Читать книгу Танец феникса - Алиса Перова - Страница 4

2018

Женя

Воскресенье грянуло очень громко. Пионерский горн, барабанная дробь и губная гармошка смешались в дурной какофонии звуков, чтобы взорвать мой сонный мозг. Уже, наверное, сотое утро подряд я собираюсь сменить убийственный рингтон. Но когда вырубаю бесконечный повтор и просыпаюсь окончательно, то понимаю – будильник призван для того, чтобы будить, а найти более бодрящий оркестр вряд ли возможно.

Всегда ненавидел воскресенье. Прежде всего, за то, что оно предшествовало понедельнику, а потому день был полностью отравлен неотвратимостью рабочей недели. Сегодняшнее воскресенье было особенно отстойным. Во-первых, оно началось рано, а во-вторых, его засрали два предыдущих дня.

В «Крепость» вчера я так и не попал. После визита к старухе надрался, как кол, в какой-то забегаловке и даже не помню, как добрался домой. В результате полсубботы я проспал, за что отец лютовал оставшиеся полдня. А что, спрашивается, рычал, если на объекте один хер – никого не было.

Асташов со своей командой халтурщиков устроили себе вчера выходной и сегодня, кстати, тоже собирались – они забили большой болт и на буржуйскую крепость, и на отцовский бунт. И всё же у моего бати нашлись на них рычаги давления. Он нашёл, а использовать их должен я и именно сегодня – в воскресенье. Ладно – не проблема – всё лучше, чем гонять мрачные мысли о прошлом Дианы. Но взгляд повсюду цепляется за её фото, распечатанные мной на цветном принтере – как же тут забудешь…

«…А Вы случайно не знаете, что стало с Дианиным ребёночком?»

Бл@дь! Почему я вспомнил об этом именно сейчас? После допроса старой перечницы я прогнал в голове такой ворох мыслей, что чуть мозги не вскипели. Но ребёнок почему-то выпал из памяти. И без него было от чего содрогнуться. Ребёнок… Бред! Ребёнок у ребёнка! Как бы выяснить об этом? Вот только надо ли мне это?

Но, похоже, теперь мне надо всё, что хоть немного касается моей француженки. Вчера снова полдня перебирал отчёты детектива, рассматривая фотографии, статьи и заметки. И как я мог на фото шестнадцатилетней давности увидеть хищную стерву? А ведь те отморозки тоже не разглядели в ней трогательную девочку. Зато смогли увидеть подходящий тренажёр для своих скорострельных огрызков.

«Диана пришла в себя через три дня, травмы залечили…»

Да это просто оху*ть! Залечили травмы – заштопали девчонку, подлатали и, как будто ничего не было, – все живут спокойно. Правда, старая падла дёргается, но ведь, опять же, за кого – не за внучку переживает, а из-за чмошника своего трясётся. И как ему, гондону, живётся с этим?..

От мысли, что этих отморозков было несколько на неё одну – испуганную и беззащитную малышку, кровь вскипела в венах, и захотелось убивать. А ведь я даже Генычу не смог сказать об этом, и вчера снова слился с очередной тусы. Друг меня поймёт и временно обойдётся без моей компании. Если задуматься, то без меня многие могут легко обойтись. А Диана… наверняка, она даже не помнит о моём существовании.

Я больше не могу постоянно думать о НЕЙ… Но не думать о ней я не могу тем более. Диана должна была уже прилететь, а значит, я очень скоро с ней встречусь. Меня ломает от желания её увидеть и… сука… я не знаю, как смотреть ей в глаза. Я отчётливо понимаю, что не должен был узнать её секрет, и никто не должен. На хера мне были нужны эти тайны, как я теперь должен с этим жить?..

Надо бы у Соболя поинтересоваться – легко ли ему дышится на свободе. Но вчера я не смог ему дозвониться – оно и к лучшему. Не скажу, что я успокоился сейчас, но вчера даже Геныч не смог со мной общаться. Пальцы набирают вызов даже раньше, чем в голове формируется мысль, что я должен поговорить с другом. Но телефон Геныча отключен, что случается нечасто. Видимо, его ночь удалась, а зарядки под рукой не оказалось.

* * *

К жилому комплексу «Седьмое небо» я подъехал раньше оговорённого времени, и теперь снизу разглядывал Дианину «Крепость». И почему я раньше здесь не был? Широко девчонка развернулась – молодец! Я вдруг вспомнил, как наехал на неё при нашей первой встрече. Идиот! И самое стрёмное, что Диана тоже это помнит. Остаётся надеяться, что вторая встреча с лихвой компенсировала недостаток моей теплоты.

Вспомнил, сука Я поправил выросший в штанах бугор и тут же наткнулся на заинтересованный взгляд охранника. И что ему, пеньку, в своей конуре не сидится? Махнув мужику рукой, я отправился штурмовать «Крепость».

Виталий Асташов, здоровый плечистый мужик лет сорока, прожигал меня недобрым взглядом. Но мне на его недовольство было положить. Сверившись с планом работ, я охренел от такой наглости – трудяги не выполнили и третьей части. Думаю, с такими работничками Диана и через год не въедет в свои хоромы. Уверен, что пока парней никто не контролировал, они таскались на объект по одному и то не каждый день. Теперь до визита основного ревизора нам точно не нагнать план. Диана будет в ярости.

Разговор с Асташовым не заладился сразу. Все мои претензии он внимательно выслушал и посоветовал озвучить их завтра при всей бригаде, а уж он постарается обеспечить явку. А сказать вот это всё по телефону никак нельзя было? Я за херами сюда притащился в собственный выходной день? Всё своё накопившееся за два дня раздражение я и опрокинул на бригадира, не особо стесняясь в выражениях. Откровенно говоря, ждал подачи в челюсть и предвкушал короткую разминку. Но то ли Асташов зассал, то ли счёл меня недостойным противником, но он только усмехнулся и напомнил, что ждёт меня завтра.

Ещё один херовый день не задался с самого утра. Погода тоже не радует – пока прошёл по территории, успел промокнуть под мелким дождём и изгваздать в грязище ботинки. Окончательно добила настроение худая собака, волочившая задние лапы. Перебирая одними передними лапами, она целенаправленно двигалась к будке охранника, оставляя за собой в грязной жиже борозды от парализованных задних конечностей.

– Что с ней? – поинтересовался я у мужика, которому никак не сиделось в своей конуре.

– Дык кто ж её знает? – отозвался он. – Раньше бегала, а теперь вона что. Её б прибить по-хорошему надо, но у неё ж щенки…

– Тебя б самого прибить, – рявкнул я, проследив взглядом, как несчастная псина заползла в щель под бетонные плиты.

Отметив про себя, что надо не забыть завтра привезти собаке пожрать, я быстро зашагал к машине. Очень хотелось позвонить отцу и сказать, чтобы разбирался сам с асташовскими жлобами, но позволить ему усомниться в моих способностях руководителя я не мог. Да и бате реально требовалась помощь.

Но отец позвонил сам. Выслушав, что сбор бригады переносится на завтра, сначала орал, что мне нельзя доверить даже решение элементарных вопросов, но, не уловив во мне должного раскаяния, быстро сдулся и устало произнёс:

– Ведьмочка наша прилетела, уже кучу указаний раздала. У меня такое ощущение, что директор она, а не я. Но и поставить её на место я как-то не могу. Даже не знаю, как мы работать-то вместе будем…

– Она звонила тебе? – я завис под дождём в ожидании ответа.

Эта необъяснимая потребность слышать о ней, говорить о ней хоть с кем-то меня раздражала, если не сказать, пугала.

– Да какой там, звонила – письмо настрочила. Кабинет просит. Где я ей свободный кабинет возьму, может, тебя выселить?

– Слушай, пап, а это отличная идея! Только выселять меня не обязательно, а надо её подселить ко мне.

– Да ты что! Молодец ты какой, а! И чем вы там, в кабинете своём, заниматься будете?

– Разберёмся по ходу… Что ещё она говорила?

– Просит всех собрать завтра и Соболева пригласить. И что делать-то, Жень? Ох, чует моё сердце – добром это не кончится. Мне твоя мать потом за этого Артура и его мамашу всю печень выклюет.

– Отлично! – прокомментировал я собственные мысли, чем ещё больше расстроил отца.

* * *

К дому я подъехал уже в приподнятом настроении. Вызов с незнакомого номера привлёк внимание тем, что чересчур настойчиво, уже в третий раз пытается призвать меня к общению. И я призвался. Кто ж там такой упёртый?

– Да, – рявкнул я в трубку

– Жек, вот скажи, с кем можно базарить в такую рань? – оглушил меня Геныч. – Ты вообще-то спать ещё должен!

– А какого ж… ты звонишь, когда я сплю?

– Дружба, Евгений, – это понятие круглосуточное. Не слыхал о таком?

– Да-а – что-то такое было… Я пару часов назад тоже пытался с тобой задружить, но твоя мобила была в отключке. Ты откуда звонишь, кстати?

– Да хер его знает, Жека, забери меня отсюда, а то меня какие-то фрики в плен взяли.

– Они тебя не обижают, маленький? – развеселился я.

– Жек, они принуждают меня к сожительству, но я уже проспался и… не смогу. Они ведь типа бабы, но какой-то очень страшной породы и это… их много.

Человеку, не знающему хорошо моего друга, бывает обычно сложно определить, в какой момент он шутит, а когда серьёзен. Но я один из немногих близких Генычу людей, и всегда способен услышать его грусть даже сквозь искромётный юмор. Сейчас в его голосе сквозила паника, что само по себе странно.

– Геныч, скинь мне координаты, я уже еду, – я сделал круг почёта, объезжая свой дом, и выехал со двора.

– Да какие координаты, я мобилу похерил…

– Ну, ты же звонишь с чьей-то трубы… – растерянность Геныча начинала подбешивать.

– Да с этой трубы ещё дедушка Ленин звонил… Непонятно вообще за счёт каких ресурсов она фунциклирует. Жек, сдаётся мне я где-то на «камчатке», но не уверен, я плохо этот район знаю.

«Камчатка» – был и остаётся одним из самых неблагополучных и криминальных районов нашего города. И именно там выросла Диана. Уж она наверняка отлично знает эти дремучие трущобы. Подумать только, самая роскошная женщина появилась из такой отстойной дыры. Однако в своём бандитском закутке она двенадцать лет была в безопасности, пока по воле судьбы не очутилась в престижном культурном районе, в семье облизанных интеллигентов. Пути господни…

– Э, Жек, ты там что – передумал меня спасать? – напомнил о себе Геныч.

– Да думаю я! Ты адрес спросить можешь? Кто-то же дал тебе трубу?

– Никто не дал, я сам взял, пока оно спит, и вышел на балкон позвонить.

– А оно – это кто? – в голову полезли страшные предположения.

– Это хозяйко трубы и, чтоб ты там не думал, оно с сиськами! – приглушённо просипел друг, развеяв мои опасения. – Жек, тут дома все такие… короче, очень страшные, двухэтажные, на фашистские бараки похожи, а адресов вообще не видно.

– И откуда ж в таких домах балконы?

– А я в самом козырном доме – четырёхэтажном небоскрёбе и тут есть маленький балкончик, опасный, правда. Слышь, брат, мне кажется, я за переездом, потому что таких домов я в нашем городе больше нигде не видел.

– Геныч, я, конечно, уже мчу, но прикинь, если не в ту сторону… Ты на улицу можешь выйти? Осмотрись там…

– Жек, я не могу, я это… как бы, голый, – хохотнул Геныч, но в голосе послышалось смущение.

Смущённый Геныч!.. Чё-о-орт! Я прибавил газ.

– Держись, братан, ты сам-то как – в порядке?

– Да башка трещит, – прогудел Геныч и вдруг как заорал: – эй, мужик, это какая улица?.. Да-а? А дом какой?.. Сам туда иди, колдырь е*учий!

Несмотря на тревогу за друга, я заржал. Успокаивало, что если он на ногах, то с ним уже вряд ли что-то случится. И всё же, я торопился, как мог. Генычу редко требовалась чья-либо помощь, и игнорировать его просьбу я не имел права. Почему он голый-то? И во что мне его одевать?

– Жека, я всё узнал – это улица Паровозная. Точняк она – я недавно слышал гудок. А дом – не знаю какой… Но я думаю – первый, и он же последний. Все остальные на дома вообще не похожи. Ты это… ищи четырёхэтажку и смотри по балконам – как увидишь голого мужика – это я.

– Ты ох*ел? Зайди в хату – простудишься.

– Не могу, Жек, там воняет… А я тут себе коврик под ноги постелил.

Бля-а-а… Я вдавил газ в пол. Воскресенье перестало быть грустным.

* * *

– Геныч, но как?

– Как-как – где напиZдился – там и сгодился, – хмуро прорычал друг и отвернулся.

Геныча я обнаружил быстро и, как не смешно, – именно на балконе и в чём мать родила. Остаётся загадкой, как хлипкий убогий балкончик выдержал тушу моего друга и как его ещё раньше не загребли в местное отделение. Хотя, сомневаюсь, что менты сами рискуют соваться в этот райончик. Как здесь жить-то можно? А ведь раньше где-то здесь жила моя Диана…

– Хочешь сказать, что ты меня вчера в этот гадюшник агитировал сорваться? – покосился я на друга.

– Не хочу. Я в «Дровах» был и Ирку Максову увидел. Не, ты прикинь, эта лярва там с каким-то додиком обжималась… А потом они свалили вместе, а я за ними… Ну, хотел удостовериться…

– И что – удостоверился?

– Не знаю… Я за ними в «Трясогузку» прикатил, а там, похоже, эта сука меня засекла и всё.

– Что всё? Ты почему в таком виде? – гаркнул я на Геныча, который явно был ещё не в адеквате.

– Жек, я не знаю, – он понуро уставился в окно, а мне захотелось остановить машину и обнять его.

Сейчас, завёрнутый в плед, который я всегда возил в багажнике на всякий пожарный, Геныч выглядел очень растерянным и несчастным. Обычно это именно он вытаскивал нас с Максом из разных переделок и вечно с нами нянчился. Представить Геныча попавшим в беду было нереально, да и напоить до беспамятства этого бычару было невозможно.

– Слышь, а почему ты в этом отстойнике какие-нибудь тапочки не прихватил? – я посмотрел на босые грязные ноги друга. Было невыносимо видеть этого Геракла в столь плачевном виде.

– Жек, ты бы видел этот притон… Да я там прикоснуться ни к чему не мог, а ты говоришь – тапочки. А теперь прикинь, что я там проснулся рядом с какой-то жуткой лошкамойкой. Жек, у меня стресс… Я ведь даже не знаю, чем я там занимался…

– А давай-ка по порядку – с того момента, как ты оказался в «Трясогузке».

– Да нет никакого порядка – подцепил какую-то тёлочку и пытался пасти за Иркой, потом выпили, потусили… А потом я проснулся в этой помойке – ни шмоток, ни бабла, ни мобилы. Так что, если ты не захочешь везти меня к себе, я пойму…

– Ты е**нулся, брат? – я резко затормозил тачку у обочины и, обхватив друга за шею, прижался лбом к его виску. – Геныч, ты мой брат, понял? И если завтра ты проснёшься в выгребной яме, я за тобой приеду и отвезу к себе домой. Ты меня понял? А в «Трясогузку» мы сегодня же поедем и выстегнем там всех, а потом прикроем этот наркопритон. Всё, погнали отмываться и согреваться, а то ты выглядишь, как большой задрот.

– Спасибо, Жека, ты тоже сегодня пиздато выглядишь – бухал вчера? – Геныч улыбался, а глаза его подозрительно блестели. – И, слышь, хорош уже ко мне прижиматься, когда я без трусов.

* * *

– Ну и чо ты затосковал-то? – окликнул меня заметно приободрившийся Геныч, когда мы продолжили свой путь. – Расскажи хоть, как ты к мулаткиной бабульке смотался, чего раскопал?

– Она не мулатка, – напомнил я машинально и совершенно бесполезно – Генычу нравилось считать Диану мулаткой. – Долго рассказывать, да и без пол-литра не получится.

– Даже так?! – присвистнул Геныч, – Ну ладно, потерплю до дома, мне бы сейчас тоже горючее не помешало.

– А тебе особенно, – я многозначительно кивнул на голые ноги друга.

– Ага, но нельзя, наверное, – хер знает, чем меня эта шмара накачала. Ладно, проехали… Ну, а что там у нас с теремком?

– С «Крепостью», – снова исправил я.

– Да какая, на хер, разница? Ты строителей натянул?

– Они меня натянули. Сегодня опять никого не было, ток бригадир приехал – борзый, сука. Завтра утром помчу – должны собраться.

– О-о, отлично, я тоже с тобой смотаюсь, – оживился Геныч.

– Да я вроде не на бой еду, а пока поговорить.

– А при чём здесь?.. Я всегда люблю послушать, когда ты обращаешься к народу. Но, главное, я пи*дец как хочу в этот терем.

– А-а, ну тогда замётано – завтра в восемь стартуем.

* * *

– Посиди-ка ты пока здесь, Геннадий потрёпанный, а я тебе вынесу спортивный костюм и тапки какие-нибудь.

Припарковаться у подъезда не получилось, а подвергать друга очередному испытанию и тащить его в таком виде через весь двор я не хотел.

– Ты меня стесняешься, что ли? – с улыбкой спросил Геныч.

– Да зае*ал ты уже! Иди в пледе, если тебе похер, но на ноги надо что-то надеть…

– Пошли, Жек, не будем мы осквернять твои тапочки. И дай мобилу, я маме позвоню.

Пройти незамеченными всё же не вышло, но столкнуться с собственной сестрой я ожидал меньше всего. Хотя нет – ещё меньше я хотел бы сейчас встретиться со своей матушкой. Наташка вылетела из моего подъезда и, заметив нас, резко затормозила. А при взгляде на Геныча вздрогнула и издала нечленораздельный звук.

– О, здорово, Натах! Сто лет не виделись, ты прям хорошеешь не по дням…

– Г-Гена? – Наташку, сохнущую по Генычу всё её школьное детство, стало даже жаль – не таким она представляла своего героя. Но оно, может, и к лучшему…

– Да, ладно – неужто я так изменился? Что – похужал, возмудел? – оскалился Геныч.

– Ген, а что случилось, ты почему так…э-э… босиком? – сестрёнка скользила обалдевшим взглядом по завёрнутой в плед фигуре моего друга.

Ага – и без трусов!

– Так, Натах, если у нас все живы и тебе никто не угрожает, то мне некогда, – опередил я Геныча с ответом, пока тот не ударился в очередную увлекательную легенду.

– Но нам надо серьёзно поговорить, – опомнилась Наташка, однако по-прежнему продолжая разглядывать Геныча.

Уже одной этой фразой она вмиг убила во мне желание разговаривать с ней в ближайшие пару лет или, как минимум, до её дня рождения.

– Не сегодня, – резко отрезал я, подтолкнув некстати развеселившегося друга к подъезду.

– Но я специально приехала! – взвизгнула Наташка и направилась вслед за нами.

– А теперь специально уедешь. Прости, мелкая, сейчас совсем не до тебя, – я бесцеремонно захлопнул дверь перед носом сестры.

– Ну чего ты маленькую обижаешь? – подал голос Геныч.

– Да она ж опять за свою Вику впрягается, они там во главе с маман бабский штаб организовали под девизом «Догнать и вернуть». Так что, шагай давай, джентльмен голожопый, нам не до гостей.

* * *

Воскресенье, ещё утром обещавшее придавить меня тоской и одиночеством, завершилось в ночном клубе «Трясогузка» коротким мордобоем. Выяснить, откуда начался ночной стриптиз Геныча оказалось куда легче, чем я предполагал, а причины в разы примитивнее, чем рассчитывал мой друг. Новый охранник клуба оказался почётным рогоносцем по давней неосторожности Геныча. Рога, вероятно, сильно давили на мозг парню… А как иначе объяснить подобный способ мести, а главное – кому?

– Геныч, не в бровь, а в глаз! Ты непревзойдённый переговорщик, – восхищённо прокомментировал я полёт неудачливого мстителя.

– Ну что же ты натворил, пипирка неразумная? – Геныч сгрёб с пола нокаутированного охранника и пытался заглянуть тому в глаза. – Со мной ведь так нельзя, меня надо было сразу на глушняк, а теперь что? Теперь я расстроился, а тебя даже отпи*дить как следует невозможно. Где та шкура, которая мне х**ню эту подсыпала?

Охранник закатил глаза и, как тряпка, телепался в огромных ручищах Геныча.

– Вот сука, ну что с ним делать, Жека?

– Геннадий Эдуардович, мы приносим Вам свои извинения и готовы возместить весь материальный ущерб, – насмерть перепуганный администратор клуба почти на голову возвышался над Генычем, но подойти близко не решался, – в двойном размере… И сегодняшний ужин за счёт заведения… и завтра. Вы только не убейте его случайно, мы его уволим и оштрафуем, в общем, накажем, как полагается.

Геныч перевёл печальный взгляд на причитающего мужика.

– Алёшенька…

– Я Сергей, – попытался исправить администратор.

– Да мне по х*й, но если через три дня я не пройду тест на допинг, то ваш курятник закроется в тот же день, а ты, Алёша, будешь гузкой своей в сосисочной трясти. Всю инфу мне собери на этого оленя и суку вчерашнюю найди, это в твоих же интересах. – Геныч тяжело вздохнул. – Ну и молись, чтобы я писал без посторонних примесей. А, ну и ущерб – само собой.

– И на всю следующую неделю с вас поляна, – напомнил я.

– Ну да, – подтвердил Геныч, роняя охранника на пол.

* * *

– Вот скажи мне, брат, отчего люди такие злые?

Геныч только закончил хлопотать над поздним ужином на моей кухне, так как в «Трясогузке» оставаться не пожелал даже на халяву. И теперь он вторгся в мои мысли с вопросом века.

– Знаешь, Геныч, я тут выяснил, что люди даже страшнее, чем мы с тобой думали. Помнишь, нам в школе втирали, что бояться надо равнодушных? Я никогда не понимал этой фразы, типа с их молчаливого согласия происходит всё зло на земле. Бред же! Но нет, оказалось – не бред.

– Это тебе мулаточкина бабка помогла понять? – друг уселся напротив меня, оседлав стул, и явно приготовился слушать.

– Геныч, ты только не ржи, но… по ходу я люблю её, – слова дались на удивление легко, но произнеся их, я не стал увереннее в своём предположении.

– Кого – старуху? – серьёзным тоном уточнил Геныч.

– Да пошёл ты, мудак!

– Всё-всё, успокойся, понял я – ты вляпался в свою мулаточку по самое всё. Жек, ты погоди, ток не нервничай. Ты вот сам подумай – ты видел её всего два раза. Ты не смотри на меня так, я помню про вашу незапланированную стыковку. Но, Жека, это какая-то другая любовь – тебе просто снесло крышу, и я даже тебя понимаю, и у меня бы снесло от такой…

Я вскинул на друга предупреждающий взгляд.

– Нет, уже не снесёт – она же типа твоя… – успокоил меня Геныч не без сарказма. – Я, братуха, просто хотел сказать, что ты ведь её не знаешь, ты с ней не спал, не ел, не мылся. Какое у неё любимое блюдо? А какую музыку она слушает? А фильмы какие любит? Жека, ты ни хрена о ней не знаешь!

Я понимал, что Геныч прав, и даже то, что мне стало известно – вовсе не те знания, которые могут помочь мне приблизится к Диане, а скорее – наоборот.

– Жек, ты не пугай меня, ты и так уже две недели контуженый, а после бабки – совсем неправильный. Что ты там нарыл – мулаточка оказалась внебрачной дочерью твоего отца?

– Хуже…

– Не, ну не замочил же ты старуху?! А, Евгений Раскольников?

– Геныч, я мудак, конечно, конченый, что полез в её прошлое… Но я не справлюсь с этими знаниями, я вчера хотел Соболя найти, но испугался, что замочу его. Это не моя тайна и я не имею права…

– Жек, ты прав, и я не буду настаивать. Но две головы всегда лучше, особенно, если жбан, наполненный тайнами, очень болен. Ты знаешь, что мне похер чужие секретики, но душевное состояние моего брата – это не херня. Ну…

Я не думал, что рассказать об этом будет тяжелее, чем слушать. Эмоции накрыли меня новой сокрушительной волной. И только выплеснув всю это грязь, я почувствовал облегчение, словно перевалил часть груза на своего друга. К слову, Геныч выглядел подавленным и весь его энтузиазм, похоже, смыло моим откровением.

Минут пять мы сидели молча.

– Знаешь, Жек, я периодически определяюсь с людьми, на которых буду срать, когда стану мудрым вороном. А пока мы с тобой орлы, надо рвать петухов и попугаев. Сука, беспредел творится! По-хорошему за это убивать надо, а никто даже не наказан. Как так-то?

– Ты предлагаешь начать убивать?

– Да что Вы, Евгений, Вы ведь анадысь сами говорили, что мы не головорезы, а цивилизованные переговорщики. Один мудрый чувак сказал, что пуля прочищает мозг, даже если попадает в жопу.

– И по чьим жопам начинать палить?

– Ну, мишеней, как я понимаю, несколько… Но ты должен понять главное – это не твоя война. Ты лишь случайно раскопал архивы. И ты, брат, понятия не имеешь, для чего твоя Диана вернулась на родину. Полагаешь, здесь слаще, чем в Париже?

Геныч высказывал элементарные соображения, которые я совершенно упустил из виду. А ведь я думал об этом с самого начала, не мог понять, зачем ей сюда возвращаться. Я ведь могу помешать каким-то планам Дианы… Каким? И зачем ей наша компания, ведь Соболев в ней лишь пешка? Что она задумала?

– Жек, знаешь, что утро вечера мудренее? А утром у нас что? Правильно – теремок! Завтра, всё – завтра!

* * *

Почти весь путь до «Седьмого неба» мы едем в молчании. А поскольку молчаливая задумчивость для Геныча противоестественна, полагаю, его мысли заняты тем же, чем и мои. Хотел бы я знать, о чём сейчас думает Диана. С какими чувствами она вернулась снова в этот город, растоптавший её когда-то? Внешне я бы никогда не догадался, что эту вызывающе наглую дамочку может хоть что-то тяготить. Что это – всего лишь искусная маска или наращенная с годами непрошибаемая броня циничной стервы?

И как бы дорого я заплатил, чтобы узнать, что она думает обо мне. И думает ли вообще? Не хочу верить, что наша горячая встреча в ресторане не произвела на девчонку впечатление. И уж тем более не хочется думать, что я стал лишь очередным приключением или, как выразилась сама Диана, успокоительной пилюлей. Как часто ей требуются такие антидепрессанты, может, я лишь очередная доза? Да не верю я в это! Но как выяснить правду?

Я должен с ней поговорить. Столько раз я представлял нашу встречу, слова репетировал, даже записывал, сука, чтоб не забыть. Узнай об этом Геныч – оборжался бы. Я бросил на него беглый взгляд и усмехнулся – мой друг прикрыл глаза и беззвучно шевелил губами, вероятно, подпевая Сиаре. И лишь когда мы приблизились к элитным высоткам, он заметно оживился.

– Охереть, Жека, ну почему у тебя нет здесь хаты, я бы к тебе чаще в гости приезжал!

– Вот потому и нет.

– Да что б ты делал без меня! Кто ещё тебя будет направлять и пинать по дороге к успеху?

– Ты бы хоть тогда дорожное покрытие на ней отремонтировал, а то я за*бался по ухабам телепаться.

– Никакой благодарности, – проворчал Геныч и прилип к окну, рассматривая будущие многоквартирные гнёзда толстосумов.

Ещё издали я заметил, что парковка почти вся забита автомобилями. Однако растёт благосостояние простых рабочих. Крузак Асташова уже был здесь и понтовался рядом с низкими седанами. Почему-то, глядя на его тачку, я подумал, что разговор нам предстоит нелёгкий.

Стройка сегодня напоминала гудящий улей – всё гремело, стучало, рычало и двигалось.

– А ведь я когда-то хотел стать крановщиком… – произнёс Геныч, заворожённо следя за поворачивающейся лебёдкой башенного крана.

– Какие твои годы, брат! Если решишься – похлопочу о вакансии для тебя. Подучишься немного и станешь уважаемым че́лом на любом строительном объекте.

– Ну-у, опять учиться!..

– Да там недолго, и ничего – ради мечты потерпишь.

– Ты ж знаешь, Жек, – терпение и труд мне не идут.

Погода со вчерашнего дня ничуть не улучшилась, а, значит, и грязь никуда не делась. Уже предвкушаю, как начнёт материться чистоплюй Геныч в своих начищенных классических ластах. Но всё оказалось не так печально – чьи-то заботливые руки застелили самый слякотный участок массивными досками и у нас есть шанс сохранить презентабельный внешний вид.

Дойдя до будки охранника, я с досадой выругался. Собака! Я ведь собирался купить ей пожрать… И эта несчастная выползла нам навстречу словно почувствовала, что явился хрен, обещавший её покормить. И неважно, что я не сообщал ей лично о своём намерении – она смотрела так, как может лишь собака, и ждала…

– Ох ты ж, девочка моя, да кто ж тебя так? – рычащим басом запричитал Геныч и, забыв про свои стерильные пижонские туфли, ломанулся навстречу покалеченной псине.

Уже другой, более молодой, охранник выполз из своего укрытия и с любопытством уставился на живописный дуэт – мальчик с собакой. А этот сердобольный мальчик – только что рядом не прилёг с прифигевшей от неожиданной ласки животиной.

– Это что ж за гондоны с тобой такое сотворили, а?

– Да никто её не трогал, – счёл своим долгом пояснить охранник. – Ощенилась – и лапы парализовало.

– Это пиZдец! Жека, у неё сиськи очень большие, она кормящая, – сокрушался Геныч.

– Пошли, на обратном пути заскочим в магазин и накупим ей провизии на неделю, – пытаюсь образумить друга.

– Да? А она будет тебя ждать? Надо сейчас накормить. И вообще, её нельзя здесь оставлять – возьмём с собой.

– Охерел? – я знал, что Геныч жалостливый, но это перебор. – Куда? А дети, то есть щенки?

– Не знаю пока… Но мы ведь подумаем?..

– Начинай думать прямо сейчас, держи вот ключи от машины и дуй за обедом для своей подопечной, а потом подгребёшь в «Крепость». Я пошёл. И, Геныч, ты это… даже не вздумай их ко мне в тачку засунуть.

* * *

Бригада оказалась в сборе. Шесть хмурых физиономий, включая Асташова, встретили меня минутой молчания. Я, как приличный, поздоровался, но, не дождавшись ответного приветствия, выложил им все свои претензии, ссылаясь на условия двустороннего договора.

Как выяснилось, работать парни не отказываются и даже готовы нагнать сроки, вот только стоимость их услуг неожиданно выросла в полтора раза. Но самое стрёмное, что в их договоре имеется очень хитрый пункт, и вовсе не надо быть грамотным юристом, чтобы понять, что продвинутые мастера в своём праве.

– Да вы тут совсем охерели, таких расценок в природе не существует, – я давно соскочил с дипломатического тона и пытался вразумить оборзевшую бригаду беспредельщиков.

– А ты сам-то попробуй попрыгать с инструментами и материалами на двадцать шестой этаж.

– У меня другие задачи, а вы, согласно договору, обязаны сюда прыгать до полной сдачи объекта. Хозяйка пентхауса, кстати, уже очень недовольна несоблюдением сроков, – привёл я крайний аргумент. – Вам совсем похер на репутацию?

– Да с таким баблом она должна за эту работу втрое дороже платить, тогда и отдача будет.

– Да твоей хозяйке самой всё похер, она вообще продинамила встречу с нами. Сама-то не захотела тащить сюда свою жопу, – вклинился в общий бунт самый молодой из присутствующих мастеров.

– Слышь, борзый, ты за помелом следи, – я сжал кулаки и приготовился к непростому разговору.

– А то что? – усмехнулся этот сучёныш, выпуская колечко дыма. За его спиной уже сгруппировалась силовая подмога из четверых добровольцев.

Мысленно помолившись Богу и Генычу, я сделал шаг навстречу, но ответить не успел, потому что за моей спиной прозвучало:

– А то на твоём недоразвитом прыщавом лбу появится слово «быдло», выжженное твоим же бычком.

Я медленно обернулся на этот очень хриплый, но невероятно волнующий голос. За мной стояла Диана – прекрасная и ужасная. Ужасным был взгляд. Я даже невольно отшатнулся с линии огня. Сука, так и знал, что она ведьма.