Читать книгу Мерцательная жизнь Алексея Животова. СССР. Серия «Русская доля» - Алив Чепанов - Страница 3

Государство хоть социалистическое, хоть капиталистическое всегда стремилось и всегда будет стремиться к объединению своих граждан в группы: к коллективизации, к кооперации, к созданию артелей и бригад. Объединёнными по какому-либо признаку или интересам гражданами намного легче управлять. Любое государство все-таки есть инструмент насилия в руках какой-нибудь господствующей общественной группы. Будь то капиталистическое или социалистическое государство, без разницы. Насилие над взрослыми гражданами – физическое и психическое, проявляется в виде: смертной казни, лишения или ограничения свободы, принуждения, пропаганды, агитации и массового гипноза. Насилие над маленьким человеком – ребёнком начинается с самого его рождения. В это же время начинается «ломка» его воли под старшего (старших), который (которые) находится ближе к ребенку: мать, отец, бабушки, дедушки, тёти, дяди, иные родственники или вообще посторонние воспитатели.

Алексей Животов родился на следующий год после первого полёта человека в космос. Мир вокруг еще был под впечатлением воссоединения человека и космоса. Главные новости дня, после разнообразных съездов и выступлений руководителя партии, были космические. Из репродукторов, висевших в каждом доме, а радиоточка находилась в каждой квартире и даже почти в каждой комнате, звучали патриотические, написанные под заказ, порой под страхом, но от этого даже ещё более талантливые музыкальные произведения, например, о покорении советскими людьми космоса:

«…Я земля, я своих провожаю питомцев: сыновей, дочерей… Долетайте до самого солнца и домой возвращайтесь скорей…» или: «…Он сказал поехали, он махнул рукой, …словно вдоль по питерской, питерской, пронёсся над землёй…» Можно с уверенностью сказать, что под эти песни и родился Алексей Животов. Под них он делал свои первые шаги. Уже в более зрелые годы, Алексей хорошо помнил себя ещё ползающим на четвереньках перед стареньким черно-белым телевизором «Авангард», который показывал всего одну первую программу с соответствующим репертуаром: новости съездов и заседаний, обязательно про космос и про успехи Советской власти на полях, заводах и фабриках. Ребенок не осознано ещё, но уже впитывал советскую пропаганду и агитацию на подсознательном уровне. И уже где-то в самой глубине этого подсознания, начало помаленьку формироваться у маленького Алёши отторжение ко всему правильному, общественному и советскому. Ведь в любую эпоху всё, что насаждается насильственно, чрезмерно, через чур, все вызывает обратный эффект неприятия особенно у молодежи. Он ещё неосознанно, интуитивно, но уже чувствовал, что всё то, что льётся в уши ежедневно и даже ежечасно да так настойчиво по телевидению и радио – это ненастоящее, искусственное, придуманное, вроде детской игры.

Радио работало целый день, электричества для такой радиоточки было не нужно, поэтому его никогда не выключали. За радиоточки, в отличие от электричества и прочих коммунальных услуг, взималась какая-то чисто символическая плата, не зависящая ни от времени работы, ни даже от количества таких точек. Радиоприемник представлял собой пластиковую коробку, простейший динамик и переменный резистор для регулировки громкости, а также провод с штепселем, вставляемый в специальную радиорозетку. Радиорозетки в Советское время находились практически во всех жилых и производственных помещениях на предприятиях, и во всех организациях. Такие розетки зачем-то обычно размещались рядом с электрическими на расстоянии примерно не более десяти сантиметров от пола. В связи с чем иногда при подключении какой-либо бытовой техники в такую радио-розетку, расположенную рядом с электрической, создавалось впечатление, что бытовой прибор не работает, а в случае ошибки в обратную сторону, когда в электрическую розетку по ошибке подключали радио, происходил разрыв динамика с характерным хлопком. После чего радио-приёмник можно было смело выкидывать. Так иногда развлекались дети – Алёшины ровесники. Радио передавало тогда только одну центральную первую программу. Начиналось радиовещание в 06:00 гимном СССР и прекращалось в ноль часов – также исполнением гимна СССР. Хор пел: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь. Да здравствует, созданный волей народа, Великий, могучий Советский Союз…», всю многомиллионную страну приучая к одному, утвержденному где-то в Кремле, распорядку дня. Крайний срок, когда советский человек должен был отойти ко сну, это ноль часов, радио после гимна замолкало. Подъем же у этого среднего советского человека должен был произойти не позднее шести часов утра с расчётом, чтобы он не мог опоздать на работу, кем бы он не работал. Это была страна тружеников, победивших капитализм и строивших новое Светлое будущее для всех.

На проходных заводов и фабрик злые тётки в полувоенной форме фиксировали опоздавших хоть на одну минуту после 08:00, обычное время начала работы большинства предприятий Советского Союза. Опоздавших обязательно разбирали на собраниях парткомов, профкомов и на товарищеских судах. Нарушителей ждало депремирование – лишение месячной премии на сколько-то процентов, они отодвигались в бесчисленных повсеместных очередях: на квартиры, детские сады, пионерлагеря, санаторно-курортное лечение, на бытовые товары и тому подобное. Некоторые мелкие, казалось бы детали, очень характерно отражают эпоху строителей коммунизма и кроме всего этого, они – эти подробности, у поколения пятидесятых – семидесятых записаны на подсознательном уровне, помимо их собственной воли, именно в том возрасте, в котором любая информация очень хорошо воспринимается – в детстве и юности.

Из самого, самого раннего детства Алексей Животов отчетливо помнил одну картину, которая периодически возникала перед ним в течении всей его последующей жизни. …Он маленький, какой-то на половину раздетый, без штанов, в какой-то белой рубахе, только начинает ходить, постоянно падает, но идет двигаясь только вперёд по бесконечному как ему кажется длиннющему лабиринту комнат. Это комнаты коммунальной квартиры, в которой живёт не менее десятка семей. В лабиринте длинный, длинный коридор и комнаты, комнаты в разные стороны. Маленький Алёша заходит в них, в одну за другой по порядку. Некоторые из них смежные, некоторые смежные комнаты замыкаются, другие соединяются, по ним можно ходить по кругу. Когда мальчик заходит в тупик, не находя прохода вперёд, он начинает злиться и плакать. Тогда кто-нибудь из взрослых направляет его по нужному маршруту, предлагает взять на руки, но ребёнок яростно отталкивает чужие руки и выбирает идти самостоятельно, он торопится домой, но не может найти дорогу. Комнаты в многонаселённых коммуналках, принадлежавших разным семьям, в основном не закрывались, так было принято, тем более когда хозяева были дома. Маленькому человечку, если дверь в комнату была просто прикрыта, нужно было только посильней её толкнуть, только бы ему хватило сил и перед ним открывался новый, ещё им неизведанный, мир. Это был первый бесценный опыт путешествия и познания окружающего мира его новым маленьким жителем. Алёша еще не мог понимать, что что-то в этом мире ему не принадлежит, куда-то нельзя заходить и что-то нельзя трогать, это было пока ещё выше его понимания. Пока он был убеждён что всё вокруг это его и для него.

Но уже в первые годы жизни маленький Алёша столкнулся с высшей волей, которая переламывала его собственную и принуждала к тем или иным действиям, которые, мягко говоря, не вызывали особенного восторга у маленького человечка, уже имеющего свою точку зрения и свои собственные желания. Так, почти с пеленок, мальчик ощутил что значит насилие над личностью. Вначале со стороны родителей и родственников: это можно, а это нельзя; так хорошо, а так не хорошо; так следует поступать, а так – нет. Просьбами и слезами не всегда можно было отстоять свои желания или хотя бы нежелания делать то, что ну совсем не хочется делать. Когда же Алёша оставался на попечении материных тётушек: бабушки Любы и бабушки Лены, то вот у них-то он встречал столько понимания и сочувствия, сколько ему тогда и требовалось. Бабушки нарадоваться на него не могли. В отличии от родителей, все его желания бабушками сразу удовлетворялись и, уже точно, при них никто его не принуждал делать то, чего он совсем не хочет. Это была настоящая воля для маленького человечка – большей воли он в своей совсем недолгой жизни ещё не видел. Бабушки звали его Аля, так они звали свою умершую прямо перед рождением Алёши, сестру Илларию, Алёшину родную бабушку. Баба Люба всегда главенствовала над сестрами, всегда опекала и заботилась о ком-нибудь из семьи. Утратив свою любимую сестру Илларию, она почти сразу же приобрела под свою опеку Алёшу, который восполнил ей потерю сестры.

По выходным, Алёша чаше всего гостил у бабушек в Черкизово, где бабушки: Люба и Лена получили от хлебозавода, где они работали одну комнату – четырнадцать квадратных метров, плюс балкон на двоих в коммунальной квартире на четвёртом этаже кирпичного сталинского дома. В трёхкомнатной коммуналке жили ещё две семьи. Мальчик с ранних лет имел возможность сравнивать индивидуальное отношение к себе со стороны любящих людей и максимумом свободы с общественным подходом в дошкольных заведениях, куда он попадал на довольно продолжительное время по воле жизненных обстоятельств. Бабушки в то время были еще молоды и работали, родители тоже работали. В Советском союзе не было место тунеядцам и бездельникам, такие люди считались отбросами общества, привлекались по уголовному законодательству и после отбытия наказания выселялись за сто первый километр от Москвы. 101 – это условное число, на самом деле, как правило, выселялись такие морально неустойчивые и несознательные граждане гораздо дальше. Так как все родственники работали, сидеть с малышом было некому и Алёшу с раннего возраста стали отправлять в детские дошкольные учреждения – ясли. Зачастую это были заведения, типа пятидневки, откуда его забирали домой лишь на два выходных дня в неделю, пять суток подряд маленький мальчик жил в чужом доме с чужими людьми в совершенно ненавистных ему условиях.

В воспоминаниях раннего детства, касающихся пятидневных дошкольных учреждений перед Алексеем Животовым всегда возникала следующая картина… Наверху, очень высоко проходит мост, по мосту время от времени грохоча, проносятся зеленые или синие, точно цвет он не помнил, электрички. Электрички с мерцающими в них огоньками одна за одной куда-то улетают, даже не притормозив, а он – Алёша, ещё ребёнок стоит внизу рядом с мостом и всё смотрит, и смотрит им в след. На глазах у него слезы, казалось они текут независимо от его желания или нежелания, по своей собственной воле, после того, как смолкает грохот, исчезнувшей вдали электрички. Мальчик тут же впадает в отчаяние и заливается слезами. Он ждет, что с электричкой к нему кто-нибудь когда-нибудь приедет. Маленький мальчик мечтает только о том, что когда-нибудь, кто-нибудь его наконец заберет из этого ужасного места, где он никому не нужен, где он брошен всеми на произвол судьбы в границах ужасного бетонного забора проклятого заведения. Ему кажется, что слёзы не высыхают никогда. Ему даже непонятно, в какую сторону отсюда бежать. А бежать очень хочется. От безысходности и неизвестности Алёше становится ещё тоскливее и снова подступают слёзы. Такое впечатления, что его бросили все и навсегда, он так думает и снова, и снова текут по детским щекам слёзы.

Постоянная тоска и уныние усиливают радость приезда родни. Мальчик искренне радуется приезду дяди Володе, двоюродному брату мамы, военнослужащему-офицеру внутренней службы – своему крёстному отцу. Маленький Алёша тогда ещё не разбирался в воинских званиях, хотя сам вид формы его интересовал и привлекал с самого раннего возраста. Мальчику нравятся погоны, звезды, фуражка, он в восторге. Дядя Вова привёз, как обычно клубнику, несмотря на то, что у Алёши после клубники всегда появляется аллергия. Но мальчик никогда не отказывался и не отказывается ни от чего вкусного. Тем более от клубники, он её любит, несмотря ни на какую аллергию, он жадно уминает её за обе щеки… На этом обычно детские воспоминания Алексея Животова обрываются, но тут же возникают другие…

…Дядя Вова – мамин брат, был очень любим и уважаем маленьким Алёшей, а ещё, у него был сын Лёня, старше Алёши на два года. Когда встречались взрослые, встречались и двоюродные братья. Можно считать, что росли они вместе. Лёня был шустрым и ловким, и конечно же всегда доминировал и шевствовал над младшим братом Алексеем. Первым делом при встрече братья уединялись от взрослых и начинали бороться. Каждый отрабатывал свои, где-нибудь подсмотренные новые приёмы. Лёня конечно же побеждал как старший, но ему был интересен спарринг с таким упорным, никогда не сдающимся противником. Тем более, что по весу Алёша был равным Лёни и если бы знал столько же приёмов, сколько их знал Лёня, то в борьбе ни в чём бы ему не уступал, несмотря на свои врождённые проблемы с сердцем. Для Алёши такие спарринги также были интересны, в них он учился, оттачивал свои знания, узнавал новые приёмы и закалял свою волю к победе. Несмотря на то, что он никогда не побеждал брата, он никогда и не сдавался, пыхтел, задыхался, но продолжал бороться до полной усталости. В то время маленький Алёша не ощущал никаких проблем с сердцем и дыханием, а значит их для него как бы и не существовало. Правда он быстро уставал, но думал, что так и должно быть. Мальчик не понимал, о чём это говорят врачи в ходе периодических медицинских осмотров. Они наверное что-то путают, думал он про себя. Даже если какая-нибудь патология сердца и имела место быть, то она ему совершенно не мешала или он к ней привык и совершенно её не замечал.

Бороться с сильным противником всегда полезней, чем со слабым. В борьбе со старшим братом Алёша совершенствовался. Умение бороться ему частенько помогало с самых ранних лет при физическом отстаивании своего места под солнцем в мальчишеском противостоянии в различных дошкольных учреждениях, в школе, в пионерлагерях и просто во дворе.

Первое, что произросло и укоренилось в душе маленького мальчика после периодического пребывания в дошкольных учреждениях, школе и пионерлагерях так это ненависть к любым общественным формам объединения людей. Любые объединения людей в дальнейшем вызывали глубокое искреннее отторжение у Алексея всю последующую жизнь. С самого рождения и на всём протяжении формирования личности сначала ребёнка, потом юноши, затем молодого человека, государством усиленно навязывается такая модель существования, как общественные объединения, как традиционная и единственно верная форма существования общества: группа, класс, факультет, курс, команда, колхоз, бригада, коммуна. Другой какой-нибудь формы существования кроме объединений будто бы и вообще не существует. Хотя даже школьнику начальных классов ясно, что мнения у разных людей – разные и люди все разные. Бывают конечно близнецы, но это редкое исключение из общего правила и даже они думают и действуют по разному. История же нам демонстрирует, что уединенные индивидуалисты чаще других добиваются невиданных результатов именно оторвавшись от общей серой массы. В этом можно убедиться изучая достижения в различных направлениях науки, искусства и техники. Очень рано в социалистическом обществе ребенок сталкивается с резкими контрастами, черным и белым, при чём, черное зачастую связано с участием его в каких-нибудь общественных объединениях. Именно там в толпе человек испытывает насилие над собой, при чём со всех сторон, даже больше не со стороны руководителя объединения, а со стороны самого объединения – толпы. Общество, группа, толпа – это уже новый организм, который живет и действует, порой вопреки мнениям его отдельных членов. Впрочем есть люди, которые чувствуют себя на своём месте именно в толпе. Значит место таких людей в толпе. Это люди: либо лидеры, упивающиеся властью и умеющие подчинять себе волю других; либо безвольные сомневающиеся в своих личных оценках добряки; либо недобряки, психологически, физически сломленные несчастные, забывшие про свою индивидуальность и плывущие по течению обломки общества, которых склеивает – даёт новую жизнь, именно общественная – коллективная система существования. Такой системой в СССР было, так называемое, социалистическое общежитие – такая большая «общага», огромная коммуналка, площадью во всю страну.

Особенно жуткую для маленького человека ломку испытал Алёша со стороны «воспитателей» ещё в детском саду или даже ранее в детских яслях. Воспитатели, в основном ленивые малообразованные девицы, искавшие для себя теплое место чуть ли ни с самого своего рождения, ограниченные, вследствие своей природной лени, в возможностях чего-либо существенного добиться в этой жизни. Этим, необремененным высоким интеллектом и высокими моральными принципами, легкомысленным девицам, было, весьма опрометчиво со стороны государства, доверено управление коллективом маленьких строителей Светлого будущего. Воспитание будущего общества нельзя доверять абы кому, это большая ошибка Советской власти. Советские дети в большинстве своём вопреки своей воле с самого раннего детства попадали под различные формы коллективного объединения: ясли, детские сады, школы, пионерлагеря, а дальше уже во взрослой жизни в технические и высшие учебные заведения, в армию, в рабочий коллектив. Там их должны были встречать настоящие воспитатели-педагоги, профессионалы с большой буквы, но этого не происходило, а происходило совершенно противное.

На самом деле при воспитании нового поколения применялись совершенно дилетантские методы ломки и уничтожения индивидуальности. Среднего советского человека, готового для построения в общий строй, шеренгу, колонну, готовили ещё в детских дошкольных заведениях. Самый дичайший метод, используемый в таких учреждениях для воздействия на психику ребенка, это метод наказания за любой, даже самый незначительный проступок. Таким образом ребёнка с ранних лет приучали к правилу, что за каждый проступок или даже просто за неподчинение общим правилам, последует неизбежное наказание. Самым распространённым наказанием являлось выставление ребенка лицом в угол за какую-либо пусть даже незначительную провинность. У каждого воспитателя и педагога всегда были, есть и будут свои любимчики и нелюбимчики. В число нелюбимчиков обычно попадают дети, интеллектуально и физически от природы более развитые, в отличие от других воспитанников. Они больше других раздражают воспитателей. Постановка в угол в качестве наказания, это по сути временное лишение маленького человечка свободы передвижения, в месте где он и так уже ограничен в свободе – в детском дошкольном заведении, из которого он не в состоянии даже бежать просто по молодости лет. Ребенка ставят в угол, скорее загоняют в угол, как правило истерически прикрикивая и используя зачастую грубую физическую силу. Наиболее популярны подзатыльники и удары по заднице – тут уже взрослые бьют во всю силу. Через некоторое время ребенок, который уже и так в слезах от грубого с ним обращения и рукоприкладства взрослого, начинает нараспев, почти завывая просить прощение, с трудом выговаривая имя и какое-нибудь корявое отчество злой воспитательницы. Воспитательница же в это время в душе наслаждается своей властью над малолетним ребенком, особенно если это мальчик. Эта молодая, но уже чем-то обиженная на весь мир женщина, через маленького мальчика мстит всему мужскому роду за свои жизненные неудачи. Такую работу в основном выбирают психически неуравновешенные и болезненно властолюбивые женщины, потерпевшие фиаско на любовном фронте. Они упиваются безграничной абсолютной властью над маленькими мальчиками, будущими мужчинами и подпитывают свою гордыню их страданиями и слезами.

В ребенке же начинает формироваться такое мощнейшее из человеческих чувств, как ненависть не только к любым общественным объединениям, но за одно и ко всем женщинам, включая свою мать, безжалостно отдающую своего родного ребёнка в дошкольное заведение, обрекая его на моральные унижения и мучения, которые намного больнее воспринимаются ребёнком чем физические наказания.

Сколько раз маленькому Алёше приходилось испытывать подобные унижения просто за то, что ему хотелось немного побольше подвигаться и немного повеселей сделать свою несчастную серую жизнь в унылом дошкольном заведении, в котором всё расписано по планам, расписаниям, режимам, построениям, дням, часам и минутам. Сколько раз он сам испытывал или видел на примере своих друзей, как после продолжительного уничижительного стояния лицом в угол, маленький мальчик, даже со здоровым мочевым пузырем начинал проситься еще и в туалет, чередуя две просьбы: пописать и простить. Женщина-воспитатель, как правило, просто кремень, она железная, она не сгибаемая и не подкупная никакими детскими слезами, и потому не реагирует ни на какие просьбы «осуждённого» ею же маленького ребёнка. А чаще всего бывает даже наслаждается своей полной властью над маленьким человечком, особенно если это мальчик. Если же мучительница не в настроении или у неё трудные дни, то все слёзы и мольбы маленького человечка её просто не пробирают и не удовлетворяют. Тогда она ждет, когда ребенок описается, чтобы обвинить его ещё и в этом. Как только это происходит, воспитательница обрушивает на бедного ребенка всю скопившуюся в ней злость. Это самые ужасные минуты детства, в такие минуты ребенок остается один на один с мокрой лужей, с мокрыми штанами, с насмешками сверстников и с истеричной женщиной, которую он ненавидит, да так, что желает её смерти. Чувствуя ненависть к себе со стороны маленького ребенка, женщина продолжает свои изощренные издевательства, полагая сломать маленького мужчину и тогда полностью подчинить его своей воле, что поднимет её над всеми мужчинами в её собственных глазах.

Но увы, ни каждого маленького мальчика можно сломать, а у несломленного мальчика само собой ожесточается сердце, умирает жалость в душе, он учится притворяться, врать и подличать, хотя это ни его – против его природы, но он учится этому на всякий случай, в жизни пригодиться при встрече с разными нелюдями, которые ждут его на жизненном пути. С раннего детства у ребёнка развиваются самые мерзкие черты характера и самое ужасное при этом – словно глохнет и отмирает сердце. Всё доброе и высокое, изначально заложенное при рождении и воспитанное в семье, куда-то испаряется.

Всё это пришлось пережить и провести через себя, маленькому мальчику Алёше, которого, чуть ли не с пеленок добрые православные бабушки: Люба и Лена учили добру, любви, справедливости и сочувствию к другим. Теперь же мир начал делится для Алёши на добро и зло, на правду и ложь, а люди на хороших и плохих. А еще он научился сильной непримиримой позиции ко всему тому, что мешает ему в жизни. В результате, всё то, чему не мог сопротивляться и противостоять маленький Алёша, он искренне и смертельно ненавидел. Это чувство было намного сильнее любви и оно предавало ему какую-то неиссякаемую и незатухающую злую внутреннюю энергию.

Еще одним «бесценным» результатом воспитания маленького мальчика в сплошь лицемерном обществе, стало – умение искусно притворяться, так, что даже взрослых сбивало с толку и заставляло верить искреннему маленькому мальчику с правдивыми и немного грустными голубыми глазами. Притворство – это было его единственным в детском возрасте оружием защиты от сильных мира сего, хотя в самой глубине своей души ему было мерзко и противно врать и притворяться. Алёша уже во всю использовал это оружие в мелочах и смог бы в случае необходимости воспользоваться им и по-крупному. Как он сам себя оправдывал по-детски, что всё, даже лицемерие, он использует во благо себе или его близких – только на доброе дело.

Но не всё уж совсем было ему так ненавистно в детских дошкольных заведениях, были и светлые стороны в этом кромешном царстве физического и психического насилия. Валентина – самая молодая воспитательница, для него маленького мальчика она должна была называться тётей Валей, но она просила не называть её тётей, ей было смешно. Валя была настолько музыкальна и любила музыку больше всего на свете, что всё своё дежурство ставила какие-то новые модные танцевальные пластинки. В те времена в шестидесятые в моде были очень энергичные, ритмичные и понятные даже маленьким детям танцы: твист, летка-енка, рок-н-ролл и тому подобные. Алёша тоже был весьма музыкальным мальчиков и танцы никогда не считал за труд, а только за удовольствие, а посему был постоянным партнёром у Вали, несмотря на свой нежный возраст. Здесь две музыкальные и танцевальные натуры встретились и объединились в совместной любви к музыке и танцам. Для Алёши, это было пожалуй единственное светлое пятно во всей безрадостной казённой детсадовской жизни. Почти каждый рабочий день воспитательницы Валентины – Валечки, тёти Вали начинался с новой виниловой грампластинки.

«Как всегда мы до ночи стояли с тобой, как всегда было этого мало. Как всегда позвала тебя мама домой, я метнулся к вокзалу… Опять от меня сбежала последняя электричка и я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке…» – надрывался простенький пластмассовый детсадовский проигрыватель. И тут начинались парные танцы Вали и Алёши, кто во что горазд. К взаимному удовольствию обоих…

…Эти моменты незабываемы и вспоминались Алёшей всю дальнейшую жизнь, как почти единственное светлое воспоминание в ясельной и детсадовское жизни. Бывает же такое. Какой-то пустяк, а помнится как-будто было вчера. Наверное потому, что в такие минуты маленький человечек был по-своему по-детски счастлив, как он может быть не будет уже больше никогда.