Читать книгу Юное сердце на Розе Ветров - Алевтина Сергеевна Чичерова - Страница 14

По всему дому стелется прозрачная дымка полумрака, поглощенного стекающей со стен тишиной. Еще совсем не поздно, но сгустившиеся несколько часов назад тяжелые тучи заполонили небесную высь целиком, погрузив всё в вечерний мрак. В окна стучит дождь. Эхом отдаются звуки капель в серых комнатах. В прихожей горит несколько настенных светильников, они-то и создают ту единственную маленькую оживленную часть дома, погруженного в темноту.

Улицу освещают фонари. Из окна второго этажа видны редкие прохожие, торопящиеся укрыться от разбушевавшейся стихии. Кто-то имеет с собой зонтик и прикрывается им от холодных капель, кто-то нет и, боясь промокнуть и простудиться, спешит поскорее добраться туда, где тепло и уютно.

Прислонившись лбом к холодному стеклу, Микаэль с тоской глядит на улицу. За окном почти ничего не разглядеть из-за усилившегося дождя и потоков, ручьями льющихся по стеклу. Смутные образы да расплывчатые ореолы фонарей, отражающихся в лужах.

Ярость и негодование улеглись в душе, на смену им пришло равнодушное унынье. В горячности и борьбе с поглощающей болью обиды прошли первые часы. Невыносимо было сознавать свое унижение от человека, которому ты не давал никакого повода оскорблять тебя именно таким образом, да еще и при всех. Который ничего не знал, но с лихвой впитал в себя омерзительную байку, выдуманную другими и тешился ею, найдя изумительный повод отомстить за себя. Это низко. Низко и подло. Лучше бы Юу со своими новыми дружками избили его прямо там, на глазах у всех, чем также на глазах у всех он так оскорбил его. Ни у кого из прежних воздыхателей Микаэля не хватало на это духу, кем бы они ни были, пусть то был конченный ублюдок без достоинства и чести, или смельчак готовый в любой момент кинуться на любого без страха и упрека. И те, и другие бросали свои обиды и оскорбления, будучи с ним наедине, в крайнем случае, в кругу совсем небольшой компании. Они страшились объявить правду во всеуслышание и открыто заклеймить себя позором отвергнутого, а самого Мику выставить причиной своей страсти. А Юу… Юу экземпляр. Достойный экземпляр.

Первую нападку и оскорбление с его стороны Мика еще кое-как проглотил, но, когда это повторилось вновь, копье боли пронзило насквозь, хотя до этого острие только оцарапало сердце.

Бессмысленный взгляд устремлен в пустоту. Приготовления к завтрашнему дню завершены. Исполненный обиды и ненависти воспаленный разум быстро обмозговал мелкие детали к заготовленной ранее идее, а руки ловко воплотили ее в жизнь, а теперь все погрузилось в эмоциональное беспамятство. Что-то гложет изнутри, а сил справляться с этой болью уже не достает, как и выказывать ее открыто, ломая и круша все, что попадается на глаза. В комнате и без того уже беспорядок. Валяются разорванные клочья бумаги, с рабочего стола в порыве необузданного гнева на пол сметено практически всё, что на нём находилось.

Не обращая внимания на мусор под ногами, Микаэль выходит из своей комнаты, а когда возвращается, в его руках поблескивает бутылка крепкого красного вина. Отец видимо забыл о нем, да и предпочитал он что-то более крепкое, однако его сыну оно сегодня как раз в угоду. Выходить на улицу не хочется, а заглушить чем-нибудь внутреннюю боль необходимо, иначе она просто сведет его с ума.

Микаэль делает глоток, и осознание своего полного одиночества наваливается и давит как никогда. Никого, совершенно никого рядом, кто бы мог помочь ему, утешить, прижать к себе и не отпускать. Хотя бы произнести несколько слов для поддержания внутренних сил, столь необходимых для борьбы с этой жизнью. Позволить себе быть слабым и, как все нормальные люди, просто раствориться в теплоте чужих объятий и слов, исходящих из самого сердца. Очутиться в руках того, кто укроет и защитит от всех бурь, подарит смех и радость. Будет рядом и никогда не бросит, не обманет, не высмеет, не обидит.

И теперь, все что окружает – стены, потолки, мебель, все это дышит беспросветным одиночеством и осознанием, что рядом никого нет и не будет. Все оставили его. Все. Не к кому идти, не к кому возвращаться, некого ждать. Вот она – мучительная реальность даже самого сильного на первый взгляд человеческого существа – в душе мы всегда одиноки.

Юноша мало привычен к алкоголю и довольно быстро его разум затуманивается, а мысли становятся бессвязными и путанными. Уже не думая ни о чем, он просто продолжает заливать свою тоску, в то время как в окна колотит дождь.

В какой-то момент становится ужасно жарко и невыносимо душно. Кажется, что еще мгновенье и тело воспылает. Отставляя полупустую бутылку на подоконник, Микаэль распахивает двустворчатое окно. Мгновенно в лицо ударяет поток холодного, промозглого ветра, врывающегося с силой в комнату. Противно и сыро, но разгоряченный алкоголем парень чувствует отдушину в безжалостных порывах. Ставя руки на подоконник и продвигаясь чуть вперед, он, закрыв глаза, с наслаждением подставляет лицо под жгучие капли небесной воды. Они успокаивают сознание, приятно охлаждают разум. Такие жаркие и горячие, словно страстные ласки влюбленных. Одежда и волосы постепенно намокают, становится зябко, но мальчик не в силах оторваться от пьянящего вечернего воздуха. Чуть приоткрыв глаза, он вбирает носом кислород, вглядываясь в бесконечную темноту неба, озаренного неоновыми миражами.

Где-то там вдали, за всей этой чернотой, быть может, есть то, чего так жаждет его душа. Куда отчаянно рвется, пытаясь сбросить телесную оболочку, будто бы предчувствуя там конец своих мучений. Там… вдали… Где-то далеко-далеко, там, где кричат птицы, резвясь среди белых облаков.

Омываемый дождем подоконник становится скользким. По стальному откосу быстро бежит вода, падая на асфальтированную дорожку под окнами дома.

А мальчик все вглядывается и вглядывается вдаль, подаваясь вперед, словно пытаясь коснуться чего-то призрачного и непостижимого, но на самом деле нежась в холодных объятиях целительного июньского ливня. Подставляя лицо под резкие потоки, он еще подается вперед. Выставляя руку, сильнее высовываясь из окна навстречу пленяющему чувству желания раствориться в ласках дождя, Мика не нащупывает опоры. Секундное недоумение, а потом тело пробирает леденящий страх. Распахивая и опуская глаза, он видит землю перед собой, чувствует, как потерявшее равновесие тело переваливается через подоконник и нет ничего, за что можно ухватиться.

Он уже ощущает себя на земле, когда рука нащупывает и хватается за оконную планку, посредине окна. Собирая все силы, что остались в теле, Мика выравнивается, крепко хватаясь за раму. Падения удалось избежать, но его все еще трясет. Он уже увидел и ощутил себя размазанным по земле, даже услышал крик того, кто обнаружит в луже грязи его искалеченное и, возможно, уже бездыханное тело. Сидя на подоконнике, обхватив раму, он касается ее головой и тяжело дышит. Страх не отпускает, надежно держит в своих мерзких лапах. Сердце бешено колотится в груди, набатом отбиваясь в висках.

Мика жмется к спасительной планке, словно она будет способна защищать его всю жизнь от всех бедствий и напастей. Так, как обычно дети жмутся к матери, желая получить ее тепло и нежность.

Постепенно пульс замедляется, дыхание выравнивается, осознание, что опасность миновала, укореняется. Микаэль открывает глаза, и почти неуловимый в общем гуле выдох невольно вырывается из груди. Продолжая держаться за планку, юноша опускает тяжелый взгляд вниз. Второй этаж, в принципе не так высоко, чтобы разбиться. Даже допустим слабый вариант невероятного везения ничего себе не сломать при приземлении. В ушах по-прежнему завывает ветер, проходясь холодной волной по мокрому телу, заставляя его дрожать.

Не отрывая взгляда от земли, он грустно усмехнулся появившейся мысли, что быть может, ему вовсе не стоило цепляться, а стоило упасть. Давящее чувство безмерной тоски, сковывает, как и намоченная дождем одежда на теле и тянет вниз. Упасть, разбиться и навеки освободить себя от терзающих душу чувств ненужности и непонятости. Никто даже не заметит, если вдруг он исчезнет. Ни в классе, ни на улице, ни дома. Отец? А что отец? Быть может погорюет, погорюет да обзаведется новой семьей, как сделал это, когда потерял жену, мать Микаэля. Сделает так и теперь, потеряв сына. Что касается школы, так может, если кто и вспомнит, что его долго нет на занятиях, так это Лео или Кота, ну может быть парни из художественного клуба, которые, ринувшись к своей модели, не отыщут ее на территории школы, может еще несколько человек, пламенеющих желанием утолить свою плотскую жажду. И все. Нет никого, кто бы действительно оплакал его и пожалел, что его больше нет на свете.

Наверное…

Померкшие синие глаза устремлены в черную пустоту, где виднеются только легкие очертания предметов, находящихся под окнами дома.

…стоило разбиться.

Поздно возвратившись домой, отец, приоткрывая и без того незапертую дверь, обнаруживает сына спящим на постели. Окно в комнате распахнуто настежь, в него влетает свежий теплый ветер, хранящий влагу и сырость давно окончившегося ливня. Боясь потревожить чужой сон, мужчина, качая головой, так и притворяет дверь спальни, даже не догадываясь, что его сын попросту вдрызг пьян и доказательством тому служит пустая бутылка, стоящая за столом. Но он не видит ее, не знает, что испытывал Микаэль прежде, чем его свалил сон, и не знает, что более всего тревожит его душу. Он видит только своего шестнадцатилетнего мальчика, уснувшего в одежде на застланной постели в беспорядке собственной комнаты. Но он все так же беспокоится о его судьбе, отсутствии близких друзей, возлюбленной, развлечений, в общем, обо всем том, что должен был иметь Мика, будь он обычным ребенком, выросшим в самой обычной семье, а не трудным подростком, у которого в прошлом произошло множество тяжелых моментов, наложивших сильный отпечаток на его личность.

В отличие от Микаэля, прозлившегося весь вечер, Юичиро был более или менее спокоен, если не считать угрызений совести. Убеждения и заверения Ичиносе сыграли свою роль в изменении мнения Юу о Мике и его непристойном поведении. Пускай капитану не удалось до конца убедить своего игрока, но зародить в нем зерно сомнения в тот момент очень даже удалось, более того, оно начало быстро прорастать. Уже придя домой, Амане был готов принести свои извинения Шиндо, который, к слову, действительно сбежал с последних уроков. Юу понимал, что если его обвинения ложные и дела на самом деле обстоят иначе, то своими словами он очень больно ранил одноклассника, непростительно больно. Но, конечно, если ошибается Глен, то его слова абсолютно реалистичны и переживать не из-за чего, однако же если нет и эта клевета отвергнутых… Все куда хуже.

Узнать, что все слова, касающиеся Микаэля в этой школе, грязная ложь, было наилучшим из того, что могло бы произойти сейчас. Объяснить это сложно самому себе, но знать, что враг твоего детства не пал так низко – окрыляет.

Поскольку укоры совести значительно уступали по силе мукам негодования, которые зверски терзали его последние пару дней, то вечер Юу прошел относительно спокойно. А на утро он был готов попробовать поговорить с Микой, если, конечно, тот придет в школу и если удастся вызвать его на разговор, потому как оба эти варианта представляются маловероятными учитывая вчерашнее оскорбление.

У ворот школы Юу приметил идущих друзей – Шинью и Глена, а с ними какую-то незнакомую девочку невысокого роста в школьной форме, похожей на ту, что носят ученицы соседствующей школы для девочек. Троица только подходила к главному входу, у которого их остался ждать Юичиро. По пути кареглазая девочка, что-то бросив своим спутникам, свернула в другую сторону на углу, а парни последовали по прямой.

– Опаздываете, – усмехнулся Юичиро, когда те подошли ближе.

– Шинье тут с утра работенку подбросили, так пришлось задержаться, – пожимая Юу руку в знак приветствия, отозвался Глен.

– Ага, а потом еще сестру пришлось провожать, – усмехнулся Шинья.

– Сестру? – удивился Амане. – У тебя есть сестра? Это она была с вами?

– Она самая. Шиноа редко ходит вместе с нами, невзирая на то, что нам по пути, но сегодня, видимо, особый случай.

– Ясно, – усмехнулся Юичиро. – А ты не говорил, что у тебя есть сестра.

– Младшая сестра не такое уж великое достояние. Почти у каждого дома есть или сестра или брат. Морока с ними одна, даже если они всего на год младше тебя, – развел руками Шинья, для которого это и впрямь не было чем-то особенным, о чем стоит сообщать.

– Ну не знаю, – улыбнулся Юу, который ни за что не отказался бы иметь брата или сестру. Хотя предпочтительней был бы все же брат и желательно ровесник, ну или немного старше. Но он в семье был один и думать о том, что у его матери сейчас появится еще один ребенок не хотелось. В их положении это было бы очень накладно.

– Юу, по поводу вчерашнего, – начал Глен, но Амане покачал головой.

– Не надо ничего говорить, – он поглядел на школу. – Я надеюсь, он уже пришел, и я смогу с ним поговорить до начала занятий.

– Хочешь сказать, ты подумал над моими словами? – серьезно осведомился Ичиносе. – И к какому выводу ты пришел?

– Еще сам не знаю, – пожал плечами Юичиро, не отрывая задумчивого взгляда от здания. – Но зато точно знаю, что должен сделать, пока не стало совсем поздно.

Пускай он и не простил Мику за все его прегрешения перед ним, да только извиниться за свою грубость и недостойное поведение в данном случае Юу считал себя обязанным.

Шинья с Гленом только переглянулись, но расспрашивать подробней не стали и просто пошли за другом в школу. Исполненный неким благодушием, Юичиро ступил на порог школьного заведения и примерно с таким же внутренним настроем вошел в старое здание.

Непривычно шумно показалось им в коридоре второго этажа. В чем непосредственно дело они пока понять не могли, но что-то явно крылось около стенда с расписанием, возле которого собрался народ и проходящие мимо посмеивались, бросая взгляды на доску и стол под окном.

– Что это там такое? – осведомился Шинья, всматриваясь в то, что так привлекло всеобщее внимание.

– Может объявление какое новое вывесили? – предположил Глен.

– Возможно, но обычно вывешенные объявления стольких не привлекают и радости такой на лицах не вызывают, скорее наоборот, – протянул Шинья.

Подойдя ближе и получив возможность увидеть то, над чем посмеивались все проходящие, Шинья и Глен просто остановились, не зная, как реагировать и что говорить другу, а Юичиро оторопел, устремив взгляд на стенд, где и впрямь красовалось новенькое объявление с большими четкими иероглифами, которые гласили, что некоему ученику первого класса старшей школы, по имени Амане Юичиро срочно требуется операция по увеличению его полового органа. Он слезно молит помочь ему в решении его маленькой проблемы, потому как хочет ощутить себя полноценным мужчиной и больше никогда не терпеть насмешек противоположного пола по поводу своей ущербности и обзавестись наконец подружкой, как уже давно подобало бы знаменитому футболисту, подающему большие надежды, к сожалению, только в спорте. А для того, чтобы все кто прочитает это объявление, были уверенны, что их не обманывают и человеку действительно нужна помощь, прилагалась фотография пострадавшего в неглиже. Идеальное смуглое, в меру рельефное тело красивого зеленоглазого брюнета венчала деталь, сводящая на нет всю прелесть спортивной фигуры. Обработанный умельцем, вывесившим это постыдное объявление на доске, половой орган был по размеру вдвое меньше спичечного коробка. Издали могло показаться, что там и вовсе ничего нет. Но кое-что там было, а чтобы разглядеть поближе всю степень трагедии несчастного, в довесок ко всему, под объявлением и фотографией была подвешена лупа.

Еще одна точно такая же фотография стояла на столике у окна рядом с коробочкой, надпись на которой гласила «Пожертвования». В самой коробке уже лежало несколько монет и проходящие мимо, не забывая посмеяться, бросали в коробочку мелочь.

Амане стоял ни живой, ни мертвый. Если бы сейчас пол под ногами разверзся и он провалился в самое пекло, то был бы только счастлив. Гореть в аду и то приятнее, нежели стоять и наблюдать свой собственный позор, который ко всему прочему является гнусной ложью и никак не соответствует истине.

Парня буквально парализовало на месте, когда он понял какое количество человек на это смотрят в данную минуту, и сколько пришедших на занятия школьников уже увидели это объявление, и скольким еще посчастливится видеть и вдоволь повеселиться, если все это немедленно не убрать и не прекратить эти смешки, доносящиеся со всех сторон, раз и навсегда. Второй мыслью после того, что это немедленно нужно убрать с глаз, в голове пылает только один вопрос «кто?».

Расталкивая собравшихся зевак, Юу уже был готов сорвать объявление, фото и забрать коробку, в общем все, что выставляет его посмешищем на всю школу, но в это время со звоном в коробку падает несколько монеток, превышающих стоимость всех брошенных ранее.

У Юу замирает дыхание, когда взгляд останавливается на улыбающемся лице, только что подошедшего блондина.

– Ты?! – дрожащим голосом выдыхает Юичиро, понимая чьих рук все это грязное дело, ибо чужая насмешливая улыбка отвечает сразу на все его возможные вопросы. Отовсюду звучит смех и колкие замечания, но Юичиро их не слышит, он видит перед собой улыбающееся лицо врага, который явно наслаждается проделанной работой, потому как Юу чувствует себя просто отвратительно.

– Извини, больше нет, помог, чем смог, – ухмыляется Шиндо. – А ты молодец, что не побоялся позора и попросил помощи. Давно пора.

– Это ты?! – сжал кулаки Юу готовый броситься на врага в любой момент. Да только его горячность нисколько не пугает блондина, даже не заставляет отступить.

– Пускай вчера ты оклеветал меня перед всеми, но я зла не держу. Наоборот хочу помочь тебе в ответ на твою «справедливость», – прищуривается Мика, вызывающе глядя на загнанного в угол Амане.

– Мразь! – нет больше сил терпеть эту издевку и, переполненный гневом Юу, бросается к Мике. – Я убью тебя, тварь!

Смеясь, Мика, будто кот, отпрыгивает назад, в то время как Шинья и Глен бросаются к взбеленившемуся другу и едва успевают схватить его.

– Пустите меня! – кричит, вырываясь Юичиро. – Я убью тебя! Я тебя так отделаю, что самому операция понадобится! Ненавижу! Ублюдок! Конченный урод! Отпустите меня, я задушу его!

– Юу, прекрати, оставь его! – кричит Глен. – Успокойся! Это дурацкая шутка, прекрати себя так вести! Неужели ты хочешь из-за такой ерунды вылететь из школы!

– Да мне плевать, если я смогу избавится от этого урода! – прогремел Амане и извернувшись, так, что друзья не смогли его удержать, ринулся к Микаэлю, который напрягся, будучи готовым отражать удары.

Набросившись на Микаэля и повалив его на пол, хорошенько приложив при этом головой, Юичиро только успел занести кулак для нанесения более весомого удара, когда в коридоре прозвучал строгий голос, заставивший содрогнуться всех присутствующих на разборке учеников, а в следующий момент, Глен и Шинья снова схватили его и стащили с Шиндо, который, будучи уже не менее остервенелым, бросился на обидчика, но его схватили другие.

– Прекрати, дурак, – пытался успокоить его парень из художественного клуба. – Нарвешься же на еще большие неприятности.

– Плевать, отпусти! – задыхаясь от злости, прошипел Мика.

– Юу, успокойся немедленно, – тем временем пытался утихомирить своего Глен, в то время как Шинья был просто встревожен и пытался удержать вырывающегося друга, которому было все равно кто здесь и зачем – он жаждал только кровавой мести.

– Что здесь происходит? – вновь прозвучал холодный, строгий голос. Толпа расступилась, как по указке, дав возможность высокому, статному парню беспрепятственно подойти к месту основного события. Отовсюду доносился шепот. Никто не осмеливался говорить в полный голос.

– Это Ферид Батори. Председатель школьного совета.

– Говорят он из знатной семьи.

– Самый устрашающий человек во всей школе. Обладает неоспоримым авторитетом, даже среди учителей.

– Сам директор считается с его мнением.

– Ни фига себе!

– А ты что не знал? Стыдно должно быть.

– Сейчас им достанется!

– Сами виноваты, устроили черти что, пусть теперь расплачиваются.

– Я спрашиваю, что здесь происходит? – не обращая внимания на перешептывания, строго повторил вопрос юноша с серебристыми волосами, собранными в хвост и подвязанными черной, шелковой лентой. Его острый взгляд и не менее острый ум мгновенно оценили обстановку. Ничто не ускользнуло от его внимания: ни двое тяжело дышащих разгоряченных парней, уже почти вцепившихся друг другу в глотки и сожалеющих, что были вынуждены остановиться, ни объявление на школьном стенде, ни фото, ни коробочка с деньгами тут же рядом.

– Отпусти, – тем временем высвободился из хватки старшеклассника Микаэль и передернул плечами.

– Немедленно снимите это отсюда, – приказал Батори двум парням, находившимся ближе всего к стенду. Те послушно выполнили приказ и уже через несколько секунд ничего, что свидетельствовало бы об утреннем инциденте, не было видно.

– Кто это устроил? – холодно глядя на Юичиро, задал вопрос Ферид. Но тот только опустил голову.

– Немедленно ко мне в кабинет, – Батори круто развернулся на каблуках. – Тебя это тоже касается. – Он бросил взгляд в сторону Шиндо, который уже направился прочь, якобы его это никоим образом не волнует и он обычный праздный зевака.

– Что? – обернулся Мика и взглянул на Ферида с той же неприязнью, которая читалась в глубине холодного взора главы школьного совета.

– Немедленно, – сдержанно и четко сказал Батори и грациозно последовал по коридору.

Поглядев сначала на Мику, придушить которого все еще страстно желалось, но, будучи немного пришибленным властным, аристократичным поведением выпускника, Юичиро послушно зашагал следом.

– Черт, – сквозь зубы процедил Микаэль и нехотя двинулся за Феридом и Юичиро.

– Удачи, – сочувствующе бросил Микаэлю парень из художественного клуба, но Шиндо никак не отозвался на пожелание.

– Что теперь будет?.. – глядя вслед другу, проговорил Хиираги.

– Пойдем в класс, Шинья, – сказал Ичиносе, ощущая беспокойство. Это было единственное, что он мог сказать и предложить, после всего произошедшего.

Президент школьного совета элегантно опустился на стул и пристально взглянул на двух своих провинившихся учеников. По лицам обоих читалось, что они еще не усмирили свой пыл до конца и, будь на то их воля, они снова сцепились бы друг с другом, однако сейчас, потупив глаза, они смиренно помалкивали. От учеников, даже не думающих покаяться, его отделял письменный деревянный стол. Вообще по своему виду кабинет напоминал скорее личные покои, нежели одну из классных комнат, отведенных для школьного совета, хотя всё здесь было оформлено строго, не допускались никакие посторонние убранства, как в частных жилых помещениях. Один длинный стол с множеством приставленных стульев под стеной и один небольшой с двумя стульями по бокам. В комнате скорее витал подобный дух, возможно, создаваемый самим работающим здесь учеником выпускного класса.

Пробежав глазами по сторонам, Юичиро устремил взгляд на молодого человека, имеющего определенную власть в этом заведении и, глядя на него, Юу понимал почему. Аура, что исходила от него, была жутковатой и пугающей, но при этом величественной. Чувствовалось, что перед тобой не заурядный человек со средним умом, перед тобой нечто большее, тот кого следует опасаться и к кому следует проявлять должное уважение, в противном случае можно горько пожалеть. Юичиро не был напуган этой встречей, отнюдь, просто ощутил всю серьезность общения с этим человеком, с которым впервые пришлось столкнуться лицом к лицу в таких неблагоприятных условиях. Микаэль стоял рядом, но на него величие и значимость председателя студсовета впечатления не производило. Он был угрюм и даже будто бы недоволен и раздражен тем, что ему приходится находиться здесь.

– Итак, – Ферид изящно сложил руки на столе. – Согласно установленным правилам, драки в школе категорически запрещены. Те, кто нарушают это правило или любое другое из представленных на стенде, должны понести наказание. Вам известно об этом?

Ответ последовал только в образе кивка и то со стороны Амане, потому президент продолжил.

– Мало того, что вы затеяли драку у всех на виду, так еще и посмели осквернить школьный стенд, вывесив на него это отвратительное объявление. Складывается впечатление, что всё, чего вы касаетесь, очерняется, – Юу показалось, что когда он это говорил, то смотрел непосредственно на Микаэля. – У меня только один вопрос, – в этот раз он действительно строго и холодно взглянул на Мику, Юичиро он пока будто бы не замечал. – Зачем?

Как и предполагалось, на вопрос отвечать никто не стал. Микаэль стоял и безучастно смотрел в сторону.

– В последнее время, Шиндо, от вас чересчур много проблем. Вам бы следовало хорошенько задуматься над этим, а побеги и игнорирование дисциплинарных лекций Вас и подавно ни к чему хорошему не приведут. Ваша чрезмерная популярность уж больно дорого нам обходится, – кривая усмешка быстро скользнула по лицу и вмиг исчезла.

«Так он просто сбегал каждый раз? И разве он тоже в курсе творящихся с Микой дел?» – Юу бросил удивленный взгляд на одноклассника, а потом перевел его на президента. Для него, пожалуй, было бы гуманней отсидеть, как полагается на этой лекции, чем потом нарваться на двойной гнев школьной элиты. Но у Шиндо на этот счет, видать, были свои размышления.

– Чем был спровоцирован поступок с объявлением?

Кажется, следующий вопрос относился непосредственно к самому Амане и, переведя взгляд с одноклассника, Юу наткнулся на высокомерный взор школьного председателя.

– Своим молчанием Вы хотите сказать, что это была его личная инициатива, целью которой было спровоцировать Вас на конфликт? Тогда объясните для чего? Что послужило причиной возникновения неприязни?

История повторялась в точности так, как много лет назад, когда двух мальчишек вызывали к директору и тот пытался добиться нужной информации от детей, но как бы ни старался, как бы ни бился, а эти двое всегда молчали. Однако этот человек был не похож на старого директора, он был иного сорта.

– Не скажете? – ровным тоном, проговорил Батори, выдержав некоторую паузу, дабы дать возможность ученикам обдумать ответы, ежели они все же собираются говорить. – В таком случае, безвинных здесь нет. Оба понесете наказание и, – он опустил подбородок на скрещенные руки, – я уже знаю, что с вами делать. – Он слегка помедлил, словно наслаждаясь растянувшейся минутой приговора. – Юичиро Амане, Вы отстранены от тренировок ровно на три недели.

– Как на три недели? – впервые за все время подал голос Юичиро.

– Я поговорю с тренером вашей команды и предупрежу его обо всем.

– Но как же так, ведь скоро игра? – Пропустить как минимум три дня, и то довольно накладно, учитывая, что нужно быть в форме постоянно, потому Юу воспринимает этот приговор весьма драматично.

– В таком случае я сожалею, если из-за Вашей небрежности наша школа потерпит позорное поражение, – холодно проговорил Батори.

– Но это же несправедливо, – выдохнул Юичиро, уже видящий осуждение в глазах команды, которую он подводит.

– Вы забываетесь, Амане, – его взгляд стал ледяным. – К тому же на время отстранить Вас от тренировок, пришлось бы в любом случае из-за Вашего участия в одном мероприятии, в котором Вы будете задействованы.

– Каком мероприятии? – распахнул глаза Юичиро.

– Об этом Вы узнаете позже, – загадочно проговорил Ферид. – Если Вам по-прежнему нечего сказать, Вы можете идти.

– Идти?

– Именно, – подтвердил Ферид. – И помните, что только Вы и никто другой в ответе за все свои поступки. Даже если Вы не являлись зачинщиком, Вы позволили спровоцировать себя, а это тоже проявление духовной слабости. Так что идите и подумайте над этим, как следует. И быть может, приняв правильное решение, впредь Вам удастся избегать неприятностей и визитов в этот кабинет.

Юу был поражен, и как только прозвучали слова о том, что ему можно удалиться, он поспешил к двери, но прежде чем выйти, остановился и обернулся. В какой-то момент стало любопытно, почему он решил отчитать Мику уже после того, как выпроводит из кабинета Юичиро и почему Микаэль так напряжен.

– Что касается Вас, Шиндо, – Батори устремил взгляд на белокурого юношу. – То… – он замолчал и взглянул на застывшего в дверях Амане. – Что-то еще?

– Нет, извините, – сказал Юу и быстро покинул кабинет, но не ушел, а остался ждать под дверью. Правда зачем он это сделал, он так и не понял. Тем временем, когда два ученика остались с глазу на глаз, один из них поднялся из-за стола, а второй продолжал стоять с отрешенным и мрачным лицом.

– Говорить тебе в тысячный раз о недопустимости такого поведения бесполезно, слов ты не понимаешь и, видимо, уже никогда не поймешь, прискорбно, – строго окинул его взглядом Батори, пройдясь к окну. – Только, пожалуйста, не думай, что все твои выходки будут и дальше оставаться безнаказанными.

Микаэль со злостью поглядел на парня, глядящего на него свысока.

– За то, что ты устроил сегодня, хочешь, не хочешь, а ответишь. – Он перевел взгляд в окно. – Поучаствуешь в общественной жизни школы, возможно, даже проникнешься ею, завяжешь новые знакомства, укрепишь старые. Твое усердие в художественном клубе вдохновило меня на мысль, что тебе ни в коем случае нельзя прекращать, а следует продолжать в том же духе, – при этом тонкие губы расплылись в насмешливой улыбке, а Микаэль понял, что эта деталь также не ускользнула от него и теперь это повод для лишней издевки. – Такому как ты это пойдет только на пользу. Научишься больше ладить с людьми, такими как, к примеру, этот темноволосый мальчик. Вижу, ты проникся к нему, осталось только укрепить вашу связь. Что на это скажешь? Не желаешь поблагодарить меня за услугу?

Шиндо плотно сцепил зубы. Ему нарочно навязывают общество врага, зная, как для него это будет тяжело. Батори лишь усмехнулся его беспомощности и так явно выказываемой ненависти.

– Молчишь? Что же, молчи. Молчание признак покорности и согласия, которые ты так не любишь, – пожал плечами президент. Какие уж тут могут быть манеры?

– Господин президент столь любезен, всегда и во всем готов поддержать своих учеников, – вдруг елейно проговорил Микаэль, присаживаясь на стол и забрасывая ногу на ногу. – Он так заботится о каждом, что совершенно не думает о самом себе.

– Иди на занятия, – сухо сказал Батори.

– Жаль, а ведь я хотел поблагодарить Вас от имени всех, о ком Вы так отчаянно заботитесь, – соскальзывая со стола и делая несколько шагов в направлении президента, сладко, но с ноткой иронии проговорил Микаэль.

– Немедленно оставь мой кабинет, – с неприязнью взглянув на парня, так вызывающе ведущего себя, отрезал Ферид прежде, чем Мика успел приблизиться.

Хмыкнув, Шиндо развернулся и плавно проследовал к двери.

– Еще кое-что, господин президент, – остановившись у выхода, Шиндо язвительно взглянул на Батори. – Вы всё твердите о правилах, а сами допускаете строжайшую ошибку, позволяя себе панибратство с одним из Ваших же подчиненных.

Ферид вопросительно взглянул на дерзкого, доставляющего кучу хлопот мальчишку.

– Разве президент школьного совета не обязан выказывать одинаково должное почтение к учащимся, закрывая глаза на свои личные мотивы? – улыбаясь, мягко проговорил Шиндо, сужая зрачки.

– Закрой дверь с той стороны, – ухмыльнулся Батори, наглядно демонстрируя, что отношение к Мике он менять не собирается, что ни говори и как ни упрекай.

Осклабившись, ощущая, как неприязнь разливается внутри, Шиндо покинул кабинет того, кто намеревался втянуть его в общественную деятельность, которая была для него наихудшим наказанием.

Когда дверь за ним закрылась, Ферид подошел к окну и с раздражением распахнул его, дабы остыть после общения с человеком, безумно раздражающим его своей вызывающей дерзостью и открытым протестом, так бесцеремонно навязанным ему вышестоящими инстанциями.

– Будь моя воля, я бы тебя даже на порог этой школы не пустил, – вполголоса произнес он, глядя во двор.

– Что он тебе сказал? – встретил Юичиро Микаэля вопросом, когда тот вышел из ненавистного ему дисциплинарного кабинета, а Юу скрестив руки на груди, подпирал собой стену.

– Тебя это не касается, – грубо бросил Шиндо и направился по коридору.

– Какая ты все-таки сволочь, – фыркнул Амане. – И зачем только я сегодня шел к тебе извиняться.

– Кретин, нужны мне твои извинения, – пренебрежительно хмыкнул Микаэль. – Вот ответь, по чести, начни я сейчас извиняться после всего, что произошло, ты бы меня простил?

– Представь себе, да, – бросил Амане.

– Хах, не дождешься ты от меня извинений, – фыркнул Шиндо.

– Ты знаешь, – стараясь держать себя в руках, сказал Юу, – мне уже плевать, кто ты там такой, это я понял, когда сегодня увидел твое объявление. Я просто ненавижу тебя и всё, без поводов и причин. – Обогнав Мику, Юу последовал в класс.

– Вот и славно, что тебе не нужны поводы, – приостановившись и, глядя ему вслед, прошептал Шиндо.