Читать книгу Спасти царевича - Алеся Ли - Страница 7

«Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны…».

Шовинистические записки

После двух дней проведенных в праздности и ничегонеделанье я почувствовала себя значительно лучше. Несколько раз меня осматривал длинный и сухой, как жердь, придворный лекарь и жизнеутверждающе сообщал, что жить буду: удар пришелся вскользь, и заточка лишь оцарапала кожу. А вот рукой, начавшей подавать признаки жизни, я ударилась уже при падении, что было весьма неприятно, но также не смертельно.

Привыкший при дворе к тому, что венценосный больной всегда прав, а лечить его при этом как-то надо, он присовокупил истинно наше, народное чувство юмора к заморской наплевательской философии, и не моргнув глазом мог подтвердить, что настойка от запора от мигрени также неплохо помогает и для здоровья весьма пользительна, Я, честно говоря, слабо представляла, как она может помочь, ну разве что, отвлечешься… В общем, заморский лекарь человек был занятный и приглянулся мне сразу.

Неловким движением я подтянула подушку повыше и села. Сегодня ко мне обещался зайти Витенька, чему я была несказанно рада. Названный брат недавно стал капитаном Софийского гвардейского полка и в отсутствие батюшки лично отвечал за охранение цесаревича. Так что хоть и пребывал Витенька при дворе постоянно, свободным временем для визитов не располагал. В отличие от сестер, которые помимо всего прочего видели в моей хвори дополнительную причину пофасонить при дворе.

Да уж, вот потанцевала, так потанцевала! С шалостями теперь можно завязать окончательно. Сильно сомневаюсь, что мне удастся выкинуть что-нибудь более зрелищное, чем собственное почти бездыханное тело на руках у царевича во время открытия Зимних празднеств!

Выше мне уже не прыгнуть. А жаль…

Я спасла царевича. Эх, знать бы еще, зачем я сие сделала… Может, к доктору сходить, попросить настоечку? Без разницы от чего, авось по его философии и от проблем с памятью тоже поможет?

Я вдохнула, закрыла глаза и чутка сползла поглубже под одеяло, чувствуя себя безнадежно уставшей от борьбы с собственной памятью. Но стоило мне стишиться и попытаться заснуть, как, разумеется, раздался стук в дверь.

На пороге моих покоев, ставшем безумно притягательным местом, стоял молодой человек истинно богатырского сложения, с буйными русыми кудрями, запакованный в аккуратный парадный мундир царского гвардейца. Я на мгновение залюбовалась названым братом. Ежели кто и подходил на роль сказочного царевича, так только Витенька.

– Мое почтение Вам, княжна Арина Семеновна.

Я так и села. Нет, то, что я княжна и Арина Семеновна, не вызывало никаких сомнений, но…

– Витенька, Вы больны? Уже бредить начали!

Братец продолжал столбом торчать в дверях, пряча улыбку.

– Так как же, Арина Семеновна, Вы теперь по слухам царевича нареченная, царевной стало быть будете, как можно…

– Так, Витенька, примолкни на мгновение, – я нахмурилась, – не совсем понимаю, к чему ты клонишь.

– Как? Вам ваше счастье неведомо? – Витя старательно округлил глаза, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

– Витя, довольно!

Этот солдафон все-таки расхохотался.

– Не гневайтесь, царе…

Подушка в него все-таки полетела.

Привычный ко всему Витенька проворно поймал снаряд и, не чинясь, уселся на мою кровать. Я вздохнула и уткнулась лицом в жесткую ткань кафтана. От активных действий разболелась рука, жалко себя стало, хоть плачь!

Витя ободряюще погладил меня по голове. Как и в далеком детстве, появилась уверенность, что пока рядом названый брат никто не посмеет меня и пальцем тронуть. Сие вселяло некоторые надежды на светлое будущее.

Для нашего семейства Витя стал подарком судьбы, и никто из нас не торопился забыть об этом. В один неспокойный год (спокойных я и не припомню), когда басурмане сумели подойти слишком близко к граду Южному и даже захватить пару деревень, наш батюшка не вернулся из-за стены. Его отряд, посланный на разведку, столкнулся с неприятелем у самых укреплений, и в завязавшейся схватке некому было подобрать раненых и прикрыть отступление.

Наш батюшка за спинами тех, кто чином ниже, не отсиживался, а потому остался лежать на поле брани, с обширной раной в груди и гаснущим сознанием. Так бы и пропал, ежели бы не мальчишка-сирота из захваченной деревни. Смог паренек пятнадцати лет отроду и сам не сгинуть и батюшку нашего до деревни дотащить и выходить. Не знал тогда Витенька, кого спасает, и как переменится его жизнь после случайного геройства.

Наделенный крепким здоровьем тогда уже генерал Луговской, сумел оправиться, скорее вопреки неловкому уходу, чем благодаря ему, и примкнуть к отряду за стеной, когда никто уже и не чаял его увидеть.

На родном пороге батюшка появился пару дней спустя, живой, хоть и несколько потрепанный, в сопровождении тощего мальчишки одетого в военное платье без знаков различия. Он сообщил согласной на все от счастья супруге, что малец отныне будет жить и воспитываться в нашей семье.

Сына батюшка хотел, как и всякий мужчина, особенно венный, так что весь нерастраченный воспитательный талант он направил на чужого мальчишку. Подолгу возился с ним: учил читать, считать, объяснял военную стратегию, правила хорошего тона и прочие науки. Витенка отца боготворил, учился прилежно, старался исполнить его поручения наилучшим образом. Он был расторопен, не глуп, внимателен к нам. Первое время побаивался «барыни», как он называл маменьку, но потом пообвык, понял, что она благоволит к нему не меньше батюшки.

Теперешний Витя ничем не напоминал того тощего, напряженно оглядывающегося по сторонам мальчишку, впервые ступившего на порог нашего развеселого семейства. Высокий, статный гвардейский капитан, немалый чин для двадцати четырех лет, даже учитывая протекцию батюшки, он был воплощением девичьей мечты. Происхождение Витеньки для многих оставалось загадкой. Злые языки трепали, что батюшка прижил сына на стороне, хоть и не хочет в том признаваться, что никоим образом не умаляло в глазах людей его достоинства.

Для меня же Витя стал самым настоящим старшим братом, защитником и помощником во всяческих проказах. Наш переезд из Южного в Озерный край был не таким легким, как может показаться. После вольной жизни на южных рубежах, светские условности были чем-то непонятным и странным. За примерами далеко ходить не надобно. Дворовые мальчишки в имении, задирали нас с сестрами. Терпели мы сие не долго. Собрались, позвали на помощь Витю и вломили нахалам по первое число.

Влетело всем. Особенно нам с сестрами за неподобающее девицам поведение.

– О чем задумалась, Ариша? – поинтересовался Витя, заскучав от долгого молчания.

Я неохотно отстранилась от уютного плеча.

– Вспомнилось, как мы наводили в имении свои порядки. Помнишь, как надавали по шеям дворовым мальчишкам?

Витя рассмеялся.

– И поделом им.

Я с улыбкой покачала головой.

– Жаль, что теперь не можем просто дать кому-то по носу, чтобы все снова стало хорошо.

Витя посерьезнел.

– А неча було лезть, не в свое дело! – в моменты душевного волнения, братец вспоминал Южный говор. – Тебя могли убить!

– Тут ты прав… Сама не знаю, что на меня нашло. Да, кстати, что ты там говорил про мое замужество?

– Да, болтают разное. – Витя отмахнулся, словно сия болтовня витала вокруг него как мошкара. – Что раз ты спасла царевича, он из благодарности на тебе женится.

Я фыркнула.

– Он не может поступить со мной так жестоко, ведь он мне жизнью обяза…

Вот, лештий!

– Что такое? – заволновался Витя, замечая, что я смотрю мимо него округлившимися глазами.

– А вдруг Его Высочество…

Я вспомнила последний разговор с царевичем. Ему нужен был ответ на какой-то вопрос. А не предлагал ли он мне, часом, замуж выйти?! Дыма-то без огня, не бывает!

Нет, не помню.

Ежели и предлагал мне царевич руку и сердце, то память моя об этом упорно молчит.

Надобно поймать Его Высочество и расспросить как следует!

Нет, не выход. Не спросишь же: "Ой, а вы мне часом замуж выйти не предлагали? Да я просто так спрашиваю, ничего личного, просто вспомнить не могу!" У Его Высочества и так обо мне неважное мнение, не стоит усугублять.

Видя мой ступор, Витя разволновался окончательно.

– Что, взаправду предлагал?

– Ничего такого не припомню, – честно призналась я.

Братец несколько успокоился.

– Сие не моего ума дело, но расфранченный тип, как барышня закатывающий глазки, тебе не пара. К тому же, он женится на островной царевне.

О, ля, ля, вот об этом я как-то забыла. Даже не знаю, радует меня или огорчает сие напоминание. Ежели должен царевич жениться на островной царевне, он точно не может жениться на мне. Хоть я и не собиралась за него замуж-то, но уже начала считать царевича в каком-то смысле своей собственностью. Зря, выходит.

– Да что ты заладил, свадьба, свадьба, – недовольно сообщила я, ерзая на кровати. – Ты мне лучше поясни, как охранная служба, кому понадобилось с заточкой по бальному залу носиться. Сие же нонсенс, как заяц с охотничьим ружьем.

– А я надеялся, что сие ты мне пояснишь. Мы при дворе сказали, что княжна в беспамятстве и злоумышленника не видела, – Витя глянул на меня, – но надеялись, что ты хоть что-то да расскажешь.

Я покачала головой.

– Увы, я не помощник. Но одно ясно точно, кто-то из ближайшего окружения царевича удружил. Посторонних там не было и быть не могло. Его Высочество меня с друзьями знакомил, кажется.

Витя согласно кивнул.

– В этом-то и основной вопрос. Кому из близких к царевичу людей могла быть выгодна его кончина? Явная причина только одна: кто-то из родственников казненных мятежников возжелал мести. Но как-то совсем не ко времени. Тайный совет кивает на Островное царство, но они ежели бы могли, всех собак на тамошнюю царскую семью повесили. Также маловероятно.

Я задумчиво потрогала вышитую ткань одеяла.

– Да уж, царевич и сам не шибко рвется в Островное. Может, кому-то и выгодно, чтобы он туда не доехал?

– Здравая мысль сестренка, надобно подумать, – Витя ласково коснулся моего плеча. —Должно тебе быть осторожной, пока мы все не выясним. Царевичу может грозить опасность. И всем, кто находится подле него.

Я кивнула. Вот уж точно, этот кто-то мог вполне заиметь на меня зуб, за срыв своих грандиозных планов.

– Знаешь, еще что подумал…

Договорить Вите не удалось, дверь моих покоев распахнулась как от пинка (но кто станет пинать ногой дверь в царских палатах?), и внутрь бесцеремонно ввалилась Мирна. Следом величаво вплыла Нэнси.

Нет, сие не гостевые покои, а дешевая лавка какая-то! Все кому не лень туда-сюда бродят!

Витя встал, расцеловался с Нэнси, довольно холодно кивнул Мирне и вышел, оставив нас с сестрами наедине. Я вздохнула, узнать, что еще хотел сказать Витя, мне предстоит еще не скоро.

Мирна несколько секунд тоскливо смотрела на закрытую дверь, но быстро встряхнулась и деловито полезла ко мне на кровать, отвлекая от размышлений.

– Дааа, сестрица, видок у тебя, краше в гроб кладут! – жизнеутверждающе сообщила она, махая рукой Нэнси, чтобы та не стояла столбом и устроилась рядом.

Я покачала головой. Наша средняя сестрица была неисправима, но я почему-то понимала ее лучше, чем раньше. Наверное, после удара о пол мысли в моей голове перегруппировались, как солдаты перед сражением. Я четче, чем раньше, видела и чувствовала, как в душе назойливой, бойкой сестрицы ширится разлом, который мучит ее, заставляя бросаться на окружающих с большим ожесточением, или веселиться все отчаяннее. И причина была вовсе не так проста, как могло показаться.

Наш батюшка мечтал, чтобы любимый, хоть и не родной, сын по достижении совершеннолетия женился на одной из нас, и поместье в Озерном крае перешло к нему безо всяких лишних вопросов. Настаивать на том он не хотел, втайне надеясь, что все обернется лучшим образом.

Но складывалось не слишком гладко. Нэнси и Витя были погодками, но общих интересов не имели. И хоть между ними установились теплые, доверительные отношения, о большем не могло идти и речи.

Я была ему младшей сестренкой. Он играл со мной, защищал. Я его просто обожала, но замуж за названого брата никогда не собиралась, потому как знала, сердце его, целиком и без остатка принадлежит Мирне. В детстве они с сестрицей никогда не ладили, а иногда даже дрались. Бедный Витя, которому деятельная сестричка просто не давала жить спокойно, никак не мог взять в толк, в чем же он так перед ней провинился.

Но время шло, и однажды Витя увидел в Мирне не ребенка, а молодую красивую девицу, отчаянно пытающуюся привлечь его внимание. И понеслось…

Они донимали друг друга бесконечными остротами, часто пропадали где-то вдвоем, а потом возвращались по одному с жутко таинственным видом. Я была не такой уже маленькой, чтобы не знать, куда они ходили и чем там занимались. И порой жутко завидовала, слушая как Мирна с Нэнси, глупо хихикая, обсуждали первый и дааалеко не последний поцелуй под заморским цветочным деревом в саду.

Наше семейство не могло нарадоваться и ждало того момента, когда они наконец объявят о помолвке.

Нотяжелые для царства времена окончились, и матушка повезла нас на зимний сезон в стольный Софийский град. Повзрослевшая Мирна, за пару спокойных лет в Озерном крае отвыкла от жизни в стольном граде и была просто ослеплена блеском двора, вниманием богатых, знатных кавалеров. Она чувствовала, что красива, желанна, что может запросто выйти замуж за князя царской крови, или за заморского посла.

Видя, что у Мирны на уме одни наряды, да кавалеры, Витя замкнулся в себе, с головой ушел в службу и старался реже бывать в имении, обитая в офицерской квартирке. Не хотел, дурак, мешать Мирне, выбрать то, что было бы ей больше по душе.

Сестрица, уловив сию перемену и подчеркнутое безразличие к своей персоне, растерялась. Ее рвало на части, в душе бушевали противоречивые желания. Мирне, предстояло сделать выбор, между сердцем и тщеславием, и чем больше она с этим затягивала, тем несчастнее и отчаяннее становилась.

Мы с Нэнси понимали это, но ни чем помочь не могли. Сие должно было стать только ее решением.