Читать книгу Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917 - Альфред Нокс - Страница 4

Один из радостных моментов в работе военного атташе заключается в том, что он может брать ежегодный отпуск в любое время по своему желанию при условии, что его личные планы будут совпадать с замыслами посла и Военного министерства. Начиная с 1911 г., когда я получил назначение в Петроград (в упоминаемое время – Санкт-Петербург. Имя Петроград город носил с августа 1914 г. – Ред.), я всегда отправлялся домой в июне и возвращался назад в конце июля, к моменту начала ежегодных маневров Петроградского (до начала Первой мировой войны – Петербуржский. – Ред.) военного округа.

Иностранные офицеры всегда приглашались на эти маневры в качестве гостей императора. Мы обедали и ужинали за его столом, пользовались автомобилями из его парка, его лошадьми, а по вечерам вместе с русским императором посещали местный театр. Нам довелось наблюдать множество военизированных спектаклей, но очень мало того, что действительно имело отношение к серьезной подготовке к современной войне.

В июне 1914 г. по настоянию посла мне пришлось отложить свой отпуск до конца месяца, так как я должен был присутствовать во время официального визита эскадры наших линейных крейсеров в российские воды. В конце июня мне все-таки удалось уехать, в то время как посол остался без отпуска до самого января 1918 г.

В купленной по дороге домой в Берлине немецкой газете я прочитал об убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жены. Тем не менее я не счел это причиной для неминуемого начала войны. Новость об ультиматуме Сербии со стороны Австро-Венгрии была более тревожной, но ее я прочитал уже будучи в Ольстере, где все мы тогда были слишком озабочены думами о своем собственном политическом будущем, чтобы глубоко вникать в дела о возможном осложнении обстановки в Европе. Разумеется, все сознавали, что положение было критическим, но такое уже случалось и в 1908, и в 1912 гг., и ничего страшного тогда не произошло. Как ⁹/₁₀ офицеров, я в течение 18 лет верил в то, что угроза со стороны Германии была реальностью. Но, поскольку все эти годы Всемогущий не давал воплотиться этим мыслям во что-то реальное, постепенно мы все начали надеяться на то, что, поскольку само время доказало то, что мы находились во власти заблуждений, то и Германия, скорее всего, воздержится от того, чтобы бросаться в крайности.

Во время завтрака в понедельник 27 июля я получил телеграмму из Военного министерства, где говорилось, что посол хотел бы, чтобы я немедленно возвратился к месту службы. Доиграв заранее назначенную партию в гольф, я тем же вечером отбыл из Белфаста. Со мной на пароходе ехал офицер-подводник, которому, как и мне, было приказано вернуться на службу. Как и я, он был родом из Ольстера, и мы с земляком проговорили допоздна больше о делах в Ольстере, чем о положении в Европе. На следующий день на вокзале в Юстоне я попрощался с беднягой Джонни Гоу. Он задал мне пару вопросов о России, но и для него предметом беспокойства было то, что происходит в Ольстере.

В Военном министерстве никто не давал мне рекомендаций, как добираться до России, но я решил пойти на риск и предпринять путешествие через Германию, отменив заранее взятый билет из Гулля (Халла) в Гельсингфорс. Следующим утром на вокзале Виктория кассир сообщил мне, что уже забронировал несколько билетов в Петроград. Такой путь в самом деле был наиболее удобным. В Берлине мы прочитали в местных газетах об объявленной в России частичной мобилизации, после чего поняли, что война неизбежна. Тем не менее вежливый немец-портье помог мне отправить телеграмму на границу, чтобы подтвердить бронирование купе в поезде, который пойдет уже по русской территории.

Из окон поезда было видно, что никто не работает в полях, хотя, с другой стороны, нам пока не встречались воинские эшелоны. Большие мосты в Диршау и Мариенбурге взяли под охрану сильные патрули из солдат пехоты. Большинство из солдат все еще носило старую форму, хотя встречались и те, кого уже успели переодеть в новое фельдграу[3].

В Восточной Пруссии уже больше ощущалось общее напряжение. Прусские офицеры нервно переговаривались, а один из них даже позабыл при выходе из поезда свою записную книжку.

После того как мы благополучно пересекли русскую границу, многие русские пассажиры, которые до этого вели себя заметно подавленно, не стали скрывать своих чувств. Один из них даже воскликнул, что ему жаль, что у него не было при себе бомбы, которую он обязательно сбросил бы на мост в Диршау! Из того, что не вся охрана на мосту была одета в форму защитного цвета, он сделал оптимистичный вывод, что «эти немецкие свиньи» все-таки не настолько готовы к войне, что, как они заявляют, у последнего солдата уже пришита последняя пуговица на мундире.

В полночь в Ковно мы узнали, что в России объявили общую мобилизацию.

Я вернулся в Петроград утром в пятницу 31 июля. В шесть часов вечера следующего дня, в субботу 1 августа, Германия объявила России войну.

Мобилизация проходила довольно гладко, и количество призванных мужчин, при сравнении с частичной мобилизацией в 1904 г., стало вызывать общее изумление.

Общественный настрой, как казалось, был прекрасным. Все винные магазины закрыли, пьяных не было вообще – яркий контраст по сравнению со сценами 1904 г. Здесь и там шли резервисты, которых провожали жены и матери с детьми, пытавшиеся оттянуть час разлуки. Иногда я наблюдал душераздирающие сцены, но в основном женщины плакали молча, истерик не было. Мужчины обычно были сдержанны и молчаливы, только партии новобранцев приветствовали друг друга при встрече.

Война встретила необычно горячую поддержку представителей среднего класса, и даже забастовщики, которых, как считали в России, нанимали за немецкие деньги, сразу же после объявления мобилизации вернулись к работе. В варшавских газетах поляков призывали выступить на защиту славянства. Около четверти миллиона людей с непокрытой головой собрались на Дворцовой площади перед святыми иконами в момент, когда император давал клятву, повторяя слова Александра I, что он не заключит мира до тех пор, пока хоть один враг останется на Русской земле. Толпа патриотично настроенных людей всю ночь выкрикивала приветственные лозунги перед зданиями британского и французского посольств и перед сербским представительством. Люди считали само собой разумеющимся, что англичане должны были к ним «присоединиться», и слышавшиеся на улицах и в трамваях 2 и 3 августа замечания по поводу раздумий нашего правительства были весьма неприятны на слух. Мало кто сомневался, что, если бы Великобритания объявила о своем нейтралитете, толпа просто взяла бы посольство штурмом, как это произошло с посольством Германии. Некоторым из нас, тем, кто остался в России, довелось через три с половиной года увидеть день, когда наше посольство оказалось в еще большей опасности со стороны непредсказуемой толпы. Тогда, озабоченные русской смутой, мы решили дождаться дальнейшего решения событий.

Но в те прекрасные августовские дни 1914 г. наша популярность взлетела до небес, когда пришла новость, что британское правительство решило принять вызов и присоединиться к всеобщей великой авантюре. В то утро, когда была получена телеграмма об этом, посол вызвал к себе меня вместе с военно-морским атташе Гренфеллем. Мы все вместе отправились на службу во французскую церковь, где уже находились представители всех союзников и где кюре обратился к Богу с мольбой позаботиться о душах тех, кто уже сейчас отдает свои жизни за свою страну, и защитить цивилизацию от Германии, «которая привыкла унижать тех, кого завоевывала».

Следующие несколько дней пронеслись стремительно. Я оставлял свой офис на капитана Джеймса Блэра из полка горцев Гордона и готовился покинуть Петроград на поезде великого князя Николая Николаевича, назначенного главнокомандующим.

Блэру предстояло стать моим помощником в России на все время войны. Он показал себя отличным другом и верным помощником. Было большой удачей найти такого знающего, энергичного и острого на язык офицера, которого можно было оставить в России в момент начала войны.

Вскоре пришла информация, что из Англии в русскую армию в качестве атташе направляют сэра Джона Ханбери-Вильямса. Поскольку этот человек был гораздо старше меня в чине, мне, естественно, пришлось уступить ему свой пост при Генеральном штабе. Однако посол принял решение, что, не дожидаясь его прибытия, я должен покинуть Петроград в качестве британского представителя при поезде великого князя вместе с военными атташе Франции и Сербии, генералом маркизом де Ля-Гишем и полковником Леонкевичем, замену которых их правительства не сочли необходимой.

Несмотря на то что я находился в России дольше, Ля-Гиш как представитель союзника страны до войны имел там более прочные позиции. Он прекрасно знал немецкую и австро-венгерскую армии, поскольку перед прибытием в Петроград ему довелось служить военным атташе в обоих государствах. Он был прекрасным коллегой и настоящим джентльменом, и мы всегда старались помогать друг другу в совместной работе.

Прогноз российского Генерального штаба относительно планов противника оказался довольно точен. Предполагалось, что, имея на Восточном фронте всего пять корпусов первой линии и несколько дивизий резерва, немцы будут вынуждены ограничиться здесь обороной до тех пор, пока не будет решен вопрос на Западном театре и оттуда не прибудут дополнительные войска. Согласно расчетам генштабистов, австрийцы на фронте против России будут иметь примерно десять корпусов первой линии, сведенных в три армии, и их сосредоточение завершится примерно 21 августа по рубежу Тарнополь – Лемберг – Ярослав. Отсюда они, скорее всего, будут наступать в северо-восточном направлении.

Приграничные рейды первых дней не имели особого значения. Русская кавалерия вторглась на небольшую глубину в Восточную Пруссию западнее Эйдкунена и севернее Бялы. Кавалеристы перерезали железнодорожный путь между Сольдау и Нейденбургом. Немецкая пехота в это время оккупировала Влоцлавск, Калиш и Бендин в Юго-Западной Польше.

Нам сообщили, что мы должны прибыть к поезду великого князя в Петергоф до полуночи 13-го числа, поэтому в 9.10 мне пришлось выехать из Петрограда.

Я взял с собой своего гражданского слугу Максима, который находился при мне больше трех лет, а до этого состоял при двух моих предшественниках на посту военного атташе. На вокзале ко мне присоединился выделенный Генеральным штабом ординарец по имени Иван Грибков, в гражданской жизни дамский угодник, который оставался со мной до самого отъезда из России, показав себя за это время отличным помощником и другом.

Со мной в поезде ехали Ля-Гиш и Леонкевич. Там же в поезде мы встретили начальника немецкого отдела Генерального штаба полковника Скалона и начальника австрийского отдела полковника Самойло. До войны они были близкими друзьями. Скалон, немец по происхождению, родом из Прибалтики. Он был немногословным человеком. В 1917 г. он предпочел застрелиться, чтобы не участвовать в большевистском предательстве в Брест-Литовске. Самойло был небольшого роста русским, с громким голосом и отличным чувством юмора. До войны, по мнению коллег, Самойло придерживался самых реакционных во всем Генеральном штабе политических убеждений.

В Петергофе собирались офицеры штаба великого князя Николая. Мы увидели здесь начальника Генерального штаба генерала Янушкевича Н.Н., а также генерал-квартирмейстера генерала Данилова Ю.Н.

Янушкевич никогда не служил «в поле». Еще в молодом возрасте он поступил на службу в секретариат Военного министерства, куда и вернулся после окончания учебы в академии. Недолгое время он командовал ротой, но никогда не имел дела с батальоном. Говорили, что он привлек внимание императора, когда, будучи молодым капитаном, нес караульную службу во дворце. То, что его выбрали на пост начальника академии в 1913 г., и дальнейшее повышение до должности начальника Генерального штаба после того, как весной 1914 г. Жилинский Я.Г. был назначен губернатором Варшавы, вызвало всеобщее удивление. Он был похож скорее на придворного, чем на солдата. Но, поскольку в мирное время этот человек занимал должность начальника Генерального штаба, то, согласно плану мобилизации, он возглавил это ведомство и во время войны.

Данилов имел прозвище Черный, которое позволяло отличать его от целого сонма однофамильцев. Это был самый трудолюбивый человек и самый блестящий ум во всем штабе. За многие годы службы в высших эшелонах Генерального штаба он проделал исследование стратегии войны на западной границе. Это был строгий молчаливый человек, требовательный ревнитель дисциплины и придирчивый как начальник. За время войны мне довелось выслушать от русских офицеров целый поток жалоб за его «узкий кругозор стратега», но никто так и не смог назвать человека, который мог бы выполнить его работу лучше.

Проводить своих мужей прибыло много женщин. Мадам Данилова совершила путешествие из Винницы, путь до которой даже в мирное время занимал сутки, а сейчас превратился в пятидневное скитание. Приехала попрощаться с мужем и мадам Самойло. Графиня Менгден помогала своему супругу, одному из адъютантов великого князя, справиться с громоздким «поясом Сэма Брауна». Здесь же был и начальник штаба Петроградского военного округа генерал Гулевич А.А., а также заслуженный старый солдат генерал Фан-дер-Флит, участвовавший еще в боях за Ташкент в 1868 г., который принял должность командующего округом, которую в мирное время занимал сам великий князь. Нас представили великому князю Петру, сопровождавшему брата, к которому он был очень привязан. Поезд отошел от вокзала ровно в полночь.

Пятница, 14 августа 1914 г. Поезд великого князя

Как оказалось, я проснулся уже на Витебском рубеже в районе станции Дно. Поезд идет очень медленно, и за весь день мы обогнали только еще один состав с офицерами Генерального штаба, отобранными для службы в Ставке, который вышел из Санкт-Петербурга вчера за несколько часов до нас.

За обедом великий князь Петр сидел за маленьким столиком вместе с маркизом Ля-Гишем по правую руку, сербским атташе – по левую и мной – напротив. С другой стороны вагона к нам часто обращался великий князь Николай. Со мной он разговаривал о спорте и, как говорил, собирался после войны отправиться в Англию на охоту. Он поведал мне, что является горячим поклонником сэра Монтегю Джерарда и сэра Йэна Хамильтона. После обеда он забрал к себе для обсуждения военных вопросов Ля-Гиша, Янушкевича и Данилова.

В семь часов вечера за мной пришел один из его адъютантов князь Кочубей В.С., который должен был проводить меня к великому князю. Тот передал мне, что я должен захватить с собой свою трубку, и объяснил, что после разговора мы сразу же отправимся на обед, и великий князь надеялся, что после обеда у меня будет время выкурить трубку.

Великий князь поделился со мной, что ненавидит немцев, что им никогда нельзя доверять, что эта война была нам навязана и что мы должны сокрушить Германию раз и навсегда, чтобы другие народы могли жить в мире. Германская империя должна прекратить свое существование; ее следует разделить на несколько государств, каждое из которых должно будет довольствоваться собственным небольшим двором.

Далее он говорил о легковерии и тупости немцев. Еще за день до объявления войны одна русская дама отправилась на встречу с женой немецкого посла графиней Пурталес и увидела, что та уже пакует свои вещи. Графиня Пурталес заявила, что точно знает, будто бы на следующий день после объявления войны Зимний дворец и Эрмитаж толпа сровняет с землей. Но, напротив, со всех концов страны поступали известия о популярности в народе этой войны, что резко контрастировало с обстановкой после начала войны с Японией.

Великий князь заявил, что он не дипломат и всегда прямо высказывает что думает. Он надеялся, что мы станем добрыми друзьями. Когда главнокомандующий говорил о слухах, которые ходили о зверствах немцев в Ченстохове и Калише, он вышел из себя и отчаянно жестикулировал. Это честный и проницательный человек, несомненно обладающий сильным характером.

Перед тем как мы отправились на обед, я, набравшись смелости, рассказал великому князю, как меня пугает то, что после прибытия генерала Ханбери-Вильямса меня отправят обратно в Санкт-Петербург. Он ответил, что прекрасно понимает, что я, как говорят русские, не желаю «сидеть сложа руки», но он не может позволить себе иметь при своей Ставке сразу двух британских офицеров. Я ответил, что, напротив, готов отправиться в войска, и тогда великий князь попросил обратиться к нему, когда придет время, и пообещал, что поможет мне отправиться туда, куда я пожелаю. Это стало радостной вестью, как раз то, что мне и было нужно.

Я спросил Максима, не желает ли он отправиться на фронт. Тот ответил, что если там опасно, то он предпочтет лучше вернуться в столицу, чем быть убитым. Он услышал от князя Голицына, одного из адъютантов, что сейчас местом нашего назначения является город Барановичи.

Суббота, 15 августа 1914 г. Поезд великого князя

По распоряжению великого князя, чтобы не вызвать неразберихи на дороге, наш поезд движется по обычному расписанию для воинских эшелонов. В результате нам потребовалось 57 часов, чтобы покрыть расстояние, на которое обычный экспресс затрачивает 25. Контраст с движением по железной дороге в 1904 г., когда многочисленные «спецпоезда» создавали значительные помехи для войсковых эшелонов, шедших на Дальний Восток, был разительным. Ночью мы вышли на ветку Бологое – Седлец. Днем мимо проезжало большое количество пустых поездов. Они следовали неравномерно; при этом интервалы между ними иногда были менее 20 минут. Мы обогнали пять поездов, следовавших на запад, груженных в основном транспортной техникой. В одном из поездов находился батальон ополченцев в гражданской одежде с крестами на шапках спереди. Наш поезд движется со скоростью всего 18 верст[4] в час, и это не считая долгих и частых остановок (например, только в Лиде мы простояли пять часов).

Пища в поезде хорошо приготовленная, но простая. Мы обедаем в 12.30, обед состоит из трех блюд. Время ужина – 19.30: суп, основное блюдо на выбор и десерт, кроме того – рюмка водки, кларета или мадеры, а также рюмка коньяка с кофе. Великий князь беседовал с Янушкевичем до 10 часов вечера, но предупредил, что те, у кого есть работа, могут не дожидаться, пока встреча окончится. Генерал Данилов, Скалон и Самойло сразу же вышли.

Мы прибыли в Барановичи в 9 часов утра в воскресенье, 16-го числа. На платформе нас встречали генерал Жилинский, которого назначили главнокомандующим войсками Северо-Западного фронта, великий князь Кирилл, который вместе со своими морскими офицерами вошел в состав Ставки, а также несколько представителей МИДа. Один из них по фамилии Муравьев, с которым позже я познакомился довольно близко, заметил, обращаясь к Кочубею: «Нам придется подождать и увидеть собственными глазами, действительно ли эта война будет так хороша».

Генерал Жилинский, как и военный министр Сухомлинов В.А., начинал службу в гвардейском кавалерийском полку. К началу Русско-японской войны он служил при штабе наместника Алексеева Е.И., позже командовал кавалерийской дивизией в Польше, а в 1910 г. был назначен на должность начальника Генерального штаба. На этом посту он принимал участие в последних военных реформах в России. Весной 1914 г. он сменил генерала Скалона Г.А. на посту губернатора Варшавы. Это был типичный чиновник-сухарь, чрезвычайно непопулярный в любых кругах.

В мирное время в Барановичах размещались штабы трех железнодорожных батальонов. Наш поезд перевели на запасный путь, где он остановился посреди живописного леса. Весь личный состав жил и питался в поездах, но дом командира железнодорожной бригады был переоборудован во что-то вроде канцелярии для службы генерал-квартирмейстера. Эта структура, включавшая в себя оперативный, разведывательный и общий отделы, состояла из примерно двадцати офицеров Генерального штаба.

Неподалеку разместилось управление связи под командованием генерал-майора, в подчинении которого было всего один или два офицера.

Сюда почти не доходили новости, и у нас было мало занятий. Ля-Гиш, пребывая в отчаянии, повторял, что после почти 38 лет службы и долгого ожидания реванша для своей страны ему трудно смириться с нахождением там, куда не доходит ни звука с фронта. И действительно, трудно было назвать что-то менее напоминавшее о войне, чем та обстановка, в которой мы здесь оказались. Мы находились в дивном лесу, все вокруг дышало миром и спокойствием. Нас удивляла одновременно и практичность русских, которые выбрали для своей Ставки такое живописное место, где они приступили к работе в обстановке полного спокойствия и при отсутствии какой бы то ни было суеты.

Тем не менее нам более чем хватило двух дней прогулок по хвойному лесу, и все мы были рады, когда в полночь 18-го числа поезд великого князя отправился дальше. Планировалось посетить ставку Юго-Западного фронта в Ровно.

Наверное, далее следовало бы привести данные о дислокации русских войск, хотя ни тогда, ни позже такая информация официально не подлежала разглашению. Она по крупицам собиралась у многочисленных старых друзей.

Первоначальным планом кампании, разработанным русскими, предусматривалось действовать в обороне на фронте с немцами и предпринять наступление против войск Австрии. Для того чтобы сдерживать немецкие войска в Виленском военном округе, формировалась 1-я армия под командованием генерала Ренненкампфа П.К. Против Австрии должны были действовать 4, 5, 3 и 8-я армии. 2-ю армию предполагалось развернуть в районе Варшавы и использовать в качестве резерва, а 9-я армия должна была оставаться в районе Петрограда для защиты столицы от возможных десантов противника.

После мобилизации план пришлось изменить исключительно потому, что требовалось оказать срочную помощь союзникам на западе. 2-ю армию отправили на север, а на берегах Вислы ее сменила подошедшая из района Петрограда 9-я армия.

Таким образом, с началом войны на западной границе были развернуты шесть армий. Северо-Западная группа армий состояла из

1-й армии под командованием Ренненкампфа, развернутой в Виленском военном округе с целью действовать против Восточной Пруссии, а также 2-й армии под командованием генерала Самсонова А.В., занимавшего до этого пост генерал-губернатора в Туркестане, которая дислоцировалась в районе Нарева. Совместно с 1-й армией 2-я армия должна была наступать на север, в обход Мазурских озер, в Восточную Пруссию. Управление обеими армиями осуществлял из Белостока генерал Жилинский, начальником штаба у которого был генерал Орановский В.А.

Юго-Западная группа состояла из четырех армий. Общее управление фронтом осуществлял из Ровно генерал Иванов Н.И., начальником штаба у которого был генерал Алексеев М.В. Две армии правого крыла поначалу имели пассивные задачи. Они разворачивались фронтом на юг вдоль железной дороги Холм – Люблин – Ново-Александрия. Это была 4-я армия под командованием командующего Казанским военным округом барона Зальца А.Е. и 5-я армия, которую возглавил командующий Московским военным округом генерал Плеве П.А. Далее на юго-восток, в районе Дубно, дислоцировались 3-я армия генерала Рузского Н.В., прежнего заместителя генерала Иванова по Киевскому военному округу, а также 8-я армия под командованием генерала Брусилова А.А. (прежде командовавшего XII армейским корпусом), развернутая в районе Проскурова. 3-я и 8-я армии должны были сразу же перейти в наступление с целью нарушить коммуникации австро-венгерской армии, которая, как уже было известно, готовилась наступать на Южную Польшу.

В то же время 9-я армия генерала Лечицкого П.А., до этого – командующего Приамурским военным округом, выдвинутая из района Петрограда, была заменена на 6-ю армию, спешно сформированную за счет немногочисленных войск, которые еще оставались в районе русской столицы.

Войска, развернутые в районе Одессы, получили название 7-й армии, задача которой заключалась в контроле обстановки на побережье Черного моря.

Развернутые на западной границе шесть армий первого эшелона имели следующий состав:

Северо-западный фронт:

1-я армия: командующий – генерал Ренненкампф. Начальник штаба – генерал Мильянт Г.Г.

1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии; 1, 2 и 3-я дивизии линейной кавалерии; III, XX и IV армейские корпуса.

2-я армия: командующий – генерал Самсонов. Начальник штаба – генерал Постовский П.И.

4, 6 и 15-я кавалерийские дивизии. II, VI, XIII, XV и XXIII армейские корпуса.

Юго-Западный фронт:

4-я армия: командующий – барон Зальца А.Е.

13-я и 14-я кавалерийские дивизии. XVI, XIV, III Кавказский и гренадерский корпуса.

5-я армия: командующий – генерал Плеве. Начальник штаба – генерал Миллер.

7-я кавалерийская дивизия, 1-я Донская казачья кавалерийская дивизия.

XXV, XIX, V и XVII армейские корпуса.

3-я армия: командующий – генерал Рузский. Начальник штаба – генерал Драгомиров В.М.

9, 10 и 11-я кавалерийские дивизии XXI, XI, X и IX армейские корпуса.

8-я армия: командующий – генерал Брусилов.

2-я сводная казачья кавалерийская дивизия, 12-я кавалерийская дивизия.

VII, VIII, XII и XXIV армейские корпуса.

В состав этих шести армий вошли все корпуса первой линии, развернутые на европейской части России, за исключением гвардейского, I и XVIII корпусов Петроградского военного округа, предназначенных для 9-й армии, а также XXII армейского корпуса, который на какое-то время оставался в Финляндии.

Из Закавказья, Туркестана и Сибири в сторону фронта уже выдвигались II Кавказский, I Туркестанский, I, II и III Сибирские корпуса. Позднее должны были прибыть V и IV Сибирские корпуса. I Кавказский корпус оставался на Кавказе, куда был направлен и II Туркестанский армейский корпус.

Вторник, 18 августа 1914 г. Поезд находится в районе Ровно

Мы выехали из Барановичей вскоре после полуночи и направились на юг, в сторону Ровно, куда поезд прибыл в 9.00. Командующий армиями Юго-Западного фронта генерал Иванов и начальник его штаба генерал Алексеев встретили великого князя и уединились с ним на два с половиной часа. Все это время мы прогуливались туда-сюда по платформе или просто стояли. В 11.30 поезд великого князя отправился обратно в Барановичи, а Ля-Гиш, Леонкевич и я, а также полковник Ассанович из Генерального штаба в качестве нашего надзирателя остались. Великий князь Петр вручил мне перед отходом поезда большую фляжку бренди, наказав вернуть ее обратно пустой. Эта забота была особенно трогательной, но я не смог оценить ее по достоинству до тех пор, пока в час дня мы не сели обедать с генералом Ивановым на вокзале.

Мне уже приходилось встречаться с ним в Киеве полтора года назад. Он относится к типично русскому типу генерала, любимого своими подчиненными, с которыми он проводит долгие беседы. Это был скромный человек с простыми манерами, полная противоположность генералу Жилинскому. С генералом Алексеевым мне прежде встречаться не приходилось. Ему удалось сделать себе карьеру с самых низов исключительно благодаря личным заслугам. Генерал был преподавателем в Академии Генерального штаба и пользовался большим авторитетом военного ученого.

Нам подали типично русский обед со щами, кашей и т. д. Иванов запретил употребление спиртных напитков у себя за столом вплоть до окончания войны. Мне было интересно наблюдать за тем, как сидевшие напротив князья Долгорукий и Куракин цедят какой-то сладкий лимонад. Слева от меня сидел князь Барятинский, который десять лет прослужил в 4-м полку гвардейской стрелковой бригады, прежде чем его перевели в штаб к Иванову. Я разговаривал с Ивановым по-русски, но он сам обращался к Ля-Гишу, сидевшему с другого края стола, на французском. Помимо множества тостов, он провозгласил здравицу в нашу честь и расцеловал по очереди всех троих. После обеда мы вернулись в вагон первого класса, куда нас всех троих определили, и почти сразу же там появился генерал. Он сел на мою полку и написал в трех экземплярах приветствие «от главнокомандующего войсками Юго-Западного фронта армиям стран-союзниц». Перед уходом он снова расцеловался со всеми нами, а мне перед уходом, кроме того, вручил свою фотографию. Иванов обладал острым умом и прекрасной памятью. Он подробно рассказал нам о том, что происходило на участке его фронта, а также на участке перед ним по другую сторону границы, перечислив каждую из развернутых там австрийских кавалерийских дивизий. Пока русские одерживали верх во всех схватках с австро-венгерскими войсками. Как пояснил Иванов, противниками до этого были лишь части ландвера, но первые успехи воодушевляюще подействовали на моральный дух русских солдат. Четыре дня штаб генерала располагался в Бердичеве, а следующие десять дней он планировал провести в Ровно.

Мы поговорили с худым малым, ростом более шести футов из 4-го дивизиона тяжелой артиллерии, резервистом из Киева, отслужившим срочную службу еще в 1907 г. Он пожаловался на судьбу, рассказав нам, что ему пришлось оставить жену и пятерых детей. Мы говорили ему, что он вернется домой невредимым, но солдат только покачал головой и проговорил: «Как говорится, на войну ведет широкая дорога, и только узкая тропинка ведет обратно домой».

Ровно является типичным русским прифронтовым городом. На улицах толпами бродят евреи, которые долго и пристально разглядывают иностранцев.

Как оказалось, у генерала Иванова многочисленный штаб. По словам одного из его подчиненных, всего в нем служит 56 офицеров, но только восемь из них относятся к его личному штабу.

Мы увидели тыловую колонну с зерном и сеном для XXI корпуса – деревенские телеги, запряженные низкорослыми лошадьми. Они стояли несколько часов в ожидании приказа на выдвижение. Несомненно, терпение русских людей является бесценной чертой! Войсковые эшелоны, как нам показалось, делали на станции излишне долгие остановки, но скопления поездов не наблюдалось.

На участке границы между Волочиском и Сокалем до Равы-Русской было развернуто семь или восемь австрийских кавалерийских дивизий, позади которых в треугольнике Лемберг – Тарнополь – Броды стояли X и XX армейские корпуса, прикрывавшие основную группировку войск противника с тыла.

Среда, 19 августа 1914 г. Поезд находится в Дубно

Прекрасно выспался в поезде в Ровно. Отбыл оттуда в восемь утра в вагоне, который прицепили к поезду генерала Рузского. В десять утра прибыли в Дубно. Был представлен генералу Бабикову Н.А., до недавнего времени командовавшему пехотной бригадой. Сейчас же его назначили генерал-квартирмейстером армии с исполнением обязанностей начальника штаба на время болезни генерала Драгомирова. Отправились на автомобиле пообедать в город Дубно, до которого было примерно пять миль.

По дороге в Дубно миновали позиции 127-го пехотного полка. Погода была ужасной, дождь и ураганный ветер. Во главе полка верхом ехал полковник, за которым везли знамя с указанным на нем номером части. Выражение лиц большинства солдат было довольно глупым, необъяснимо несчастным. Некоторые из молодых солдат выглядели довольно весело, они даже пели. Но эти люди составляли незначительное меньшинство. В общем же они явно не торопились убивать врага и просто тянули время. Пулеметный взвод был хорошо подготовлен и полностью укомплектован солдатами, очевидно специально отобранными. В целом полк не выглядел как победоносный.

На обратном пути из города к вокзалу мы проехали мимо 32-й бригады полевой артиллерии, солдаты которой производили гораздо лучшее впечатление, чем пехотинцы, но лошади, как обычно, были слишком мелкими. Ездовые были вооружены винтовками на ремнях, в то время как солдаты на орудиях и передках личного оружия не имели.

Мы застали 7-й железнодорожный батальон за выполнением срочной и тяжелой работы по расширению узкой колеи на участке от Каменца до границы. Полковник рассказал мне, что в дальнейшем он должен будет проделать ту же работу по расширению железнодорожных путей в Австрии.

Предполагалось, что в восемь часов мы будем присутствовать на ужине с генералом Рузским. Однако, как нам сказали, ужин был перенесен на 8.30. Но и в 8.30 никто и не заикнулся об ужине.

Четверг, 20 августа 1914 г. Поезд – в районе Дубно

Мы выехали из Дубно в 9.00 и проехали на автомобиле до пятимильной зоны от границы, минуя Млынов и Демидовку. По дороге из Млынова мы ехали мимо пехотного полка (129-го). Как мне показалось, транспортные средства и лошади в полку были в хорошем состоянии. Даже сейчас они выглядят свежими, хотя и недостаточно объезженными, но возничие работают с ними, и на то, чтобы полностью укротить их, уйдет неделя или дней десять. На обратном пути мы оказались в корпусной транспортной колонне, которую обгоняли санитарные повозки. Колонна заняла обе полосы, полностью блокировав шоссе. Тем не менее всем удалось сохранить спокойствие и хорошее настроение. Все было необычно спокойно, нигде никакой стрельбы, никакой ругани, которой у нас обычно сопровождается управление транспортом. Русские не особенно стремятся к каким-то высшим идеалам эффективности и умеют довольствоваться малым. Они считают за данность, что каждый старается в меру своих сил, и, возможно, правы в этом.

В Острове нас тепло встретил начальник 33-й дивизии генерал Зегелов А.А., начальник штаба полковник Бредов Н.Э., а также командир 132-го полка полковник Чернов Н.П. Генерал пригласил нас отдохнуть в дом местного священника, где он остановился сам. Резиденция генерала была очень чистой и удобной. Священник с семьей поселился в другой комнате. Он пригласил нас на чай. Потом мы направились к бивуаку, где осмотрели две артиллерийские батареи. Орудия стояли снаружи, а лошади находились в укрытиях, надежно привязанные вожжами с обоих концов к упряжкам с боеприпасами. Нас представили командиру дивизиона, награжденному Георгиевским крестом еще за оборону Порт-Артура. Этот офицер прославился еще и тем, что недавно постился целых 30 дней, в которые не употреблял ничего, кроме дистиллированной воды. Последний подвиг он объяснил желанием «дать отдых душе». Он поведал, что продолжал бы и дальше поститься, если бы не начавшаяся мобилизация.

Далее мы посетили один из бивуаков, где расположилась пехота. Каждый солдат имел крышу над головой. В основном это были амбары, наполненные сеном. Солдаты вывесили сушиться свои грязные портянки. Сегодня им пришлось пройти всего 11 верст, поэтому все выглядели свежими и счастливыми. Эти люди, в основном выходцы из Курской губернии, составляли значительную часть 132-го полка.

В пять часов генерал пригласил нас на обед. Все расселись по местам в 5.45 и прекрасно отобедали куриным бульоном, котлетами и мочеными яблоками, после чего пили чай. Спиртного не было, большинство из офицеров даже не закурили.

Генерал Зегелов – хладнокровный и грамотный командир. Начальник его штаба полковник Бредов тоже производит впечатление прекрасного офицера. Несмотря на то что противник находится на расстоянии всего одного дневного перехода, офицеры штаба дивизии все те шесть часов, что мы провели в районе Берестечко, казалось, все свое время посвящали нам. Они, как нам показалось, полностью уверены в себе и ни о чем не беспокоятся. Интересно, является ли это результатом обретенной после долгой подготовки веры в себя, что было бы замечательно? Или они просто смирились с неизбежностью, которую не в силах изменить?

На правом фланге 3-й армии наступает XXI армейский корпус. В его составе три дивизии, которые расположились в следующем порядке справа налево: 69, 44 и 33-я. Используется максимальное количество дорог. Когда есть возможность, весь транспорт движется по шоссе. В ночное время каждый из полков дивизии высылает собственное подразделение охранения.

В качестве дивизионной кавалерии пока используется полувзвод пограничной стражи, затем должны прибыть два или три эскадрона казаков второй очереди, по одному на каждую пехотную дивизию. Передовым охранением командует командир бригады[5]. Мы переждали дождь на одной из ферм, где обнаружили стоящими друг с другом почти вплотную койки всех 16 офицеров батальона, включая священника.

IX и X армейские корпуса, как и XXI, имеют в своем составе по одной резервной дивизии. XI корпус, расквартированный в Ровно, такой дивизии не имеет из-за того, что он развернут почти на самой границе. Резервные дивизии трех вышеперечисленных корпусов движутся вперед вместе с регулярными дивизиями. По словам генерала Зегелова, резервная дивизия лишь немногим уступает в силах и средствах дивизии регулярной.

До сих пор ополчение использовалось лишь для поддержания внутреннего порядка, а также для организации местной самообороны. Его солдаты получили то обмундирование, которое нашлось на складах местных регулярных полков.

В 23.30 Ассанович сообщил нам, что 3-я армия не начнет наступать завтра (21-го числа), поскольку требуется время на то, чтобы генерал Брусилов со своими войсками выдвинулся из Проскурова и занял место в боевых порядках. Завтра мы вернемся в Ровно, а оттуда – в Барановичи.

Пятница, 21 августа 1914 г. Барановичи

Ля-Гиш очень обеспокоен задержкой французского наступления на западе. Всегда находится слишком много людей, которые в мирное время ратуют за наступление, в то время как с наступлением войны боятся рисковать.

Мы прибыли в Барановичи в 20.00, поужинали на вокзале, а затем направились в поезд великого князя вместе с полковником Кочубеем, который отвозил депеши генералу Ренненкампфу и только что вернулся обратно. Похоже, что войска Ренненкампфа понесли значительные потери.

Суббота, 22 августа 1914 г. Барановичи

Вчера Ля-Гиш получил послание, в котором говорится, что на левом фланге немецких войск у границы с Эльзасом стоят австрийцы. Он постарался убедить великого князя в важности того, чтобы русские войска поскорее перешли в наступление, для того чтобы ослабить давление на союзников на Западном фронте. Великий князь ответил, что уже отправил приказ Брусилову выступать как можно скорее, что тот и делает. Войска Ренненкампфа заняли Лик и, как доложили, Тильзит, но эти населенные пункты не имеют особого военного значения. Только наступление с выходом на рубеж Шталлупенен – Инстербург в сочетании с наступлением Самсонова на севере позволит очистить от противника территорию Восточной Пруссии, что является важным подготовительным шагом для общего наступления.

Вернувшись с прогулки верхом, мы с Ля-Гишем обнаружили за столом великого князя командующего Иркутским военным округом генерала Эверта А.Е. После обеда генерал Данилов сообщил, что завтра мы можем отправиться с визитом в армию Самсонова. Вопрос в том, сколько нам позволят увидеть? Место, куда мы едем, находится на правом фланге армии Самсонова или на левом фланге армии Ренненкампфа.

Был отдан приказ вести наступление как можно энергичнее. Брусилов на два дневных перехода углубился на австро-венгерскую территорию, войска Рузского сегодня должны перейти границу, Плеве и Зальца отстают лишь немного. II корпус на правом фланге армии Самсонова вышел к Арису.

Ренненкампф в районе Гумбинена сумел выиграть важный бой. Как считают русские, в нем участвовали три немецких корпуса. Противник попросил передышки, чтобы похоронить мертвых, но ему было отказано в этом. Я читал последние новости, когда меня вызвал к себе для разговора великий князь. Он спросил у меня, куда я предпочел бы отправиться, и посоветовал поехать сейчас в армию Самсонова, а позднее известить его телеграммой, в которой указать, куда я хотел бы отбыть после этого. Он пообещал все устроить. Великий князь, как и в прошлый раз, был со мной приветлив, когда, встретив на вокзале сэра Ханбери-Вильямса, я зашел попрощаться. Мы отбыли из лагеря, где оставили множество хороших друзей, в час ночи.