Читать книгу Минуты между нами - Алиса Гордеева - Страница 8

Лера

Падать всегда больно, и не важно, споткнулся ты и приземлился голыми коленками на неровный асфальт или, как я, в очередной раз сел в лужу.

Я снова прячусь от мира за капюшоном толстовки в самом дальнем углу «пазика». Уже не плачу. Наоборот, улыбаюсь своей чёртовой глупости. Я идиотка! Мало того, что ради этой поездки я окончательно испортила отношения с предками, так ещё и поссорилась с Джо. Он меня предупреждал, что так не бывает, бился головой об толстый лёд моего влюблённого сердца, до последней минуты отговаривал от глупой поездки, словно чувствовал, чем она обернётся для меня. Но разве я услышала?

Перед выходом и ему, и отцу наговорила лишнего, и что теперь?

– Поднимите руки, кто взял термос! —Голос Ирины Григорьевны настолько громкий, что заглушает собой дребезжание старенького автобуса и бесконечный гул чужой болтовни.

У меня с собой два – для себя и Егора, а ещё бутерброды с ветчиной, сухарики и пауэрбанк для мобильного, но я молчу. Какой от всего этого теперь толк? Мне не нужен ни чай, ни еда, ни квест… Всё, чего я хочу – вернуться домой или, по крайней мере, туда, где ловит связь, чтобы попросить прощения у Джокера. Но разве удача меня любит? Ответ очевиден: нет.

Прислонившись лбом к прохладному окну, я бессмысленно смотрю вдаль. Старые деревеньки, голые поля, узкие речки и дорожные знаки сменяются бесконечными лесами. Вот оно, моё наказание! Я так боялась ехать с отцом за грибами, столько обидного наговорила ему утром, а теперь мне и самой светит провести целый день среди ёлок и абсолютного игнора.

Позорная слезинка всё же спешит скатиться по щеке. Хорошо, что никто не видит… Мои слёзы – как мёд для озверевшей души Кротова, а я не хочу кормить хищника. Ненавижу его, как никогда раньше! А ещё… ещё совершенно не чувствую былой любви к Лихачёву. Как отрезало. Впервые мне противно смотреть на его длинную чёлку, да и в голубых глазах Егора отныне вижу лишь пустоту и гниль. Спорить на живого человека – низко и подло! Этому нет объяснений и оправданий! Да и вина всецело лежит не на том, кто предложил, а на том, кто согласился на проклятый спор – на Егоре…

Lera [06.09 09:45]: Прости. Ты был прав, я – глуха. Мне так больно, Джо, не представляешь! Они просто поспорили. Просто на меня. Клоун предложил, а Он согласился. Видел бы ты, как легко Он отказался от меня, стоило правде вплыть, небрежно столкнул в чан с дерьмом, как крошки со стола на пол! Ты верно сказал: любовь – это порок сердца, ОРЗ души. Кажется, я излечилась, Джо… мне ампутировали и то, и другое…

Lera [06.09 09:54]: Ты просил тебе писать, но здесь не ловит. Совсем. Мои сообщения зависают где-то между мной и тобой. Но я, если ты не против, всё равно буду писать. Иначе сойду с ума в этом аду.

Lera [06.09 09:58]: За окном дождь, и вообще сегодня очень холодно. Но тут, в салоне автобуса, душно – от трели чужих голосов, дебильных шуток и бесконечного равнодушия. Ты знаешь, как я ненавижу лес, но поверь, сейчас я бы с радостью заблудилась в самой его глуши, лишь бы не здесь, со всеми!

Lera [06.09 10:11]: Мне хочется выть, Джо! Боль не отпускает. Внутри всё трещит по швам, стоит взглянуть на них. Клоун спит как ни в чём не бывало, а Он смотрит на Машу, которая сидит в компании Ведьмы, и улыбается – не мне. Ей. Помнишь, ты рассказывал, как отчим бьёт твоего брата. Что ж, поверь, меня тоже только что избили. Правда, ссадины не на коже, а куда глубже…

Lera [06.09 10:19]: Кажется, мы приехали. Здесь жутко. Джо. Если к вечеру не вернусь, знай: меня сожрали медведи.

Lera [06.09 10:23]: Дурацкая связь! Впрочем, неудивительно: нас привезли в главную дыру этого мира. Здесь даже не слышно пения птиц, и такая разруха вокруг. Жизнь ушла из этих мест лет тридцать назад, а нас зачем-то привезли.

Я делаю несколько снимков и прикрепляю их к сообщению. Но какой смысл, если оно всё равно не уходит?

Брезгливо переступаю ногами по размякшей от дождя хвое и сгнившим листьям. С ужасом смотрю на проржавевшие ворота и такую же надпись над ними «Красный Химик». Хочу закричать, что нас привезли не туда, но мерзкий скрип калитки меняет планы.

– Всем привет! – задорно голосит молодой человек, наверно, немногим старше нас, невысокий, худой, в ярко-салатовой толстовке и промо-кепке на голове. – Добро пожаловать на квест «Старый химик»! Погода, конечно, подвела, но поверьте скоро вы перестанете замечать её капризы. Ну как, готовы к приключениям?

Дремучий лес заполняется восторженными возгласами моих одноклассников. Разве подумаешь, что ещё пару минут назад они уныло проклинали саму затею приехать сюда? Но люди на то и люди, что их мнение меняется с такой же лёгкостью, как и направление флюгера на крыше: куда подует, туда и рады смотреть.

До самóй базы от ржавых ворот ещё метров пятьсот. Высокие ели сменяются непролазным бурьяном, немного увядшим, но оттого ещё более неприглядным. Разбившись по парам (а больше двух человек на потрескавшемся от времени асфальте не помещается), мы неспешно идём к домикам, крыши которых начинают виднеться вдалеке. Я, как обычно, замыкаю и вопреки замечаниям классной отчаянно пытаюсь уловить сигнал.

Стас, наш сопровождающий, идёт первым и весьма громко озвучивает правила. По большому счёту, здесь нельзя ничего, особенно рыскать по заколоченным заброшкам. Он объясняет это шаткостью их конструкций, но в толпе снова бежит слушок о неких подземных бункерах и изощрённых опытах. Можно подумать, без этих страшилок здесь недостаточно жутко!

Наш корпус номер семь ничем не примечателен: обычный домик в два этажа. Серый шифер на крыше, дикие яблони по периметру, небольшая веранда и деревянная лавка возле крыльца. Стены окрашены в голубой цвет, а старые окна заменили пластиковые стеклопакеты – этакий плевок цивилизации. Внутри всё очень просто: небольшой зал с длинным столом и скамейками, вдоль стены – вешалки для одежды, чуть поодаль – подобие кухни и лестница на второй этаж. Но самое паршивое – здесь холодно, почти как на улице. Толку от пластиковых окон – ноль. Ветер сквозит сквозь тонкие стены, которые, правда, не пропускают дождь.

– Не переживайте, сейчас мигом согреемся! – подбадривает нас Стас и включает обогреватели, штук пять разом.

– А заранее их включить нельзя было? – Громова потирает озябшие ладони.

– А на втором этаже что? – басит Косолапов.

– Ничего, там пустые комнаты, – спешит с ответом Стас. – И всякий хлам.

– А что с моим вопросом? – надувает губки Уля. – Вы же знали, что мы приедем.

– Знали, – с виноватым видом кивает Стас. – Но тут с электричеством перебои. Вот только дали.

– Ну круто! – ёжится от холода Громова. – Шарага какая-то!

– Ладно вам, не раскисайте! Минут через тридцать начнём!

Дабы избежать неудобных вопросов, Стас сбегает от нас под предлогом подготовки квеста, а мы продолжаем осматриваться и согреваться кто как может.

– А туалет здесь где?

– Пацаны, айда на второй!

– У кого ещё с собой были термосы? Достаём!

Сбросив тяжёлый рюкзак с плеч, кутаюсь в любимую толстовку. Не скажу, что замёрзла, но мне неуютно. Ощущаю себя бесконечно лишней и ненужной и, наверно, поэтому выхожу под дождь. Натянув капюшон, бесцельно наматываю круги по периметру домика, а потом сажусь на лавку и, обхватив себя руками, жду, когда этот дурацкий день канет в Лету.

Но в полную силу насладиться одиночеством мешают внезапные крики и чей-то визг.

Я никогда не была особо любопытной, но сейчас странное волнение проносится по телу колючими иголками, да и шум внутри нашего корпуса не думает стихать. И пусть визг девчонок сменяется руганью пацанов, я всё же поднимаю с лавки свою пятую точку и возвращаюсь в домик. В нос тут же ударяет неприятный запах… Так воняет от перегоревшей проводки… Вот и наша не выдержала сразу пяти обогревателей по свою душу и задымилась ровно в тот момент, когда Громова решила подсушить промокший свитшот над одним из конвекторов.

– И чего теперь делать?

– Вот это коротнуло!

– Что за вонь! Фу!

– Наша королева подгорела!

– Надо Стаса искать…

– Громова, ты бы ещё задницей на конвектор уселась!

– Тихо! Угомонитесь! – пытается пробиться сквозь гул голосов Ирина Григорьевна. – Всё решаемо, я уверена! Пока вы проходите квест, мы с администрацией базы что-нибудь придумаем.

– А здесь есть администрация? – произношу с долей иронии, но мой тихий голос тонет во всеобщем гомоне.

– И правда, пошлите уже столовую искать! – командует Кротов. – Мы сюда играть приехали, а не в домике прозябать!

Ну, разумеется! В помещении мгновенно становится тихо. Все одобрительно кивают, допивают чай, хватают вещи, а потом шумной толпой вываливаются на улицу.

Я же сжимаю пальцами лоб и, усмехаясь, покачиваю головой: представляю, как несладко пришлось бы мне, явись причиной замыкания я, а не Уля… Всё-таки Громовой повезло! Как бы сильно я ни презирала Данилу, есть в нём какой-то стержень, он горой стоит за своих… Только я не из их числа…

– Тебе особое приглашение нужно, Ильина? – пренебрежительно бросает Кротов, больно задев меня своим каменным плечом. – Или ждёшь, когда все уйдут, чтобы рейд по чужим сумкам устроить?

Гулкий вдох, и не единого слова в ответ. Я всегда немею, когда со мной вот так – грубо, безжалостно, без причины…

– Слушай, Ильина! – Данила почёсывает затылок, разглядывая меня, как фоторобот опасного преступника. – Что с тобой не так?

– А с тобой? – Голос дрожит от слёз.

Кротов хмурит брови и, продолжая ерошить волосы на голове, криво ухмыляется.

– У тебя вши? – С губ срывается первое, что приходит на ум. Мне осточертело молчать. – Ты поэтому такой злой? Чешется всё? Так ты в аптеке спроси, и тебе помогут…

Понимаю, что только что подписала себе смертный приговор, а потому непроизвольно пячусь к выходу. Бежать без оглядки! Но куда там? Замираю, как грёбаный кролик, под гипнотическим взором удава… тьфу, Данилы…

– О! А ты, я смотрю, отвечать научилась, Ильина! – скалится Кротов, а у самого в глазах бушует неприкрытая ярость. – Так, я тебя быстро заткну!

Да кто бы сомневался! Шумно сглатываю, едва удерживая равновесие на ватных ногах… А потом внезапно понимаю: погибать, так с музыкой!

Сжимаю кулаки, до боли свожу лопатки и улыбаюсь – через силу, вымученно. А потом тяну до тошноты приторным голосом:

– С себя начни, Кротик!

За бешеным гулом собственного сердца не слышу ничего вокруг: ни шагов классной, зачем-то вернувшейся в корпус, ни её замечаний в наш адрес… Мне дико страшно, но в то же время до одури всё равно: я свою прививку боли получила ещё утром – куда уж хуже!

– Ты ответишь мне, Ильина, за каждое слово! – угрожающе рычит парень, сверкая зубами. А я отчаянно ловлю приоткрытыми губами воздух, отравленный запахом проводки, и мотаю головой: я наперёд ответила за всё, теперь очередь Дани.

– Кротов, у тебя сегодня, что, официальный день разборок? – Фигура Ирины Григорьевны так вовремя вырастает между нами. – Тебе парней уже мало? На девочек перекинулся? А ты, Ильина, чего тормозишь? Ну-ка быстро метнулись кабанчиками к столовой – вас одних ждут!

Нам обоим ничего не остаётся, как покорно кивнуть. Но если я продолжаю тупить, то Кротов резво срывается с места и в два счёта вылетает за дверь.

– Нашла с кем воевать, Лера! – прикрыв глаза, озабоченно вздыхает Ирина Григорьевна. – Ладно, пошли! Нехорошо заставлять других себя ждать.

Фальшиво улыбаюсь, чтобы скрыть слёзы и проснувшийся так некстати страх, а потом иду следом за Ириной Григорьевной к проклятой беседке, не чувствуя холода, не замечая дождя, с трудом ориентируясь в пространстве. Уговариваю себя не бояться и даю слово держаться учителя: так меня не тронут – не посмеют. Но удача, видимо, решает окончательно отвернуться от меня.

– Ребята! Послушайте внимательно! – стоит нам подойти ближе к оголтелой толпе подростков во главе с Кротовым, как Ирина Григорьевна весьма быстро умывает руки. – Дальше вы проходите квест без меня!

Сердце уходит в пятки, а желание бежать со всех ног кувалдой бьёт по вискам. Что я наделала! Где мне взять силы пережить этот день, если от одного только взгляда Дани меня здесь и сейчас бросает в дикую дрожь?!

Едва справляясь с волнением, заставляю себя дышать. По привычке прячусь за чёрной тканью капюшона и мысленно готовлюсь к новой порции унижений. Но подоспевший к нашей компании Стас, сам того не ведая, дарует мне минуты отсрочки.

– Все собрались? Все готовы? – Его глаза сияют азартом, а костюм сумасшедшего химика невольно притягивает взгляды: белый халат, очки, грим – глупости, но те позволяют мне незаметно слиться с окружающей нас серостью, а потом спрятаться за углом столовой. Этот квест совершенно точно не для меня!

Сжавшись в комок, я прислоняюсь в посеревшей стене заброшенного здания и жадно впитываю каждый звук со стороны веранды. Стас говорит что-то об опытах и сотворении волшебного эликсира счастья; пытается втереть нашим, что именно его они и будут создавать, собирая необходимые ингредиенты по ходу прохождения квеста, а потом уводит толпу за собой к первому испытанию.

Я наконец выдыхаю, а спустя минут десять, а то и двадцать, решаюсь выйти из укрытия: сидеть за столовой, быть может, и безопасно, но слишком холодно. Силясь вспомнить дорогу до нашего корпуса, озираюсь по сторонам. Плутаю по корявым тротуарам от домика к домику. А когда среди всей этой разрухи замечаю двухэтажное голубое здание, со всех ног несусь к нему. В уме проговариваю, что скажу классной, как буду ссылаться на свою бестолковость и объяснять, почему отстала от остальных, но все мои старания рассыпаются бисером под ногами, когда понимаю, что корпус закрыт.

Я дёргаю дверь, стучу, зову Ирину Григорьевну, но ответом мне служит тишина…

Продрогнув до костей, я кутаюсь в толстовку и, поджимая пальцы в промокших кроссовках, переступаю с ноги на ногу, а потом каменею, заслышав вдали некогда любимый голос Егора.

Его нарочито сладкий баритон становится всё громче, но сколько бы я ни вертела головой, разглядеть Лихачёва и его собеседника мне не удаётся. Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, с кем Егор может говорить. От одной только мысли, что рядом с Лихачёвым идёт Данила, мне становится не по себе. Страх, который только-только начал уступать дорогу холоду, с новой силой сдавливает лёгкие. Я срываюсь с места и судорожно ищу, где спрятаться, но ничего лучше яблоневого сада не нахожу… А уже в следующее мгновение понимаю, что разговаривал Егор не с Данилой. Его спутница – Громова, и судя по тому, как нежно переплетены их ладони, разговорами молодые люди уже давно не ограничиваются.

Как и я, сладкая парочка, по всей видимости, улизнула с квеста и сейчас норовит попасть внутрь корпуса. Уля канючит, что замёрзла и вся эта походная жизнь не для неё. Егор ласково касается кончиком носа шелковистых волос Громовой и что-то шепчет ей на ухо – нежно, заботливо. А я едва справляюсь со рвотными позывами. И вроде должна испытывать чувство небывалого удовлетворения, что бумеранг вернулся и со всей дури угодил в рожу Кротова, но людская подлость не оставляет места радости. Мне жалко себя – полную дуру, которая все эти годы боготворила Лихачёва, а сегодня, с ног до головы облитая помоями, вынуждена прятаться по сырым кустам, обидно за Машу, которая считает Громову лучшей подругой и слепо доверяет ей все свои тайны…

Ошарашенная увиденным, я совершенно забываю о конспирации. Да и ветки яблонь – то ещё укрытие! Стоит случайно ухватиться не за ту, как предательский треск сухой древесины, вынуждает парочку резко отскочить друг от друга и испуганно обернуться в мою сторону.

Что ж, сегодня явно не мой день!

– Ильина? – Егор заметно расслабляется.

В моём лице он не видит угрозы своему доброму имени, и наверно, в чём-то прав: даже если открою рот, мне всё равно никто не поверит.

– Ты? – брезгливо морщится Громова, а потом начинает смеяться: – Решила сменить запах чеснока на аромат прелой листвы?

– Чеснока? – недоумевает Егор, пока воспоминания двухлетней давности до крови царапают душу.

Загородный дом. День рождения Лихачёва. Пышный праздник. Егор тогда позвал к себе почти весь класс, даже новенького пригласил.

– Забыл? – выгибает брови стерва. – Ты же сам мне рассказывал, как наша чувырла наелась чеснока и давай к Даниле с поцелуями приставать?

– А, это! – усмехается Лихачёв, пока я, глядя ему в глаза, отчаянно повторяю короткое слово «ложь». Но он притворяется, что не слышит. – Так то не чеснок, вроде, был, а тухлая рыба.

Егор находит своё замечание смешным, а я бегу со всех ног. Куда – не важно, лишь бы больше никогда не вспоминать…

Мокрая трава, разбитые бордюры, домики, в своей разрухе похожие один на другой. Я задыхаюсь от нехватки кислорода и острой боли в боку, но сквозь туман проклятых слёз и бесконечной мороси продолжаю бежать. Однако, чем более размытыми становятся очертания корпусов, тем острее в сознание впивается понимание, что от себя не спрячешься.

Согнувшись пополам, упираюсь ладонями в коленки и прерывисто дышу. Сердце клокочет, память отравой циркулирует по венам. Я тихо скулю, безвольно возвращаясь в прошлое, а потом замечаю покосившуюся сторожку возле забора и зачем-то иду туда. Дверь заколочена, крыльцо прогнило до дыр, повсюду мусор и старый хлам. Грязные осколки вместо окон угрожающе торчат из обшарпанных рам. Жуткое место, впрочем, как и вся моя жизнь.

Ума не приложу, что делать дальше: вернуться – не вариант, остаться здесь – сгинуть без следа. И всё же я решаю остаться…

Из кармана выуживаю мобильный и, усевшись на старый пень чуть поодаль от сторожки, пишу моему Джо. Знаю, что не прочтёт, что сообщения снова повиснут в воздухе, но в эту минуту как никогда мне нужен рядом друг.

Lera [06.09 13:52]: Мне было шестнадцать, как тебе сейчас. Я была наивной и верила в любовь. Впрочем, с тех пор мало что изменилось – я всё такая же дура.

Lera [06.09 13:59]: Маша уговорила меня надеть короткое платье, не в меру откровенное, даже вульгарное. Но тогда я хотела, чтобы Он меня заметил. Мой первый поцелуй я мечтала подарить имениннику, но нам обоим не хватало смелости. Робкие взгляды, смущённые фразы, горящие от стыда щёки… Мы смеялись и громко болтали с другими, но стоило нам оказаться рядом, как мы безумно робели. Первый шаг – всегда за мужчиной, так меня воспитали, а потому, кусая губы и не сводя с Него глаз, я ждала. Вот только ничего не происходило…

Рукавом толстовки смахиваю слёзы и, отметив про себя, что дождь перестал, снова пишу Джо.

Lera [06.09 14:18]: Шестнадцать – бестолковый возраст. В голове столько знаний, но все не о том… Я лучше отца разбиралась в геометрии и могла наизусть прочесть Блока, но что делать с сердцем, разрывающимся от любви, не знала. Боялась упустить свой шанс. Торопила чёртову жизнь. И оступилась.

Запрокидываю голову к серому, низкому небу. Смотрю, как верхушки сосен качаются на ветру, и всё никак не решусь написать о главном: признавать свои ошибки всегда непросто, а в моём случае ещё и бесполезно.

Lera [06.09 14:46]: Глупая игра. Пустая бутылка из-под колы. Длинное горлышко с корявым сколом по краю. Оно промахнулось и указало не на того.

Lera [06.09 14:52]: Я до последнего ждала, что Он меня остановит, пользуясь своим авторитетом, заставит новенького сесть на место. Искала защиты в любимых глазах, но Он струсил, а быть может, не захотел. Сам закрыл за нами дверь кладовой и ушёл. Я была зла, расстроена и, не скрою, растеряна. Клоун стоял напротив меня и, казалось, тоже не находил себе места. Две минуты наедине. Спутанное дыхание. Безумная неловкость натянутой до предела струной. Что я знала тогда об этом парне? Ничего! Скромный, тихий, неуверенный. Он только пришёл в наш класс. К нему все присматривались, изучали. А мне не было до него дела.

Я нажимаю «Отправить» и грустно смеюсь: с таким же успехом я могла поведать свою историю ёлкам. Натягиваю пониже рукава, чтобы унять дрожь в озябших ладонях, и с досадой осознаю, что хочешь не хочешь, а вернуться придётся. Давать лишний повод для сплетен своим одноклассникам не хочу, да и Ирину Григорьевну подводить неохота. Поднимаюсь с трухлявого пня, кручу головой по сторонам, но вот незадача: куда идти, не помню.

Lera [06.09 15:05]: Я, кажется, заблудилась.

Lera [06.09 15:10]: А может, это повод всё тебе рассказать?

Lera [06.09 15:22]: Я тогда сразу предупредила Клоуна, что целоваться с ним не буду. Да что там – меня коробило от одной только мысли, что моих губ могут коснуться чужие, нелюбимые. Клоун кивнул, а потом попросил соврать… Мы оба понимали, что, скажи я правду, и его засмеют. И я солгала… Не знаю, пожалела ли новенького или так сильно хотела разбудить в Нём ревность, но факт остаётся фактом: мы вышли из чулана, держась за руки. На губах Клоуна виднелись следы моего нежно-розового блеска для губ, а с моего лица не сходила глупая улыбка. Все поверили, даже Он. В Его глазах было столько боли, что я готова была раскрыть обман. Но Клоун оказался куда проворнее…

Я отключаю телефон – больше ни слова! Всё, что случилось потом – расплата за мою глупость. Верить людям нельзя – никогда, ни при каких обстоятельствах! Этот урок я должна была запомнить навечно, но стоило Егору снова поманить меня за собой, как я бездумно полетела в пропасть.

В лесу темнеет не на шутку быстро. Всего начало четвёртого, но здесь, среди сосен-великанов и раскидистых елей, по-вечернему неуютно, да и, что греха таить, страшно. Каждый шорох, любой треск – наждаком по нервам. Уже не знаю, дрожу ли я от холода или от предчувствия неизбежной беды, но, когда сквозь шумное биение собственного сердца различаю чьи-то шаги и гул голосов, едва не валюсь с пня.

– А что здесь раньше было? – звонким колокольчиком доносится до моих ушей вопрос нашей отличницы Колупаевой. Господи, могла ли я подумать, что так рада буду её услышать?!

– Домик местного сторожа! – не без гордости заявляет Стас, а по мере приближения к избушке добавляет: – Если верить карте, то именно здесь спрятан последний ингредиент.

– Точно, ребят, ищем поваленное дерево или пень!

Пожимаю плечами: что его искать – он прямо подо мной! А потом понимаю, что, найди они этот проклятый пень, и не миновать расспросов и издевок. А потому вскакиваю как ошпаренная и во все глаза смотрю на трухлявую развалюху. Что должна увидеть, не знаю, но когда замечаю запутанный среди корней кусок полиэтилена, который всё это время я принимала за обыкновенный мусор, со всей дури тяну его на себя, а, обнаружив завёрнутый в нём пузырёк с какой-то фиолетовой жидкостью, выскакиваю к остальным.

– Не это ищете? – Я изворотливо смешиваюсь с толпой.

Нет, разумеется, ловлю на себе подозрительные взгляды одноклассников – я не проходила дурацкий квест, но, уверена, никто особо и не заметил моего отсутствия. Тем более все уже изрядно устали от скитания по территории базы, а потому несказанно радуются возможности поставить жирную точку в химических приключениях.

– Ну наконец! Теперь обратно? – ноет Аня Егорова.

– А можно эликсир счастья променять на стакан горячего чая? – вторит ей Голубева, уже вся скукожившаяся от холода.

– Ильина, ты наша спасительница! – басит Косолапов и ловко выдёргивает из моих рук недостающий элемент.

– Всё, ребята! Возвращаемся на базу! – под одобрительные возгласы скандирует Стас, и все тут же спешат за ним. И я не исключение!

Обхватив себя руками, я по привычке плетусь в хвосте. Из-под объёмного капюшона украдкой поглядываю на одноклассников и радуюсь, что всё обошлось. Представляю, как достану термос из сумки и с каким аппетитом слопаю бутерброд, а потом сяду в старенький «пазик» и вернусь домой. Но тихий шёпот Кротова сквозь толстую ткань капюшона обжигает затылок, решительно напоминая, что до финала ещё далеко.

– Ильина, ты ли это? А я тебя обыскался! – подлой гадюкой шипит урод за моей спиной. – Думал, штанишки обмочила со страха. Хотя о чём это я? – тошнотворно ржёт. – Ты же и так пряталась тут от меня. Одна в лесу.

Молчу, как обычно, делаю вид, что слова Кротова ни капли меня не трогают, и продолжаю идти за толпой. Вот только Даниле всё мало.

– Что, Лера, даже волкам ты пришлась не по вкусу?

Торможу, резко, внезапно, а потом оборачиваюсь к Кротову.

– Запах чеснока отпугнул! – Мой пропитанный болью голос звучит безжизненно и грубо, примерно так же, как у Кротова, когда за углом школы он травил пацанам байки обо мне, в деталях описывая наш несуществующий поцелуй. В тот день, чтобы взобраться на вершину, он утопил меня в зловонном болоте, от грязи которого я до сих пор не могу отмыться.

– Хм! – уголком рта улыбается Данила. – Тогда и я, пожалуй, отойду, а то провоняю ещё!

– От тебя и так за версту несёт, Кротов!

– И чем же, Ильина?

– Неудачником! – Вздёрнув подбородок, смело смотрю в его прищуренные глаза цвета бездонной лужи, а потом улыбаюсь, вспоминая о бумеранге, и, наигранно вдохнув, морщусь:

– Чуешь? Пахнет растущими на твоей башке рогами, Кротов!