Читать книгу Две ЛиИ и Иаков. Книга 4 - Алик Серебров - Страница 6

Белая ослица послушно следовала за черным мулом в надвигающихся сумерках летнего вечера. Две тени на тянувшихся вдоль улицы дувалах неусыпно следили, чтобы связь между ними не прервалась, и недовольно причудливо изгибались, когда приходилось прерываться, чтобы обогнуть стоящую у чьих-то ворот телегу или встречного путника. Но ни неторопливо идущие четвероногие, ни их пассажиры даже не подозревали о заботах молчаливых сопровождающих.

Почему? Все, как обычно в дороге, когда по сторонам особо любоваться нечем, а спутника, желающего поболтать, тоже поблизости не наблюдается. Но если Аллаку вынужден был задавать вопросы самому себе и выискивать подходящие ответы на них, то два сознания, приютившиеся в сознании Лии, могли себе позволить девичью болтовню. Правда, она не касалась обсуждения знакомых мужчин или виденных совсем недавно украшений, а напоминала вечер вопросов и ответов.

– Объясни мне, подруга, – Адат первая прервала молчание, – мы закопали наши деньги глубоко в землю или просто отдали их полузнакомому человеку. Ты ведь сама рассказывала, что у моавитян скверная репутация.

– Отдали. Правда, не все. И не насовсем. Первым делом, хочу поблагодарить тебя за терпение и доверие. Второе – повторить, что ты лучшая. Я бы не выдержала, если бы на моих глазах с таким трудом добытые деньги так бездумно тратили. И на что? Ну ладно, украшения для дорогих тебе людей. Но кучу серебра на подарки жрецам и этому напыщенному солдафону? Фу! Это уж слишком!

– Ну так что же ты?! Хочешь мину серебра? Возьми. Тебе мало? Так забери, ради богов, пол таланта! Мне не жалко. У меня столько этих блестящих кусочков на участке разбросано, что бедной Гиле лапу поставить некуда. Еще и раба приходится уговаривать, чтобы не выращивал на огороде серебряные фасолины с золотыми бобами.

– И опять ты права, Адат. Чтобы такого несчастья с нами не случилось, чтобы не налетело воронье на огород, выросший на нашем поле чудес, я и решила выращивать вместо надоевшей всем фасоли серебряные финики и золотые орешки. Намного вкуснее получается. И садовник за ними ухаживать опытный будет. А чтобы никто и подумать не смел позариться на наш урожай, еще и наказала плату охраннику платить регулярно и без всякой задержки. А что по поводу денег, так Сасину хуже. Он ведь берет чужое и на время, а отдавать придется свое и навсегда. А это всегда больнее. Хотя свой интерес все равно получит.

– Тарбит. Я в этом совсем ничего не понимаю. Ну, почти совсем. Тебя послушала, хоть слова незнакомые перестали пугать. Но объясни, только как для самых непонятливых, до чего вы доторговались? Да еще и так, что за разговорами о еде забыли. Теперь вся надежда на Рабити. Если и там о Лие не вспомнишь, живот отомстит. Еще и то, что сзади пониже спины на помощь позовет.

– Уговорила. Только о еде не вспоминай. Чувствуешь, как заурчало, где не надо. А Сасин? Первым делом, скромненько так, поинтересовалась – а хватило ли тех денег, что Аллаку привез? Не обижен ли кто, а в первую очередь уважаемый родственник, оплатой? И потупилась, ноготком стол ковыряю. Будто смущена тем, что вопрос о презренных деньгах задаю, когда речь идет о шедеврах. Но Сасин успокоил. Сказал, что хватило, и даже осталось на всякие женские мелочи. Тут я вздохнула, глаза подняла, и спросила: «Сколько?». Похоже, он не ожидал такого поворота.

Ожидал, не ожидал – разбираться я не стала. Ничего, конечно, не требовала, но отчет получила подробный. Кому, за что, сколько – все, как положено. Он когда закончил, остановился, да так и застыл с открытым ртом. Видно, сам не ожидал, что придется отвечать перед девчонкой.

Ну, я его и успокоила. «Да что ты, – говорю, – уважаемый Сасин. Я ведь вовсе не о том… Да как ты мог подумать… Да мне бы только знать, много ли осталось. Да у меня и в мыслях не было…».

А он вдруг встряхнул головой так, будто наваждение отгонял, и говорит: «Не знаю, боги ли, дьяволы ли свели меня с тобой, но мне, наверное стоит держаться подальше от тебя». Но тут я ему сделала предложение, от которого он не смог отказаться. Совсем как злодеи сделали Пондкаю. Помнишь? Но если Пондкай вынужден был работать за страх, то Сасин – за деньги. Какой ростовщик отпустит от себя клиента к соседу? Никогда! Весть об этом быстро разлетится. Считай, репутация потеряна, а с ней и доход.

– Тарбит. Столько слов, а я так и не поняла, в чем же наша выгода. Только незнакомых выражений наслушалась. Ты мне скажи. У нас серебра хватит с наемниками рассчитаться, или к отцу опять пойдем?

– Не перебивай! Не сбивай с мысли. Оказалось, что у нас на все хватит. Даже не учитывая доли от приданого. Но ее мы, конечно, не отдадим. Пригодится.

Начала я с судьи. Помнишь, обещали мы ему в случае, если все законы соблюдены будут, премию к праздникам. Но это недорого. Я объяснила ситуацию Сасину и предложила две мины серебра, то есть сто двадцать сиклей, отдать ему в рост. А он пятую часть в виде дохода будет каждые полгода отдавать судье. Так он только засмеялся, и сказал, что даже ради наших прекрасных глаз себе в убыток работать не будет. Даже закон напомнил, где оговорена максимальная доля ростовщика – пятая часть в серебре. А поскольку он брать у меня деньги в долг не собирается, то и платить столько не намерен. Предложил взять на себя хлопоты, если получит от меня четыре мины. Представляешь! За какую-то десятую часть отдать столько денег. И ведь не прикинешься бедной и несчастной. Знает ведь, что у нас такие деньги есть. Немножко словами поперебрасывались. Но это чисто для порядка. Сошлись на трех. Он свою долю иметь будет, а через двадцать лет отдает нам две мины, а третью оставляет себе в качестве премии.

Не устала? Потом рассчиталась за его работу. Но тут даже торговаться и не думала. Взял столько же, сколько нам стоили жрецы. Я еще раз поблагодарила, а он принялся перечислять всякую всячину. Тут и возражать-то было нечего. Пол мины за бронзовую мелочь, что Аллаку привез. Да столько же за печать – и не деньги вовсе после предыдущих трат.

Аллаку притащил семь кошелей по мине серебра в каждом, и еще небольшой с золотом на мелкие расходы. С Пондкаем рассчитаться хватит.

Сасин начал прибирать со стола, но я удержала. Считай половину добра истратили, пора было пристраивать вторую.

Я снова скромненько спрашиваю: на что, мол, теперь жить, после таких-то трат. На что получила ответ: «Боги помогут!». Грубовато получилось. Сасин и сам это почувствовал, глаза отвернул. Но я особо вида не подала, только заметила, что боги уже помогли, теперь его очередь.

Ростовщик почуял запах денег. Опустился за стол напротив. В глаза смотрит. Ждет продолжения.

А мне эти игры надоедать начали. В животе бурчит, глаза устали, в плечах ломит. Я ему и выложила. Есть у меня еще талант серебра. И хочу я одну половину у него оставить под такой же процент, как раньше, а вторую получить в том месте, куда переберусь.

Опять торговля началась. Ты сама все слышала. Все охи-вздохи, клятвы и проклятия, доли и налоги, мины и шеумы. Мне казалось иногда, что нахожусь на каком-то экзамене и меня проверяют со всех сторон, будто хотят назначить на должность секретаря при наместнике. Прилично надоело, но и сдаваться нельзя было. В другой раз вообще облапошат, если слабину заметят.

Результат таков: пол таланта серебра мы отдаем в рост под десятую часть на двадцать лет под сложный процент. Еще и объяснять пришлось, что это такое. Так что за них мы получим в конце концов три таланта и двадцать один сикль. Начались шуточки – мол столько никакой осел не увезет. Но я успокоила, сказала, что прибуду на верблюде.

Вторую половину оставляем здесь и получаем запечатанный полый глиняный шар, внутри которого будет находиться табличка с указанием суммы, причитающейся мне. Тут же ее и составили. А я еще и печать нашу опробовала. Да ты сама видела. Чувствовалось, что тебе понравилось. Оставили за это три кошеля. Ничего. Нам пока хватит, а тащить меньше придется. Знаешь, никакой жалости от того, что серебро отдала нет. Даже облегчение какое-то. Не нужно думать, как и где его пристраивать. Главное – работают.

– А мне как-то жалко. Была такая гора денег! Чуть с лестницы не свалились, пока с полки вытаскивали. Потом чуть руки не оторвались, когда с Чензиром тащили. А сейчас что? А теперь что? Несчастные четыре мины серебра да тощий кошелек за пазухой!

– С каких это пор такие деньжищи стали несчастной чепухой? Адат, приди в себя. Не гневи Иштар! Ведь отберет и не задумается. Лучше поблагодари, что помогла удачно договориться.

– Ой, извини. Я в извилину. Если у Устада начнут угощать, не отказывайся.

Лия-Тарбит вздрогнула, услышав непривычное для слуха обращение к себе: «Нин, госпожа! Прибыли». Подняв глаза на удивленно взиравшего на нее Аллаку, улыбнулась и кивнула. Только сейчас поняла, что уже давно стоит у дома Устада, а провожатый напрасно пытается привлечь к себе ее внимание. Поблагодарила спутника и привычно постучалась в знакомую калитку. Ждать долго не пришлось. Звуки на тихой улице в уже сгущавшихся сумерках разносились отчетливо, и слуга сразу поспешил на шум, издаваемый прибывшими.

Аллаку даже не захотел слезать с мула, а развернулся и направился в обратный путь. Красотка уже привычно входила во двор и, не обращая внимания ни на хозяйку, ни на знакомого слугу, направлялась к сараю, откуда доносилось удовлетворенное пофыркивание Люция. У летней кухни застыла Рабити. Чувствовалось, что здесь ожидали Лию, даже несмотря на то, что она не сообщала о своем приезде.

С некоторым трудом усмехающемуся слуге удалось остановить нетерпеливую ослицу. Не обращая внимания на борьбу упрямого животного с непонятливым человеком, девушка соскочила с седла и направилась к застывшей кормилице. Устад, остановившийся на пороге дома, с доброй улыбкой наблюдал за встречей двух таких разных женщин, обладающими родственными ду́шами.

Обошлись без слов. Лишь объятие и обмен волнами нежности. Потом Рабити отпрянула, отвернула повлажневшие глаза и засуетилась возле кухонной утвари. Лия, неуклюже передвигаясь (наступавшие сумерки давали о себе знать), начала снимать дорожные сумки и укладывать их на скамью.

Наконец вся суета затихла, можно было остановиться и перевести дух.

– Неужели в этом доме к моему приезду уже все съели, – знакомые нотки прозвучали в голосе девушки. Показалось, что застывшее в ожидании ее приезда жилище ожило, вечерние звуки окрасились новыми красками, даже гомон птиц, устраивающихся на ночевку, стал громче и веселее. – Придется голодной ложиться спать, ведь до трактира мне уже не добраться. Хотя постойте. Может у Люция сохранилась морковка, и он не даст мне умереть от голода.

– Не надо было так задерживаться, – нарочито проворчала Рабити, – теперь придется все разогревать. Постой, дай разглядеть тебя. Совсем изменилась. Где это так постарались? Устад! Ты помнишь ту испуганную девчонку, что совсем недавно ночью постучалась в наш дом? А сейчас? Может, она специально прикидывалась, а теперь решила открыться перед нами? Лия, Лия. Не стоит тебе показываться на глаза наместнику. Точно не отпустит.

– А я ему Чензиру оставлю. Пусть потрудится. Завтра, с самого утра, я покину вас. Хозяин таверны обещал подготовить меня к торжественному выходу перед взором Шалиты. Даже самой интересно, что он задумал, когда пристально рассматривал меня со всех сторон. В одном я уверена – завтракать снова не придется. Устад, Рабити! Не сочтите за труд забрать меня с Чензиро из таверны. Боюсь, вернуться сюда у меня возможности не будет.

Дружеская пикировка совсем разрядила обстановку, и все потянулись в комнату, ставшую свидетельницей семейных встреч и интересных разговоров.

Сначала Лие-Тарбит было не до разговоров. Подгоняемая одобрительными возгласами Адат, («Мы еще ту большую рыбу не ели. Ой! Тут же еще и мелкая есть, жареная. Пивом нужно запить! Ну, Тарбит! Совсем немного, один глоточек! Каша с соусом получилась изумительно, а баранина с финиками… Возьми добавки. Не стесняйся, сделай хозяевам приятное. Хорошо, что очанка начала действовать! Хоть видно, что на столе стоит, что в рот кладешь. У-уф! Хорошо! Пондкай? А что Пондкай? Да ничего он не скажет! К тому же это будет завтра. И неизвестно еще, чем завтрашний день закончится. Может в конюшнях дерьмо за митаннийскими любимцами убирать придется, не к столу будь сказано. Соус к мясу взять не забудь»), под одобрительными взглядами хозяев Лия позволила себе расслабиться после целого дня воздержания. После обильного ужина обмякла, откинулась на стуле. Пришло время разговоров.

Сегодня Устад в основном помалкивал, предоставив слово Рабити. А та принялась вспоминать наряды жен, любовниц, наложниц придворных митаннийского двора. Рассказывала о прекрасных украшениях, золотых безделушках, жеманных позах соперниц за внимание высших сановников и самого царя. Вслух, конечно, ничего не говорила о предстоящем походе, но явно сожалела, что здесь, в глухой провинции, невозможно соперничать с виденной ею роскошью. Все повторяла: «Ничего, ничего, мы тоже не хуже».

Воспользовавшись перерывом в воспоминаниях, Лия встала и подошла к лежащему на рабочем столе свертку. Устад помог ей освободить свиток от закрывавшей его материи и невольно отступил. Извиваясь в колеблющемся свете светильников, фигуры соперников задвигались. Их одежда переливалась, боевое оружие мелькало в крепких руках, на лицах отражалась решимость сражаться до победы. Рабити охнула.

– Лия. Можешь идти в платье пастушки, в котором ты первый раз появилась здесь. На тебя все равно никто смотреть не будет. Если бы я была знакома с мастером, сотворившим это чудо, в те далекие времена, когда еще на меня обращали внимание во дворце…

– Я сама не знаю кто он. Нам ли общаться с гением, – Лия наклонилась к уху женщины, – пойдем в сторону. Сядем, пока Устад рассматривает картину. Закрой глаза. Сейчас ты познакомишься с настоящим волшебством, сотворенным только для тебя.

Рабити ощутила в руках кулон. Осторожно ощупывая пластинку пальцами, она погружалась в показанный ей совсем недавно мир покоя. Мир, где боги освободили ее от страшного наваждения. Вот она нащупала два силуэта, пальцы замерли. На нее пахну́ло ароматом цветов, волны тепла поднимались от медальона и пронизывали все тело, едва заметное дуновение воздуха ласкало лицо, заставляя улыбаться. Не хотелось открывать глаза и покидать волшебную долину. «Рабити, пора возвращаться», – прошелестело в голове. Рабити открыла глаза и увидела перед собой улыбающееся лицо.

– Лия! Зачем тебе куда-то идти? Оставайся с нами. Здесь будет лучше. Нет! Не слушай меня. Дети всегда покидают отчий дом. Пусть не всегда вспоминают о нем, но знают, что там их ждут. Я верю. Ты не забудешь. Мы иногда будем встречаться в нашей цветущей долине? Конечно, конечно, будем.

Она замолчала. Кто знает, какие мысли и воспоминания возникали в сознании женщины, вновь обретшей смысл существования. Теперь, когда ладони бережно сжимали волшебный амулет, когда страхи остались в прошлом, в памяти всплывали лишь картины радостных дней, коих, как оказалось, было немало в прошлой жизни. Рабити вздохнула, будто пробуждалась ото сна.

– Девочка моя! Все же никак не могу понять, зачем тебе нужна встреча с наместником? Если ты хочешь уехать из наших краев, то стоит ли напоминать о себе? Неужели ты ожидаешь, что разговор с солдафоном, помешанном на войнах и охоте, может помочь тебе в новой жизни? Мне хотелось бы предостеречь тебя от необдуманных поступков. Хотя, о чем это я? Какие могут быть необдуманные поступки у той, кто общается с богами? Прости старуху. Совсем забыла, кого мне послала судьба.

– Ты, как всегда, права, – Лия отвечала так, будто еще раз убеждала себя в правильности своего решения, – конечно, права. Но, куда бы я ни направилась, мне предстоит оказаться в окружении совершенно незнакомых людей, которые будут видеть перед собой лишь слабую беззащитную девушку. У наместника Шалиты, я уверена, много знакомых среди таких же, как он посланцев царя во всех уголках Митанни. Возможно, удастся получить от него письмо, с которым мне будет открыт путь к одному из них. Дальнейшее сложится как на то будет воля моих покровительниц, но первые шаги будут сделаны.

– Знаешь, я даже не сомневалась, что тихий уголок, куда хотела бы забиться «слабая беззащитная девушка», не существует. И при встрече, которую я начну ожидать сразу, как только увижу хвост Красотки, нас с Устадом порадуют новыми историями.

– Еще один вопрос мучает меня. Не скажу, чтобы очень сильно, но все же… Один странник, которому новые знания были дороже спокойной обеспеченной жизни, оставил отчий дом. Он признался в разговоре, что сложней всего покидать новых друзей, с которыми его сводит судьба. Особенно тех, кому ему, случайному встречному на жизненном пути простых людей, выпадает сделать для них нечто приятное. Пусть это будет сущая мелочь, но все же… Мне запомнились его слова: «Мы в ответе за тех, кого приручили».