Читать книгу Вечность - Альфреда Кроненберг - Страница 5

Тучи бегали по небу, дожди то переставали лить, то возвращались вновь, – вот так можно описать этот вечер. Время уже перевалило за восемь часов вечера, а Доминика все же не явилась в библиотеку.

Наши товарищи, а именно Генри и Доминика проводят этот вечер в его комнате. Они сидят на кровати, развернувшись к окну. Как обычно, они рассматривают всякую всячину, которую он развесил на стенах. Это отвлекло Доминику окончательно.

Зашел разговор о творческом кризисе – Генри говорил, что для избежания его нужно изменить художественное направление кардинально. И вообще – перемена, по его мнению, – есть самое важное начало в жизни. С чем согласилась Доминика:

– Да, Генри, ты прав. Но у меня этого не выходит. Такова моя натура… – эти слова словно возбудили Генри. Он дёрнулся так, будто ему предстояло крупное публичное выступление, и сказал:

– Посмотри… Посмотри на ту картину, – он указал пальцем на картину неизвестного, увы, художника, на которой по темно-синему фону было сделано несколько мазков лиловым и немного салатовым цветами, и были сделаны капли белилами; такая картина заведомо не понравится его подруге, – Я нашел эту картину здесь, когда мы переехали сюда. Я даю тебе время, чтобы подумать и рассказать, что ты видишь на ней…

– Космос! Это космос. Я вижу космос. Нечего думать – там изображён космос! Это довольно недурно… – спешно ответила Доминика, сею секунду увидев на лице своего собеседника разочарование:

– И все?! – эти слова Генри замешкали Доминику.

– Ну… – начала суетиться она. И тогда Генри начал свой рассказ:

– Абстракции… В них тоже есть смысл! Он есть! Так же глубок он, как и в картинах Сальвадора Дали, например! Ты ведь любишь сюрреализм?.. Просто абстракцию сложнее прочесть. Задача любого абстракционистического произведения в том, чтобы заставить увидеть каждого то, что на душе твориться непосредственно у каждого. Когда я смотрю на эту картину, – снова указал он на вышеупомянутый шедевр именуемый Доминикой космосом, – я вижу бесконечность времени. Я вижу смерть и жизнь. Я вижу вечное движение галактики. Я вижу отчаянье. Мы настолько маленькие, что то, что мы делаем неважно. От каждой ряби в озере не изменится будущее вод…

Доминика слушала Генри с открытым ртом. Она хотела что-то сказать, – неудивительно, если ее товарищ натолкнул ее на какие-либо мысли своими красноречивыми словами. Но их прервал отец Генри – он вошёл, и сказал, что звонила мать Доминики, – нужно что-то сказать, и она побежала в коридор к телефонной тумбочке.

Взяв трубку, она слышит:

– Алло… Ха-ха… Алло… – этот голос не был голосом ее матери, – голос прокуренный, но приятный. Это был явно некто иной – словно она знала этот голос всю свою жизнь Но можно сказать одно – это звучало несколько угрожающе.

– Кто это? – спросила она.

– Человек, – коротко ответил оппонент так, что Доминика сразу поняла, кто с ней разговаривал. Она, безусловно, была напугана, но решила не подавать на то виду:

– Да-а-а?.. Ничего себе! А я-то думала, обезьяны научились говорить. Представьте себе, по телевизору показывали – шимпанзе научились телефоном пользоваться!.. А мне, кажется, звонила моя мама.

– А надобно поменьше телевизор смотреть, Доминика. Не всем ведь угождать тебе…

– Но и тебе никто ничем не обязан, а в особенности… – но она была прервана:

– Ха-ха… Прыгайте из окна! Ха-ха-ха! Прыгайте из окна! Прыгайте из окна! Ха-ха-ха… Уйди, я окна мою!.. Ха… – Тот самый истеричный смех. А после раздались долгие телефонные гудки. Даже они звучали зловеще.

После такого, ясное дело, сделалось мерзко, и Доминика убежала назад к Генри.

Генри, увидав ее испуганную физиономию, спросил:

– Что стряслось? Кто звонил?

– Да так!.. Один придурок…