Читать книгу Где же Лизонька? - Алиса Антонова - Страница 4

Гулять мне очень не хочется: сил нет совершенно, руки и ноги налились тяжестью, плечи трудно распрямить. Завтра опять в путь на Васильевский – разговоры, совещания, попытки убедить взрослых и умных людей, что есть другие способы выполнить их работу, позволяющие сохранить время и получить бо́льшую отдачу. Но для них это не главное, они много лет делали свое дело вполне успешно, зачем им слушать какие-то доводы заезжего молодца, вернее, престарелой молодицы, мало понимающей предметную область и требующей от них исполнения каких-то процессуальных правил, совершенно очевидно снижающих их собственную незаменимость. Ох…

Можно, конечно, выпустить Мартина побегать по участку – но в последнее время я уж слишком часто этим от него отделываюсь.

Я должна ему уже не меньше пяти прогулок за последнюю пару недель, причем две – за последние два дня подряд: очень стыдно! Душа скукоживается, когда отказываешь глядящей тебе в глаза чистейшей преданности. Хоть сил и нет совсем, но любовь все-таки определяется действием.

Я с трудом подняла себя с кресла – Мартин с надеждой заглянул в глаза. Заставила себя спуститься на первый этаж – Мартин помчался за мной, уже повизгивая, перегоняя и пытаясь поймать взгляд. Когда я начала одеваться, он уже не скрывал своего восторга: бросил поводок и крутился вокруг, вскакивая, приседая снова, не в силах поверить, что прогулка все-таки состоится.

Наконец, самое чудесное слово в мире произнесено: «Гулять!». Только владельцы собак знают, что происходит в собачьих душах в этот момент.

Мы вышли на улицу, и я ахнула! Снег усилился необыкновенно, превратив окружающее пространство в чудесный цветущий белый сад. Когда идет такой снег, мир сужается. Сад, улица, лес – все становится уютным, домашним и необыкновенно чистым. Ветер стих, и снег падал почти вертикально. Он падал ниоткуда, образовывался из темноты упавшего неба, именно с той высоты, которую позволял достать взгляд. Несколько минут я стояла, задрав голову, и не могла оторваться, наблюдая это чудо возникновения снега, завороженная фантастическим и немного жутковатым в своей нереальности зрелищем. Снеговые шапки на елях и соснах объединяли по несколько хвойных лап в одну, которые наклонялись под их тяжестью, превращая деревья в снежные бонсаи. Четкой белой графикой снег подсветил ажур крон деревьев. На каждой плашке длинного забора сидела белая шапочка, они были абсолютно одинаковые и превратили забор в идеальный строй солдатиков. Столбы фонарей с конусами света, заполненными снегопадом, казались душевыми стойками, изливающими снег. Стойки равномерно распределились по всей улице, и хотелось встать под каждую, как под снежный душ. А может, это настольные лампы около постели, которой стала сама улица, – настолько милым и мягким был падающий вниз снежный свет.

Снег валил и валил, укутывая мир красотой и радостью, смягчая печаль и боль усталости. Хотелось всего и сразу – и по-девчачьи кружиться и путаться в этих снежных занавесях, и не шевелиться, боясь спугнуть чудесную птицу, которая летала вокруг на снежных крыльях.

Как вспоминается зима летом? Грязь, длительность и однообразие. Целых полгода, – а то и дольше, – изменения в природе выражаются только сменой большего температурного минуса на меньший – или совсем до оттепели; побольше снега – поменьше снега. Я бы, не задумываясь, променяла наш климат на какой-нибудь более теплый и благодатный. Средиземноморский – подошел бы… Надо только перетащить туда мой город. Хотя это уже будет не Питер. Или не мой…

Но в такие дни зимы моя нелюбовь к ней становится куда менее абсолютной…

Снег толстым одеялом лежал на дороге, но он был легкий, воздушный: идти было весело, – и мы двинулись по дороге к парку.

*

Мой дом находится в бывшей деревне, давно поглощенной городом, но во многом так и оставшейся деревней, предместьем большого города с частными домами. Узкие улочки, отсутствие тротуаров, ливневые канавы вдоль улиц. Домики в основном старые, хотя многие уже подновлены – или проданы, и на их месте уже обосновались современные коттеджи. Сады, огороды, парники, цепные собаки. Скотинку, правда, уже не держат, но куры и кролики еще встречаются, – и часто, когда сон плохой и беспокойный, крики петухов окончательно избавляют меня от этого беспокойства. И, конечно, соловьи весной!

Наша деревня – это несколько улиц, идущих с востока на запад параллельно пригородной железной дороге с ее южной стороны и протянувшихся от одной железнодорожной станции до другой. Первая станция, та, которая ближе к городу, – это уже почти город. Большие дома и магазины. От нее отходит шоссе к югу на кольцевую и через нее дальше в настоящие деревни.

Вторая – даже не станция: две платформы с южной и северной стороны железнодорожных путей – была в свое время создана исключительно для студентов и преподавателей университета, который лет сорок назад своими естественными факультетами расположился в полутора километрах к югу от нее. Такой она и осталась. Какого-либо жилья там нет, только наши улицы своими окончаниями подходят достаточно близко к концу южной платформы.

Вдоль северной платформы для поездов из города, всего метрах в семи от нее, оставляя место только пешеходной тропинке, вздымается стена леса, вернее, лесопарка. Это бывшая усадьба Лейхтенбергских. В глубине обширного парка стоит великолепный особняк, а парк, огибая его, спускается дальше в сторону залива.

С другой стороны железнодорожных путей – вдоль платформы для поездов в город – тоже лес. И от дальнего конца этой платформы отходит в сторону дорога с давно разбитым асфальтом, по которой не ходят автомобили, разве что, если надо кого-то подвезти или встретить. По ней к началу занятий с приходом электрички спешат толпы студентов и сотрудников университета.

Между двумя железнодорожными станциями всего километра два. Мой дом стоит на второй улице от железнодорожной ветки примерно посредине. Зимой, когда нет листвы, из окна дома видны проходящие электрички. В темноте это завораживающее зрелище. Светящаяся огнями лента поезда быстро проскальзывает среди заснеженных деревьев и скрывается из видимости, мерцая огоньками последнего вагона. Мне нравится смотреть на этих светящихся змей. И, хотя я и сама частенько езжу в этих же поездах, – когда я гляжу на них из окна, мне кажется, что это отсвет какой-то другой, незнакомой и непременно чудесной жизни.

*

Мы с Мартином немного не дошли до южной платформы, пересекли железнодорожные пути, и почти сразу нас втянул лес. Место глуховатое, особенно зимними вечерами. В будни в это время мы обычно сюда не ходим – жутковато, но красота вечера и чувство вины перед псом придали мне смелости для прогулки в парке около платформы, где совершенно безлюдно в этот час. Хотя падающий снег немного высветлял пространство, было темно… и все-таки слегка жутковато. Наличие крупной собаки не очень-то прибавляло мне мужества. Мартин удивительно добродушный и приветливый пес, и я не помню за три года нашего совместного существования, чтобы он облаял хотя бы одного человека. По-моему, в его представлении все, кто ходит на двух лапах, – милейшие существа, и всенепременно или друзья, или должны стать таковыми. Поэтому я мало верю в его функции защитника. Мне кажется, что если вдруг, не дай Бог, кто-то попытается напасть на меня – тьфу, тьфу – Мартин просто остолбенеет от удивления происходящим; если вообще поймет, что происходит.

Поэтому наше сегодняшнее гулянье, хотя и совсем близко к светящейся огнями платформе – глубже пары десятков шагов я не захожу, – это мой настоящий подвиг ради Мартина, который безумно любит лес в любое время дня и ночи. Он с полным восторгом, на который только способна его молодая жизнь, мотался вправо и влево от тропинки, что-то рыл, почти закапываясь в снег, за кем-то гонялся в ночи, ловил снежинки, терялся из виду и вдруг возникал прямо передо мной с какой-то дубиной в пасти, предлагая мне закинуть ее подальше. Я закидывала, и он мчался за ней, но часто возвращался с другой совсем дубиной.

Наконец я решила, что моя совесть чиста и пора возвращаться. Я кликнула Мартина и обернулась, чтобы убедиться, что он бежит со мной. Он стоял на тропинке с палкой в зубах и печально глядел на меня.

– Марка, мне на работу завтра, давай скорее, – сделала я «строгий» голос. – Завтра пятница, скоро выходные. Вот в выходной придем днем и нагуляешься. В лесу по ночам только волки ходят и разбойники. Ты хочешь попасть к разбойникам? Я – нет! Ты же у меня еще тот защитник! Так что давай быстро за мной, и не будем искать приключений на свою голову.

И я развернулась по тропинке обратно к огням.