Читать книгу Дом со злыми кошками - Алина Альбертовна Календжян - Страница 2

Следующие дни я думала только о нем. Я стала одержимой, меня окутало желание заполучить этого парня, словно он был драгоценнейшим камнем, словно от того, завладею я им или нет, зависела вся моя жизнь. Учеба давалась мне с большим трудом, и иной раз все мои мысли были сосредоточены только на том незнакомце в неприлично облегающих джинсах, у которого вся кожа в рубцах.

Прошло чуть больше недели с того момента, как я встретила его, то есть, с вечеринки. Рома прознал о том, что я мозговитая, и старался держаться ближе ко мне. На восьмое марта он даже подарил мне блок импортных сигарет, запасы которых у меня истратились за пару недель. Я была не против написать ему пару заданий на контрольной, но сильно садиться себе на шею не позволяла. За помощь он покупал нам (мне, Ане, Яну и Кристине) пиво после школы. Мы шли в лес, где был заброшенный лесхоз, поднимались на крышу одного из его зданий и пили там. Там не было ни души, и никто, кроме нас, не знал об этом месте. Примечательно то, что я была единственной из этой компашки, кому еще не было восемнадцати.

Я вернулась со школы; день стоял пасмурный, но дождя не было. Забежав в подъезд, я тут же услышала крики, доносившиеся из нашей квартиры. Это ругались родители. Я постояла у входной двери с минуту, думая, заходить мне туда или нет. Крики становились все громче, больше кричала мама, а папа только старался успокоить ее. Я постояла еще минуту, свесив голову вниз. Мимо меня весело пробежал по лестнице соседский мальчишка. И в подъезде затем воцарилась идеальная тишина. Родители утихли. Я нервно поправила лямки рюкзака и вошла внутрь.

Первым делом я прошла на кухню. Мама сидела там за ноутбуком, как ни в чем не бывало. Она поздоровалась со мной, я слабо поздоровалась в ответ. Папа же ушел курить на балкон.

Мама доделала дела, отложила ноутбук и стала расспрашивать, как там дела в школе, не ругаемся ли мы меж собой и все в таком духе. Что касается оценок, то об этом она никогда вопросов не задавала. Она спросила, не голодна ли я, и как раз в тот момент вошел отец. Он поздоровался со мной, а мама проводила его яростным взглядом в коридор.

– Умираю с голоду, – ответила я на мамин вопрос, стараясь отвлечь ее внимание от отца на себя.

– Ну конечно, – сказала она, улыбнувшись, – ты днями и ночами только и делаешь, что учишься. Я слышала, что при мозговой активности энергия организма тратится даже быстрее, чем при физической.

Маме было сорок три, она была стройная и красивая, но уставшая от тяжелого физического труда. Она работала по двенадцать часов в день и недосыпала. Работала пять дней в неделю. У меня были ее орлиный нос и большие впалые янтарные глаза.

– Есть блинчики с творогом и суп, – сказала мама.

– А яйца есть? – спросила я с надеждой.

– Хочешь яичницу с гренками?

Я кивнула. Мама принялась за готовку.

Через пять минут передо мной лежало три ломтика белого хлеба, поджаренных на сливочном масле, и яичница с сырым желтком. Мама еще покромсала мне салат из огурцов и помидоров с листочками регана (так мы называли базилик) и нарезала сельдерей палочками. Я поблагодарила ее и принялась за еду.

Папа тем временем уже сбегал в магазин и принес огромный пакет продуктов. Среди них нашлось мое любимое печенье с вареньем посерединке, он купил целую коробку специально для меня.

Папа был черноволосым, загорелым (потому что работал на солнце), черноглазым, очень высоким, сильным и большим мужчиной. Говорил он басом и выглядел сурово, но на деле был самым простодушным и незлобным человеком, которого я знала. Он даже любил смотреть мультики вместе со мной, когда я была маленькой.

Я доела, ушла в свою комнату (захватив тарелку печенья), чтобы сделать домашнее задание. И они снова стали браниться друг на друга. Мамин истеричный крик и папин громкий бас били в уши мощной струей, и я не могла делать уроки.

Решив, что мне нужно тихое место, я взяла учебники и тетради в охапку и украдкой прошла в прихожую. Убедившись, что никто не видит, ваша покорная слуга вышла из квартиры и аккуратно закрыла за собой дверь.

Мне ничего не оставалось, кроме как делать задания, сидя на лавке у подъезда. Благо, кругом было не очень-то и людно, и я могла заниматься своим делом со спокойной душой. Я раскрыла учебник по истории, прочла параграф, потом стала выделять все нужное маркером, подчеркивать даты и заучивать все это, а затем законспектировала в тетрадь. Так я проделала с географией и обществознанием, порешала несколько задач по математике и написала эссе по английскому. Со всем я управилась за три с половиной часа.

Было шесть вечера. На улице еще не совсем темнело, солнце до сих пор светило. Подле меня на лавочке лежал вверх лапами жучок и дрыгался, пытаясь перевернуться. Я не без отвращения поддела его указательным пальцем, и он сумел встать на лапки и улететь.

Я услышала скрежет позади, обернулась, и увидела дворника, метущего улицу. Это был низенького роста хиленький мужчинка, в униформе, смешных башмаках, лысевший и неотесанный, из карманчика на ветровке у него торчала маленького размера книжка – сборник стихов Высоцкого. Он поднял голову и заметил меня, и, оглядев стопку макулатуры, спросил:

– А чегой-то ты тут сидишь, ненаглядная моя? Выгнали чтоль?

Отродясь не слышала людей, которые разговаривают так.

– Хотела позаниматься в тишине, – ответила я без особенной охоты.

– А ты, я вижу, девочка смышленая, вон сколько тетрадок у тебя. Отличница небось, а? – Он улыбнулся всеми тридцатью оставшимися зубами.

– Отличница, – подтвердила я. Мне нравилось, когда мне льстили. Само явление это чрезвычайно жалкое, но ничего поделать с этим не могла.

Не буду врать, маленькая лесть подстегнула меня отвечать дворнику охотнее.

– И как успехи? – спросил он.

– Закончила только что. Посижу немного и пойду домой.

– Ну посиди, посиди, – добродушно отозвался дворник, вырывая сорняки из клумбы. – А книжки читаешь, да? – Он спросил это так, будто заранее знал ответ.

– Читаю. – Я сообразила, что односложного ответа будет недостаточно. – Недавно вот «Под колесом» у Гессе прочла.

– Грустная книжка, – сказал дворник, – грустная и коротенькая.

Я слегка удивилась тому, что он был с ней знаком.

– Зато поучительная, – возразила я. – А на длинные у меня времени нет, приходится довольствоваться малым.

– Да я и не спорю, что поучительная. Нам о ней в институте рассказывали.

Эта реплика меня просто сразила.

– Вы учились в институте? – спросила я, пожалуй, чересчур пораженно, и это, конечно же, было невежливо с моей стороны, поэтому я снова мысленно себя покарала.

– Учился, учился, – сказал дворник непринужденно. Я проглядела у него манеру повторять слова по два раза.

– А на кого, если не секрет?

– На искусствознателя. Сейчас, наверное, так не говорят. На искусствоведа я учился.

– Как интересно! А почему же вы… – Я вовремя смекнула, что нужно замолчать, но дворник все понял.

– Почему по профессии не работаю, это ты хотела спросить? – Он рассмеялся, и не могу сказать, что меня это не успокоило. – Да негде работать мне, негде. К тому ж, меня машина однажды сбила, непригоден я стал для работы такой. Умственной.

– Очень жаль, – сказала я, зная, как у нас низко ценится умственный труд. Да и физический. И вообще весь.

Видно, он когда-то попал в целую автокатастрофу. Становилось темно, и я сказала, что мне надо идти. Но прежде, узнала его имя, потому что, как видно, с этим у меня иногда возникали трудности. Его звали Филипп Семенович.

Когда я вернулась, родители успокоились. Я сложила все тетради и учебники в портфель, сходила в душ, почистила зубы, нацепила бордовую хлопковую пижаму и улеглась спать. Проспала я крепко всю ночь, но на утро почему-то проснулась до невозможности уставшей, и мне еле удалось подняться с кровати. Снова рутина – чистка зубов, завтрак, одевание, выход из дома. Как оказалось, я вышла даже раньше, чем положено, на пятнадцать минут. У подъезда мне встретился Филипп Семенович. Я поздоровалась с ним.

– Здравствуй, здравствуй, – сказал он, махая метлой из стороны в сторону. – В школу идешь, да?

– Да, – говорю я. – Я ваше имя вчера спросила, а сама не представилась. Я Эмма.

– Какое чудное имя! – Он снял перчатку и протянул мне мозолистую крепкую руку, которую я пожала. – Рад нашему вчерашнему знакомству.

Затем я не спеша побрела в школу, по дороге купив себе стаканчик черного кофе, потому что очень уж меня разморило. Вместе с кофе я купила сигареты. С утра сонные продавцы маленьких ларечков нечасто спрашивают о паспорте.

У нас были замечательные учителя. Я очень любила нашу школу, потому что приспособилась к ней и могла найти общий язык со всеми. Особенно крепкая связь у нас была с учительницей по русскому языку и литературе Ольгой Владимировной. Она натаскивала меня к экзамену задаром и говорила, что я была ее лучшей ученицей. Мне это, безусловно, льстило, но я не из-за этого ее любила. Мне она нравилась за бесконечную преданность своему делу, и вообще, тот тип учителей, которые влюблены в свой предмет и преподают его с пылом и упоением, каких не увидишь у остальных, нравился мне больше всего. К уроку литературы нам задавали подготовить устный анализ стихотворения «Руку на сердце положа». Я справилась с ним за пять минут, вкратце описав смысл каждого абзаца, отметила смелось поэтессы и привела краткую биографию. Мне тут же нарисовали пятерку и велели сесть на свое место.

Я с удивлением замечала, как благодарны бывают учителя, когда обращаешься с ними уважительно. Казалось бы, учитель – самая благородная профессия из возможных: ты учишься, чтобы передать знания другим. Учителями не становятся ради денег (потому что это последнее занятие, к которому надо обращаться за заработком), к этому должна лежать душа. Учитель должен бесконечно любить детей и свое занятие, чтобы выполнять работу добросовестно. Поэтому я и восхищаюсь теми, кто преподает хорошо, с любовью к своему делу. Это отнимает столько сил и времени, а в конце ты не получаешь даже пуд простой благодарности.

Шесть уроков – и я свободна на пару дней. Мы всей компанией пошли в лес, на наше место, а Рома купил нам по банке Балтики.

День выдался солнечный (чего мы не ожидали, потому что с утра было довольно прохладно), мы умирали от жары в своей плотной школьной форме и закрытой обуви. Я расстегнула жилет и пару пуговиц на рубашке, собрала волосы в пучок, и села на край крыши, рядом с Аней.

Рома и Ян сняли рубашки и завязали на поясе. Рома был бледненький и худощавый, а вот Ян был усладой для глаз с его бронзовым загаром и спортивным телом.

Кристина сидела в сторонке, в тени, тоже сняв с себя рубашку, развалившись и посасывая пиво. Груди у нее не было, поэтому она носила бельевую майку вместо лифчика, и в ней и сидела.

Аня уже была в курсе о моей помешанности на парне, имени которого я не знала, но остальные – нет. Я долго вынашивала идею о том, чтобы разузнать о нем у Ромы, ведь тот приглашал его на свой день рождения.

Рома сидел на желтой газовой трубе и раскачивал ножками. Я подсела к нему, и заговорила:

– Мне нужно кое-что узнать об одном человеке, который был у тебя на вечеринке.

Он вскинул брови и сделал жест, чтобы я сказала поконкретнее. Я продолжила:

– Он был не из нашей школы, кудрявый, кожа в рубцах.

– А звать как?

– Вот в этом и проблема…

Рома сказал, что так напился, что ничего не помнил. Ни о том, кого он приглашал, ни о том, что он вообще делал. В памяти у него осталось только то, что мы играли.

Вдруг меня осенило:

– Вы играли с ним в группе!

– Если бы это помогло… Я каждую неделю играю в новой. Извини, – он спрыгнул с трубы, – ничем не могу помочь. – Рома отряхнул руки и пошел к Яну, который в это время пытался заигрывать с Кристиной.

Видно, действительно не мог.