно клон той самой лампочки из коридора, странно, несмотря на довольно-таки ухоженный вид, со светом в этой квартире были явно проблемы.

Что там мог в таком мраке видеть мой сосед в книге, непонятно.

В моей комнате было свежо. Окно, выходившее прямиком на канал Грибоедова, было открыто в целях проветривания, и по помещению гулял холодный и влажный питерский ветерок. Здорово все же быть тут, иметь силы на все это. Я собой немного горжусь даже.

Сборы на работу были, как всегда, быстрыми, но с соблюдением всех установленных правил. В каком-то смысле процедура эта для меня жизненно важна, потому оттачивалась годами, только совершенства не достичь, а любой шаг назад может стать серьезным откатом. А я этого совсем не хотела. Как и мама… Ведь она одна из того небольшого числа людей, кто сыграл основную роль в связи меня с миром, который в каком-то смысле не является моим.

– Доброе утро, – худощавая высокого роста женщина сдвинула очки ближе к кончику носа и окинула меня взглядом. Похоже, она следовала из ванной в свою комнату, на сгибе локтя белым флагом обвисло влажное полотенце. Столкнулись мы с ней у входной двери, когда я пыталась попасть ногой в правый кроссовок и при этом удержать равновесие.

– Здравствуйте!

– Татьяна? – женщина протянула мне руку в приветственном жесте, что было неожиданно, если учитывать возраст и образование… привычный стереотип немного ломался, однако, я мало знала о ней, а значит, не могла учитывать огромное количество факторов. Тонкую суховатую кисть пожала быстрее, чем принято.

– Галина Тимофеевна! – кивнула моя, как оказалось, соседка.

Недурно, если уже утром она выглядит так, что готова хоть сейчас в приемную комиссию. На голове пучок седых, уложенных без единого петуха волос, из-под темного халата выглядывал жесткий белый воротничок.

– Как вам у нас?

– Обживаюсь.

– У нас хорошая квартира! – владелица первой комнаты от кухни окинула взглядом коридор, и кажется, я понимаю, что значил этот взгляд – гордость. – Но все это требует труда и заботливого отношения. Я полагаю, Настасья вас ознакомила с тем, что у нас имеет место быть определенный распорядок дня и действует график уборки? Причем, все, кто проживает здесь, относятся к своим обязанностям весьма ответственно!

Это вопрос или утверждение?!

– Да, конечно! – кивнула я на всякий случай.

– График уборки туалета вы уже видели? В ванной-то вы не нуждаетесь, как я понимаю.

– Да, – мне только и оставалось, что соглашаться, и уповать на то, что я делаю все правильно, и украдкой бросать взгляд на часы, потому что опоздать на работу мне совсем не хотелось.

Она мне напомнила владелиц доходных домов из книжек. Наверняка собственница по натуре, она скорее всего являлась еще и очень строгим человеком, но не только к окружающим, а и к себе. У меня даже сложилось впечатление, будто свою комнату в этой квартире я снимаю. Хотя, по сути, так оно и есть. Только снимаю я ее у банка.

Что же, еще раз спасибо бывшей владелице, она не зря сделала так, чтобы сократить общение с соседями до минимума – похода в туалет. Настя намекнула, что хотела и его поставить, но это потребовало бы огромных согласований и поднятия пола, а тогда у меня не получилось бы того самого уютного второго яруса, на котором разместился огромный матрас, комод, низкие книжные полки, и две красивые лампы в виде капелек, дарившие приятный белый свет.

– Что же, это хорошо, – кивнула моя властная собеседница. – Тогда мы с вами, Татьяна, обязательно подружимся. Настасья сказала, что вы фармацевт.

Утверждение…?

– Э, я работаю в аптеке на Вознесенском, недалеко отсюда, в десяти минутах ходьбы.

– Отлично, нам везде свои люди нужны, – губы ее тронула улыбка. – Что же, не буду вас задерживать. Не забудьте про график.

Я кивнула и, как девчонка, которую мама только что отпустила заниматься любимым делом, вылетела из квартиры.

Политика проживания в коммуналке мне теперь была ясна, как и то, что я немного просчиталась с представлениями о тех, с кем собиралась проживать весьма долгое время. Коммунизм явно был насильственным.

До работы надо было «проскакать», как говорит Оля, два квартала. И в этот раз при подборе выражений моя родственница была недалека от истины. Хотя мы определенно не пользуемся гужевым транспортом уже полвека, и сами не являемся непарнокопытными.

Я бежала по хорошо изученному маршруту сквозь толпу спешащих по делам и на работу людей по Вознесенскому проспекту, вдыхая ароматы кофе и свежей выпечки, а заодно выхлопных газов от скопившихся в пробке машин, духов, резины почему-то жженой.

Несмотря на утреннее построение от председателя квартиры, как я негласно называла теперь Галину Тимофеевну, день у меня выдался на славу. Может потому, что я бегу на работу по улице, на которой жили и по которой наверняка прогуливались Пушкин и Достоевский, а может потому, что у меня получалось удивительно хорошо лавировать в толпе, не касаясь людей, или потому, что впервые за долгое время с утра на рабочем столе лежало распоряжение директора небольшой сети аптек о том, что заведение наше сегодня никого не обслуживает, ибо у нас учет.

Не суббота, а праздник.

Пока в небольшом холле орудовала наша весьма говорливая уборщица-санитарка Мария Потаповна, я выскочила за кофе и так дразнившими меня всю дорогу ароматом плюшками.

– Ох, милая, – возле запертых дверей аптеки на обратном пути меня встретила, тяжело опираясь на палочку, старушка в легком осеннем темно-синем пальто, берете и вымазанных грязью полусапожках. – Помоги, что-то никак открыть не могу, сил нет, – одна дернула за толстую белую ручку стеклянную дверь.

– Простите, пожалуйста, но мы сегодня не работаем. Чуть подальше есть аптека…

– Милая, – она вдруг схватилась за мою руку, – не дойду. Сердце…

Пожилую женщину мучила сильная одышка, при бледном цвете лица щеки были красными, да и говорила она с большим трудом…

Отказать тем, кто просит помощи, не самая хорошая идея, хотя крайне неприятно, когда меня касаются, но это уже вопрос навыка – умения справляться с нахлынувшими ощущениями. Это не больно, не неприятно в вашем понимании, это просто неправильно.

– Пойдемте, – я распахнула перед ней дверь, подхватив бабушку под локоток, помогла переступить через невысокий порожек и оказаться в залитом светом, чистом холле, где недалеко от входа стоял столик с тонометром и два стула.

– Вот! Садитесь. Сейчас воды принесу, измерим вам давление.

– С-спасибо, милая, – на стульчик она почти упала, хотя старики стараются обычно беречься и резких движений избегать.

Кулер булькнул и наполнил прохладной водой пластиковый стаканчик.

– Так, ваше предплечье, – я аккуратно поставила воду на столик и помогла старушке стянуть рукав пальто, под ним оказалась толстая шерстяная кофта с вытянутыми карманами и тонкая водолазка, когда-то определенно белая, сейчас серая от времени и стирок, пахнуло старостью, совсем немного мочой и какой-то несвежестью. Похоже, за ней никто не ухаживал. И все, что она могла делать – делала сама.

– Так, 100 на 170. Сейчас вернусь, погодите

У нас для таких случаев была отдельная аптечка, старикам много не надо, чтобы давление себе повысить, иногда достаточно ценник увидеть.

– Спасибо, милая, – твердила она, глаза ее были закрыты, руки сжаты в кулаки.

– Сердце ноет?

– Да, но вот села, и вроде бы чуть отпустило.

– Под язык, – я протянула ей лекарство.

Старушка зажмурилась на мгновение, так делают дети, когда получают конфету, только сейчас вместо сладкого леденца была таблетка.

– Ох, вот хорошо, вздохнуть могу, – тихо сообщила мне нечаянная посетительница спустя пять минут. – Уж думала, ехать мне в больницу, помирать.

– Чтобы помирать, в больницу ехать не обязательно, – заметила я. – Погода сейчас не приветливая для гипертоников. Вам нужно лекарства пить вовремя, гулять тоже надо, но вы похоже переусердствовали.

– Ой, милая, ты и не представляешь, из каких далеких далей пришлось домой добираться, – махнула рукой бабушка. – Молода была, так казалось, чего это в Павловск съездить проблема разве? А теперь будто с того света вернулась.

– Танюш, я все домыла, – из подсобного помещения показалась уборщица и, окинув взглядом нас с бабушкой и следы на полу, вздохнула и хотела было пойти за тряпкой.

– Вы не волнуйтесь, теть Маш, я все уберу.

– Вот спасибо, – всплеснула руками наша ответственная за чистоту. – А то мне уже у следующих надо быть.

– Я за вами закроюсь.

– Вас Таня зовут, – улыбнулась бабушка, едва я вернулась к ней, закрыв входную дверь. – И меня тоже. Татьяна Петровна. Тезки, значит.

– Тезки. У вас есть телефон родных? Вам будет сложно добраться до дома самой.

Она вдруг заплакала, что, однако, не помешало ей говорить. Мама считает, что слезы помогают порой высказать то, что гнетет, они, как смазка. Это хорошо, что она была погружена в свое горе, не все понимают, что я слышу и сопереживаю, просто внешне это отражается не так, как вам привычно.

– Вот и надеюсь, что еще все исправлю, все верну. И она тоже, все поймет и вернется… Должна же быть на свете справедливость?! – она потерла рукой грудь в области сердца. – Как же хорошо отпустило то, сто лет такого не было. Вроде бы и отжила свое, а помирать страшно.

– И не помирайте, – кивнула я.

– Ох, не хочется, да и некогда! Пока все не решу! А там… дочь приедет…

Разговор наш имел бы продолжение, но зазвонил телефон, а потом опять и опять. Заведующая обзванивала, желая удостовериться в наличии тех или иных лекарств, проверяла артикулы и номера, которые с ошибкой выдавала программа, и я уже не могла уделять внимание старушке.

– Конечно, я понимаю, работа есть работа, – она с трудом втиснула руку обратно в рукав пальто, поправила берет и поднялась на ноги тяжело, но без хриплой отдышки.

– Татьяна Петровна, скорую точно не надо? – спросила я.

– Точно, Танюша, точно. А ты вот что, приходи ко мне. Я в этом доме живу, в первой парадной, на самом верху. Квартира 17. Хорошая ты. В наше время упадешь и не подойдут. Или того хуже. Уж я-то знаю. Приходи ко мне, Танечка.

– Как смогу, – уклончиво ответила я. – Вот, возьмите таблетки.

– А я заплачу… – она потянулась к старенькой потрёпанной черной сумке.

– Они копеечные, – махнула я рукой. – Через три с половиной часа выпейте, а если вдруг хуже станет в это время, сразу скорую вызывайте, не ждите. Может, как-то можно связаться, чтобы дочь ваша прилетела?

– Далеко… она. Визы, бумажки. Это время. – опустила голову старушка, – а мне бы разобраться со всем… Самой… Как она меня простит, если я сама себя простить не могу.

Едва за ней закрылась дверь, я бросилась исполнять свои должностные обязанности, и, конечно, думать забыла о бабушке, пока уже вечером, перед самым уходом не достала швабру и ведро, чтобы вымыть пол в холле и не заметила, что посещения старушки мне не избежать – под столиком, тем самым, что с тонометром, лежала бордовая книжечка.

Паспорт.

Стручкова Татьяна Петровна, 1926 года рождения, место рождения – Ленинград. И адрес, и правда, этот, только имелся еще и штамп о снятии с регистрационного учета, датированный июлем.

Мне стало не по себе, особенно после того, как вспомнился наш с ней разговор. Может, я ошиблась, а старушка хорошо исполнила то, что диктовало ей воспаленное сознание. Часто в таком возрасте старики уже в глубоком детстве, порожденном деменцией, но так хорошо говорить?!

В десять вечера я прошла сквозь арку недалеко от входа в аптеку и оказалась во дворе – колодце. Первая парадная в самом углу была, как ни странно, открыта, хотя домофон имелся, и работал вполне исправно. Но вызов 17 квартиры сбрасывал, будто там передатчика не стояло. Внутри парадной было темновато, в трехэтажном здании лифт предусмотрен не был, и я пошла наверх по широким каменным ступеням,

Дверь 17 квартиры была хороша. Даже и не скажешь, что тут живет старушка такого вида и в такой ситуации. Дорогое дерево, за которым наверняка прятался толстенный металл. Видимо, дочка, живя за границей, матери все-таки квартиру обустроила и помогала. Хотя лучше бы наняла сиделку, иначе почему бабушка ходит по городу в одиночестве, без должного ухода и опеки.

Рука потянулась к звонку.

Только где-то внизу кто-то открыл дверь, послышались голоса и смех, но не они привлекли мое внимание, а створка двери в квартиру Татьяны Петровны. От сквозняка она плотнее прижалась к косяку, а потом нехотя оттолкнулась, и на меня хлынули запахи клея, дерева, штукатурки, в общем все составляющие большого ремонта.

– Татьяна Петровна, – в этот раз я постучала в створку и громко окрикнула хозяйку.

Ответа не последовало, но это и неудивительно, слышала старушка не особо хорошо, еще в аптеке часто переспрашивала меня.

– Татьяна Петровна! – я шагнула в большую прихожую, погруженную в темноту, лишь вдали, в конце коридора горел свет. Там наверняка кухня, потому что слышался шум воды.

Полы были залиты новой стяжкой, пахло влагой и бетоном, рядом со входом лежали огромные упаковки паркетной доски. Стояли короба с непонятными вещами, я лишь успела разглядеть лампы, которым предстояло занять место на потолке.

Квартира была огромной. В стороны разбегались комнаты, высокие проемы, были пока лишены дверей. Высокие потолки. Настоящий дворец. Мою коммуналку, наверное, тоже можно было превратить в нечто подобное. Если иметь деньги и силы.

– Татьяна Петровна!

Я завернула за угол, желая поприветствовать хозяйку и… едва сдержала крик.

Яркая белая лампочка на шнуре свисала с потолка, освещая белым светом огромную комнату с готовыми под обои или под покраску белыми стенами и серый цементный пол. На полу возле самой раковины, такой, знаете для строителей, из крана которой хлестала вода, подсыхала огромная кровавая лужа, уж поверьте на фармацевтическом учат отличать кровь от водицы, и это определенно была она. И несмотря на то, что цемент неплохо впитывает, её было много… И запах. Его не спутаешь. С ним смешался еще и запах мочи. Но более всего напугал полуботинок с подсохшей грязью.

Я так и стояла в шоке, пытаясь осмыслить увиденное, не в силах пошевелиться.

Что может быть страшнее заполонивших голову мыслей?

Но, как оказалось, может…

Дверь так и осталась приоткрытой, и на лестничной площадке послышались мужские голоса.

– Дебил, ты даже дверь не запер! Семе звони! Скажи, есть проблемы.

– Ннет, я, я, я не могу. Ты… звони…

Замок щелкнул.

– Сам звони! Ты не мог без этого обойтись?!

– Я… я правда… Она орала, как свинья! Я даже не подумал, что вот так… Кинулась на меня с этой палкой своей!

– Бабку скрутить не мог? Зачем до крайности было доходить?!

– Я не виноват! Я не виноват! Она сама!

Они явно двигались в сторону кухни.

А я… я заметалась в ужасе. У самого окна стояли коробки с техникой и, наверное, будущей кухней в разобранном пока виде, я бросилась к ним. И едва успела скрыться, когда они вошли в помещение.

– Тут пероксид нужен. Башмак выкинь в другом районе! – зашуршал пакет.

Кран один из пришедших перекрыл. И я зажала рот рукой, боясь, что мое свистящее от страха дыхание будет слышно.

– Поехали. Я тебя отвезу. И заодно от башмака избавимся.

– А кровь?!

– Вот и съездим за химией! Вот дурак ты, отвезли бы ее назад и все.

– А она, знаешь, как орала, что у нее квартиру отжали эту проклятую! Ты же помнишь! Тут с самого начала не шло дело, все из рук валилось, к соседям часть потолка рухнула, крыша почти просела, трубы гудели, как в преисподней, – взвыл невидимый мне мужчина. – Господи, призрак теперь точно являться будет всем нам в страшных снах.

– Только тебе если. Мне точно нет. А тем, кто такие бабки отваливает за квартиры, страшные сны только о разорении снятся. Пошли.

– Проклятое место!

– В жизни ничего без проблем не бывает. Пошли. Я приеду, все ототру. У меня дома пероксид есть. Будет все, как новенькое. Проклятое… Проклятое… Это ты дебил, а квартирка-то прелесть. Хорошая квартирка.

Свет на кухне погас. Двое направились к выходу, оставив меня в тишине, в темноте наедине с кровью и страхом в очень хорошей квартире.

Я не знаю, почему так сделала, что заставило меня приподняться на дрожащих ногах и, пригибаясь, выглянуть в окно кухни, выходившей в тот самый чистенький, несмотря на проливной дождь, ухоженный дворик-колодец. Свет фонарей выхватил спустя пару минут две мужские фигуры, исчезнувшие в арке через несколько мгновений. Вместе ними пропало и ощущение, что на этой планете есть кто-то иной кроме меня и призрака, о котором они говорили.