Читать книгу Не чужие дети - Алиса Ковалевская - Страница 8

Есения

Большую часть дня я провела, подбивая хвосты. Как будто специально, Юлия оставила мне воз мелочей, сделать которые не составляло труда. Но только в том случае, если делать их сразу. Мне же приходилось внимательно вникать в суть, чтобы ничего не упустить и не напутать.

– Хорошо подгадила, – закрыв последний из документов, шикнула я. Никакая это не случайность. На зло сделала.

Время обеда давно прошло. Мельком я видела, как уходил Азаров.

Посмотрела на часы – почти пять. В принципе, можно было уже и не обедать, но я всё-таки пошла на кухню. Не зря же принесла еду с собой в конце-то концов.

Только поставила лоток в микроволновку, в нашу офисную столовую на четыре столика зашли двое сотрудников. Один из них сдержанно кивнул, другой так вообще сделал вид, что меня нет. Пока грелся мой запоздалый обед, ребята, перебрасываясь короткими фразами, заварили чай и уселись за дальний столик. Через минуту к ним присоединились ещё двое. И опять только сдержанные кивки. Стоя спиной к образовавшейся за столом компании, я чувствовала направленные мне в спину взгляды. Было до такой степени неуютно, что хотелось уйти, но таймер микроволновки словно застыл, время тянулось невыносимо долго.

Наконец прозвучал долгожданный щелчок. Взяв лоток, я пошла было к выходу, но не удержалась и посмотрела на коллег. Те разом замолчали.

– Что случилось? – всё-таки не сдержалась я.

– Она ещё спрашивает, что случилось, – цинично усмехнулся высокий парень в очках. – Слышали?

– А что ей? – ответила ему молоденькая девушка из числа рекламщиков. – За тёпленькое место около босса и не на такое пойти можно, если совесть не подпирает, – посмотрела на меня. – Не подпирает, Гончарова? Довольна? Выслужилась перед Ящером?

Под Ящером, судя по всему, она подразумевала Азарова. В офисе меня не было всего несколько дней, а ощущение складывалось, что на обед с Михаилом я уходила из одного места, а вернулась в другое. Даже атмосфера стала тяжёлой, наэлектризованной.

– Ни перед кем я не выслуживалась, – процедила в ответ.

– Как же, – вставила ещё одна сотрудница.

Сжимая в руках горячий лоток, я молча пошла к выходу и едва не столкнулась с Азаровым. Он посмотрел на меня, на мой обед и посторонился. Ничего не сказав, я вылетела в коридор. Было обидно до слёз и в то же время чувство вины, появившееся ещё утром, буквально вгрызлось в душу. Сама не заметила, как дошла до приёмной. Есть перехотелось. Швырнула лоток на стол, проклиная про себя нового генерального директора.

С чего все взяли, что я имею отношение к увольнению ребят?! Или… внезапно меня озарила догадка. Не Юля ли пустила слух? Чего ей стоило намекнуть, что Азаров и помощницей-то меня сделал только потому, что ему нужен свой человек в компании?

Да я и сама говорила ему, что всех тут знаю, но даже представить не могла, что Азаров использует это таким образом.

– Ящер, – в сердцах процедила я.

Ящер ему подходит, как нельзя лучше.

***

Не прошло и нескольких минут, как Михаил зашёл в приёмную. Нервно щёлкая мышкой, я просматривала бумаги. Он остановился напротив стойки, за которой находился стол. Сложил на ней руки и смотрел на меня до тех пор, пока я не вскинула голову.

– У тебя проблемы?

Я молчала. Только начавший униматься гнев вспыхнул снова и, похожий на гудение пчелиного улья, становился всё сильнее.

– Если и проблемы, вам что? – спросила зло. – Поувольняете всех?! Хороших работников, по-вашему, ведь много. Только знаете что? Хороших начальников тоже достаточно. Таких, для которых любящие свою работу люди не пустое место и не папка с личным делом.

Не дожидаясь ответа, я уставилась в монитор. Вина продолжала жечь, наравне со взглядом начальника. Несколько раз щёлкнула мышкой. С удовольствием бы запустила её в наглую физиономию Ящера, но для этого нужно было быть истеричкой. А меня просто раздирало от обиды за ребят и ощущения несправедливости.

На скулах Азарова выступили желваки, на шее вздулась вена. Но он не ответил, прибавив к моему гневу ещё и чувство неудовлетворённости. Да, сейчас я хотела сцепиться с ним, была готова. Только такой возможности он мне не предоставил.

– Мы улетаем в командировку через три дня. В Таиланд, – вместо продолжения, вдруг сказал он. – Будь готова.

Я медленно подняла голову. Опять встретилась с ним взглядом. Мои планы его не интересовали. Я просто должна быть готова лететь через три дня на другой конец света. Само собой, в графике этого тоже не было.

– Я не могу, – ответила холодно и до предела спокойно.

– Почему?

– Потому что не могу. Как бы вам этого ни хотелось, моя жизнь не ограничивается работой. У меня есть свои планы, и я не стану перечёркивать их только потому, что вам, Михаил Григорьевич, ни с того, ни с сего потребовалось в Таиланд. Уверена, вы отлично владеете тайским и справитесь без меня.

Некоторое время он продолжал смотреть на меня, потом убрал руки со стойки.

– Хорошо. Ты права, тайским я владею отлично. Так что поеду один.

– Отлично, – бросила я, возвращаясь к работе.

Видела, как он пошёл к кабинету. Надо же, даже дурацкий кофе с дурацкими орешками не приказал принести. Клацнула мышкой, испытывая одновременно удовлетворение и досаду. Слишком лёгкой оказалась эта победа.

Ящер открыл дверь, но не вошёл.

– Да, – Михаил остановился. – Ты уволена, Есения. Я предупреждал – такие сотрудники мне не нужны. Можешь собирать вещи. Это твой последний рабочий день в моей компании.

***

Да пошёл он к чёрту!

Скидывая вещи в первый подвернувшийся под руку пакет, я жалела только о том, что его вышколенная помощница оказалась права. Я не то, что долго рядом не продержалась – пары недель не выдержала.

Чтобы собраться, потребовался час. Личные вещи летели в пакет вперемешку с папками и блокнотами. Фиг я ему что оставлю! Пусть его Юленька разгребает всё, как хочет. Не одна она гадить умеет.

Только я хотела вызвать курьера, в приёмную вышел Азаров.

– Подвезти? – спросил он, посмотрев на пакеты.

Я молча окинула его презрительным взглядом и отвернулась. Холёный, пиджак не застёгнут, волосы лежат небрежно.

– Можешь забрать трудовую сегодня.

Я опять посмотрела на него.

– Подвозить меня не нужно. Скажите лучше, почему вы так сильно людей ненавидите? – подошла на пару шагов. – Вы вообще любите кого-нибудь, кроме себя? Люди вам не нужны, детей вы не переносите. Проблемы от них? А от вас проблем не было? Сразу безупречным родились? Ни разу в торт руками не залезали?

– Ни разу, – прожигая взглядом, сказал он с металлом в голосе.

– Тогда мне вас искренне жаль.

– Не надо меня жалеть, Есения. Благодаря тому, что в детстве у меня не было возможности жрать торты руками, сейчас я могу позволить себе всё, что захочу. А дети… У меня нет к ним ненависти. Я элементарно не считаю нужным рожать их. Зачем плодить то, чего и так в избытке и никому не нужно.

Мне стало холодно, даже мурашки на руках выступили. Уголок его губ искривился, взгляд прожигал, но вместо жара был только лютый мороз. Больше ничего не говоря, Азаров вышел, напоследок хлопнув дверью так, что у меня зазвенело в ушах. Я стояла одна посреди приёмной и не могла заставить себя вернуться к тому, на чём остановилась. Во рту появился привкус горечи, а внутренности неприятно сжались. Что он вообще за человек такой?! Он вообще человек или механизм, созданный с одной целью – ненавидеть всё, что дорого обычным людям?

***

Мои пожитки уехали вместе с молоденьким и задорным, как апрельский ветерок курьером, а я медленно шла по улице, рассматривая витрины и своё отражение в них. На душе было погано. Через два дня к нам должны нагрянуть из органов опеки, а я… Что я? Ни работы, ни собственной квартиры. Только кредит и обещание, данное Косте.

Поддавшись инстинкту, зашла в дорогую кондитерскую. На прилавке были выставлены шоколадные фигурки, соблазнительные пирожные и пряники в виде зверюшек.

– Дайте, пожалуйста, лошадку и белочку, – попросила я девушку за прилавком. Посмотрела на конфеты. – Ещё коробку трюфелей и вот эти, – показала на шоколадные шарики, обсыпанные орешками. И три пирожных, – снова посмотрела на витрину. – С самыми большими розочками.

– Это авторское. От нашего кондитера, – улыбнулась она, перекладывая пирожные в коробку. – Очень вкусные. Со сгущённым молоком и…

– Главное, чтобы были розочки, – достав карточку, рассеянно сказала я.

Всё казалось странным. Некрасивый финал – больше пяти лет я проработала в компании, каждый день стараясь становиться лучше. Больше пяти лет я упорна шла вперёд, вверх, точно зная, ради чего всё. Ради чего встаю по утрам. А теперь что? Пшик, и мыльный пузырь лопнул. Кремовые розочки стали куда реальнее прежних планов.

Забрав пакеты, я вышла на улицу. С неба падали редкие и крупные капли дождя, но ветра не было. Пахло листвой, пылью и бензином. Запах большого города, в котором никому ни до кого нет дела.

На глаза попался детский магазин, и я, не думая, пошла к нему. А может, это не цели превратились в пшик? Может, они изначально и были пшиком? Или, по крайней мере, совсем не тем, что стоило ставить во главу угла? Может, всё это не просто так? Только вот приход органов опеки это не отменяет. И данное Косте обещание тоже.

***

– Даша сегодня нам стишок прочитала, – улыбнулась новая воспитательница, передавая мне племянницу. – А Костя сказал, что скоро он поедет на Олимпиаду и обязательно станет чемпионом.

Воспитательница смотрела на меня со смешинками в глазах.

Я же опустилась перед Дашей на колени. Она сразу смутилась, и мне стало ясно, что так делать нельзя – нельзя показывать ей, что случилось нечто из ряда вон.

– А мне дома прочитаешь?

Она засмущалась ещё больше, но потом утвердительно кивнула.

– А ты, – перевела взгляд на племянника, – не беги впереди паровоза. Думаешь, олимпийская медаль – это так просто?

– Я так не думаю. Но я тебе пообещал. Слово мужика.

Не сдержавшись, мы с воспитательницей засмеялись, но обиженно насупившийся Костя заставил нас напустить серьёзный вид.

– Слово мужика – это серьёзно, – поддержала воспитательница.

Я улыбнулась уголками губ. На миг я забыла о проблемах, но действительность вернулась быстро. Скоро оплата за сад, если я хочу отдать Костю на фигурное катание, нужно искать тренера. Ему и так седьмой год, а большинство детей приходят в этот спорт в четыре. Упустим ещё хоть сколько-то времени, всё, никаких олимпиад и медалей никаких. Только разрушенные мечты. А в жизни Даши и Кости и так разрушено уже слишком много.

– Спасибо вам, – искренне поблагодарила я воспитательницу.

– Не за что, – ответила она уже со всей серьёзностью. – Я читала в Дашиной характеристике, что она занимается с детским психологом. Не бросайте пока, пожалуйста. Она уже идёт на контакт, но это нужно закрепить. Когда она отвлекается, всё хорошо, но потом замыкается снова.

– Да, я понимаю.

Попрощавшись, мы с детьми пошли к дому. Я крепко сжимала ручки бумажных пакетов и наблюдала за отбежавшими вперёд племянниками. В этот момент мне как никогда не хватало родителей. Не хватало совета, их мудрости. Раздумывая, как быть, я находила только один выход, который мне не нравился – съездить к Антону и вытребовать у него хотя бы часть денег. Если бы не безвыходность, никогда бы не пошла на это. Но сейчас было не до гордости.

– Даша, Костя, – позвала я и показала на подъезд.

Дети стояли у ведущей на детскую площадку дорожки, но я отрицательно мотнула головой.

– Не сегодня, – сказала громко и приподняла пакеты. – Тем более, у меня для вас кое-что есть.

– Ну пожалуйста, – заканючил племянник. Хотя бы десять минут. Тётя Еся…

– Да, тётя Еся, – неожиданно присоединилась к нему Даша. Сегодня она была непривычно оживлённая.

Должно быть, несколько дней сидения дома в четырёх стенах сделали своё дело. Поколебавшись, я всё же разрешила детям немного поиграть.

Сама присела на металлическую ограду и уставилась на разноцветные горки и качели. Шумной стайкой на площадке резвились дети. Думала, мои прибьются к ним, но нет. Они играли отдельно, вдвоём.

– Куда уходит детство… – фальшиво пропела я шёпотом.

На глаза навернулись слёзы, а отчаяние нахлынуло с такой силой, что противостоять ему я не смогла.

– В какие города? И где найти нам средства…

Слёзы вырвались резко, голос сел. Как ни сдерживалась, я всё-таки зарыдала. Глухо, неслышно и от того с ещё с большим отчаянием.

– Ч-чтоб вноввь…

Мимо, покосившись на меня, прошёл мужчина. Я изо всех сил сжала руки в кулаки. Нельзя. Я должна встретить инспектора из органов опеки, должна показать, что со всем справляюсь. И забрать часть денег у Антона тоже должна. В конце-то концов, когда-то я по доброй воле вышла за него замуж. Просто в один момент мои ценности поменялись, а его остались прежними, и права судить его за это у меня нет.

***

По очереди сводив детей в ванную, я заварила чай и переоделась в пижаму.

– Как насчёт домашних посиделок? – спросила, зайдя к ним в комнату. – Готовы к подаркам?

Даша неуверенно кивнула. Её оживление сменила прежняя застенчивость. Я мягко улыбнулась ей и вытащила из-за спины свёрток.

– Это тебе, – отдала ей в руки. – А это тебе, – другой вручила Костику.

Дети живо зашуршали крафтовой бумагой.

Сосредоточенно, разве что не пыхтя от натуги, Костя распаковал подарок. Даша справилась со своим быстрее и, достав нежно-розовую пижамку, рассматривала её.

– Я это не буду носить! – возмущённо заявил Костя и посмотрел из-под бровей. – Не буду!

Протеста я не ожидала, тем более, такого яростного. Выбирая подарки, я провела в магазине около получаса. Даше купила розовую пижаму с кармашками на штанах и майкой на лямочках, Косте – нежно-бежевую, с жирафом на футболке.

– Кость, – позвала его Даша и замолчала.

Он так же хмуро повернулся к ней. Она уже переодела кофту и стояла в новой маечке.

– Что? – набычился племянник.

– Надень, – попросила она.

– Не буду я! Она девчачья.

– Надень.

Вот тут он засопел. Сжимал в руках пижаму и смотрел на сестру. Она на него. Не вмешиваясь, я наблюдала за ними, и в какой-то момент внезапно осознала – Даша не маленькая напуганная девочка. Это личность с сильным характером. Настолько сильным, что это мне нужно брать с неё пример, а не ей с меня.

Костя что-то буркнул и принялся переодеваться.

– Тебе идёт, – сказала я, как только он надел пижамные штаны. – Очень идёт, Кость.

– Она девчачья, – повторил он, насупившись. – Тут даже вот, – показал на карман, – бантик.

– Это не бантик, а шнурочек. Если он тебе не нравится, мы можем его вытащить.

Племянник недовольно потрогал карман, жирафа, потеребил завязочки.

– Не надо, – буркнул он. Раз шнурочек. Он такой… нормальный.

Я подошла к детям. Хотела позвать пить чай, но вместо этого обняла сразу обоих. Потом села на пол рядом с ними и обняла ещё крепче. Даша шлёпнулась попой мне на бедро, Костя прижался с другой стороны.

– Еся, – шепнула Дашка, – мы тебя любим. Ты сегодня опять плакала, но не надо, не плачь.

Я судорожно вдохнула. Ещё раз – носом, шумно. Открыла глаза и задрала голову, чтобы весь вечер стоявшие у горла слёзы снова не выступили на глаза.

– Да, Есь. Мы тебя любим, – повторил за сестрой Костя.

– И я вас люблю, – отозвалась я, и это была правда, которую я поняла только сейчас – я люблю их. И как знать, может, это не у них нет никого, кроме меня, а у меня, кроме них? Ведь их двое, а я без них одна.