Читать книгу Чудовищный капкан поместья Фловерфилд - Алиса Муррано - Страница 5

Дети оказались даже запущенней, чем предполагала Джоанна. Селестина бегло читала, но ее подчерк был просто ужасен. Ее не интересовали книги и истории, которые Джоанна старательно выискивала и старалась читать с выражением, вдохновенно. Она не могла сидеть ровно, все время растекаясь по парте, и казалось, что никак не может справиться со своими руками, которые не давали ей покоя. Когда Джоанна обращалась к ней с просьбой коротко пересказать услышанное, девочка безмолвно таращила глаза с таким невыразимым безразличием и скукой, что у Джоанны сжималось сердце и пересыхало в горле так, что, казалось, она сама потеряла дар речи. К слову сказать, в этом доме девушка все время мучилась невероятной и незнакомой ей доселе сухостью во рту. Ей приходилось пить много воды, но это не всегда помогало.

Герберт был способен к математическим наукам – он прекрасно считал. Писать он пока не мог, но знал буквы, и Джоанна решила, что как раз сейчас хорошее время для того, чтобы обучить мальчика письму. Правда, Герберт был невероятно упрямым, все время спорил и доказывал обратное по любому поводу – казалось в него вселился бесенок противоречия. Но это все равно было не так страшно, как притупленная черствость сознания Селестины, сквозь которую, казалось, невозможно было проникнуть никакими средствами.

Маленький Эдгар оказался самым благодарным учеником – ему явно не доставало тепла и нежности. Он с удовольствием слушал сказки, старался заучивать стишки и скороговорки. Он почти сразу привязался к Джоанне и, когда она не была занята, ходил за ней попятам, крепко захватив маленькой ручкой краешек ее рукава или платья. Внимание малыша успокаивало Джоанну.

* * *

Девушка никак не могла отделаться от ощущения, что ее окружает туман лицемерия и ненастоящих чувств. Она все время боролась с собой, убеждала себя, что это ее фантазии, и не стоит придавать им слишком много значимости. Первый и даже второй взгляд могут оказаться обманчивыми.

Джоанна почти всегда пребывала в состоянии из-за опасения сделать что-либо не так. Это была ее первая работа. И у нее не было поддержки мудрой и доброй по отношению к ней женщины – она привыкла к обволакивающей заботе и вниманию Миссис Трамель и теперь чувствовала себя покинутой, одинокой, а часто и вовсе беспомощной.

Одно хорошо – ей не приходилось слишком часто общаться с Мистером Фловерфилдом, который вызывал в ней необъяснимое отторжение. Ей все время казалось, что существует бескрайняя пропасть между тем, что он говорит, и тем, что он думает на самом деле. Уильям Фловерфилд регулярно отправлялся куда-то верхом, а иногда и в двуколе вместе со своим Джо, который, как успела понять Джоанна, принимал активное участие в управлении поместьем и часто выполнял всевозможные поручения Эвелин (по совместимости она была еще и экономкой), а часто и самого хозяина дома. Пыл Сэра Фловерфилда в отношении воспитания детей и надзора за их успеваемостью быстро угас, когда он увидел, что гувернантка справляется и проявляет твердость, не выходя при этом из себя и не теряя доброго чувства к вверенным ей подопечным.

Единственное – Мистер Фловерфилд настаивал на совместном и ежедневном с Джоанной чаепитии. И это могло быть не только время второго завтрака, но и любое другое – в два, три или пять часов. Даже, если у гувернантки были в это время уроки с детьми, она была вынуждена прерваться и провести вместе с Сэром Фловерфилдом не менее сорока минут. Иногда он вовлекал ее в активную беседу (не о детях, а просто о чем-нибудь ему интересном), но чаще чаевничал молча и так сильно погружался в свои размышления, что и вовсе забывал о том, что он здесь не один и начинал шумно прихлебывать, не осознавая шероховатостей своих манер. Он машинально подливал чай себе и Джоанне, и обычно девушка выпивала не меньше трех чашечек. Для нее это было чересчур, но она не могла отказаться из вежливости. И потом было бы странным, если бы она просто сидела за столом со сложенными на коленях руками и ничего бы не делала. А так чай был хоть каким занятием, которым она могла занять себя во время этого странного застольного ритуала.

Однажды Джоанна спросила Сэра Уильяма, почему Селестина не обучалась ранее музыке. Ведь это помогло бы сформировать навыки вдумчивости, усидчивости и, вне всяких сомнений, пошло бы на пользу ее подчерку, далекому от совершенства. На это хозяин махнул рукой, сказав, что у Селестины музыкальные занятия с ранних лет вызывали глубочайшее отторжение. Они с Амелией даже обращались по этому поводу к семейному врачу, и тот, осмотрев девочку и понаблюдав за ее игрой (если можно так назвать изуверства и насилие над клавишным инструментом) и упражнением по самым азам нотной грамотности, пришел к выводу, что ум девочки не воспринимает музыкальные науки. Он также сказал, что подозревает в маленькой тогда еще девятилетней прелестнице некоторую долю умственной слабости. Уважаемый доктор назвал это умственной апатией. Правда, он выразил надежду на то, что этот врожденный недуг или особенность развития как, вероятно, следствие родовой травмы, может сойти на нет, если девочка будет расти здоровой и крепкой, проводить много времени на свежем воздухе. Пусть она и не станет утонченной образованной леди, все же при наличии внешнего очарования и природного жизнелюбия сможет составить какому-нибудь джентльмену весьма недурственную партию.

Мистер Фловерфилд признался, что для него самого образованность женщины не есть бесценный Грааль. Счастье семейной жизни, по его мнению, составляют другие качества – кротость, участливость в делах мужа, нежность к детям и другие свойства, относящиеся скорее к сердцу, чем к уму. Джоанна в душе никак не могла с ним согласиться. Она верила, что путь обучения во всей его полноте и продолжительности касается не столько ума, сколько развития душевных качеств. Человек не может образоваться морально, духовно, если он закрыт для знаний, если сознание омертвляется, не пропуская внутрь созидательно-целебный луч божьего света. Необразованная душа не приведет к развитию человечной основы – благородства, сострадания и прочих добродетелей. Джоанна, разумеется, не стала возражать Сэру Фловерфилду. Она совершенно не представляла, как ей найти подход к Селестине. Однако отец девочки, как поняла Джоанна, не предъявлял никаких особенных требований и не обозначал свои ожидания, поэтому девушка решила для себя, что не будет упорствовать с занятиями, требовать усердия и послушания. Она, с одной стороны, ощущала собственное бессилие. С другой стороны, Джоанна не собиралась испытывать чувство вины за это бессилие. В свои юные годы она уже хорошо понимала, что есть вещи, на которые повлиять невозможно даже при большом и искреннем желании. Селестина не испытывала к гувернантке теплых чувств. Джоанна не могла разглядеть, что там внутри этой непонятной и чужеродной души. Возможно, мать, Миссис Фловерфилд, могла бы рассказать и подсказать, но ее здесь не было.

Джоанна с помощью Джо на днях отправила письмо своей дорогой тетушке и с нетерпением ждала ответа.

Она еле сдержалась, чтобы не выложить все детали и подробности, которые постоянно поднимали в ней самые разные тревожные ощущения, но пока ограничилась лишь очень кратким повествованием о своих будничных заботах. Единственное – она выразила беспокойство о здоровье Миссис Фловерфилд и свое сожаление насчет того, что они не успели познакомиться до отъезда хозяйки на лечение.

Письмо от Жоржины Трамель пришло через три дня, и Джоанна, не справляясь с частым сердцебиением, дрожащими пальцами вскрыла конверт и прочитала:

Дорогая моя, милая, милая, Джонни! Я так рада получить твое письмо. Меня насторожили твои объяснения, почему ты не могла так долго (целую неделю) отправить свое первое письмо. Я уверена, что ваш уважаемый и верный слуга и посыльный Джо может в следующий раз быть порасторопнее с отправкой. Ты говоришь, что он часто катается на станцию по разным хозяйским делам? Пожалуйста, будь понастойчивей и требуй внимания к своим интересам. Тем более что такая просьба не будет стоить никому ни времени, ни лишних денег. Пиши мне почаще, Джоанна!

Меня тоже взолвновала внезапная хворь Миссис Фловерфилд, если учесть с каким невероятным рвением и воистину мужским упорством она старалась «выписать» тебя поскорее в свои дорогие сердцу болота. Я могу понять, что с женщинами случаются разные неприятности, могут неожиданно обостриться старые залеченные болезни, но, дорогая, она могла бы дождаться тебя! Всего-то неделя или даже меньше ожидания! Но я могу тебе сказать, что женщины – в принципе, существа мало предсказуемые, особенно начиная с определённого возраста. Рискну предположить, что скорый отъезд матери троих детей – результат многолетней накопившейся усталости. Видно, что как только она удостоверилась, что ты приедешь, то сразу же подхватила свои вещички и отчалила на воды, где климат, несомненно, благостней, и царит полная свобода от домашних обязанностей. Я искренне надеюсь, что отсутствие матери семейства не станет для тебя чрезмерно обременительным. Умоляю, не бери на себя слишком много! И если Мистер Фловерфилд возжелает взвалить на тебя дополнительные обязанности, пожалуйста, дай мне знать, и я сразу же ему напишу. Не пытайся заниматься вопросами дипломатии самостоятельно. Поверь, для твоего возраста, это будет перебор. Взрослые опытные люди, особенно мужчины, могут быть изобретательные и коварны, и ты глазом моргнуть не успеешь, как превратишься в няньку и прислугу для всего дома.

Напиши мне, пожалуйста, подробнее о детях и Мистере Фловерфилде. Как его самочувствие? Мне написал Мистер Кемпински, с которым ты по невероятному стечению обстоятельств оказалась в одном поезде и свела короткое, но приятное для него (и я надеюсь для тебя) знакомство. Он выразил глубочайшую радость оттого, что смог вживую пообщаться с прекрасной дочерью его дорогого друга, семью которого нещадно поколотили жизненные перипетии. Он готов оказать посильную помощь по самым разным вопросам тебе или мне, твоей опекунше, если понадобится. Пользуясь случаем, я заказала у него несколько травяных лечебников, которые он мне от всего сердца расхваливал.

Но, Джоанна! Самое интересное, что Гай Кемпински знаком с твоим текущим работодателем, Уильямом Фловерфилдом. Он, кстати, и выразил искренний интерес в отношении здоровья хозяина поместья. В последний раз, когда они виделись, а это было уже приличное количество лет назад, Фловерфилд выглядел неважно и страдал от недуга, который никак не могли распознать, чтобы подобрать правильное лечение. У него были тяжелые ревматические боли в суставах, какая-то экзема по всему телу, и его раннее наследственное облысение (а лысеть он начал с двадцати пяти лет) на фоне болезни сделало его голову похожей на гладкий шар с редкой кромкой истонченных волос впереди и по бокам.

Джоанна, я надеюсь на скорый ответ. Я очень жду подробностей – пиши их все и не старайся беречь мои нервы!

Я намеренно не буду рассказывать тебе ничего про себя, пока ты не предоставишь мне состоятельные доказательства собственного относительного благополучия. Я очень волнуюсь за тебя. Я не хочу, чтобы ты замкнулась в этом болотном поместье. Не для того тебя туда направили! Ох, я уже и жалею…

Напиши мне как можно скорее. И помни, что, если что-то пойдет не так, ты сможешь в любой момент прервать свои обязательства. В конце концов, у тебя уже есть достойные аргументы в пользу возвращения домой, и никто не будет вправе упрекнуть тебя. Я очень скучаю. Держись. Напиши мне в скором времени!

Целую тебя крепко. Твоя тетушка Жоржина.

Прочитав письмо, Джоанна не смогла сдержать слез и горько расплакалась —все ее чувства вышли наружу. Как ей не хватало Миссис Трамель! Здесь, рядом с ней. Сейчас девушке показалось, что тысячи километров разделяют их. Что же так сильно тревожило ее? Сомнения, раздирающие душу. Ей не нравилось в этом доме, и эта семья ей не нравилась. Она казалась ей странной. Здесь ей не с кем было даже поговорить, и, наверно, она только сейчас это осознала. Болтовня с Мистером Фловерфилдом казалась странной, неискренней и какой-то безнадежно пустой.

Конечно, у нее не такой большой жизненный опыт. Она долгое время жила в уединении среди таких же воспитанниц пансиона, не видела мир и о многих вещах судит только по тому, что ей рассказывала ее тетушка, учителя пансиона, а также по обрывкам драгоценных картинок, запечатленных в воспоминаниях о ее раннем беззаботном детстве. Но все же она в состоянии понять для самой себя, исходя из устройства собственной души, что нормально, а что ненормально. Абсолютно неприемлемо, что Миссис Фловерфилд так поступила с ней! Она же знала, что это первая в жизни работа Джоанны! О чем она думала, уезжая прямо перед приездом Джоанны?! Даже если она почувствовала резкое ухудшение здоровья и потребность в экстренном отъезде, она могла бы письмом предупредить, и тогда бы Джоанна не была бы сейчас в столь растрепанных чувствах.