Читать книгу Воспитание сердцем. Без правил и условий - Альфи Кон - Страница 5

Через несколько месяцев после четвертого дня рождения моей дочери Эбигейл для нее наступили трудные времена – возможно, из-за появления «конкурента». Она стала более упрямой и непослушной, чаще капризничала, кричала, топала ногами. Самые обычные повседневные действия перерастали в конфликты. Однажды вечером Эбигейл пообещала, что сразу после ужина пойдет в ванную. Однако не сдвинулась с места – а когда ей напомнили об этом, завопила так громко, что разбудила новорожденного брата. Когда малышку попросили вести себя тише, снова закричала.

Внимание, вопрос: после того, как все стихло, что должны были сделать я или моя жена? Продолжить вечерний заведенный порядок, улечься вместе с Эбигейл и почитать перед сном книжку? Условный подход к воспитанию говорит – нет. Продолжив заниматься обычными приятными делами, мы поощрили бы ее неприемлемое поведение. Нам следовало отменить эти дела и мягко, но непреклонно сообщить дочери, что именно вызвало такие «последствия».

Этот план действий прекрасно знаком большинству из нас и вполне согласуется с советами многих книг по воспитанию. Более того, должен признать: я испытал бы некое удовлетворение, применяя этот метод, поскольку непослушание Эбигейл серьезно разозлило меня. Как родитель я занял бы твердую позицию и дал ей понять, что вести себя подобным образом не разрешается. То есть снова взял бы власть в свои руки.

Однако безусловный подход говорит о том, что искушению необходимо сопротивляться, и мы действительно должны улечься с ребенком, чтобы почитать книжку, как обычно. Но это не значит, что нужно игнорировать инцидент. Воспитание без условий – не новомодный термин, означающий вседозволенность. Очень важно (дождавшись, когда буря утихнет) вразумить ребенка, вместе подумать о том, что произошло. Именно это мы и сделали вместе с дочерью после того, как прочитали сказку. Какой бы урок мы ни собирались преподать, у Эбигейл было гораздо больше шансов усвоить его, если она не сомневалась в нашей любви. И в том, что эта любовь не стала слабее из-за ее поведения.

Задумывались мы или нет, но в основе каждого стиля воспитания лежит определенный набор представлений о психологии, детях и человеческой природе. Условный подход тесно связан со школой мысли, известной как бихевиоризм[11], виднейший представитель которой – Беррес Фредерик Скиннер[12]. Наиболее выдающейся характеристикой этого подхода, как следует из названия, можно обозначить его исключительное внимание к поведению. Согласно теории бихевиоризма, когда дело касается людей, значение имеет лишь то, что можно увидеть и измерить. Нереально увидеть желание или страх, поэтому с тем же успехом можно сосредоточиться просто на том, что люди делают.

Кроме того, все модели поведения, согласно этой теории, возникают и исчезают, усиливаются и ослабевают в строгой зависимости от того, какое получают «подкрепление». Бихевиористы считают: все наши действия можно объяснить получением какого-либо вознаграждения, специально предложенного или возникающего естественным путем. По их мнению, если ребенок ласкается к родителю или делит конфету с другом, то только потому, что в прошлом подобное поведение привело к получению приятного отклика.

Вкратце: действие внешних сил (полученное ранее вознаграждение или наказание) обусловливает наши поступки, а они в сумме создают личность. Даже люди, никогда не читавшие книг Скиннера, соглашаются с этим утверждением. Постоянно обсуждая детское «поведение», родители и учителя действуют так, как будто ничто не имеет значения, кроме этого лежащего на поверхности аспекта. Вопрос не в том, что собой представляют дети, о чем они думают, что чувствуют, в чем нуждаются. Забудьте о мотивах и ценностях – нужно просто изменить их поведение. Это, разумеется, побуждает обратиться к дисциплинарным методам, единственная цель которых – заставить детей действовать (или перестать действовать) определенным образом.

Наглядный пример повседневного бихевиоризма: возможно, вы встречали родителей, которые заставляют детей извиняться, если те сделают что-нибудь оскорбительное или нечестное. («Ты можешь попросить прощения?») Что происходит в этот момент? Неужели родители полагают, что, вынудив ребенка произнести некие слова, они как по волшебству внушат ему реальное чувство сожаления о проступке, хотя все свидетельствует об обратном? Или, что еще хуже, им даже не важно, действительно ли ребенок сожалеет. Дело в том, что искренность не имеет никакого значения – главное сказать подходящую фразу. Обязательные извинения приучают детей говорить то, чего они на самом деле не подразумевают, – то есть лгать.

И это не просто отдельный воспитательный прием, который следовало бы пересмотреть. Это один из множества примеров того, как скиннерианское мышление, сосредоточенное на поведении, ограничивает понимание детей и искажает взаимодействие с ними. Мы наблюдаем его в методиках приучения малышей ко сну отдельно от родителей или пользованию горшком. С точки зрения этих методик не имеет никакого значения, почему ребенок плачет в темноте. Он может плакать от страха, скуки, одиночества, голода или чего-то другого. Точно так же не имеет значения, почему кроха отказывается ходить на горшок, когда родитель просит об этом. Предлагая пошаговые рецепты по приучению детей спать отдельно либо советуя успешный поход на горшок поощрять золотыми звездочками, конфетами или похвалой, специалисты озабочены лишь поведением ребенка, а не мыслями, чувствами и намерениями, вызвавшими его поступки. (Я не производил реальных подсчетов, подтверждающих мою версию, но готов предположить: ценность книги о воспитании обратно пропорциональна тому, сколько раз в ней упоминается слово поведение.)

Давайте вернемся к Эбигейл. Условное воспитание предполагает, что, прочитав ей на ночь книгу и иными способами выразив нашу неизменную любовь, мы только дадим повод устроить еще один скандал. Она поймет, что будить младенца и отказываться идти в ванную – нормально, потому что истолкует нашу привязанность как подкрепление своих недавних действий.

Безусловное воспитание смотрит на эту ситуацию – и на людей в целом – совершенно по-другому. Прежде всего оно предлагает принять во внимание, что причины поведения Эбигейл могут оказаться скорее внутренними, чем внешними. Ее действия нельзя объяснить механически, посредством сторонних сил, таких как положительные отклики на предыдущее поведение. Может быть, ее переполняют страхи, которые девочке трудно сформулировать, или переживания, которые она не может выразить.

Безусловное воспитание предполагает, что поведение – лишь внешнее выражение чувств и мыслей, потребностей и намерений. Проще говоря, важен ребенок, который демонстрирует то или иное поведение, а не поведение само по себе. Дети не домашние животные, которых нужно дрессировать, и не компьютеры, у которых легко запрограммировать предсказуемую реакцию на ввод данных. Действовать так, а не иначе их побуждает множество различных причин, причем иногда они могут быть перепутаны и неотделимы друг от друга. Но мы не можем игнорировать их, реагируя только на следствие (то есть поведение). Скорее всего, каждая из этих причин потребует отдельного плана действий. Например, если окажется, что Эбигейл ведет себя вызывающе, так как ее тревожит излишнее внимание к младшему брату, нам придется разобраться с этим, а не просто пытаться искоренить ее способ выражения страха.

Стараясь понять причины конкретных действий и изучить их, нельзя упускать наиважнейшее условие: малышке нужно знать, что мы любим ее, несмотря ни на что. Более того, сегодня для нее особенно важно прижаться к нам и убедиться на деле, что родительская любовь к ней непоколебима. Это поможет Эбигейл преодолеть свою полосу препятствий.

В любом случае, назначив ей то или иное наказание, мы поступили бы неконструктивно. Вероятно, это снова заставило бы ребенка плакать. Предположим, нам удалось таким образом временно утихомирить ее. И в следующий вечер девочка также сдержит свои эмоции, опасаясь охлаждения родительской любви. Но общий итог подобного воздействия вряд ли можно считать положительным. Во-первых, мы не уделили внимания ее соображениям. А во-вторых, действия, которые мы рассматриваем как урок, для нее, скорее всего, выглядят просто отказом в любви. В широком смысле это могло сделать ее более несчастной, возможно, заставило бы чувствовать себя одинокой и незащищенной. В более узком смысле она поняла бы, что любима – или достойна любви, – только когда поступает так, как хотим мы. Результаты исследований, которые мы рассмотрим, позволяют заключить, что это только усугубляет проблему.

Долгие годы размышляя над этим, я пришел к выводу, что условное воспитание не может быть полностью объяснено бихевиоризмом. Происходит что-то еще. Снова представьте ситуацию: очевидно, чем-то расстроенная девочка громко кричит; затем, когда она успокаивается, отец укладывается рядом, обнимая ее одной рукой, и читает историю про Квака и Жаба. Сторонник условного воспитания воскликнет: «Нет, нет, нет! Вы просто подкрепляете ее плохое поведение! Показываете, что капризничать можно!»

Эта позиция объясняет, чему дети учатся в той или иной ситуации или даже как они учатся. Кроме того, она отражает довольно пессимистичный взгляд на подрастающее поколение – и, как следствие, на всю человеческую природу. Согласно этой концепции, если дать детям хоть малейший шанс, они немедленно сядут нам на шею. Протяните им палец, и они откусят руку. Из неоднозначной ситуации сделают наихудший вывод (не «Меня все равно любят», а «Ура! Можно беситься, и мне за это ничего не будет!»). Безусловное принятие будет истолковано как разрешение быть эгоистичным, требовательным, жадным или невнимательным. Таким образом, условное воспитание как минимум в какой-то своей части основывается на глубоко циничном убеждении: принимая детей такими, как есть, мы поощряем их быть плохими, потому что такова их природа[13].

В основе безусловного подхода к воспитанию, напротив, лежит напоминание, что у Эбигейл не было цели сделать меня несчастным. Дочь действовала без злого умысла. Она просто сообщала мне единственным известным ей способом: что-то не так. Может быть, отреагировала на какое-то недавнее событие, или дело в более глубоких накопившихся причинах. Безусловный подход дает детям кредит доверия. Он подвергает сомнению аксиому, что малыши извлекут из любви неправильный урок и всегда будут поступать дурно, если решат, что это сойдет им с рук.

Такая точка зрения может показаться излишне романтичной и оторванной от реальности – действительно, глупо отрицать, что дети (и взрослые) иногда поступают очень плохо. Да, малыши нуждаются в руководстве и помощи, но они не маленькие монстры, которых необходимо приручать или держать в ежовых рукавицах. Они способны быть сострадательными или агрессивными, бескорыстными или эгоистичными, объединять усилия или соперничать. Многое зависит от того, как их растили, и в том числе чувствовали ли они, что их безоговорочно любят. И когда ваши чада поднимают крик или отказываются выполнять обещание идти в ванную, часто это объясняется просто возрастом. Они еще не могут определить источник своего беспокойства, выразить чувства более подходящим способом, запомнить и сдержать обещание. Таким образом, выбор между условным и безусловным воспитанием во многом подразумевает определение одного из диаметрально противоположных взглядов на человеческую природу.

Но есть еще один набор убеждений, который стоит осветить. Общество учит, что хорошие вещи нельзя давать просто так – их нужно заработать. И действительно, людей до глубины души возмущает нарушение этого принципа. Обратите внимание, например, на то, какую враждебность многие испытывают к государственным пособиям и к тем, кто ими пользуется. Или на популярность схемы оплаты труда в зависимости от производительности. Или на количество учителей, оценивающих приятные мелочи (например, каникулы) как подарок ученикам, своего рода плату за выполнение требований педагога.

В конечном счете условное воспитание отражает тенденцию рассматривать почти каждое человеческое взаимодействие, даже среди членов семьи, как своего рода экономическую операцию. Законы рынка – спрос и предложение, услуга за услугу – получили статус универсальных и абсолютных принципов. Кажется, будто все в нашей жизни, даже взаимоотношения с детьми, подчиняется тем же правилам, что и покупка автомобиля или аренда квартиры.

Автор серии книг о воспитании – как нетрудно догадаться, бихевиорист, – сформулировал это следующим образом: «Если я хочу взять ребенка на прогулку или даже просто обнять и поцеловать его, то должен сначала убедиться, что он это заслужил»[14]. Прежде чем отмахнуться от этих слов, сочтя их частным мнением одинокого экстремиста, подумайте, что выдающийся психолог Диана Баумринд[15] (см. ниже) приводила аналогичный аргумент против безусловного воспитания. Она заявила, что «правило обмена, плата за полученную ценность – это закон жизни, который относится ко всем нам»[16].

Даже писатели и психологи, не обращающиеся к этой проблеме напрямую, явно подразумевают какую-то разновидность экономической модели. Между строками их советов просматривается убеждение: если дети не делают того, что мы хотим, их нужно лишить тех вещей, которые им нравятся. В конце концов, люди не должны ничего получать даром. Даже счастье. Или любовь.

Сколько раз вам приходилось слышать – обычно произнесенное решительно, с вызовом: «Это привилегия, а не право»? Иногда я представляю, как провел бы научное исследование, чтобы определить, какие характеристики личности чаще всего встречаются у людей, занимающих такую позицию. Представьте человека, который утверждает, что все, от мороженого до внимания, должно напрямую зависеть от того, как дети поступают, и ничего никогда нельзя давать просто так. Можете ли вы вообразить такого человека? Какое у него выражение лица? Насколько он счастлив? Нравится ли ему проводить время с детьми? Хотели бы вы подружиться с ним?

Кроме того, слыша выражение «привилегия, а не право», я всегда задаюсь вопросом, что именно говорящий согласен рассматривать как право. Существует ли то, на что люди имеют незыблемое право? Нет ли отношений, которые мы хотели бы исключить из квазиэкономической схемы? Действительно, взрослые рассчитывают на денежную компенсацию за свой труд и привыкли платить за продукты и прочие товары. Но распространяется ли (и если да, то при каких обстоятельствах) подобный «закон обмена» на наше общение с друзьями и семьей. Социальные психологи отмечают, что с некоторыми людьми у нас действительно складываются отношения обмена: я делаю что-нибудь для вас, только если вы делаете (или даете) что-нибудь для меня. Но они тут же добавляют, что этот закон действителен далеко не всегда, да и мы вряд ли этого захотели бы. Некоторые коммуникации основаны на заботе, а не на обмене. Одно исследование показало, что люди, которые рассматривают свои отношения с супругами как обмен и стремятся получить не меньше, чем отдают, как правило, имеют не вполне благополучный брак[17].

Когда наши дети вырастут, получат много возможностей сыграть роли экономических субъектов, потребителей и работников в мире, где каждый преследует собственные интересы и можно точно рассчитать условия каждой сделки. Но безусловное воспитание настаивает: семья должна оставаться убежищем, тем уголком, где нет места подобным операциям. В частности, любовь родителей не должна быть оплачена ни в каком смысле. Это подарок. На это все дети имеют неотъемлемое право.

Если вы с этим согласны и если другие основополагающие принципы безусловного воспитания кажутся вам верными (мы должны обращать внимание не только на поведение, но и на личность ребенка; не следует приписывать детям худшие мотивы и так далее), тогда придется усомниться в традиционных методах дисциплины, в основе которых прямо противоположные убеждения. Те приемы, на которых строится условное воспитание, как правило, сводятся к совершению неких действий над детьми с целью добиться послушания. Методы, о которых пойдет речь во второй половине этой книги, напротив, проистекают из идеи безусловного воспитания естественным образом. Они предлагают разные варианты работы с детьми, помогая им вырасти в достойных людей, которые умеют принимать правильные решения.

Мы можем подытожить различия между этими подходами следующим образом.