Читать книгу Мерси Фоллз - Алина Васильева - Страница 5

2315 год. Северо-запад Мерси Фоллз.

Погруженный в свои мрачные мысли, Томми шел к госпиталю быстрым шагом, не глядя по сторонам и не обращая внимания на происходящее. Чем дальше он удалялся от штаба, тем реже навстречу попадались хоть какие-то люди или техника. Некогда шумная и прекрасная Вторая улица с её низкими домами, чудными маленькими магазинами и семейными кафе сейчас была безмолвной и пустынной, словно все люди в один миг исчезли, а время остановилось. Местных жителей в приказном порядке эвакуировали ещё в первые дни войны, и в данный момент кроме медперсонала, нетранспортабельных раненых и небольшой группы военных, которые должны были охранять госпиталь здесь никого не было. Зрелище опустевшей улицы пугало и завораживало одновременно. Томми размышлял о том почему, даже пережив Третью мировую войну, что практически уничтожила планету, люди так и не научились жить в мире и согласии друг с другом. Мерси Фоллз когда-то строился с желанием создать рай на Земле, а на деле оказался едва ли лучше чем Федерация и Империя. Возможно, даже и хуже. По крайней мере на территории сверхдержав никогда не было гражданской войны, а здесь происходила уже вторая за пятнадцать лет. В его мозгу не укладывалась мысль как ради всего лишь денег и интересов толстосумов можно годами проливать кровь соседей, друзей и родственников, разрушать лучшие творения инженеров и строителей просто потому что вы оказались по разные стороны Стены и почему никто на Юго-востоке не возмущается и не высказывается против действия властей? Неужели кому-то в здравом уме хочется, чтобы простые работяги были рабами? Пахали как проклятые и помалкивали, безропотно принимая все издевательства со стороны правительства? Или же в чём-то северные патриоты правы и богатые благополучные южане просто не интересуются откуда берётся их сытая и счастливая жизнь? А если и выезжают за пределы Юго-востока, то смотрят на обитателей Северо-запада как на контактный зоопарк и не считают их за людей, забывая о том, что никто не застрахован от депортации за Стену?

Семейство Валенти тоже никогда не мечтали оказаться в этих трущобах, просто так получилось, что уйдя от мужа -тирана и лишившись лицензии врача Ханна так и не смогла найти новую работу, позволяющую содержать дом, себя и двоих детей. Пока был жив дед они ещё как-то держались на плаву, но после его смерти быстро скатились на самое дно. Томми вспоминал как Ханна продавала из дома мебель и технику, хваталась за любую работу, но всё равно не справлялась. Она была слабой. И поэтому допустила такой итог. Момент депортации за Стену врезался в его память навсегда и даже сейчас, много лет спустя, Томми помнил тот день по минутам. Он вернулся из школы и застал возле их дома машины полиции и кучу людей в униформе налоговой службы. Чиновник бесстрастным тоном зачитал решение суда о том, что дом изымается за долги, а семья подлежит принудительному выселению на Тринадцатую улицу Северо-запада. Малышка Кейт ревела не переставая, а Ханна, казалось, вообще не отдает себе отчёта в том что случилось. Им позволили собрать с собой немного вещей – в основном одежду и кое-какую технику для дома, усадили в машину, более всего похожую на фургон для перевозки заключённых и повезли к приграничной зоне возле стены. Чем дальше от дома деда, тем мрачнее становился пейзаж. Возле стены никогда не жили люди, здесь находились исключительно склады, разные ангары и гаражи. У подножия стены размещался фильтрационный лагерь. Их семейство высадили из машины и оставили на попечение военных и полиции. Томми помнил мрачные лица таких же как они приговоренных к депортации, идущих в длинной очереди к разбитым автобусам, отвезущим их на новое место. Кое-кто пробовал сопротивляться или бежать, но их быстро ловили и возвращали обратно в строй. Удар прикладом в лицо хорошо остужал пыл. Северо-запад не произвёл тогда на Томми никакого впечатления. До Десятой улицы город выглядел даже и симпатично, хотя был серым и невзрачным на фоне богатого Юга. А вот в трущобах Тринадцатой улицы он за одну поездку насмотрелся такого, чего его юный мозг не мог сходу переварить. Покинув автобус семейство Валенти сразу оказались в эпицентре разборок уличных банд и только вовремя появившийся Док Миллер спас их от незавидной участи в первый же день стать случайными жертвами. Получив квартиру, семейство Валенти несколько недель не покидали её пока, наконец, команда Хантера не соизволили навести порядок в трущобах. И вот сейчас Вторая улица мало чем отличалась от Тринадцатой тогда. То же ощущение страха и безнадеги.

Миновав последний блокпост, Томми вскоре вышел к госпиталю, без интереса глядя на баррикады из пустых контейнеров и ящиков с символикой порта. Помнится Штерн всё время ругался, что вояки никогда не возвращают тару и приходится напрягать людей и каждый раз делать ящики с нуля, тратить дополнительные деньги. Томми оставалось только пересечь дорогу и войти внутрь, когда из разбитого окна первого этажа высунулось дуло автомата и очередь ударила прямо над его головой, только чудом не зацепив. Кто-то схватил его за рукав и утянул прочь с линии огня за спасительную баррикаду.

– Жить надоело?! – Перекрывая грохот выстрелов проорал ему в лицо загорелый брюнет с короткой стрижкой и чёрной бородкой, начинающейся под нижней губой и расширяющейся в правильный треугольник на подбородке. Карие глаза его смеялись, глядя на ошарашенного Томми и спаситель, казалось, не злится.

– Я…-Не без труда взяв себя в руки, начал было Томми. Он не был напуган, скорее просто удивлён, поскольку никак не ожидал, что окажется в эпицентре схватки. Насколько он знал на Второй улице должно было быть тихо и никакого противника.

– А, получи, сукин сын! – Не слушая его и высунувшись из укрытия, мужчина ловко бросил в окно бутылку с зажигательной смесью, превратив стрелка в живой орущий факел. После чего опустился рядом с Томми и сказал с улыбкой, сверкнув белоснежными зубами:

– Ну, ты отчаянный. Из ума выжил?

– Я полчаса назад приехал и в штабе сказали что здесь тихо.– Оправдываясь ответил Томми, не без интереса рассматривая своего собеседника и размышляя кто он такой и почему кажется странно знакомым, хотя он видит его первый раз в жизни. Мужчина весело рассмеялся чему-то своему и продолжил добродушно:

– Так и было. Минут сорок назад прорвались, демоны. Боевики Салерно. Оружия и людей много, а мозгов мало. Херня, отобъемся.

Томми, справившись с удивлением от столь резкой смены событий, натянуто улыбнулся, наблюдая как его собеседник заняв позицию между двух ящиков из-под продовольствия методично отстреливает каждого, кого видит. Выстрелы стихли, мужчина вновь вернулся за укрытие и спросил:

– Так это ты Тринадцатый? Новый чемпион ангара? Наслышан, Тренер тебя хвалил. Но я думал ты постарше и потолще.

– Меня зовут Томми.– Не реагируя на замечание о его возрасте и телосложении, ответил Валенти, протянув руку для приветствия.

– Я Джеймс, будем знакомы.– Рука в кожаной перчатке без пальцев легла в ладонь Томми. Этот странный вояка был молод, не старше тридцати, одет в военную куртку поверх обычной толстовки и джинсов, доброжелателен и словоохотлив. Совсем не похож на всех прочих мрачных военных. Закинув винтовку за спину и пригнувшись к земле, Джеймс осторожно пошёл вдоль укрытия, бросив через плечо:

– Двигай за мной.

Они проползли к укрепленной огневой точке, где располагался пулемёт и сидели двое потрёпанных солдат. Один совсем молодой с окровавленной головой и свежими порезами на лице, второй почти старик с рукой на привязи. Заметив непрошеных гостей оба с похвальной быстротой схватились за оружие, но опознав в Джеймсе своего так же быстро расслабились. Осмотрев огневую точку и обнаружив несколько убитых солдат, Джеймс болезненно поморщился и сказал себе под нос что-то на имперском языке, которого Томми не понимал. Скорее всего, ругался в бессильной злобе и обернувшись к бойцам, спросил уже спокойнее:

– Как обстановка?

–Белый флаг пока не видно, босс.-Криво усмехнулся старик, привалившись спиной к боковой поверхности ящика и глядя на вопрошающего. Видимо, Джеймс был здесь главным. Он приник к оптике лежавшей без дела винтовки, осмотрел насколько это возможно поле боя, расклад сил и сказал весело:

–Вот же упертые сукины дети. Знают же, что уже проиграли, а всё равно выебываются. Надо поучить их манерам.

Активировав браслет в режим рации, он задал вопрос и получил на него ответ так же на имперском, неопределенно хмыкнул и некоторое время копался в настройках. Суда по голограмме получал доступ к системе оповещения госпиталя. Настроив наконец трансляцию, Джеймс сказал удивительно спокойно как о том, что сегодня вторник:

– Говорит командир взвода H-32. Тупорылые южные ублюдки, это ваш последний шанс уйти! Отпустите заложников и выходите по одному с поднятыми руками! Гарантирую жизнь! Минута на размышление время пошло!

Его голос, многократно усиленный динамиками системы оповещения больницы разнесся над кварталом. Засевший в госпитале противник не мог его не услышать.

– Что тут происходит?—Воспользовавшись заминкой и окончательно переварив факт, что оказался в центре военной операции, деловито осведомился Томми. Боец с перевязанной рукой закурил электронную сигарету и пуская дым через нос, ответил:

– Командор Хантер заехал повидаться со своим раненым адъютантом, как вдруг налетели автоматчики. Целый взвод. Южане, судя по говору, но в нашей форме. Пошла потеха. Командора подстрелили, а персонал взяли в заложники.

–Разве госпиталь не нейтральная зона?

Трое военных переглянулись, пряча ухмылки и никак не прокомментировали чисто детскую наивность Томми и святую веру, что правила ведения боевых действий и соблюдение разных конвенций о правах человека реально волнуют противника. Прочитав по их лицам ответ и сетуя на свой промах, он спросил снова:

– А что с ранеными?

Старик пожал плечами, потушил сигарету, спрятал в карман военных брюк и опустившись на корточки возле ящика с пулеметным лентами, терпеливо пояснил:

– Так нет никого. Госпиталь ещё утром эвакуировали, остались только пара тяжелых, да медсестричка какая-то.

– Брось ты, им персонал и военные на хер не сдались. Это профи и пришли они за командором. Таких совпадений не бывает. Он в здании был меньше получаса и сразу появились боевики.– Оборвал его Джеймс, отсчитывая время, предоставленное врагу. Судя по его спокойствию и весёлой уверенности, он был не сильно-то и озабочен сохранностью командора Хантера и его личной охраны в предстоящем штурме здания. Время вышло. Джеймс дал команду приготовиться. Бойцы заняли свои места у пулемета, Томми благоразумно отвалил в сторонку, чтобы не мешать, а сам Джеймс вооружился снайперской винтовкой и устроился на позиции.

– Ладно, северная мразь. Я согласен, уже выхожу! – Проорал со стороны госпиталя мужской голос. В одном из окон мелькнул белый флаг. Джеймс поднялся, передёрнул затвор винтовки и сделал шаг вперёд, к ограждению. Кажется, выпускать врага живым он не планировал. Ну, раз противник нарушает правила, то ему-то чего стесняться и заботиться о какой-то там чести мундира. На войне как на войне.

Томми осторожно выглянул, чтобы посмотреть, что происходит. На пороге госпиталя стоял вооружённый пистолетом-пулеметом высокий мужчина в кожаной куртке и черных джинсах и прикрывался, как щитом женщиной в белом больничном костюме, удерживая ее в удушающем захвате и насмешливо говоря что-то на ухо. С такого расстояния слов было не разобрать.

Приглядевшись повнимательнее к бледной как полотно перепуганной медсестре и солдату противника, Томми похолодел. Он узнал обоих. Мужчина оказался никем иным как его родным отцом- Витторио Валенти. За прошедшие годы он нисколько не изменился, разве что сменил прическу, но Томми бы его ни с кем не перепутал. Это суровое лицо, холодные злые глаза и ухмылка мясника снились ему в кошмарах о далеком детстве. Отец широко улыбнулся и приставил пистолет-пулемет к виску медсестры, чтобы ни у кого не возникало даже мысли геройствовать.

– Ханна…– Еле слышно проговорил Томми, глядя на пару, стоящую на крыльце. Сердце его бешено колотилось, а мозг судорожно просчитывал варианты как спасти мать из смертельных объятий бывшего мужа. Джеймс приник к оптике снайперской винтовки и прицелился в мужчину, намереваясь его застрелить. Риск зацепить заложницу его не сильно волновал, казалось, это не просто солдат врага, это словно личная неприязнь.

– Нет. Это моя мать. – Едва успел сказать Томми за секунду до выстрела и только что не вцепившись в ствол винтовки.

– Твою мать! – Выругался сквозь зубы Джеймс, раздосадованный этим обстоятельством, снял палец с курка и сказал в свой личный браслет, чтобы слышали все:

– Отпусти женщину, мудила, я дам тебе уйти! Даю слово.

– Благородно, малыш Джимми! Так и не поумнел с нашей прошлой встречи.– Валенти-старший спустился по ступенькам вниз. На дорогу резко вылетел бронированный автомобиль, Валенти оттолкнул от себя заложницу, вскочил на машину, отсалютовал Джеймсу и всё же выстрелил, хотя в этом и не было смысла. Витторио застрелил бывшую жену и мать своих двоих детей просто потому что мог.

Томми, прижавшись к ограждению смотрел, как очередь прошила насквозь грудь его матери. Время вокруг него остановилось, казалось всё происходит в дурном сне. Он не видел никого и ничего, кроме Ханны, медленно оседающей на землю и алого пятна крови, расползающегося по её униформе. Где-то грохотал пулемёт, за машиной отца неслись мотоциклисты и джипы. Отряд солдат севера приступил к штурму здания госпиталя, забрасывая его дымовыми шашками, свето-шумовыми и обычными гранатами и обстреливая так, чтобы противник не мог и головы поднять. Не понимая, что делает, Томми перемахнул ограждение и бросился к Ханне. Джеймс попытался его удержать, но не вышло. Проскочив дорогу, Томми бросился к Ханне и понял, что уже поздно. На её красивом лице застыла блаженная полуулыбка, глаза смотрели в небо. Она была мертва. Что происходило вокруг Томми не знал и не хотел замечать. Штурм успешно завершился. Из здания госпиталя вынесли на носилках раненого командора Хантера, вывели в наручниках уцелевших боевиков, поставили на колени пред грозные очи Джеймса. Он сухо выслушал доклад и отдал какие-то распоряжения.

-Эй, Томми, вставай, мы уходим! – Тронув его за плечо, сказал Джеймс, но Валенти даже не пошевелился. Он повторил настойчивее:

–Да очнись ты, чёрт тебя дери!

Голос военного множился и не достигал сознания. Джеймс влепил ему пощечину и взгляд Томми понемногу сфокусировался на нём. Вояка подхватил его под локоть, рывком поднял на ноги и повёл к машине. Валенти шёл как в дурном сне, не понимая что вообще происходит. Они все загрузились в бронированный джип и куда-то ехали. Ему что-то говорили, пытаясь достучаться до сознания. Наконец Джеймс не спрашивая согласия практически силой влил в него ощутимый глоток самогона и Томми окончательно пришёл в себя, вернувшись в реальность.

– Ты как, парень?-Потрепав его по плечу, участливо поинтересовался Джеймс, глядя на Томми с тревогой и какой-то отцовской заботой, словно они лучшие друзья. Томми нервно усмехнулся и ответил чуть слышно и мрачно:

– Я не хочу говорить об этом.

– Понимаю. Не каждый день такое случается. На, выпей ещё.– Фляжка ткнулась в безжизненную руку парня. Он помотал головой и пробормотал:

– Не хочу.

– Надо. Соберись, парень. Мы тут не розы нюхаем, это война.

Томми лишь рассеянно кивнул, влил в себя ещё обжигающей горькой жидкости и окончательно пришёл в сознание, по крайней мере расслышал доклад солдата о том что Витторио Валенти и большая часть отряда боевиков Салерно ушли и успешно скрылись на территории войск юга и ответную гневную тираду Джеймса, адресованную кому-то в штабе:

– Дебилы тупые! Какого хера?! Где грёбаное подкрепление, которое было так нужно?! Один безоружный пацан и тот гражданский! Гарри! Мудак ты сраный! Если командор не выживет, я тебя живьём закопаю!

–Босс, у нас второй день перебои со связью.-В вялой попытке отбиться от обвинений командира, ответил спокойный голос по рации.

– Да мне похер на проблемы со связью, почему раньше не исправили?!

Через некоторое время машина въехала на территорию штаба и остановилась. Все военные из отряда штурмовиков вышли из машины. В лагере было заметное оживление. Туда-сюда сновали военные и медперсонал, для Дока Миллера срочно готовили операционную. К Джеймсу подскочил начальник штаба и приказным тоном потребовал объяснений:

– Какого хрена там произошло?

Вместо ответа, Джеймс с разворота ударил его в челюсть, не обращая внимания на обалдевших от такого его поведения подчинённых и смерив командира взглядом, процедил сквозь зубы тихо и зло:

– Ты совсем страх потерял? Не видишь с кем говоришь? Произошло то, что вы-кретины, облажались по полной. Наёмники шастают по нашим тылам как у себя дома. Командор ранен, госпиталь почти уничтожен, а подкрепления нихера не было!

– Виноват, мистер… – Сплюнув под ноги кровь, начал было начальник штаба, но Джеймс оборвал его небрежным жестом:

– С тобой я потом разберусь. Наёмников ко мне в палатку на допрос. Отправь инженеров и строителей навести порядок в больнице, потерять госпиталь мы не можем. Передай Миллеру: когда закончит, пусть явится ко мне. Остальным отбой.

Окончание разговора и оправдания командиров Томми не слышал. Он выбрался из машины последним и медленно пошёл прочь, не разбирая дороги, высматривая себе в штабе армии тихое местечко, где бы он никому не мешал и его никто не трогал. Хотелось побыть одному и подумать о случившемся. Перед глазами все ещё стояло смеющееся лицо его папаши и испуганный затравленный взгляд Ханны. Такой же был у нее все годы семейной жизни с этим ублюдком. Возможно, когда -то давно родители и были счастливы в браке, но те времена Томми не застал. Он помнил своего отца жестоким и вечно злым, а мать напуганной и забитой, боящейся встааить слово и изо всех сил старающийся не бесить вспыльчивого супруга, но регулярно попадающей под горячую руку. Скандалы и драки в их доме были практически ежедневными и Ханна наконец решилась на побег только после того как после очередной ссоры очнулась в отделении травматологии и её отец настоятельно рекомендовал не возвращаться к человеку, способному на такое. Дед говорил, что в следующий раз Витторио Валенти свою жену просто убьет. Как в воду глядел.

Сев на пустой оружейный ящик возле склада на самом краю военного лагеря, Томми уставился неподвижным взглядом в одну точку. В горле стоял ком, а в жилах кипела ярость, пульсировала в висках, заволакивала глаза кровавым туманом и искала выхода. Хотелось бежать следом за отцом и разорвать его на куски голыми руками. Мысль о том, что к такому высокопоставленному человеку как начальник охраны Салерно его на пушечный выстрел не подпустят пришла не сразу, но отрезвила пыл праведного гнева. Томми тяжко вздохнул, глядя на закат и прикрыл глаза, стараясь взять себя в руки и успокоиться. Постепенно злость утихла, сменившись ноющей тоской по матери и чувством вины за её смерть. Он думал, что мог спасти её, пусть даже ценой собственной жизни, мог позволить Джеймсу выстрелить, хотя риск зацепить всё равно был велик. Мог что-то ещё придумать, как-то отвлечь отца.

Но он не сделал ничего. Он сидел за ящиками и смотрел, как отец убил её. Это короткое слово «умерла» звучало в его голове, как приговор, как предвестник конца хорошей жизни. Как финал всего. Слёз не было. Только ноющая боль и противный голос совести, говорящий что это его вина и он должен отомстить.

– Ханна…– Пробормотал Томми каким-то хриплым, чужим голосом и на миг ужаснулся, что этот голос его собственный. Он размышлял о том откуда здесь вообще взялся Валенти? Почему убил Ханну, хотя мог просто уйти? И как сказать об этом Кейт? Стоит ли ей вообще знать всю правду или лучше солгать что он не знает убийцу? Мысли носились в голове Томми, сменяя одна другую и как ни старался, он не мог ухватиться хоть за одну и решить что делать дальше. Просто сидел и смотрел в одну точку, в полной прострации, не замечая как стемнело и не чувствуя вечернего холодка.

Из плена мыслей его вернул в реальность участливый голос Джеймса:

–Ну ты как, приятель? – Он присел на ящик рядом и кивнул на походную фляжку, приглашая присоединиться. Томми выпил на автомате и не ответил. Джеймс спросил негромко и спокойно:

– Я могу для тебя что-то сделать?

– Уже нет. Но спасибо за заботу.– Томми хлебнул виски из фляжки, даже не взглянув на собеседника. На некоторое время воцарилась напряжённая тишина и хотя Джеймс пытался разговорить его, пересказывая в подробностях что творится в лагере и на фронтах, Томми молчал, погруженный в свои мрачные мысли и пил виски, не чувствуя вкуса и не пьянея. Ему хотелось побыть одному, но где-то в глубине души он был благодарен за поддержку этому словоохотливому незнакомому в сущности человеку, который лез из кожи вон, чтобы хоть немного приободрить его, хотя казалось бы, ему должно быть все равно. Они почти не знакомы. Томми поймал себя на мысли, что не прочь поговорить, переложить на кого-то все что накопилось за долгие годы. Всегда проще изливать душу незнакомцу, на чьё мнение тебе плевать. Перед кем не нужно изображать силу и решительность, а можно просто быть самим собой. Сыном, потерявшим мать и терзаемым чувством вины. Закончив свой рассказ о разброде и шатаниях среди армейских высших чинов,

Джеймс дружески потрепал Томми по плечу и сказал:

– Мне жаль, что так вышло с твоей матерью.

– Да мне тоже жаль. Нужно было позволить тебе выстрелить.– Мрачно отозвался Томми.

– Не казнись, парень. Ты не мог знать как этот ублюдок поступит.– Ответил Джеймс спокойно и твёрдо. Хлебнул виски, даже не поморщившись от его вкуса и помолчав с минуту, продолжил:

–Какой она была?

– Славной. Тихой, доброй. Любила живопись, классическую музыку и живые цветы. Переживала чужую боль как свою и старалась помочь всем и каждому. Безропотно принимала все удары судьбы, никогда не жаловалась.-Он помолчал, собирая мысли в кучу, выругался под нос и продолжил:

– Я всегда считал её слабой. Винил за ту жизнь которой живу. Знаешь, мы почти не виделись весь прошлый год. В последнюю встречу я повёл себя как мудак, наговорил лишнего, но так и не извинился. А теперь уже слишком поздно. Ничего не исправить.

– Она давно тебя простила. Все матери такие. Что бы ни натворил их ребёнок, они не перестают его любить. – С каким-то нервным смешком сказал Джеймс не очень уверенно, из чего Томми сделал вывод, что не только у него были сложные отношения с семьёй.

Решив не лезть в душу собеседнику, Томми сменил тему, спросив:

– Что там с командором Хантером?

– Ранен. Серьёзно.– Равнодушно отозвался Джеймс, передернув плечами, словно замёрз или испытывает отвращение.

– Что сказал Док Миллер?

– Ты же его знаешь. Говорит, что если командор доживёт до утра, уже хорошо.

– То есть, не поправится? – Спросил Томми настороженно, переведя взгляд на собеседника. Кажется, новый порядок о котором ходили упорные слухи, не заставит себя ждать. Джеймс хлебнул виски и ответил мрачно:

– Маловероятно.

– Тебя словно это вообще не волнует.

– Ты совершенно прав, приятель. Для меня командор Хантер умер ещё лет пятнадцать назад.– Усмехнулся Джеймс, поднявшись с ящика и прогуливаясь взад-вперёд по примятой траве в тщетной попытке согреться. Томми чертыхнулся под нос и наконец понял кто перед ним. Вот почему Джеймс казался неуловимо знакомым.

Разумеется, на Севере каждая собака знала в лицо будущего преемника командора по многочисленным статьям в сети и книгам о великом вожде. К тому же, единственный сын командора Хантера был хоть и отдалённо, но похож на своего отца. Те же карие глаза.

– Что между вами произошло?-Ляпнул первое что пришло на ум, потрясенный внезапным открытием Томми и моментально пожалел о своём любопытстве. Его это в принципе не касалось и отвечать Хантер-младший был не обязан, тем более какому-то пацану из трущоб. Однако, Джеймса эта простодушная прямота вовсе не разозлила, а скорее позабавила. Сын командора не привык, чтобы с ним общались просто по-людски. Не чинясь и не кланяясь, а на равных, как с обычным человеком. Он ответил с какой-то чисто мальчишеской дерзкой ухмылкой:

– Мой отец идиот. Сам видишь куда привели его решения. Он предал революцию, наше общее дело, предал свои же убеждения и людей, которые шли за ним и погибли в борьбе за светлое будущее. Поддался на россказни Салерно, окружил себя алчными ублюдками, которые рано или поздно сожрали бы его с потрохами. И я не хотел на это смотреть.

– Ты о главах кланов? – Понимающе протянул Томми, наблюдая за собеседником. Джеймс вскинул брови и неопределённо хмыкнул, удивлённый такой осведомленностью о закулисье политической жизни северо-запада и ответил, утвердительно кивнув:

– Они самые. Я говорил, что он совершает огромную ошибку, но отец только разозлился. Мы повздорили, я сказал что не желаю больше его знать и уехал. Сначала на Юг. Оттуда в Федерацию, а затем и в Империю.

– И как там?– С улыбкой и живейшим интересом спросил Томми. Его познания о жизни в Империи ограничивались блогами Элэйс Сильвер, которая наглядно продемонстрировала, что все россказни официальной пропаганды ничто иное как наглая ложь и Империя ничем не хуже, а местами даже и более цивилизованная страна чем та же Федерация.

Джеймс покосился на Томми и ответил со смехом:

– Медведи по улицам не ходят, самогон вместо чая не пьют, рабов не держат, за мнение не расстреливают, балы не каждый вечер, если ты об этом. Как тебе сказать? Если вкратце, Империя сейчас дивный новый мир. Тот самый чёртов рай который нам обещали здесь. Что же касается жизни при дворе, так после второго восстания младшей дочери императора Ирины Кауфман и её сторонников никакого двора нет вовсе, есть секретари партии. В Империи строят социализм, хотя частный бизнес имеет место быть.

Джеймс прикрыл глаза и мечтательная улыбка тронула его губы. Похоже, он погрузился в приятные воспоминания. Томми живо представил себе идеальное государство, где все равны, все трудятся в надежде на построение светлого будущего. Неопределённо хмыкнул, не понимая как можно было отказаться от всего этого и ввязаться в гражданскую войну, да еще и на передовой как простой солдат:

– Что заставило тебя вернуться?

– Северо-запад несовершенен. Он беден, грязен, опасен и жесток. Но… Я люблю это место. Это мой родной дом. И я не собираюсь его отдавать.-Мрачно сказал Хантер, снова опустившись на ящик и покосившись в сторону Томми. Он лишь молча усмехнулся, поскольку никогда не считал это место своим домом и не дорожил им, потому и старался держаться подальше от гражданской войны и понятия не имел на чьей же он стороне. Справедливости ради, Томми вообще не волновали судьбы никого, кроме его ближайшего окружения. Хантер спросил оживившись:

– Рассказать тебе ещё об Империи?

– Да, разумеется.

Джеймс пустился в длинный, очень подробный рассказ об устройстве страны. Укладе жизни, нравах и традициях, многие из которых казались ему дикими, странными или уморительно смешными. О своих верных соратниках профессоре Сеченове, графе Белозёрове и дочери императора Ирине. О прошедших двух революциях и своём в них участии. О суровых мерах к подавлению гражданской войны, о реформах и наконец о возвращении домой. Томми слушал его с живейшим интересом и весёлая болтовня сына командора помогала отвлечься от мрачных мыслей. Валенти был уверен, что будет куда сложнее и дольше переживать смерть Ханны, но к середине вечера он осознал, что ничего не чувствует, кроме вины за её гибель и безумного желания отомстить отцу.

Командор Хантер не выжил. Раны оказались серьёзны, и хотя врачи сделали все что могли и использовали лучшие лекарства, организм не справился. Командор пролежал в горячке целую ночь, а на рассвете тихо отошёл в мир иной. Вместе с ним умерла целая эпоха и каким будет Северо-запад без своего лидера пока что не знал никто. Власть Хантера закончилась с его смертью, но дух сопротивления был не сломлен. Солдаты севера только сильнее разозлились и в утреннем бою наконец-то впервые за всё время войны разгромили южан, отбросив на сотню миль со своей территории. Начало казаться, что не все потеряно и есть небольшой шанс победить в этой войне, а не просто отсрочить неизбежное.

Место Хантера в правительстве и армии вполне ожидаемо занял его сын Джеймс, став самым молодым правителем в истории не только Мерси Фоллз, но и всего современного мира в целом. Джеймсу только что исполнилось тридцать два года. Он был умен, обладал решительностью и жёстким характером отца, но отличался от него хорошим чувством юмора и чётким знанием, что сила иногда пасует перед хитростью и коварством. Если отец больше полагался на армию и поддержку лидеров кланов, то Джеймс был хорошим манипулятором и умелым интриганом, сказывался опыт политических игр, полученный в Империи.

Переговоры об условиях капитуляции возобновились. За завтраком с представителем Салерно, устроенном на территории спешно восстановленного госпиталя, Хантер выслушал предложение противника и попивая чай с самым скучающим видом, сказал холодно:

– А моё контрпредложение таково. Убирайтесь к дьяволу с моей земли и оставьте надежды на лёгкую победу. Что касается назначенного на сегодня боя наших чемпионов… Что ж. Пусть шоу состоится, людям не помешает немного отвлечься.

Хорошенько обдумав его предложение и решив что короткая передышка, позволяющая выиграть время и перегруппироваться, действительно не повредит, парламентёр сказал со смехом:

– Вы наглец, Джеймс. Но, раз уж вы потеряли отца, я готов уступить и на время прекратить огонь. Но только если ваш гладиатор убьёт моего на ринге.

– Тогда сразу закажите кремацию. Хотя нет. Лучше я повешу его голову на стене, в назидание южанам. Как знак того, что живыми мы не сдадимся.-Сказал Хантер надменно, сохраняя каменное лицо и не меняя величественной позы. Он вел себя так, словно хозяин положения, и снизошел до общения с гостем.

– Мистер Хантер, мы оба знаем, что сила не на вашей стороне. Ваш отец был разумным человеком и понимал, что нет смысла продолжать бессмысленное кровопролитие. Предложение остаётся в силе. Север вернётся под контроль Юга, как было всегда, а вы останетесь на своём троне.-С широкой улыбкой победителя отозвался представитель Салерно, глядя на Хантера.

– Для хорошего шоу, нужны зрители. Перемирие на вечер? – Пропустив его слова мимо ушей, со снисходительной ухмылкой, сказал Джеймс. Парламентёр подумал с минуту и согласился. Они ударили по рукам.

Закончив со своими делами, командор Хантер нашел время понаблюдать за тренировками своего гладиатора и перекинуться парой слов с Тренером. Оба они сходились во мнении, что Тринадцатый гораздо слабее, хуже подготовлен, а кроме того в таком подавленном состоянии как сейчас, вообще ни на что не годен. И если Тренер всерьёз опасался исхода боя, то Хантера словно вовсе не интересовал результат. Поединок был ему нужен не ради победы, а ради только ему одному известной цели.

За несколько минут до начала боя, Джеймс вошёл в палатку к Томми. После дежурного обмена приветствиями и новостями, сказал спокойно и даже дружески:

– Не подведи меня, парень. От тебя зависят жизни гражданских.

– Постараюсь. Тебе принести соболезнования или поздравить с назначением? – Мрачно буркнул Томми, шнуруя высокие армейские ботинки и глядя исподлобья на Хантера. Валенти старался держаться подальше от политики, но он не был идиотом и понимал, что смерть командора и смена власти не выгодна Салерно, поскольку капитуляция была делом решенным и вопросом времени. Как и подозревали все, кто хоть немного следит за политической ситуацией на Северо-западе, командора Джона Хантера убили южане, но подготовил операцию и отдал приказ кто-то из своих. И отчего-то сейчас Томми Валенти был уверен, что Джеймс замешан в этом деле. Симпатия к новому командору, возникшая с первых минут их знакомства, сильно поубавилась, Томми был лучшего о нем мнения. Без труда прочитав это по его лицу, Джеймс усмехнулся, сел на стул и ответил, скрестив кончики пальцев перед лицом и наблюдая за Томми:

– О, узнаю этот взгляд. Совсем как у Миллера. Ты тоже считаешь меня предателем и убийцей отца?

–Какая нахрен разница, что я считаю, командор. Моё дело драться за тебя и за Север. Приятелями мы быть не обязаны.-Мрачно бросил Томми и одарил Хантера таким взглядом загнанного зверя, что Джеймс слегка попятился. Это не был взгляд молодого парня. Это был ледяной взгляд человека, которому уже нечего терять и потому ничего не страшно. Бледное лицо без единой эмоции усиливало этот эффект и вся фигура Томми была преисполнена решимости достойно встретить неизбежный финал своей молодой жизни.

Покончив со шнурками, Томми поднялся со стула и не сказав больше ни слова начальнику вышел из палатки, глядя прямо перед собой и уверенным шагом направился к арене. Хантер нагнал его через пару метров и окликнул:

– Эй, Томми, не забудь надеть перчатки. И… удачи на ринге.

Джеймс вложил в его руки пару чёрных кожаных перчаток без пальцев, украшенных красными мальтийскими крестами, и ободряюще улыбнувшись на прощание, растворился в толпе своих людей, спешащих к арене. Томми машинально надел перчатки, гадая про себя, почему командор самолично занимается подобными мелочами, мог отправить кого-то из подручных. Хотя большинство людей в его личной гвардии были имперцами и на языке Федерации говорили ужасно или не говорили вовсе, а никого из армии или политиков Северо-запада новый командор к себе не подпускал, небезосновательно полагая, что они могут быть для него угрозой.

По условиям уговора враждующих сторон, на сегодняшний вечер военные действия были приостановлены до окончания боя гладиаторов и дальнейшие шаги зависит от его исхода. За день люди командора возвели на Третей улице возле здания отеля арену, окруженную ящиками и освещенную прожекторами по периметру, а на крыльце отеля установили пару кресел и накрыли стол с выпивкой, лёгкими закусками, чтобы правителю Севера и его гостю с Юга было интереснее общаться и наблюдать за схваткой бойцов.Толпа военных возле арены радостно приветствовала своего командора выкриками и нестройным залпом из пистолетов. Джеймс шёл через толпу с гордо поднятой головой, чему-то своему улыбаясь, кивал на приветствия и отвечал на самые громкие выкрики. Гости с Юга вели себя подчёркнуто-вежливо, даже не освистывали правителя вражеской стороны. "Король умер, да здравствует король!" – С усмешкой подумал Томми, глядя на Джеймса, поднимающегося на крыльцо и включившегося в беседу с представителем Салерно. Рассеянно слушал последние наставления Тренера и морально настраивался на бой.

Сев в свое кресло, более всего похожее на королевский трон и украшенное монограммой прежнего командора, Хантер покосился в сторону Томми, но так же быстро отвёл взгляд, переключив внимание на важного гостя. Один из его личной охраны обслуживал господ как заправский официант, разливая напитки, а сам Хантер вёл с представителем Салерно неторопливую беседу на отвлеченные темы, изредка обмениваясь колкостями. Джеймс сидел в кресле, сложив руки на подлокотники и ногу на ногу. Поза его была расслабленной, даже нагловатой. Лицо ничего не выражало и только взгляд оставался серьезным. Во всей его фигуре чувствовалась мощь, холодная решимость и то, что принято называть величием. Закончив с напитками, охранник занял место по левую руку от Хантера и чуть склонившись к нему спросил что-то на имперском, который здесь мало кто понимал. Джеймс молча выслушал и едва заметно кивнул. Повинуясь приказу командора, прозвучал сигнал к началу боя.

На арену под призывные вопли южан вышел их гладиатор. Меченый. Многократный чемпион Мерси Фоллз, любимец публики и настоящая легенда среди бойцов по обе стороны стены. Многие пытались победить его, но мало кто смог продержаться хотя бы до второго раунда, остаться в живых и сохранить здоровье. Лысый гигант, покрытый татуировками и боевыми шрамами презрительно смотрел на толпу и не реагировал ни на какие вопли. Лицо его, и без того жутковатое украшала длинная вереница коротких шрамов, идущая по правой стороне лица от середины лба к подбородку. Он оставлял их сам себе в память о жертвах, за что и получил кличку.

Томми перепрыгнул ограждение и направился к сопернику. На фоне этого атлета, он выглядел ребёнком. Казался худым и даже ниже ростом, чем есть. Соперники были обнажены по пояс сверху, но ботинки и перчатки им позволили оставить. Зрители на появление Валенти отреагировали неодобрительным улюлюканьем и хамскими выкриками, но его самого это нисколько не волновало. Он смотрел на толпу и словно не видел никого и ничего, кроме мрачного Дока Миллера и задумчивого Тренера. Повторно ударил гонг, гомон толпы резко стих и соперники сошлись на центре арены, цеременно приветствуя друг друга легким кивком как старому знакомому.

От первого же удара Меченого, Томми отлетел на десяток метров и впечатался в ограждение, отбив спину. Поднялся и пошёл в наступление. Но серия ударов по разным частям тела, казалось, не приносит вообще никакого результата, словно бить статую. Противник рванул в атаку, Валенти лихо взлетел на ящики ограждения и коротким точным ударом пнул Меченого в лицо, впечатав его нос в череп. Тот слегка потерял концентрацию, Томми воспользовался этим и провёл серию ударов ногами. Его тяжелые ботинки с металлическими вставками сослужили хорошую службу. Удалось даже сбить врага с ног, но Меченый быстро встал, ударил противника в лицо и не дав опомниться схватил за волосы. Со всей силы припечатал лицом об свое колено. Для такого гиганта у него была потрясающая скорость. Томми оказался полностью деморализован. Меченый легко, как куклу, поднял его на руки и швырнул в ограждение. Томми душевно приложился о железный угол ящика и рухнул на асфальт. Стиснув зубы, чтобы не орать от боли, он не без труда поднялся на колени и лишь скривился, хватаясь за отбитые рёбра. Сплюнул под ноги густую тёмную кровь и повернулся в сторону соперника. Меченый приближался медленно и вальяжно, словно давая понять, что это ещё не конец и ему скучно так легко побеждать, он жаждет продолжения. Но Томми не мог даже встать на ноги, тело его не слушалось.

Южанин потягивая красное вино из высокого бокала, покосился на Хантера с надменной ухмылкой, явно предчувствуя скорую победу, но от колких комментариев всё же воздержался. Джеймс даже бровью не повёл и лишь переглянулся с заметно нервничающими Тренером и Миллером, стоящими чуть поодаль от арены и во все глаза смотрящими на своего гладиатора. Миллер бормотал что-то под нос. То ли ругался, то ли молился по нему сложно было понять. Тренер хранил молчание и лишь скорбно поджатые губы выдавали что он на самом деле думает. Старик жалел своего подопечного и корил себя, что не смог и не успел его лучше подготовить. Парень слишком молод и толком пожить не успел, но для всех было очевидно, что чуда не случится и живым с арены уйдет бессменный чемпион а не Тринадцатый.

Толпа южан бесновалась и улюлюкала, а воины севера несколько сникли, принимая поражение.

Тем временем Меченый добрался до своей жертвы и Томми, получив ещё несколько пинков по рёбрам, отчаялся встать. Противник обхватил руками его голову и притянул к себе, не оставляя сомнений в намерениях. Томми мысленно простился с жизнью и ни на что не надеясь просто оттолкнул от себя лицо соперника, упершись в разбитый нос чемпиона обеими руками. Между его пальцами струилась кровь. Меченый вдруг начал задыхаться, из его глаз брызнули слёзы, а хватка ослабла. Томми вывернулся из его рук, усилием воли заставил себя встать, схватил Меченого за шею и ударил об свое колено. Раз, другой, третий. Враг не сопротивлялся, а он всё бил и бил, вкладывая в удары всю свою боль и ненависть. Наконец, Меченый упал к его ногам, потеряв сознание. Томми перевёл дух и услышал, как со всех сторон из толпы в один голос кричат:

– Убей! Убей! Убей!

Томми поднял глаза на Хантера, словно ожидая приказа. Хотя он не был частью армии, воля командора была законом для всех и каждого на Северо-западе. Губы Джеймса тронула лёгкая полуулыбка и он едва заметно кивнул. Томми не отличался хладнокровием и не был жесток по натуре. Да, он мог набить морду всякому и поставить на место, если его цепляли, но он ещё ни разу никого не убивал, а потому стоял в замешательстве и не знал, как поступить. Разумнее всего было просто уйти, как в тот вечер, когда он стал частью команды бойцов, но взглянув на лицо соперника, покрытое шрамами, Томми насчитал что-то около двухсот. И за каждой этой меткой стояла чья-то жизнь, слезы и боль близких людей погибшего бойца. Перед глазами его пронеслись картины вчерашнего дня, снова пришли боль утраты, чувства вины и волна ненависти захлестнула истерзанный разум. Конечно, не Меченый расправился с его матерью, но он годами приносил горе людям, чьих сыновей, мужей и отцов убивал на арене ради забавы и гонораров. Склонившись, Томми обхватил голову Меченого руками и резким, отточенным до автоматизма в зале движением, свернул ему шею. На это ушли последние силы. Томми словно очнулся от боевого транса, ощутил невыносимую боль во всём теле. Было трудно дышать, похоже, ему сломали рёбра. Сделал шаг вперёд, демонстративно поклонился толпе и наступила тьма. Томми потерял сознание и осел на руки подбежавших Миллера и Тренера. Мужчины волокли его на себе через толпу куда-то к машинам.

Хантер поднялся с кресла вскинул руку вверх, подобно римскому императору. Могло бы показаться, что он просто радуется победе своего бойца, если бы не одно но. Повинуясь его сигналу, северяне практически одноврменнно схватились кто за пистолеты кто за автоматы и дробовики и разом пальнули в безоружного противника. Кое-кто успел сориентироваться, найти укрытие и даже отстреливаться, но их довольно быстро угомонили засевшие на крыше отеля имперские снайперы. Парламентёр вскочил со своего места и гневно сверля Джеймса взглядом, выкрикнул:

– У нас же договор!

– С Салерно? С этим ублюдком, который жаждет захватить мой дом и сделать рабами моих людей? Вот тебе моя подпись.– Джеймс резко выхватил из рукава серебристый стилет и одним коротким профессиональным ударом перерезал южанину горло. Кровь, хлынувшая фонтаном окропила его лицо. Бездыханное тело врага рухнуло к ногам, заливая густой алой кровью мраморную лестницу отеля. Хантер брезгливо поморщился, перешагнув через тело, вскинул руку с ножом над головой и проорал:

– За свободу! За Север!

– Хантер! – Радостно вторила ему толпа военных, паля в воздух. Это было поистине эпичное зрелище. Давно уже на Северо-западе не было столь уверенных и лёгких побед, практически без жертв со стороны ополченцев.

Пока шёл бой гладиаторов возле отеля, войска северян на границе пошли в наступление, нарушив договор о прекращении огня. Командиры Юго-востока, конечно, подозревали, что Хантер может выкинуть нечто подобное и ночная атака не стала таким уж сюрпризом, но всё же войскам Севера удалось застать врага врасплох. Бой шёл с переменным успехом и силы были равны, пока в решающий момент в тыл противника не ударили штурмовые отряды имперцев из личной гвардии Хантера. Южанам пришлось вести бой на два фронта и исход битвы был предрешён. Командир имперцев предложил южанам сложить оружие и сдаться, чтобы поберечь личный состав и хорошенько поразмыслив, тот вынужден был принять сложное решение не отступать и драться до последнего. Застрелил командира его же заместитель, который надеялся уйти живым из этой заварушки. Кроме тех, кто сложил оружие к рассвету в ставке южан не осталось ни одного живого человека.

Команда пиарщиков Хантера спешно организовали ему прямое включение на все ТВ- каналы и интернет ресурсы. В эфир пошли без цензуры кадры из разоренного лагеря войск юга с сотнями раненых и убитых, а следом появились кадры с военнопленными и захваченной техникой. Джеймс Хантер сидел на крыше бронированного джипа в такой же форме как у его армии, без знаков отличия и офицерских погон. Глядя в камеру, он начал свою речь спокойно и уверенно:

– Салерно, мой отец утратил силу. Предал всё, во что верил и за что боролся. Он сдался и позволил тебе переиграть его. Но всё изменилось. Потому что я не мой отец. Говорить с тобой и принимать позорное поражение не стану. Лёгких побед больше не будет. Пока я жив, пока мои люди живы, пока на Северо-Западе остаётся хоть один человек, мы будем драться! За каждую улицу, за каждый дом. Сегодня мы выбили ваши войска с Первой улицы. Завтра мы погоним вас к границе. И если придётся, дойдем до самых стен твоего дворца. О да, Тони, мне известно и это.-Джеймс очаровательно улыбнулся, иронично вскинув бровь. Спрыгнул с машины на землю и жестом приказал своим людям опустить оружие и позволить пленным подняться с колен. Помолчав с минуту, он продолжил, обращаясь в большей степени к бывшим солдатам противника, нежели к Салерно и зрителям новостей:

– Я не хочу масштабной войны. Я просто защищаю свой дом. Вас сюда никто не приглашал. Поэтому я говорю первый и последний раз. Салерно, не вынуждай меня на крайние меры. Пощади своих людей. Убирайтесь с моей земли и никогда больше не смейте возвращаться.

2320 год. Федерация.

Время застыло как в плохом кино. Нас было трое. Я, охранник и его винтовка. Говорят, что за секунду до смерти вся жизнь проносится перед глазами, так вот это неправда. Меня посещали видения о деле, которое привело меня сюда. Охранник тюрьмы медлил, ждал подкрепление, даже странно, что они так долго. Мой мозг лихорадочно искал выход из ситуации. К несчастью, браслет не позволяет нажать пару кнопок и превратиться из младшего аналитика в супершпиона и запросто отбиться голыми руками от автомата. Я смирилась с неизбежным, прикрыла глаза, не желая видеть лица человека, который меня убьет. Грянул выстрел. Слишком тихий для винтовки. Коридор заполнил аромат крови и пороховой гари. Но я не чувствовала новой боли, кроме той что приносила пуля в моем плече. Странно. Я открыла глаза и, казалось, совсем не удивилась открывшейся картине. Охранник тюрьмы лежал на полу вниз лицом и под его телом медленно расползалось пятно крови, а возле лифта стоял агент Бейкер с дымящимся пистолетом в руке и традиционно бесстрастным выражением лица. Порой мне кажется,что он вообще не человек, а суперсовременная модель робота. Стоп. Бейкер меня спас? Вот это уже реально чудо, я была уверена, что он меня ненавидит. Прежде чем я успела опомниться и спросить откуда агент здесь взялся, почему застрелил охранника и что теперь меня ждёт за этот инцидент, Бейкер стёр отпечатки пальцев со своего оружия, бросил пистолет на тело поверженного противника и холодно бросил:

– Омерзительно, агент Грей.

Страх, удивление и чувство благодарности разом меня покинули. Как бабка отшептала. Мне захотелось ему врезать. За всё время моего обучения в К-7 это было единственное слово, которое я слышала чаще чем своё имя. Такими темпами они мне присовоят позывной "Омерзительная Грей" или "Элис-Омерзительно-Грей. Я бы даже улыбнулась своим мыслям, но Бейкер заговорил снова:

– Идёшь со мной, быстро.

Я кивнула и послушно поплелась за ним в сторону лифта. Каким-то шестым чувством я понимала, что лезть с разговорами не лучшая идея. Мэтт редко теряет контроль и в любой ситуации остаётся профессионалом, но от этого не становится менее опасен. Я читала кодекс К-7, знаю что меня ждёт за такое нарушение правил. Я фактически дезертир.

Как только двери лифта закрылись за моей спиной и кабина пришла в движение, агент Бейкер резко прижал меня к стене. Я невольно вскрикнула, приготовившись, что сейчас он меня точно придушит за мои фокусы, но ничего не происходило. Долгую минуту я завороженно смотрела в холодные серо-голубые глаза агента, гадая про себя что он такое вытворяет. Бейкер отстранился и по-прежнему не говоря ни слова, принялся расстёгивать свой китель. Нет, определённо, это не то о чём я могла бы подумать, Мэтт не тот человек который способен домогаться подчинённую в лифте. Хотя, должна признать, я бы не особо и противилась. Каким бы мудаком он ни был, красивый, зараза. Чёрт. Отставить, агент Грей. Что это ещё за странные мысли?! Оставшись в черной футболке с коротким рукавом и символикой К-7, обтягивающей мускулистый торс, Бейкер протянул мне свой китель и приказным тоном бросил:

– Надевай.

Я молча выполнила приказ. Всё то время, что я одевалась, мой спутник стоял в опасной близости, упираясь руками в стену лифта по обе стороны от моей головы. И тут до меня дошло к чему это всё. Бейкер закрывал меня от камеры слежения в лифте, чтобы никто кроме него не увидел мою рану и кровь на форменной майке. И всё равно вопросов было больше чем ответов.

В жилом корпусе почти никогда не бывает тихо и малолюдно. Особенно сразу после ужина. Как правило, перед отбоем все, кто не отсыпаются, не работают над делами и не заняты на дежурстве, торчат в зоне отдыха. Пьют пиво, болтают с коллегами, смотрят кино на огромном экране, режутся в карты или иным образом культурно отдыхают. Это я домоседка по природе своей, да и новобранцу в этой компании будут не рады. Агенты, которые здесь со дня основания знают друг друга как облупленных и пробиться в их компашку почти нереально. Но дело не в этом. Дело в том, что если мы с Бейкером сейчас явимся вместе в жилой корпус, да к тому же я в его одежде, можно даже не сомневаться, что к утру местные сплетники раздуют из этого целую сенсацию. И я сейчас на себя пуху не накидываю и не считаю самой интересной темой для разговора. На меня всем плевать. А вот вопиющее нарушение правил безупречным агентом Бейкером никого не оставит равнодушным.

Лифт остановился и двери открылись. Мой спутник приобнял меня за талию и еле слышно проговорил:

– Подыграй.

Мог бы и не просить. Я была рада опереться на него, потому что из-за раны чувствовала непонятную слабость. Увы, наше появление не осталось незамеченным и к моей комнате шли как знаменитости через толпу фанатов. Я старалась не прислушиваться к разговорам, но всё равно обрывки фраз долетали. Для агентов секретной службы местные сплетники слишком громко шепчутся:

– Видал? Вот тебе и образцовый агент.

– Имперская принцесса не теряется.

– Как думаешь, Флэй и Бейкер её вдвоем трахают или по очереди?

– Напиши ему и спроси.

Хотелось, конечно, обернуться и сказать какую-нибудь гадость на столь бесцеремонное обсуждение моей личной жизни, но я сдержалась. Спасительная дверь была всего в одном шаге. Я приложила браслет к замку и вместе с агентом Бейкером вошла внутрь. Когда дверь закрылась за нашими спинами, Мэтт наконец-то меня отпустил. Включил систему защиты от прослушки и уверенным шагом проследовав в ванную, где хранилась аптечка, бросил через плечо:

–Раздевайся.

– Полностью? – Впервые за весь вечер не удержалась от колкости я.

– Удиви меня.

Это звучало почти как шутка или даже лёгкий флирт. Кто вы, мистер, и что сделали с мрачным хамоватым солдафоном, которого я ненавижу? Я сняла его китель стянула окровавленную майку и тяжело опустилась на диван, отодвинув от себя Честера. Вроде маленький котик, а каким-то образом умудряется занимать всё пространство. Бейкер появился через минуту. В стерильных перчатках и с аптечкой в руках. Отлично. Сама я в лечении ран от пули ничего не соображаю, а идти в санчасть не хочу, придётся объяснять, что со мной случилось. Осмотрев мою рану и распаковывая антисептик, Бейкер сказал почти участливо:

– Потерпи. Будет больно.

– Не привыкать.

Что-то я погорячилась, сказав, что не привыкать. Потому что пока Бейкер обрабатывал мою рану и накладывал швы больно было так, что хотелось орать на всю мощь лёгких. Надо было попросить хотя бы двести грамм спирта для обезболивания. Когда Мэтт закончил и собирал медикаменты, я устало опустилась на диван и со стоном сказала:

– Спасибо.

– Не за что. Я твой куратор, это моя работа.