Читать книгу Прокатимся, мэр? - Алиса Нокс - Страница 5

Ночь – особенное время, если у тебя есть байк и ты гонщик. Мирослав знал это не понаслышке.

В пятницу он не ложился, в общагу вернулся около пяти вечера и потратил почти два часа на просмотр первого «Форсажа». Он любил свой байк, всей душой любил, но категорически отвергал фильмы и сериалы о гонках на мотоциклах. Более интересными для себя находил на экране автомобили. Интересными, и точка – Мирослав не собирался искать объяснение подобному парадоксу.

Выдвинулся он в районе двенадцати, чтобы на гонку прибыть заранее и стартовать в числе первых.

Когда-то пятничные заезды становились для него событием, которого он ждал всю неделю.

И как же гордился Мирослав, что приезжал почти всегда первым, будучи вчерашним школьником, по меркам местных парней. Куда это все улетучилось – почти детский восторг, эмоции, сравнимые с сексом или, например, прыжком с парашютом, – он тоже не знал. Пусть сами гонки ему со временем и осточертели, но в мгновение от старта и до финиша он проживал свою лучшую жизнь.

– Мир, ого! Мы вас не ждали, а вы пришли, – бросился к нему Вадик, такой себе организатор, отвечающий за все, о чем не должна болеть голова у гонщиков и зрителей. – Ты же говорил, что больше не будешь участвовать. Нет, я, конечно, за…

– Как видишь, я здесь. – Мирослав стащил шлем и повесил его на руль.

– Вижу, – моргнул Вадик. – Ты посмотреть приехал?

– Нет, участвую.

– Ого, крутяк полный, пойду скажу, что на тебя можно делать ставки. Молодец, пацан.

Вадик наконец отвязался от него, надеясь, наверное, растрезвонить как можно большему числу людей, что Мирослав все-таки приехал. Люди ставили на его победу колоссальные суммы, перебивая ставки друг друга пачками долларов, Мирослав и сам догадывался, а прямо Вадик сказал ему об этом в прошлый раз, уговаривая продолжить.

Но Мир сказал «нет» и вернулся он сюда уже не добровольно.

– Че, как, чувак? Соревнуемся, значит, сегодня? – На этот раз все грани личного пространства нарушил Миша.

Мирослав его по голосу сразу узнал. Писклявый и хрипловатый одновременно, не спутаешь.

– Соревнуемся.

Миша не терял надежды однажды Мирослава обогнать, становился в пару, но хотя бы не делал вид, словно они такие, мать вашу, конкуренты, что даже здороваться не должны.

– Слушай, Миш, – позвал его Мирослав. – Белецкого не видел?

– Как же не видел, тут он, и про тебя он мне сказал.

– Понятно.

Покатив байк к стартовой линии, отмеченной белым мелом, Мирослав включил первую передачу, уселся на мотоцикл сверху и надел шлем. Между ног вибрировал чудовищно мощный, но покорный байк, и мысли Мирослава затопило предвкушение гонки, короткой, всего пятьсот с хвостиком метров, но определенно захватывающей.

Миша рядом тоже готовился к старту.

Соревноваться с ним Мирославу было не очень интересно, но время каждого все равно сравнивали на финише с остальными.

Расслабляться нечего, противников гораздо больше.

Раскрутив двигатель до восьми тысяч, он не полностью выжал сцепление и сильно наклонился вперед. Когда на старте махнет желтый флаг, а стрелка тахометра почти долбанется об ограничитель, Мирослав переключится на вторую передачу и плотно прижмется к байку. Так он стартовал уже три года…

Но никогда за три года он не думал перед началом о Богдане Романове, а сегодня вспомнил его. Как иронично, что Мирослав принимал участие в нелегальных гонках, которые крышевали местные князьки с пистолетами за поясами, стажируясь в мэрии.

Словно его жизнь делилась на день и ночь, тайное и явное.

К тайному, наверное, стоило отнести и тот факт, что Богдан ему нравился.

Мужик на десяток лет старше сносил ему крышу одним присутствием на расстоянии вытянутой руки. Тогда, в лифте, Мирослав едва сдержался. Опомнился. Хватало ему проблем с этими гонками, с Киреевой, которая вечно приходила и куда-то его запихивала, а теперь он еще и работал у мэра, которому бы с удовольствием отсосал. «Блин, что за дерьмовая у меня жизнь?» – возмутился Мирослав, а потом… Потом флажок устремился вниз.

***

У Мирослава выработалась привычка замечать на старте любое движение.

В этот раз он тоже не прозевал нужный момент, но из-за какой-то замороченности в мозгах не сумел вовремя переключиться на вторую передачу. Колесо взмыло вверх, и Мирослав потерял несколько драгоценных секунд, чтобы вернуться на дорожное полотно. Боковым зрением он заметил, что Миша вырвался вперед, расстояние между ними быстро сократилось до одного метра. И в этот раз все происходило по-другому, Мирославу некогда было наслаждаться тем, как ветер шумел в ушах, бежал по коже, передавая привет шелестом куртки за спиной, – он догонял. И впервые, наверное, Мирослав осознал, что стояло на кону. Не победа. Нет.

И не поражение, а деньги.

Деньги людей, которые стояли по обе стороны дороги, хлопали, свистели, матерились или сигналили из своих машин. И время снова растянулось, словно оно было пластилиновым, а Мирослав сильнее прижался к байку. Миша теперь ехал наравне с ним, он тоже не поворачивался, смотрел только вперед, на финиш.

– Давай, ну же, – выкрикнул Мирослав.

На последних секундах он вроде бы вырвался вперед, миг финиша превратился во вспышку, которая отпечаталась в мозгу отдельным кадром. Он выиграл у Миши. Сбрасывая скорость, Мирослав понял это предельно четко. И он проиграл, ведь Миша никогда не ставил рекорды, он всегда плелся в хвосте турнирной таблицы…

Если Мирослав опередил его на секунду, лучшим он не будет.

Добравшись до технической зоны, где его ждали парни в ярких оранжевых жилетах, Мирослав остановился, слез с мотоцикла. Он почувствовал себя так, будто всю дорогу задерживал дыхание, вот бы вдохнуть полной грудью, он задыхался от стресса.

– Я был так близок, – протянул Миша, восхищенный тем, что сумел.

Мирослав выдавил для него улыбку и отмахнулся, мол, хочет кое-кому позвонить.

Он прошелся по обочине, склонился к ногам, оперся ладонями о колени. Большая часть гонщиков здесь, такие, как Миша, они гоняли себе в удовольствие, даже не знали, что на кого-то делали бешенные ставки, или же плевали на это с высокой колокольни.

Мирослав – не из их числа, и он должен побеждать. Вопрос времени, когда к нему подойдет Белецкий и…

Конечно, он не станет его бить, не станет орать, как на школьника, но иногда Мирославу казалось, что Белецкий его однажды прикончит. Он же наверняка поступал так с другими людьми, которые разочаровывали его ожидания. Со взрослыми мужчинами и женщинами, которым было к кому обратиться за помощью. Мирослав же никого не собирался посвящать в проблемы, он сам заключил договор.

Когда следующая пара гонщиков приехала на финиш, он снова сел на байк и гораздо медленнее поехал обратно, к линии старта.

– Парень, да ты сегодня не в форме, я смотрю, – похлопал его по плечу Белецкий, который появился рядом как по волшебству. – Слушай, что случилось, а? Ты что, заболел?

В фальшиво-заботливом тоне Мирослав слышал угрозу, ничего не мог с собой поделать с тех пор, как в своем офисе Белецкий прямо при нем искупал какого-то беднягу в аквариуме. Схватил за затылок и окунул его в воду. Тогда Мирослав от испуга оцепенел, он еще минут пять не вставал с глубокого мягкого кресла.

– Я просто устал, видимо, – ответил он Белецкому. – Поеду домой, спать.

– Парень, у нас гонки раз в неделю, ты бы мог как-то… – На лице Белецкого, сморщенном, старом лице человека, который явно не щадил свою печень уже лет двадцать, проступило негодование. – Планировать? – Он подошел ближе, обнял Мирослава за плечи, как приятеля. – Мне не нравится то, что происходит с тобой в последнее время. Сначала отказываешься участвовать, вынуждаешь меня, – чмокнул он губами, – убеждать тебя вернуться…

– Вы шантажировали меня.

– Вот, – хлопнул Белецкий его по спине. – В этом и суть. Ты здесь, Мир, ты помнишь, ради чего, да?

– Я помню.

– Тогда будь добр, не облажайся в следующий раз. Поспи часов двенадцать. Мне от тебя тут ноль пользы, если ты приезжаешь последним, как лох. Надеюсь, все уяснил, ага?

Сжав руль сильнее, до боли в пальцах, Мирослав покатил байк к перекрестку, оставляя позади тусовку.

Рев моторов говорил, что на очереди следующий старт, на который все и отвлекутся. Мир очень хотел уехать незамеченным.

В мозгу у него до сих пор звучали слова Белецкого. Слова, являющиеся приговором.