Читать книгу Милый друг. Жемчужина озера Небеса Зуни - Алиша Шати - Страница 3
Глава 2. Превращение
Оглавление– Что со мной? Где я? – Берта очнулась в хижине, которая по всему виду напоминала усовершенствованное традиционное индейское типи. Стены, пол и потолок в ней были сделаны из дерева, посреди комнаты располагался очаг, на стенах висели шкуры животных, вероятно, для тепла, над входной дверью располагалась еще одна «дверь» из лёгкой ткани, которую, по всей видимости, использовали как единственную в жаркое время года. Во всю её длину, от пола до потолка было вышито изображение огромного волка, глаза его оттуда смотрели прямо на Берту, почему-то обнаружившую себя в той части комнаты, что располагалась позади очага, или алтаря, в священной части дома, куда, согласно традиции индейского народа, входить дозволялось лишь мужчине-хозяину дома.
Берта вся горела. От сильного жара её потрясывало, всё тело била дрожь. Молодая женщина стёрла стекавший по лицу пот детской пелёнкой, оказавшейся под рукой. Мысль о прошлой ночи заждавшимся гостем ворвалась в её сознание. Берта вспомнила об утре и о сыне, которого она только что родила… «Ну, конечно! Ведь я теперь стала матерью! – мысль за мыслью, кажется, лихорадочно носились по всему пространству комнаты, где находилась Берта, то возобновляя её память, то образуя секундные пустоты, во время которых молодая женщина, словно проваливалась в небытие, в неизвестность, в бездну… А та за эти мгновения успевала напугать Берту одним лишь своим появлением, потому что в ней не было воспоминаний и вообще ничего не было. – У меня есть ребёнок… – Берта слабо повернула голову в поисках сына. – Где мой сын? Где он?» – она попыталась произнести это вслух, но из груди её вырвался лишь слабый стон.
К её удивлению, этот звук услышали, и внутрь хижины вошёл молодой мужчина, неся на руках новорожденного сына Берты. Вздох облегчения сотряс её тело, и на лице показалось подобие улыбки. Мужчина аккуратно положил малыша подле Берты и сам присел рядом. Он дотронулся ладонью до её лба, убрал влажное полотенце, от которого уже мог бы идти пар, и положил новое – уличной температуры. Затем он взял её правую руку и посмотрел на запястье. Прижавшись к нему губами, мужчина слизнул вытекающую оттуда жидкость, а после еще некоторое время дышал туда ртом, как если бы хотел, делясь своим тёплым дыханием отогреть замерзшие на морозе руки девушки.
Берта, в полусне, почувствовала, как по венам её побежало тепло, словно ей ввели лекарство. Она приоткрыла глаза и глянула на руку. Вокруг правого запястья краснело нечто, и это нечто, на первый взгляд, было похоже на рану. Впрочем, Берта не сразу разобрала, что это могло бы быть. Укус? Ожог? Шрам? Тату? По виду это напоминало рисунок в виде клыков, он сплошь окаймлял её запястье, наподобие надетого на руку амулета.
Увидев его, Берта вскрикнула от неожиданности, тут же зашевелился и захныкал её малыш. Молодой индеец придвинул его ближе к матери, поднёс палец к губам, слегка кивнул головой, демонстрируя титаническое спокойствие и давая Берте понять, что ей не о чем волноваться, а теперь нужно вести себя тихо.
– Меня зовут Эней. Ты и твой сын в безопасности. Отдохни пока. У тебя сильный жар, обращение еще не завершено. Ты поправишься. Твой сын обернётся, потому что пьет твоё молоко. Всё будет хорошо. Я приду проведать вас позже. – индеец говорил очень тихо, так тихо, что вряд ли его могла услышать пробегавшая мимо мышь, но Берта слышала его очень хорошо, так хорошо, будто звук, срывавшийся с его уст, не встречая никаких препятствий, тотчас касался её слуховых рецепторов. Это снова удивило и немного испугало Берту. Индеец понял это по округлившимся глазам девушки, но сейчас он не мог ей всего объяснить, это могло повредить её здоровью и самому обращению, поэтому он снова прижал палец к губам и вышел из комнаты.
Когда Эней оставил Берту одну с малышом, в её сознании снова понеслись мысли со скоростью не меньшей скорости света. Из-за послеродовой слабости, которую впрочем Берта уже не ощущала, как послеродовое недомогание, она была уверена – с ней произошло что-то еще, из-за чего она и её маленький сын и оказались здесь – а также из-за сильнейшего волнения, которое она теперь испытывала при мысли о Йохане, который, конечно же, должен уже был прочесать весь лес в поисках жены и ребенка, Берта впадала в забытье. Мысли её путались и скакали, точно козочки, с камушка на камушек, с бугорка на бугорок. Она следила и следила за ними, пока на какую-нибудь из козочек не набрасывался из засады огромный волк и не разрывал её в клочья. Берте чудилось, что это тот волк, что смотрел своими огромными глазищами с рисунка на тканевой двери прямо в её глаза. И казалось, что кровь в жилах кипит и рвётся наружу, и почему-то хотелось спасти этих козочек, которые всё прыгали и прыгали, совершенно не подозревая, что за ними наблюдает огромный, нарисованный на тканевой шторе, волк.
В стае, среди волков-оборотней, возникли разногласия. За стенами хижины, там, где вечерами разводили большой общий костёр, чтобы глядя, как играют искры догорающего дня, поделиться друг с другом новостями и рассказать о планах на день грядущий, воцарилась шумиха и суматоха.
– Вы с ума сошли?! – кипятился молодой индеец, не скрывая своего негодования. – Притащить их сюда! Обернуть посредством укуса! Мы не вампиры, не эти ничтожные кровопийцы. Мы волки. Мы защитники родов. Теперь ей придётся всё рассказать. Теперь эта девчонка – часть стаи, индейского племени, нашего племени, семейства! – он сидел у костра и широко жестикулировал.
– Остынь, Иси. – осадил его напор Кохэна, тот, что был вместе с Энеем на скале язык великана. – А то твой олень что-то слишком разбушевался. – пошутил над братом Кохэна, так как имя Иси на языке северо-американских индейцев означало «олень». – Мы бы не сделали этого, если бы на то не было воли богов! Девушка очень сильная, она легко перенесёт обращение, иначе она не родила бы такого малыша. Мы учуяли его токи еще до рождения. Он говорил с нами!
– Кохэна прав, брат. – вступил в разговор Эней, который как раз в этот момент вышел из домика, куда они поселили Берту и её ребёнка. – Это не только наше решение. Посмотри на наш тотем. – он указал на искусно вырезанную из дерева фигуру большого медведя. – О чем он говорит сейчас?
– Эээ… О том, что солнце на без пятнадцати пять? – Иси сделал вид, что не понимает, о чем речь. Тотем, стоявший на открытой площадке индейского лагеря, действительно отбрасывал тень «на без пятнадцати пять».
– Он багровеет. Так всегда бывает перед родами кого-то из защитников, оборотней. Значит осталось совсем немного, и ребёнок Наини родится. Сейчас он вбирает в себя скрытую силу пришедшего в стаю младенца, которую во время родов отдаст земле, и вернёт свой обыкновенный цвет. Я думаю, ждать еще дня два, не больше. – ответил Эней.
Молодые люди замолчали. Каждый, задумавшись, смотрел на тотем – истинного помощника всем представителям индейско-волчьей стаи. Солнечные лучи щедро поливали его своим жёлтым светом, словно нектаром, и в тёплом дневном воздухе, смешивались с небесной синевой, растворенной в пространстве, делая краски тотема ярче и оттого заметнее, выражая истинно медвежий, бурый цвет. В эти часы он действительно, как будто «багровел».
Прошло два дня и, как и предполагал Эней, Наини родила.
– Девочка! Девочка! – братья Кохэна и Эней вбежали в поселение с радостными криками. – У нас девочка! Вождь Уоникия стал дедушкой! Наини родила дочь!
К прыгающим и скачущим братьям присоединялись другие индейцы, и радость их была похожа на танец, от души веселящихся детей.
Рождение ребёнка в индейском племени – большое счастье. Не для одной семьи, но для всего рода. Здесь не говорили про ребёнка «мой» или «твой», детей, живущих в резервации называли «наши» и заботились обо всех, как о собственных, родных детях. Душу, пожелавшую присоединиться к индейскому роду, встречали с почестями, благопожеланиями и многочисленными ритуалами: на удачу, счастье, здоровье и благополучие. Целую неделю шли торжества. И во время этого празднества новорожденный становился полноправным представителем семейства, а в случае с дочерью Наини, еще и будущей защитницей, хранителем рода, волчицей.
Эней зашёл в типи сообщить Берте и её сыну новость.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он у Берты, которая уже начала немного приподниматься в своей постели. Вот и теперь, полусидя, она кормила посапывающего и причмокивающего у её груди сынишку.
– Гораздо лучше. – слабо улыбнувшись, шёпотом ответила Берта, стараясь не нарушить атмосферу нежности, пришедшего на смену жару тепла и невыразимого воцарившегося вдруг вокруг неё спокойствия. – Теперь ты мне расскажешь, что с нами произошло, зачем мы здесь, и… когда нас отпустят обратно…?
– Не так много вопросов сразу, пожалуйста. – ответил Эней Берте и, потянувшись к личику малыша, спросил её:
– Можно?
Берта кивнула, не сводя глаз со своего дитя.
Эней дотронулся подушечками пальцев до подбородка ребёнка и пощекотал его по розовой щечке.
– Вот и родилась твоя сестрёнка, – улыбаясь мальчику, тихо произнёс он. – Будешь чувствовать её, как себя самого. – довольно произнёс он. – Будете с нею как одно целое.
– Что это значит? – испуганно посмотрела на него Берта.
– Это значит твоего сына выбрали, чтобы он стал защитником будущей хранительницы рода. Волком. Если мы всё правильно поняли и выполнили указание, данное свыше, через некоторое время между ними возникнет связь. Они почувствуют друг друга. Она там, он – здесь. Он станет для нас связующим звеном с нею. Через него мы будем оберегать её. Наини – дочь вождя. Она выбрала белого и ушла жить с ним, в его мире. Но мы обязаны заботиться о ней и её дочери, где бы они ни были.
– Но что с нею… не так? И о какой защите ты говоришь? – Берта, превозмогая слабость, села в набросанных на неё одеялах.
– Подожди немного, и ты поймёшь. – Эней ласково посмотрел на Берту, чувствуя, как ей, должно быть, пока еще не по себе от всего произошедшего. И именно поэтому не позволяя себе сказать ей больше того, что подходило для настоящего момента. Хотя временами ему очень хотелось ну хоть немного опередить и даже ускорить запущенный им же самим процесс… её обращения.