Читать книгу Высшая справедливость. Роман-трилогия - Алисия и Алекс Оуэлл - Страница 13

Надо сказать, что спалось им здесь обоим отлично – чистый воздух и тишина делали свое дело. Но в эту ночь Стивен долго не мог заснуть. Последний разговор сильно взбудоражил его. И теперь ему вспоминалось разное, так – ничего путного, просто неспокойно было на душе. Чтобы побороть бессонницу, он решил подумать о чем-нибудь приятном.

И сразу же ему представился большой куст роз, усыпанный некрупными цветами того прекрасного нежного оттенка, название которому они сами же и дали. Картинка была такая живая, что Стив даже ощутил сладковато-томный запах, исходящий из глубины матовых лепестков. Раньше во дворе их дома всегда росли розы…

Он вспомнил, что держал их в руках совсем недавно – это было в тюрьме, за несколько дней до казни – и долго хохотал, обнаружив, что на всех стеблях предусмотрительно срезаны шипы – охранники явно перестарались. Розовые розы… – он думал тогда, что видит их в последний раз… Стивен просидел в тот день, наверное, не один час, любуясь ими: поворачивал и рассматривал каждый цветок в отдельности, огибал взглядом плавные линии тугих, еще не раскрывшихся бутонов, вглядывался в каждый лепесток, пытаясь постичь неизреченную тайну их совершенства.

…Зеленый куст страстно-ароматных роз…

Такой же куст, но чуть поменьше, рос и в палисадничке перед домом, где жил Эдди. Последний раз Стивен был там спустя месяц после его гибели. Стив очень хорошо запомнил весь тот день и всё, о чем он думал, подходя к дому друга.

Тогда и еще долго потом он корил себя за то, в чем не было его вины. Ему казалось – нет, Стив был просто уверен в этом! – что будь он в тот момент рядом, ничего бы не стряслось.

Стив думал, как неотвратимо меняется мир со смертью каждого человека. Особенно остро ощущаешь это в первые часы и минуты после случившегося. И первые чувства, которые тебя охватывают, – вовсе не горечь и тяжесть утраты, а изумление, немое недоумение, они заставляют взглянуть вокруг совсем другими глазами. Ты вдруг осознаешь, что мир изменился, стал иным, и в первую очередь из него исчезло так тщательно и упорно оберегаемое чувство защищенности. И кажется, что так будет теперь всегда – тоскливо и бесприютно. Единственные реалии, которые ты способен сейчас воспринять, – только холод и пустота, разлившиеся по всему окружающему миру, и какая-то пугающая, парадоксально усилившаяся от этого устойчивость и незыблемость его материальности…

…Мать Эдди была дома, она сидела за большим квадратным столом посреди комнаты. Ее потемневшее, обращенное книзу лицо составляло нечто единое с ее траурной одеждой, а весь облик: и тяжело опущенные плечи, и неподвижные руки на коленях – все заставляло вспомнить фигуру классической Пьеты: «Мать, оплакивающая своего сына…»

– Вот, Стиви, теперь у меня не осталось больше сыновей… – сказала она, поднимая усталые глаза, – только дочери…

– Тетушка Эмили… – начал Стивен и почувствовал, что любая из подобающих в таких случаях фраз будет сейчас неуместна. – Как умер Эд?

Мать посмотрела на него долгим взглядом, потом опустила голову и медленно, очень медленно начала рассказывать:

– Здесь… прямо на пороге нашего дома… Это случилось так быстро… На улице из-за чего-то началась драка… – а ты ведь помнишь его привычку всегда вступаться за кого-нибудь… Они проломили ему голову…

– Кто?

– Не знаю, никого из них не нашли… А я ничего и не видела – была в то время на кухне… потом какие-то крики, шум… прибежали ребята Марии – помнишь, соседка наша? – галдят, тащат меня за фартук… А я стою и не возьму в толк: чего им от меня надо? – тетушка Эмили замолчала, глаза ее заволокли слезы.

Стив сел напротив.

– Он умер сразу?

– Нет, еще жил с полчаса, но уже ничего не мог сказать… Когда доктора приехали, он был уже без сознания… они стали перевязывать его, делать какие-то уколы, но я сердцем почувствовала, что все это бесполезно… подошла и сказала: «Оставьте моего сына в покое, разве вы не видите, что он умер?» Они сделали вид, что не слышат, но сразу стали проверять, есть ли признаки жизни… потом повозились еще несколько минут… и все… А я села рядом с сыном… но не плакала… не могла… Иногда, когда горе слишком велико, слез совсем нет – они высыхают раньше, чем успеют скатиться… – тетушка Эмили закрыла глаза рукой.

Во время ее рассказа в комнату вошла младшая сестренка Эдди – худенькая девочка лет десяти с маленьким треугольным личиком, на котором все черты выглядели слишком крупными, и с таким страдальческим выражением больших карих глаз, что, казалось, один этот взгляд уже способен притягивать несчастья. Она встала позади матери, глядя исподлобья на гостя. Старшие ее сестры наверняка сейчас в церкви – где им еще быть? Стив кивнул ей, но девочка не ответила ему.

Стив опустил глаза. Он подумал о том, что мы так привыкли ежедневно – в кино, по телевидению, в прессе – сталкиваться с упоминанием о смерти, что считаем, будто очень хорошо осведомлены об этой составляющей человеческого бытия и вряд ли сможем уяснить себе здесь хоть что-то новое. Но стоит нам встретиться со смертью накоротке – как оказывается, что мы совершенно не готовы к этой встрече: смерть всегда потрясает нас, надолго выбивая из привычной будничной суеты. Смерть всегда застает нас врасплох!.. Только оказавшись с ней лицом к лицу, мы понимаем, что все наши прежние выводы были умозрительны и ничего теперь не стóят. Постижение смерти при близкой встрече с ней возможно только на уровне чувства, но не ума.

Стивен вздохнул и полез в карман за бумажником. В этот момент в лице матери Эдди промелькнул какой-то испуг:

– Стиви, сынок… Эдуардо обязательно отдал бы тебе те деньги… если был бы жив… обязательно бы отдал… но сейчас, ты знаешь… – Она запнулась и снова замолчала.

Стив с недоумением посмотрел на нее:

– Какие деньги?

– Ну… те пять тысяч… за которыми приезжала твоя жена.

– Шейла?! Когда это было?

– За неделю до того проклятого дня… – совсем тихо произнесла она.

Стив был настолько потрясен услышанным, что так и застыл с бумажником в руках. И более всего – тем, что мать Эдди видит сейчас в нем неумолимого кредитора!

– Тетушка Эмили, Эд мне ничего не должен, – медленно проговорил он, – и никогда не был должен. Это я его должник… навсегда!.. – Он торопливо вывалил на стол все содержимое своего кошелька: – Вот, это для вас… пожалуйста, возьмите. Эдди… – Стив так и не смог выговорить «был», – Эдди – самый дорогой человек для меня! Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.

Эмилия Мартинес недоверчиво посмотрела на лежавшие на столе доллары, сдержанно поблагодарила, но Стив понял, что эти деньги для нее сейчас, может быть, как вода в пустыне.

Все молчали, и в комнате стояла такая тишина, что слышно было только жужжание большой черной мухи, которая судорожно крестила пространство над столом и, не найдя себе пристанища, взмыла, наконец, к потолку. Комната была почти пуста, но несмотря на это, сейчас она стала казаться Стивену, наоборот, слишком тесной – тесной и душной!

Он сидел, глядя прямо перед собой, и сосредоточенно думал, пытаясь восстановить реальный ход событий. Во всем, что он услышал, особенно поразило его то, что названная сумма в пять тысяч долларов в точности совпадала с суммой штрафа, который ему присудили тогда за драку с братом Шейлы Вэлом. Получалось, будто Шейла ездила к Эду, чтобы занять у него деньги?.. Но дело в том, что деньги у Стива как раз тогда водились. Более того, штраф был к тому времени уже выплачен.

Стив даже не помнил в точности, чтó они не поделили с Вэлом Боноски. Вэл частенько наведывался к своей сестренке в первые месяцы после ее замужества, и Стив, естественно, не имел ничего против. Оба они немного выпили тогда. Шурин знал, что Стива легко вывести из себя, и стал в тот вечер, потехи ради, заводить его. В результате Стивен так врезал Вэлу, что до дома тот добрался на четвереньках, со свернутым на сторону носом.

Стив забыл о ссоре очень быстро, но не забыл о ней Вэл. Кроме того, что Вэл сделал все, чтобы упрятать зятя за решетку, и отсудил у него тогда кругленькую сумму на лечение, его с тех пор не покидала мысль круто отомстить Стивену. Но все это было еще задолго до гибели Шейлы…

В итоге, когда произошла трагедия с Эдди, Стивен отбывал свой последний из шести месяцев за драку с Вэлом. Можно было, конечно, сразу выйти под залог или еще как-нибудь полюбовно договориться с судом, но Стив не пожелал больше платить ни цента и предпочел отсидку, тем более срок был невелик. Он даже не сразу узнал о случившемся, потому что Шейла «забыла» ему об этом сказать!

Зачем Шейла тайком от него ездила к Эду? Что ей было нужно? Почему Эд сам не позвонил ему? При желании не составило бы труда связаться с ним и в тюрьме. Стив терялся в догадках: что-то не состыковывалось в этой череде событий, каких-то деталей – решающих деталей – недоставало. Одно виделось ясно: поездка Шейлы, деньги, гибель друга – все это звенья одной цепи. Здесь была какая-то хитрая ловушка, подготовленная, расставленная и захлопнутая его женой.

И вот теперь, сидя рядом с матерью погибшего друга, Стивен представил свою жену, ее яркую, вызывающую красоту, и в первый раз произнес фразу, которую повторял потом регулярно, до тех самых пор, пока она не обратилась в страшную реальность: «Я убью ее!» – прошептал он.

– Ты что-то сказал? – отозвалась мать Эдди.

– Нет-нет… ничего.

– Ты знаешь, Стиви, все это произошло так быстро… как несчастный случай… Ну что поделаешь? Значит, на то воля Божья… – губы тетушки Эмили сжались: – Лало ^[2] был мой первенец… Из всех – самый любимый…

Стивен поднялся. Прощаясь, он не мог даже смотреть ей в глаза.

Вернувшись и не застав жены дома, Стивен пулей влетел в спальню и принялся выбрасывать из шкафа Шейлины вещи, швыряя их прямо на пол. Чемодана он не нашел и начал запихивать вещи в попавшуюся под руку дорожную сумку. И тут на дне ее он наткнулся на странный пустой пакет: по внешнему его виду, без риска ошибиться, можно было сказать, что это… упаковка из-под наркотиков… Рядом с пакетом лежал маленький помятый листочек. Стив развернул его – это оказался старый телефонный счет. Он машинально пробежал глазами столбики цифр, даже не предполагая найти здесь что-то интересное. Но тут его внимание привлекло странное единообразие этих цифр: разговоры следовали подряд один за другим в течение нескольких дней и были очень небольшой продолжительности – по пять-семь минут каждый. Стив посмотрел на даты – получалось, что по времени разговоры приходились как раз на середину их с Шейлой медового месяца… Он перевел взгляд на колонку, где стоял номер телефона, с которым было соединение, – везде номер был один и тот же, и это был номер… Эдуардо Мартинеса…

Стивен скомкал листочек, крепко зажав его в кулаке, и опустил глаза. К сожалению, он очень хорошо помнил, что сам он не звонил Эдди в то время и не мог звонить, потому что друга его не было дома – он уезжал на заработки в соседний штат. По этой же причине Эд не смог даже приехать к нему на свадьбу. И Стив расстраивался, что все никак не может познакомить его со своей молодой женой.

Стивен простоял еще с минуту неподвижно, потом быстро побросал все вещи обратно в шкаф.

После этого он не предпринял ни одной попытки докопаться до истины, а Шейле не обмолвился ни единым словом, так и не позволив себе поверить, что в злополучном шкафу он наткнулся, быть может, на ту самую – недостающую – деталь…

Попытка спасти от падения пошатнувшийся пьедестал? Вероятно. Ведь низвержение богов – это так страшно! Каждому ли под силу сжечь то, чему поклонялся? Тем более если знаешь, что потом все равно поклонишься тому, что сжигал… ^[3]

Сжечь куст розовых роз в своей душе? На это он был не способен…

– Сколько можно ворочаться? – послышалось в темноте.

– Тоже не спишь? – удивился Стивен. – О чем думаешь, Бренд?

Брендон скосил взгляд, но ничего не ответил.

– А я вот думаю: почему ты все еще со мной?

– Потому что я люблю тебя, – проговорил Брендон.

– Как любовника или просто как человека?

Брендон на минуту задумался:

– А какой ответ ты бы хотел услышать?

– Только такой, какой ты сам хотел бы произнести.

– Тогда… как человека, – сказал Брендон, натягивая на себя одеяло. – Тебе было бы приятнее первое?

– Не знаю, – отозвался Стивен. – Мне приятно уже то, что я тебе небезразличен. Порой так важно знать, что ты кому-то небезразличен…