Читать книгу Грехи смертных - Алибек Нарынбекович Таиров - Страница 3

ОНА ЖЕ ЖАДНОСТЬ… СКУПОСТЬ… КОРЫСТОЛЮБИЕ…

Пребывая вторую неделю в страшных мучениях от внебольничной пневмонии, кормилица и уже давно овдовевшая мать семейства Маршак – Сара Вениаминовна… Царство ей небесное и светлая память… скоропостижно скончалась в своём ложе6 в ночь на 23 февраля.

Заблаговременно, по просьбе старших сыновей, госпожа Маршак успела составить завещание на немалое и при том действительно дорогое для всех членов семьи имущество.

«…

И, наконец, наш фамильный дом, доставшийся в наследство от отца Вениамина – предмет гордости, терпения и одновременно восхищения… завещаю своему старшему: Авдею Михайловичу. Отчаянно надеюсь, что твоя ненасытная и вселяющая надежду любовь к знаниям воплотит в реальность мечтательные плоды, выступит Ренессансом7 семьи Маршак. Прошу не забывать, что успех нашей семьи неразрывно связан с этим домом!», – выразительно дочитав завещание, представитель государственного нотариуса по Петровскому району осмотрела окружающих людей и тихонько присела за стол.

Если не брать во внимание уход из жизни самого дорогого и близкого человека, то из присутствующих никто не остался в обиде: завещание распределено справедливо и мудро. Что касается Авдея, то на него всегда возлагались большие надежды, вдобавок теперь он старший и, отныне, глава семьи. Так, что решение относительно завещания ему общего дома, а значит и пекарни, вполне обоснованно.

Но, годы шли… один за другим… и сколь многообещающими казались надежды, столь пропорционально обратными оказались реалии.

Так, время, генетика и злой рок уготовили любопытный поворот в развитии событий.

Пятью годами позже, окончательно стало понятно, что Авдей помешался.

Удивительно, если посмотреть на него со стороны или, к примеру, заговори с ним незнакомый человек никто бы и предполагать не стал, что такой знатный и образованный мужчина, на самом деле умом тронулся.

– Авдей… нам нужно серьёзно с тобой поговорить, – находясь в полном составе семьи, предложили братья и сестра, – Мы очень надеемся, что хоть сейчас ты сможешь уделить нам внимание. Как никак собралась вся семья.

Мельком осмотрев окружающих, Авдей засерчал8. Его посмели потревожить в утреннее время – благодатная часть дня, озарённая светом и красотой восходящего Солнца. Именно в это время, по мнению нашего героя, ум и сознание максимально ясны, благодаря чему располагают к педантичному чтению непревзойдённого писателя.

В последнее время, в адрес Авдея всё чаще и чаще поступают предложения, назойливые советы, а то и непонятные требования так, что он, наконец, решил вступить в беседу и прояснить некоторые вопросы.

Положив истрёпанную книгу на стол, слегка наклонил голову вниз, из-за чего взгляд обретает высокомерный оттенок, и язвлено прогнусавил: – Хорошо-с. Давайте поговорим…

Недолго думая, Назар, – второй сын семьи Маршак, начал очевидно неприязненное наступление: – Мало того, что ты отстранил нас от участия в управлении общим делом, так ещё и, как выясняется, сам безучастен.

– Авдей, мы тебя любим и уважаем, но молю Бога – возвратись в реальность, – просительно добавила Анна.

Наскучили! Моментально!

Что не говори, а диалог, конечно, можно было начать по-другому. Тактика нападения, за счёт недовольства, зачастую, даёт определённые результаты: собеседник, волей-неволей, поддерживает разговор и начинает оправдываться, одначе, крайне неблагоприятно сказывается на реакции «закрытых» людей.

– Дальше, – хладнокровно выговорил Авдей.

– Что значит дальше?! – завопил Назар. – Мы что пришли к нему на приём? – вопросил у собратьев.

– Я всё не могу понять… чего вы от меня хотите, – разведя руками, моментом откликнулся Авдей. – Быть может вам нужно напомнить? Дом и пекарня завещаны мне. Я вправе самолично распоряжаться принадлежащим мне имуществом.

– Брат… да, не нужен нам этот треклятый дом! Как же ты не поймёшь? Мы о тебе заботимся, – набирая небольшую истерику, жалобно выпалил Назар, – Ты только взгляни на себя – осунулся9… исхудал… а ради чего?!

К сведению, алчность – это не только ненасытимое желание иметь, но и стяжание10 чего бы то ни было под видом пользы. По сути же лишь только для того, чтоб заявить: МОЁ !

Между прочим, ошибочно полагать, что духовным недугом страдают только богатые люди, уже располагающие состоянием и стремящиеся его преумножить. Наряду с высокообеспеченными и человек среднего достатка, и малоимущий, и совершенно нищий – словом сказать: все! подвержены этой страсти. Заключается же она в болезненном и непреодолимом желании обладать большим.

После смерти матери, неприступный, яростно-дремлющий характер Авдея возымел абсолютную силу – расцвёл словно букет чёрных роз. Немного ему понадобилось времени, дабы выказать свои приоритеты, в которых нет места сомнениям и жалости.

Не менее горестным было наблюдать и за тем, как фамильный дом, долгое время пребывавший в качестве пристанища суетливой, семейной жизни, в ногу развивающимся событиям стал больше походить на забытую Богом библиотеку.

Отец Вениамин, как и большинство состоятельных людей прошёл невероятно сложный, тернистый путь, дабы на старости лет получить возможность отстроить всё это своими руками… своим потом и кровью. Путь, до мозга костей пропитанный всевозможными проявлениями антисемитизма11 и порой невообразимыми, да жуткими превратностями12 судьбы.

Просторные комнаты, по задумке хозяина использовавшиеся для гостиного зала и спальных, ныне переоборудованы в сплошные стеллажи с множеством полок под книги. Те комнаты, что поменьше и предназначались для детей, теперь хаотичным образом увешаны различными научными журналами, выписками, непонятными и судя по всему зашифрованными записями, и прочей «важной» информацией. Заметной отличительной чертой является широкий стол со врезанной подставкой для чтения посередине: расположены такие в каждой комнате, где есть окна.

Что до пекарни, то жадность Авдея и проистекающая из этого экономия на продуктах и оплате труда персонала низвела её до банкротного состояния.

А какой она была… не по слухам, а по фактам добросовестно снабжавшая выпечкой всю округу. Ближе к дому, из трубы которого неизменно завивался серый дымок, приятно пахло свежеиспечённым хлебом. Работающие здесь люди ходили с достоинством потому, что сознавали своё занятие благородным, порядочным.

На производстве категорически исключались досадные промахи и ошибки. Готовилось, собственно, всё причитающееся: хлеб, пироги, рогалики, печенье, пирожки.

Несмотря на большие объёмы выпекания Вениамин строго-настрого относился к дисциплине и порядку, собственно благодаря чему сохранил и передал Саре доходное предприятие, преданных занятию работников, домашний способ выпекания, проверенные, традиционные рецепты.

Однако… всё это в прошлом…

– Не надо… со мной так разговаривать, – маниакально качая головой, проговорил Авдей.

Анна – добрая девушка и, разумеется, заботливая сестра. Ей невыносимо больно смотреть на то, как старшие братья не могут найти общий язык; на то унылое и мрачное место, в которое старший брат превратил животворящие дом и пекарню.

Вновь пытаясь достучаться до брата, жалобно предложила: – Авдей, ну ты хоть расскажи… чего хочешь… чего добиваешься?

К сожалению, жалобное отношение не имеет никакого эффекта на Авдея. Поначалу разговора он действительно хотел поговорить и прояснить некоторые моменты, но поскольку диалог не заладился, то лишь обременял его думу. А думается ему об одном, и всё том же: «Мешают… как же они мне надоели… со своими разговорами… а ведь это время можно было использовать с пользой… я могу… я должен знать… больше».

Не дождавшись ответа: – Авдей! – воскликнула Анна.

Брат как будто бы вернулся из небытия. Растерянно взглянув на окликнувшую, сочувствующую сестру, осмотрев явно недовольного Назара и поникших младших братьев, он вспоминает о своём кредо, о том убеждении, что укрепляет его веру. Намерение расставить все точки над «и» возвращается:

– Анна… сестричка моя. Назар… Давид, Матвей. Сами видите: дом, в котором мы выросли уже не тот; пекарня, что давала нам хлеб работает лишь для того, чтобы обеспечивать моё существование. А я… как и было завещано… стою на пороге Ренессанса, величественного самопознания и грандиозных открытий. Одиночество, созданное мною насильно, позволяет размышлять… в исполинских13 масштабах!

Заносчивая уверенность, соразмеримая с высотою орлиного полёта, преисполняет веру Авдея. Набрав в себя воздуха побольше… настолько, что грудную клетку и плечи распирает вплоть до его высокомерного Эго, продолжил ощутимо враждебнее, сквозь зубы:

– Ваши бытейские проблемы… опека – это вульгарная сентиментальность… жалкие… детские моленья – уб-божество!

Безысходно, но при этом внимательно слушая, у собравшихся возникают смешанные чувства: замешательство, гнев, обида, ненависть, огорчение. Разумеется, Авдея не волнует подобное и он беспрепятственно низвергает свою философию дальше:

– День за днём и зачастую при свете Солнца я читаю и размышляю о вещах, которые вам сознавать не под силу: мироздание, космос, астрономические объекты, явления, сложнейшие организмы… сама Жизнь, в конце концов! Дарованными мне умом и возможностями я сумею стать великим, достопочтенным… моя слава превзойдёт любые ожидания… и тогда… и тогда… быть может… я призову вас… на службу.

На том разговор и закончился. Родным стало понятно, что переубедить старшего брата и ворошить прошлое – занятие, лишённое смысла. С досадой уходя, каждый из них постановил для себя: никогда и ни при каких обстоятельствах не возвращаться!

Когда, наконец, все ушли Авдей спокойно, как ни в чём не бывало закрыл дверь, сел за стол, достал отложенную истрёпанную книгу и положил на подставку. На общем тёмном фоне замысловатой обложки написано название типичным для этого шрифтом «Байланыш».

«Больше…больше!», – одержимо думается.

Прочитав пару страниц, Авдей поймал себя на странной, чуждой мысли: «не понимаю смысла прочитанного». При этом в груди мало по малу начало проявляться доселе невиданное чувство… будто что-то защемило… будто что-то закололо.

«Что это со мной?», – отдаваясь эхом послышался внутренний голос.

Приложив левую руку к области груди, ощутил бушующее пламя и соразмерные душевные терзания. Ритмичное дыхание сменяется тяжёлыми вздохами и Авдей заорал, надрывая глотку: – Да что это со мной происходит?!

Резким поднятием он опрокинул стол и всё содержимое, чем в сущности усугубил злобу, хотя слегка приглушил душевную.

Не найдя себе места в доме, внезапно ставшим маленьким, вновь завопил… завопил по-настоящему: пронзительно и продолжительно.

Заслышав издали душераздирающий вопль, собратьям не составило труда догадаться откуда он исходит, и иронично заключить:

– Увы и ах… братец… но ты самолично выбрал себе путь!

А Л Ч Н О С Т Ь ,

ОНА ЖЕ ЖАДНОСТЬ… СКУПОСТЬ… КОРЫСТОЛЮБИЕ…