Читать книгу Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов - Страница 9

Астманов толкнул затянутую маскировочной сетью калитку и очутился в райском уголке. Изумрудные кустики осоки, гранатовые деревца, плющ, приникший к брезенту палатки. У чайного столика, в самодельных шезлонгах, предавались утреннему кайфу двое…

«Старший лейтенант Астманов. Прибыл для дальнейшего прохождения службы…» Через полчаса он стал обладателем койки и тумбочки, познакомился со своим предшественником, который не скрывал радости от того, что может упаковывать чемоданы.

Редакция и типография дивизионной газеты «За честь Родины» являли собой образец того, как военный люд может устроить свой быт, когда ему не мешают жить по своему разумению в самых суровых условиях. Многое, конечно, было не по уставу, но все для жизни… Мудры те командиры, которые не указывают на первых порах, как солдату обживать свой окоп.

Видавшая виды брезентовая двадцатиместная палатка была расперта изнутри алюминиевыми стойками. Но это мало помогало держать ее в идеально натянутом состоянии. Брезент по углам провис, образуя большие чаши для воды, сухой хвои и кусочков коры, которые щедро сыпали внутрь дворика нависшие над палаткой сосны. Шезлонги, табуреточки, стол и скамейки – все было сколочено из дощечек, носивших явные следы оружейной тары. Посудный шкаф – снарядный ящик.

Внутри редакционного дворика было чисто. Сияющие снарядные гильзы заменяли урны. Ну и конечно, неизбежная доска документации, пыльная фанера, обтянутая мутноватым полиэтиленом. Палатка была разделена надвое фанерной перегородкой. При входе – редакция, глубже – спальное помещение. Четыре койки, чугунная печь, обложенная камнями. Автоматные стволы торчали из-под тощих подушек, поскольку в сейф они не влезали, а патроны и гранаты вместе с тапочками, старыми ботинками и носками заталкивались под кровать.

Курить в палатке не дозволялось. Редактор не курил, будучи убежден, что курение сильно влияет на снижение половой потенции, да и попросту в этой ветхой, сухой как порох палатке, особенно когда протапливалась печь еще прохладными ночами, – душа ныла от нехороших видений. Палатка, кстати, была прижата к машинам вертолетной ТЭЧ (технико-эксплуатационной части), набитым дорогостоящей аппаратурой, а задами дворик выходил на площадку, куда закатывали вертолеты «МИ-24» для регламентных работ. За пожар могли и шлепнуть до суда и следствия.

Шестеро солдат, они были хозяевами типографии, жили в прицепе. Там бойцы оборудовали гигантскую берлогу, обитую и устланную синими армейскими одеялами.

– А ведь сегодня первое апреля, – задумчиво как-то сказал редактор, – праздник. И ответственный секретарь прибыл…

Через десять минут офицеры подняли пластиковые колпачки от НУРСов, заменявшие стопки, и выпили за все хорошее сразу. Закусили перловой кашей из сухого пайка.

Наливая по второй, редактор пояснил Астманову, что здесь, в Афгане, эту рюмку пьют молча, не чокаясь, поминая погибших. Позже, в Ташкенте, Астманов долго не мог привыкнуть к тому, что за погибших – «третий тост». Толком такое смещение никто объяснить не мог, как, впрочем, и то, почему бы поминальному стакану не быть первым? Ведь вкуснее и праведнее всего пьется за ушедших в мир иной.

Пятеро типографских бойцов были русские, шестой – Одилджон – узбек из Ферганы. Он просто расцвел, когда Алексей заговорил с ним на родном языке, и через несколько дней привел вежливых, чистеньких земляков, устроил Астманову смотрины.

Умываться солдаты ходили к соседям из ТЭЧ. Офицерам по утрам поливали из чайника. Астманову это не понравилось, и на следующий же день, найдя на свалке пятилитровую жестяную банку, длинную шпильку с резьбой, он соорудил добрый старый рукомойник.

В Советской армии и Военно-морском флоте к началу восьмидесятых годов было около ста пятидесяти действующих дивизионных, бригадных, базовых и крейсерских газет. Многотиражек. От Кубы до Шпицбергена. Для них были строго установлены периодичность, формат, тираж, технология печати. Начиная со времен Буденного и Ворошилова вся жизнь этих печатных придатков политических отделов регламентировалась огромным количеством неустаревающих приказов и директив. Кроме того, в кадрированных дивизиях «окопные правды» находились в анабиозе, периодически оживая во время мобилизационных мероприятий. И тогда сотрудники районных газет, офицеры запаса и военнообязанные, полиграфисты, приписанные к дивизиям, выпускали один-два номера, тем доказывая, что «если завтра война», то газета займет свое законное место в боевых порядках, рядом с тыловым пунктом управления.

Технические средства, казалось, не изменились со времен подпольных типографий большевиков. Ручной набор, тигельная печатная машина «американка», которую можно было при необходимости запустить в работу при помощи ножного привода, и прочий свинцово-чугунный хлам. Прогресс обозначался наличием очень капризных линотипов (строкоотливных машин) Н-12 и ЭГЦ – электронно-гравировальных центров. К середине 60-х годов появилось чудо военно-полиграфической мысли – БПК (бесшрифтовые полиграфические комплекты). Здесь оригинал-макет набирался на хитроумной печатной машинке с угольной лентой, а затем переснимался на селеновую пластину, с которой изображение переносилось на офсетную фольгу. Все было сверхзамудонским, кроме печатной офсетной машины – «Ромайор». Но она-то выпускались не в СССР! Вот на таком комплекте и покоилась полиграфическая база редакции.

Разумеется, Астманову, имевшему не раз дела с цензурой, было понятно: всей правды в дивизионке не напишешь. Но чтобы такая петля!

Про то, что солдат служит в Афганистане, писать нельзя.

Об участиях в боевых действиях – ни слова.

Что ранен – нельзя.

Что отбился на дороге от «духов», вывел из-под огня машину – нельзя.

Погиб – ни слова!

Десантника показать нельзя (нет в Афгане десантуры!).

А что можно?

Боевая учеба и караульная служба в Н-ской части. Еще можно было перепечатывать статьи из окружной газеты и «Красной Звезды» о том, как ограниченный контингент советских войск в Афганистане (ОКСВА) помогает братскому народу восстанавливать дороги, школы и мечети, разрушенные душманами.

Автомат и пистолет Астманов менял дважды. Оружие в комендантской роте было хреновое. Битое, грязное. У «макарова» сам по себе «гулял» предохранитель, а на рукояти были странные глубокие царапины. Гвозди, что ли, забивали? Пришлось заменить. К оружию Астманов всегда испытывал безотчетное уважение. В раннем детстве были у него деревянные мечи, луки, пращи, позже – ножи из обломков пил и ромбических напильников. Первый свой самопал (в просторечии – поджиг) он собрал в четвертом классе. И уже на летних каникулах, осатанев от страха и обиды, ткнул кургузый ствол в живот городскому шмональщику. Ума хватило не чиркнуть коробком о запал. Но черный зверек из городских трущоб, за спиной которого кучковалась кодла приятелей, оцепенел. При выстреле в упор поджиги и при холостом заряде разворачивали плоть, как добрый нож консервную банку, а тут в медную трубку была забита картечина. Стоит ли удивляться тому, что в тринадцать лет он опробовал на собственном портфеле первую самоделку под малокалиберный патрон, еще через год, собрав пятьдесят рублей на сдаче пустых бутылок, купил у такого же оболтуса, по кличке Валет, вполне приличный трофейный «Вальтер» с десятком патронов. Спасибо соседу – отставному капитану торгового флота. Услышав на задворках выстрелы, старый латыш подобрался к Алешке, съездил по уху и обменял пистолет на половинку бинокля, проведя перед этим обстоятельную беседу.

Видя, как привередливо ответственный секретарь относится к оружию, подгоняет ремни и застежки на подсумках, нашивает на маскхалате карманчики для блокнота, пленок и индивидуального пакета, редактор не выдержал:

– Леша, не трать время. Тебе ведь не особо ездить придется. Твое дело – макет, вычитка, общее руководство…. Да и мне месяц остается. Ухожу без замены. Какое-то время будешь исполнять обязанности редактора.

– Командир, а если мы с корреспондентом поменяемся ролями? Я писать буду, а он пусть секретарит?

Редактор неожиданно легко согласился на такой вариант:

– В нашей кухне, сам знаешь, политотдел не очень-то разбирается. К тому же вижу – не будешь ты сидеть на месте.

Астманов мысленно вознес благодарение небесам. То, что он думал решить с помощью земных даров и словесных хитросплетений, – осуществилось само собой. Даже неловко за такое легкое решение. Все. Гора с плеч. Есть оправдание для поездок. Теперь нужно найти тех, кто ходит по степям, пескам и предгорьям в северо-западном направлении, в приграничных с Союзом уездах провинций Кундуз, Саманган и Балх. Само название – Балх – истомой отзывалось в сердце Астманова. Пожалуй, пора сказать почему.