Читать книгу Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых. Мистический роман - Алиса Тишинова - Страница 12

– Отделалась легким испугом, – добродушно заключил молодой, лет тридцати; большой по вертикали и по горизонтали, похожий на гору, – травматолог. Верхушка горы была голая и круглая, по краям поросшая рыжеватой растительностью. – Ни перелома, ни значительного надрыва связок нет; гематома, конечно, знатная… Покой и холод, троксевазин, гепарин, обезболивающие, сама знаешь… Сколько-то времени еще похромаешь, конечно, но жить будешь. И ходить. Обувь пока, понятно, просторную, без каблуков… Как же так умудрилась подставиться-то?

– Толкучка была… на концерте, – опуская глаза, тихо сказала Энжи.

– Зато с Новаковским подружилась, – подмигнул врач. – Поправляйся. Рад был познакомиться… с обоими, – улыбнулся он.

…

– Куда теперь? – смущенно посмотрела на меня Энжи, когда мы вновь сели в машину. – Общежитие уже закрыто. Я договаривалась до 12 часов…

– Как Золушка, – улыбнулся я. – Что ж… раз карета стала тыквой, – будем искать варианты. Едем… в «Столицу», – сказал Костя шоферу.

Анжела тихо ахнула – «Столица» была главной, элитной гостиницей города. Она никогда там не бывала, да еще в таком сопровождении! А интересно… Костя оставит ее там ночевать и вернется домой, или же… останется с ней? Спросить напрямую было неловко. «Как все странно», – думалось ей. – «Скажи мне вчера, – что завтра я поеду в „Столицу“ с Новаковским, – я бы, не то, что была бы на вершине счастья… я бы просто не поверила в это, слишком уж сказочно. А теперь, когда это происходит на самом деле, – я чувствую, в основном, тревогу и страх… Счастье тоже, да, но… Дико все это, осознавать не успеваешь… (вот если б записать все это, или кому-то рассказать, – тогда, казалось, – случившееся обрело бы некие черты реальности). Одно дело, – мечтать о нем дома; другое, – вблизи общаться с живым человеком, который… да нет, прекрасен и желанен все так же, если не больше, но, – настоящий, не выдуманный; с какой-то своей жизнью; еще и женатый к тому же… Возится со мной. Хоть и знает, что виновата его жена, – а все же я тоже растяпа… Неприятно ему все это. А я выгляжу неловкой дурой. И не знаю, как и о чем с ним говорить; ляпаю все подряд, как всегда…»

…

Под взглядами любопытных глаз (а возможно, и объективов), Костя в очередной раз нес Анжелу на руках, – до их номера. Разумеется, внутреннее убранство гостиницы выглядело похожим на дворец; но ни Энжи (от смущения), ни Косте (от отсутствия интереса), ни… Духу (напротив, от незнания еще пока подобных заведений он старался не мешать Костиному разуму, и все его ощущения сосредоточились на Энжи), – словом, никому было не до разглядывания красот. Им хотелось поскорее оказаться в номере (да, шикарном; только и это сейчас было безразлично, лишь бы остаться одним), и закрыть за собой дверь от любопытных глаз.

Номер оказался стандартным, хоть и «люкс»; в обычном модерновом стиле. Светлые стены, темный беж штор, стол, стулья, трюмо, шкаф, туалет и душ… и двуспальная кровать, на которую была бережно уложена Энжи.

Настал момент великой Неловкой паузы… Когда, после всего пережитого, и создающего видимость естественности, – пришлось остановиться, посмотреть друг другу в глаза…

– Ну, что? – это была сакраментальная фраза (в общежитии, где жила Энжи, она традиционно предваряла любую выпивку, по случаю или без. Фраза была из анекдота о проигравших футболистах, распекаемых тренером: «Кто вчера предложил выпить? Я спрашиваю, кто первым предложил напиться??! так, ладно: кто вчера первым произнес: «Ну, что??!») Энжи усмехнулась. Кроме ноги, у нее болела еще и голова, – от усталости, стресса, да и после концерта; ей хотелось потихоньку достать из сумочки и принять обезболивающее, не сообщая великому Новаковскому о таких неромантичных подробностях.

– Давай, я закажу ужин сюда, – предложил Костя, – и… лед; может быть, – грелку со льдом? или что у них там есть? и мази эти, – наверняка здесь можно все это купить. Я понимаю, что ты не хочешь есть, не до того, – улыбнулся он, увидев выражение ее лица, при упоминании об ужине, – но это надо. Мы оба давно не ели, хоть голода на стрессе и не чувствуем. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась Энжи, которой не терпелось остаться одной. В конце концов, до туалета же он ее не понесет…

Оставшись одна, – она метнулась к графину с водой, стоявшему на столе, и проглотила сразу две таблетки пенталгина. Затем, осторожно, но быстро, держась за предметы и прыгая на одной ноге, добралась до вожделенного туалета; осторожно, чтобы не смазать всю косметику, сполоснула лицо и руки, протерла шею и плечи влажной салфеткой (лежали на полочке), нанесла на шею несколько капель духов из мини-флакончика. Запах был тонкий, пудровый; напоминал лес под дождем, мох и лесные цветы. Затем она поглядела в зеркало, поправила волосы, и несколько успокоилась, наконец. Относительно, конечно. Несмотря на пережитые события, выглядела она неплохо, и это придало ей уверенности. Правда, изящно допрыгать до кровати раньше возвращения Кости она не успела, – но это было уже не страшно, – теперь она хотя бы знала, как выглядит. Он рассмеялся, уже без всякой необходимости на этот раз взял ее на руки, целых два шага донес до кровати, и присел рядом, не отнимая своих обнимающих рук.

– Как ты пахнешь… лесными цветами, – промурлыкал он. – И я еще не говорил тебе, какая ты красавица… и какая милая… Ты меня с ума сведешь…

Изображать сопротивление было бы идиотизмом… Он резко впился ей в губы, сильно, страстно, но без малейшей грубости. Разумеется, Энжи тихо падала в пропасть (одновременно отдавая себе отчет во всем; как бы мысленно читая книгу о себе; сама потрясаясь этой своей способности, – отдаваться чувству всей душой, – и удивляться, что это происходит с ней, а не героиней романа; успевать думать). А думать было о чем… Все портило наличие жены. «Нет. Хватит об этом. Все, все, – я больше не могу без него! плевать мне на жену и все остальное. Он мой; я слишком долго о нем мечтала, чтоб думать о какой-то жене (хотя частично благодаря ей я здесь! – парадокс). Нет, не надо цинизма… заткнись разум, я же люблю! Сейчас и здесь – он мой!»

В дверь деликатно постучали. Привезли тележку с пиршеством на двоих. Фрукты, салаты со свежими овощами и креветками, ароматно дымящийся судок с чем-то жарено-мясным (с ума сойти) и гарниром; соки: яблочный и апельсиновый; стаканы, фужеры и две бутылки шампанского. «Ооо!», – хотелось застонать Анжеле, как Эллочке-людоедке при виде ситечка для чая. – «Еще бы хорошую музыку…». Хотя музыки на сегодня как раз хватило. Но все-таки Костя тихонько включил какой-то музыкальный канал по телевизору, и приглушил верхний свет.

– Энжи, а почему я никогда не видел тебя в нашем клубе? Там проще слушать концерты, дешевле; для своих вообще бесплатно. Если, конечно, – тут он смутился, – тебе правда интересно наше… мое творчество.

– Интересно. И даже более чем. – Она медленно жевала креветку (впервые в жизни), с наслаждением запивая золотистым шампанским. – Но я… я не хожу в такие места. Ты знаешь, я совсем не такая. – Ей вдруг, – от вина? – стало легче и свободней. – Я могу любить песни, но я не фанатка, и никогда ей не буду. Я не тусовщица, не «крутая» девчонка; клубы и тусовки вызывают у меня страх и… неприязнь. Меня, наверное, там, – даже ты стал бы раздражать. Я чужая вам, вашей среде. Меня просто все бесили бы. Я люблю тебя, – сказала она очень просто (с ударением на «тебя», – все равно как если бы рассуждала о музыкальном стиле); – но всю эту твою шушеру вокруг я ненавижу, извини, все это мне чуждо… вот. – Она вздохнула и поставила фужер.

– Хм… честно. И попробовать не хочешь, если я приглашу?

– В качестве кого?

– Моей девушки, – улыбнулся он.

– А жена?!

– Жена – это жена. К тому же сейчас, – поморщился он, – не хочу я думать о ней! Может, скоро она и не будет женой. Сама представь: жить с человеком, зная, что он способен на такое. Поверь, я не соврать тебе пытаюсь; я сам сейчас думаю… Сам пока еще ничего не понял. Не знаю, как с ней дальше. И будет ли это «дальше». А девушка, – это другое.

– Ага. Временная пассия – тусовщица для папарацци. И я должна быть в черной коже, со зверским маникюром, и зелеными патлами?

– А как же! Непременно зелеными! Кстати, можно спросить: почему ты не делаешь ни зверский, и вообще никакой маникюр?

– Я же медик! На пятом курсе много практики. Что ты! Представь: ты осматриваешь больного, пальпируешь живот… Нет, накрасить ногти можно, – хоть и не совсем прилично будет, – но они должны быть короткие.

– Ясно. Не, не надо зеленых патлов… Просто приходи как-нибудь? Вот Володю и Николая видела? Нормальные же парни? Да и в клубе не одни идиоты…

– Мне как-то ближе библиотека, – хихикнула она. – Ну, или просто студенческая дискотека. С дедом Морозом у елочки, например. Я не знаю светских сплетен. Совсем.

– Ну и ладно. Я приглашаю – как-нибудь, когда поправишься. Не так это и важно, в конце концов. Как захочешь.

– Хорошо… – она уже несколько захмелела; к тому же был четвертый час ночи. Глаза ее слипались.

– Ложимся? – спросил Костя.

– Да. – Энжи уже ни о чем не думала; ей просто сильно хотелось спать.

– Я… сейчас приду. – Костя удалился в ванную; а Энжи стянула с себя все, кроме белья; перебросила одежду на стул; быстро проглотила еще одну таблетку, – и нырнула под одеяло.

Костя решил помыться. А я, дух безымянный, пользуясь спокойной обстановкой, – с жадностью смотрел на себя, вернее, – на Костю, – в зеркале. Костя не задумался, отчего он так пристально разглядывает сам себя; а для меня это было откровением. Конечно, я уже видел порой свое отражение в зеркале, воплощаясь в других людях; но сейчас я рассматривал того, кого любит Энжи. И это – я. И – не я… Сдвинуться можно. Впрочем, наверное, уже… Да, неплох. Узкое загорелое лицо, ярко-черные тяжелые «воловьи» глаза с проникающим в душу (наверное, жутко соблазнительным), – взглядом; черные ресницы, широковатый нос, яркий рот; шрамик, разделяющий левую бровь на две части; темные волосы, крепкая смуглая шея и плечи. А как он пел к тому же! Я – пел! Нельзя ли мне насовсем остаться Костей, а?

Теплые струи воды расслабили тело; затем Костя энергично растерся махровым полотенцем; а после, – с сожалением, но решив, что только так будет правильно, – надел плавки. Энжи то ли спала уже, то ли делала вид. В любом случае заняться с ней сегодня любовью означало бы – воспользоваться моментом. Несмотря на то, что она хочет меня не меньше, чем я ее. Но всё же мы еще не столь близки, – говорил я, да и Костя тоже… собственному телу. А главное – сейчас каждое случайно неловкое движение может причинить ей сильную боль; еще несколько часов назад мы не знали, – не положат ли ее в больницу; а тут я со своими желаниями, пусть и взаимными…

Я осторожно забрался под отдельное одеяло на двуспальной кровати. Анжела прерывисто вздохнула, вздрогнула всем телом. Смутно мелькнуло воспоминание, трудно сказать, мое или Костино, – о какой-то средневековой легенде, где влюбленные кладут меч посредине ложа, дабы не соблазняться. Почему им было нельзя соблазняться, я не вспомнил. Да и меча у меня не было. Я просунул руку под ее одеяло, коснулся теплого плеча, обнял… Спасибо усталости, и мыслям о ее поврежденной ножке, – я сумел заснуть.