Читать книгу Цвет ночи - Алла Грин - Страница 2

Мы приземлились вблизи реки, у рва, отделяющего нас от покрытого снегом возвышения, напоминающего холм. Из-за него выглядывало очертание строения, на светлых стенах которого отражалось сияние полной холодной луны, а в окнах мерцали огни теплого света, будто факелов.

Сменив драконий лик на человеческий, Ян продолжал держать меня на руках, и шел по направлению к холму, который наполовину закрывал собой здание, претворяясь одной из его прочных стен. Кажется, цмок был весь в собственных мыслях, отчего даже забыл поставить меня на землю. Обхватив его шею руками, я оглянулась назад, чтобы поискать во тьме Гая и Кинли. С облегчением я обнаружила, что они двигаются по нашим следам.

Никто из нас не говорил друг другу ни слова. Не находя нужных. Я же молчала еще и потому, что не имела сил: ни моральных, ни физических. Я даже не спрашивала, где мы очутились на этот раз, проявляя стойкое терпение.

Трепещущее пламя факелов постепенно открывало вид на каменный трехпролетный мост, пролегающий надо рвом, к которому мы приближались. У его окончания располагался вход, похожий на врата средневекового замка. Затормозив у подножия переправы, Ян наконец, опомнившись, мягко приземлил меня на ноги. Мельком пробежавшись взглядом по моему лицу, он нахмурился и тотчас отвернулся в сторону – мгновением ранее его аквамариновые радужки вспыхнули и быстро потухли, будто угасли от скорби, которая его остро терзала. Я знала: сейчас мое лицо и внешний вид напоминали ему о случившемся этим вечером. Сажа, пыль, раны на щеках и теле, где не видны под одеждой, но которые я ощущала жжением, ломотой и тупой болью – эти раны были частью моего образа и неутешительным напоминанием нашего проигрыша, а еще – смерти. Неумолимой и трагической. Точнее того, что хуже.

Синий, летящий в небо пепел, предшествующий расщеплению бессмертной души…

Ян тоже выглядел нехорошо: белая рубашка, в которой он попал в навь после дня моего рождения, с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами, была разорвана в нескольких местах и перепачкана серой грязью; взлохмаченные волосы, по обыкновению аккуратно причесанные, выдавали его беспокойство, и он слегка пригладил их, прежде, чем сделать шаг к подножию моста.

Когда мы очутились у ворот, глаза невольно приковались к небольшой табличке между кирпичами – «CONDITVM ANNO DOMINI 1583». Сейчас я пребывала не в том состоянии, чтобы замечать детали, но эта отчего-то привлекла внимание. Мне показалось несколько странным увидеть в нави латынь, ведь более уместным был праславянский язык. К своему удивлению, эту надпись я даже перевела – в школе, из-за поступления на юридический пришлось посещать факультатив по латыни, и, вероятно, занятия не прошли даром, потому что значение фразы почти непроизвольно всплыло в мыслях.

«Возведено в 1583 году», – подумалось мне.

Поспешно оторвавшись от таблички, я ступила во тьму, скопившуюся в туннеле въездных ворот, в которых успел исчезнуть Ян. Меня подпирали шаги Гая и шелест крыльев взмывшего в воздух Кинельгана.

Луна озаряла ледяным сиянием обширную площадку из брусчатки, слегка припорошенную снегом. Нас окружали стены, точнее – постройки, двухэтажные, трехэтажные и нечто, похожее на ратушу, плотно прилегающие друг к другу, с арками и высокими окнами, с крышей, устланной коричнево-красной черепицей, образующие замкнутое пространство внутреннего двора. Впереди, увенчивая центр этих сооружений, располагалось самое высокое – из пяти ярусов. Я разглядывала старинные фонари, украшающие фасад, широкую террасу, мерцание свечей из окон пару минут и пыталась разобраться в очертаниях герба, расположенного у самой крыши, скрытого ночью. Изображение издалека напоминало дракона. Или же птицу… А само место походило на замок. На крепость. За его стенами я, еще не имея на то причин, почему-то ощутила себя защищенной. Камень, который окружал со всех сторон, создавал впечатление островка безопасности, ограждающего от враждебной нави, кишащей смертью, неведомыми духами, жестокостью, злом. Он отделял от места, где совсем недавно Ян и Роксолана сражались с волками в драконьем пламени. От места, где Роксолана исчезла навсегда… И в следующее мгновение, остановившись в центре открытого дворика, я внезапно услышала музыку – мягкие и чарующие переливы мелодии, задевающие нечто в душе, не просто израненной, а разорванной на куски. Однако, нахлынувшие эмоции покоя вдруг прервал взвизг, донесшийся от одного из бесчисленных оконец. В нем внезапно потух свет.

Распахнулись двери парадного входа – оттуда поползли тени. Быстрые и медленные, синие, черные, зеленые, с красными глазами и впалыми дырами вместо них – всевозможные существа нави. Зажмурившись, я вытянулась струной, стараясь более не двигаться – как будто это поможет остаться незамеченной, и они не тронут меня. Ведь для человека сражаться против них бессмысленно, а ринуться к Яну за помощью я не успею. Однако, когда по внутреннему двору покатились крики, стало ясно, что сущности неслись не на нас, а мимо, в спешке покидая замок, как при пожаре, если бы огонь мог их убить. Точнее – расщепить.

Осознав это, чуть приподняв веки, я увидела, что Ян остановился и запустил руки в карманы брюк, скучающе наблюдая за происходящим, и с подчеркнутым недовольством от промедления ожидал, когда все закончится. Мне вспомнился момент, когда мы вошли в таверну в деревне на рубеже – тогда навьи твари тоже пытались стремительно убежать, не помышляя причинить мне вред.

А еще Ян… мой Ян расщеплял их. В памяти снова всплыл синий, летящий в небо пепел…

Кажется, одно присутствие цмока ввергло жителей замка в панику. Цмоки мало кому нравились. И не ясно, беспокоит ли их присутствие Гая в той же мере. Скорее всего – нет. Ведь рыжеволосый молодой мужчина, сын самого Велеса, бог чего-то – я до сих пор не знала чего – чья сила была небольшой или внушительной, разрушительной или созидающей – более мягок, чем Ян. Более терпим. Более дружелюбен. Одним словом – Гай не являлся цмоком, которые по всем легендам крайне спесивы. Драконы считали себя особенными, другими, даже в чем-то лучше остальных. Соответственно этому к ним, видимо, и относились в ответ – избегали и боялись. Даже Кинли, который всегда сторонился Яна, был расположен к Гаю. Но лично меня Ян не пугал. Пока что – нет. Почти.

Вот только пепел, летящий в небо, не давал мне покоя. Пока что я умело отмахивалась от него.

– Дорогой, Ян! – раздался женский, звонкий, как звучание колокола голос. Он доносился из распахнутой двери, пролетая по опустевшему крыльцу, где скопился полумрак.

В следующую секунду из замка вышагнула фигура незнакомки.

Это была молодая женщина, даже скорее – девушка – с рыжими волосами, собранными в замысловатую высокую прическу из которой выбивались отдельные пряди, мелкими частыми кудрями ниспадая на лоб и щеки. Она была одета в яркое и помпезное платье с юбкой из пурпурного атласа и корсетом, отделанным того же цвета бисером; с открытым декольте и расшитыми золотыми нитями рукавами, расклешенными у локтей, оканчивающимися оборками и кружевами.

«Если этот замок был возведен в тысяча пятьсот каком-то там году, – подумала я, – то эта девушка была его королевой из того же столетия, вырванной из времени».

– Ты не мог прийти попозже? – громко, с возмущением воскликнула она. – Ты разогнал все веселье! Распугал всех моих драгоценных гостей.

Ян фыркнул, ответив ей нарочито оскорбленным тоном:

– Попозже? Меня не было несколько веков.

Его губы растянулись в неожиданной игривой усмешке.

Я долго и внимательно посмотрела на него. Мне открылась удивительная перемена в Яне, будто несколько долгих мгновений назад абсолютно ничего не произошло: Роксолана не канула в вечное забвение от рук жестокой богини луны, а сам он не сражался в опасной схватке. Он выглядел непринужденным и слабо улыбался одними уголками рта, но вполне искренне. И только слова цмока были наполнены оттенком язвительности.

– Ну, здравствуй, брат, – сладко протянула девушка.

«Брат?» – изумленно подумала я. И прокрутила предыдущие слова Яна в голове: «меня не было несколько веков». Несколько веков… Похоже, ровно столько времени он не посещал навь. А я по-прежнему не знала причин.

Значит, это его сестра. Судя по медному цвету волос, какой имел и Гай – у нее с Яном тоже общая мать, но разные отцы. И ее отец – Велес.

Теперь, видя в незнакомке сестру Яна, о существовании которой совершенно не догадывалась ранее, я еще пристальнее принялась наблюдать за ней, с неприкрытым интересом следя за каждым движением и изменением мимики, за каждым взмахом черных, необычайно длинных и пушистых ресниц.

– Моя сестра придерживается слишком свободных нравов, – сказал Ян, обращаясь ко мне, но продолжая глядеть на нее. – Общается со всеми навьими тварями без разбора.

– Ты против? – вопросила она с такой интонацией, что я поняла: ей будет приятен его утвердительный ответ.

– Помнится, я никогда не ограничивал тебя в общении с кем бы то ни было, – ровно произнес Ян. – Проводи время, с кем пожелаешь. Но лично меня они не привлекают, и здесь я предпочитаю их не лицезреть.

– Я тоже, – взмахнув длинными ресницами, неожиданно сказала она. – Просто они любят веселиться, так же сильно, как и я. Не то, что все вы, бросившие меня совсем одну.

Она явно укоряла Яна за его долгое отсутствие. С показным видом девушка поджала губы и состроила печальные глаза, артистично обыгрывая масштаб нанесенной ей обиды.

Я поймала себя на мысли, что она в некоторой степени очаровательна. Сестра Яна – я до сих пор не знала ее имени – вела себя как ребенок: капризный, милый, очень красивый и требовательный. Но меня не покидало ощущение, что сколько в ней было очарования – столько же и опасности. Неясной опасности, едва уловимой – это слегка пугающее ощущение рождалось на уровне подсознания и инстинктов. Ее пышные, чересчур длинные ресницы, словно были отвлекающим маневром – они прикрывали глаза: выразительные и блестящие; из-под них показывался взгляд, источающий жесткость и необъяснимую хищность.

Мы по-прежнему стояли возле крыльца, не двигаясь с места. Сестра Яна не приглашала нас в замок, а Ян не спешил туда войти. Необычное, ненавязчивое выяснение отношений после долгой разлуки, продолжалось прямо на улице. На холоде, который уже слабо ощущался мной, к которому мое ноющее уставшее тело ни то привыкло, ни то, стало безразличным, борясь с болью и ломотой.

Окинув коротким взглядом замок, вздохнув, чуть громче, чем следовало, Ян снова повернулся к сестре.

– Валентина, едва ли решаюсь спросить: а где все?

Валентина. Так ее звали. И кого он имел в виду под этим словом «все»?

Валентина с деланной невинностью пожала плечами.

– Улетели, кто куда. Им пришлись не по нраву мои гуляния.

– Ты это специально сделала? – укоризненно уточнил Ян.

В его тоне были слышны зачатки нарастающего негодования.

– Выгнала твоих друзей из нашего дома, чтобы разгневать тебя, когда ты вернешься? Возможно.

– Наших друзей, – с трудом сохраняя самообладание, поправил Ян.

Было видно, что она его специально злила, а Ян – шел на поводу. Что-то мне это напоминало. Мое общение с ним – дома мы тоже часто вступали с ним в похожие словесные перепалки.

Валентина продолжала, будто не слушала его реплик:

– Я не могла даже рассчитывать на твою столь щедрую благосклонность, братик – одарить меня своим возмущением. И не могла поверить в то, что ты когда-нибудь вообще нас навестишь.

Друзья… О каких друзьях они говорили?

Лицо Яна сделалось в конец серьезным.

– Давно ли ты, сестрица, слышала, как воют волки?

Его слова заставили ее легкость и беззаботность вмиг улетучиться. Красивое лицо нахмурилось и ожесточилось.

– Недавно слышала.

Ее глаза загорелись лиловым магическим огнем, подобно тому, как ранее ультрамариновым загорались глаза Яна. И взгляд Валентины сейчас запылал ненавистью.

– Поганые волколаки, – внезапно выругалась она.

Я подметила чрезмерную жесткость ее суждения. Подобная злость по отношению к ним была свойственна немногим. Вряд ли у Гая в душе она была столь яркой. Эмоции Валентины к волколакам казались личными. Как у любого цмока, согласно легендам. Всматриваясь в фиолетовые мерцающие крапинки ее радужек, я приходила к выводу, что ошиблась, и они с Яном находились в более близком родстве, чем мне подумалось ранее, а рыжий цвет ее прядей, совпадающий с оттенком волос Гая, лишь совпадение. Валентина не дочь Велеса. Она – цмок. А лиловые глаза… Я готова была поспорить, что цвет ее драконьего облика будет точно таким же. Интересно, они сами выбирали его? Значило ли это, что Константин – тот, кого люди называли Кощеем – сам выбрал красные глаза?

Встрепенувшись, Валентина помотала головой, потушила фиолетовое пламя внутри себя, и произнесла, совершенно спокойным тоном, видимо, наигравшись в капризную обиженную девчонку.

– Надеюсь, тебе есть, что рассказать по поводу волков, – глухо вымолвила она и зашагала вперед, спускаясь по ступеням. Подойдя к брату, потянулась к нему навстречу. Они обнялись быстро, но крепко. Таким же образом Валентина поприветствовала и Гая; было слышно, как она тихо шепнула ему на ухо, что к нему «никаких претензий нет». Гай весело рассмеялся. Видимо, с Гаем, который тоже жил в нави, они виделись чаще, и он все-таки ее навещал.

Отступив на шаг, она внезапно остановила взгляд на мне. Валентина впервые обратила на меня внимание, как будто я только что появилась здесь.

– А это кто? – звонко пролепетала она. – Мой извинительный подарок? Что мне с ней делать – играть, переодевать?

Я искренне не понимала, шутит она или говорит серьезно, но у нее был весьма воодушевленный вид, когда она изучала мое лицо и силуэт, кстати, грязный, измученный и потрепанный.

– Она человек, а не игрушка, – с интонацией строгости сказал Ян. – Ее зовут Ава, и она мой друг.

Когда речь зашла обо мне, он внезапно стал собранным, его слова сделались повелительными, и я уловила в нем возникшую тревогу – классические симптомы проявления обыкновенной чрезмерной опеки надо мной.

– Какая-то она совсем некрасивая, – нахмурившись, сморщив на секунду аккуратный маленький нос, бросила Валентина.

По моему телу мгновенно пробежал жар – меня сковала неловкость.

– Я хочу, чтобы ты о ней позаботилась, – продолжил Ян. – Прямо сейчас. Найди, во что ей переодеться и отведи в ванную. И проследи, чтобы никто из твоих нечаянно затерявшихся в коридорах гостей, ее не съел. – Он упрямо и долго посмотрел сестре прямо в глаза, и добавил, вложив в сказанное всю власть, которая у него видимо все-таки имелась над Валентиной. – Ава очень важна для меня. Ты поняла?

Странно, но Валентина послушно кивнула. Не вставляя шуток, не вздумав язвить.

В их направленных друг на друга взглядах я видела нечто такое… Необъяснимое. Они поддевали друг друга все это время, но я понимала, что их братско-сестринская привязанность была более крепкой, чем могло представиться на первый взгляд. Они относились друг к другу с большей серьезностью, чем оба показывали. Возможно, у них были разногласия. Но они… между ними была сложная, однако прочная связь.

Неожиданно Валентина потянулась ко мне, и коснувшись меховой накидки, взяла под руку, легким напором сдвинув с места и принявшись подниматься вверх по крыльцу, уводя меня за собой.

– Кто-то уже пытался тебя съесть? – вопросила она, тихим и снова ставшим веселым голосом, провожая меня внутрь замка.

Я не успела ничего ответить, оборачиваясь назад, понимая, что Кинли остался рядом с Гаем. Мой маленький дракон был уставшим не меньше меня, и, наверняка, уже давно проголодался.

Гай кивнул мне на прощание, словно читая мысли. Затем повернулся обратно к Яну, и они продолжили разговор, которого я уже не слышала.

Спустя несколько мгновений я оказалась внутри холла. Когда полумрак в широком пространстве рассеялся пламенем настенных светильников-факелов, первой бросилась в глаза необыкновенная люстра в форме большой металлической птицы, с зажженными свечами на ней, и лестница, подножие которой наполовину скрывали плотные бархатные шторы, устланная красным ковром. Два камина стояли друг напротив друга, а рядом располагалось несколько запертых дверей. Я обратила внимание на подсвечники, расставленные повсюду в виде того же самого животного, изображенного на гербе у крыши замка. Теперь, вблизи, я различила, что существо – вовсе не дракон, а обычный черный орел, как ни странно.

– Дай подумаю, кто хотел тобой полакомиться, – продолжала лепетать Валентина, невзирая на то, что я не ответила ей ранее. – Дай подумать… Считай до трех, а я угадаю, о ком речь. Раз, два, три – это Константин, верно? Ты что, уже знакома с ним?

У нее была необычная манера общения. Кажется, ей вовсе не нужен собеседник. А лишь тот, кто будет ее слушать. И это довольно удобно сейчас для меня, потому что никакой энергии для разговоров не осталось. В лучшие дни, я бы с радостью сама заболтала кого-нибудь до смерти.

– Да, – только и выдавила в ответ я. – Познакомились.

Мы двигались по лестницам и коридорам, и я с трудом запоминала путь.

– Знаешь, он более безобидный, чем кажется. Депрессивный? Да. Мрачный? Вынужденно. Видок у него тот еще, конечно!

Я мимолетно задумалась о Константине и начала гадать, где же он. Не угодил ли в какую-то беду, как и мы, неудачно столкнувшиеся с богиней луны и ее приспешниками? Хотя, он сам был бедой, страшной опасностью для многих. Кощей из детских сказок. Из легенд. Не стоило волноваться за такого. Тем более мне, ведь он пытался меня обидеть, навредить. Хоть после он и спасал меня от волков, обернувшись костяным цмоком у того болота, но ранее похитил и действительно собирался лишить жизни, и даже пил мою кровь, пусть его рассудок и был не в порядке, затуманенный загадочными видениями и фантазиями о некой человеческой девушке.

– Ну, еще и Диана, – буркнула я, когда Валентина распахнула двери и пригласила меня в одну из комнат. – Баба-яга.

– О, – вздохнула она. – Терпеть ее не могу. Жду не дождусь, когда Ян отправит ее в пекло.

Комната представляла собой просторный коридор; кроме очередного камина, окон, бежевых ковров и светло-голубых стен, на которых висели две большие картины, в нем больше ничего не располагалось.

Валентина направилась дальше, и, открыв новые двери, пригласила в какие-то покои. Наверное, в те, где я, наконец, остановлюсь.

Комната выглядела просторной – из высоких застекленных окон, уходящих в потолок, лился лунный свет. Пол устилал паркет, стены были светлыми, а предметы мебели: шкаф с большим зеркалом, мягкие кресла у очередного камина, маленький круглый столик с тремя стульями, приставленными к нему и комод, на котором горели свечи – небесно-голубого оттенка, прямо как в прошлом помещении.

Одним резким мановением руки в сторону очага, Валентина вмиг зажгла огонь. Сомнений в том, что она цмок – больше не возникало.

Глаза уперлись в следующие двери, увенчанные золотым гербом с завитками и буквами; рядом стену украшали золотые часы, циферблат которых держали кованные грифоны. Стрелки стояли на месте, не двигаясь.

Не давая здесь задержаться, Валентина прошла мимо часов, проскользнув над золотым гербом. Я шагнула за ней и очутилась в месте, которое совершенно точно было нашей последней остановкой.

Мой взор упал на кровать, светло-бирюзовую, с белым пышным многослойным балдахином; справа располагалась прикроватная тумбочка на тонких ножках, с другой стороны – комод. В комнате стояла и софа, и стульчики с обивкой. Покои имели два окна и выход на террасу. А еще я заметила две двери в какие-то дополнительные помещения и очаг, который Валентина снова моментально зажгла.

Дракониха принялась быстро открывать тумбочки и комоды. Нашла полотенце и одежду, в которой я буду спать. Выбежав в предыдущую комнату, распахнула шкаф и словно в порыве нахлынувшего вдохновения зашуршала платьями. Вытащив одно из них, вернулась и положила на кровать, вероятно рассчитывая, что в него я и переоденусь, когда сниму всю грязную одежду и вымою перепачканное тело.

Однако, глядя на выбранный Валентиной наряд, я слабо представляла себя в нем. Платье было из плотной тафты, изумрудно-зеленое, однотонное, с корсетом и шнуровкой на груди, с очень пышной юбкой и белой стойкой-воротником сзади, обрамляющей плечи. Длинна рукава едва доставала до локтя; рядом Валентина разместила второе одеяние – похожее на нижнее платье, полностью молочного цвета из летящей ткани, с удлиненными рукавами, кружева которых доставали почти до пят. Я мимолетно представила, как они тянутся позади по полу при ходьбе, подобно шлейфу.

– Я не уверена, – произнесла я нерешительно.

– Тебе не нравится? – вопросила она.

Мне не оставалось ничего, кроме как признаться.

– Это слишком.

– Это – мое лучшее платье. Надевай или я обижусь.

Улыбнувшись, обнажив белоснежные зубы и взмахнув густыми ресницами, она протянула без малейшего намека на доброжелательный тон:

– Со мной лучше дружить.

Валентина была драконом – древним существом, внутри которого полыхало горячее закаленное пламя, о чем она с удовольствием напомнила лишний раз. А я отчетливо распознала угрожающий сигнал. Наверное, разумно остерегаться Валентину не меньше, чем ее брата – Константина. Ведь что-то было в ней противоречивое.

Возражать более я не собиралась, и молча позволила ей пропасть в соседнем помещении, кажется, в ванной.

Я не задавалась вопросами, как она набрала ванную, но точно знала, как именно подогрела воду, которая почти закипела – то, что как раз сейчас нужно.

Убедившись, что предоставила все необходимое, Валентина сообщила, что оставит меня ненадолго, и когда дракониха сделала несколько шагов по направлению к выходу, я, удивляя саму себя, схватила ее за руку, останавливая.

– Та девушка, – произнесла я, взяв ее ладонь в свою, – полудракон. Она умер… Ее больше нет.

Валентина резко обернулась, глаза блеснули лиловым.

– Роксолана?

Я кивнула, не разжимая пальцы. Валентину не смущало прикосновение человеческой незнакомки, появившейся в ее доме.

– Плохо, – выдохнула она. – Очень плохо. – И добавила, обращаясь больше к самой себе: – Он не сказал мне. Впрочем, как обычно в ситуациях, которые для него важны.

Видно, что Валентина растревожилась. Эта взбалмошная, казалось, легкомысленная девушка оказалась более, чем уязвимой. Но за кого она переживала? За Роксолану? Была ли жизнь полудракона тоже для нее ценна? Либо беспокоилась за Яна, который за несколько минут до появления в замке попытался принять абсолютно беззаботный вид, словно не терял подругу, словно в его душе царил покой, словно ничего не случилось.

Валентина знала собственного брата несравнимо дольше, чем я, но мне тоже хорошо известна излюбленная привычка Яна – никого не пускать внутрь закрытой на замок души. Он мог сколько угодно быть общительным, искренним и даже открытым в чем-то, но были вещи, о которых он никогда и никому не собирается говорить. Или не решается слишком долго.

Он всегда без конца отшучивался, прятался за маской легкости и безразличия ко всему. Интересно, это было врожденным или воспитанием?

– Он любил ее, знаю, – шепнула я.

– Любил? Ян? – встрепенулась та, удивившись. Будто «любовь» – нечто звучащее не про него. – Нет, не совсем так. Но Роксолана была важна. Впрочем, как и для всех остальных. Полудракон была одной из нас.

Момент вынужденной близости закончился. Валентина тронулась с места, я отпустила её, и та ушла, закрыв двери, а я старалась не думать о том, далеко ли она отправится, ведь помнила слова Яна, что мне может причинить вред какой-нибудь ее гость, не успевший скрыться. И все, что оставалось – это думать, что его слова не были произнесены всерьез. Останься кто-то из «гостей» в замке, цмоки почувствовали бы их сразу же.

Когда я снимала меховую накидку и черные одежды, которые достались от Роксоланы, невольно вспомнилось, как на меня сверху падали кирпичи и куски каменных плит разрушенной усыпальницы из-за превращения волколаков и драконов внутри небольшого помещения. Отметины тех ударов остались на теле – кое-где на коже виднелись кровоподтеки и ссадины; а некоторые места просто болели, и я знала, что завтра там появятся синяки. Раздевшись догола, окутанная клубами раскаленного пара, я провела по зеркалу рукой и лишь мельком взглянула на себя. Я была чумазой, как извалявшийся в грязной дождевой луже ребенок. Запутанные волосы хранили в себе мраморные крошки и осколки стекла с камнями, прическа напоминала кубло дикого зверька или разваливающееся гнездо.

Переступив края ванной, я опустилась в горячую воду и моя плоть, по-прежнему живая и почти невредимая, заныла от страдания вперемешку с блеклым удовольствием. Несмотря на все плохое, все же было приятно оказаться в тепле. В безопасности. В данную минуту я больше ничего не хотела от жизни. Все, что мне было сейчас необходимо – я имела.

Прислонившись затылком к краю купальни, я лежала и ни о чем не думала, пребывая в исступлении. Чистая, согревающая, живительная влага обволакивала тело. Окунувшись несколько раз с головой, я давала время отмякнуть волосам. Я бы так и лежала дальше, наверное, до самого утра, которое уже не наступит из-за поимки Хороса – бога солнца – его враждебно настроенной сестрой Дивией, если бы не уловила за стеной шаги. Сперва мое сознание напряглось, но почти сразу послышался голос Яна. Цмок тихо постучал в дверь, не заходя внутрь.

– Ты в порядке? – вопросил он.

Я ожила. Ответив ему утвердительно и сообщив, что скоро выйду, я вспомнила, что мне по-прежнему нужно помыться.

Приподнявшись, потянулась за бортик к маленькому близко приставленному столику – на нем покоились небольшие баночки с густой жижей разных цветов, напоминающей мыло.

Открыв первую, я буквально заставила себя вдохнуть ее аромат, потому что знала: сейчас просто жизненно необходимо хоть что-то почувствовать, чтобы не потеряться в мире теней, чтобы остаться в нем человеком, которым являюсь. Чтобы напомнить себе, что я живая. И втянув носом пары мыльной красноватой жижи, я уловила цветочный аромат. Пахло розой и персиком. Пару мгновений я подержала ее у носа, закрыв глаза, и медленно опустила обратно. Следующая баночка оказалась черной – меня окутал запах древесного угля, и, не воспылав интересом, я отставила ее подальше. В еще одной было запечатано благоухание меда и молока, в стоящей рядом – имбиря и лимона; эти букеты и сочетания напоминали мне дом. Явь. Благодаря им мне было за что зацепиться. Я вдыхала их в себя, снова закрывая глаза, позабыв о Яне, который ждал меня снаружи. И вот в темно-зеленой баночке с коричневыми крапинками я ощутила нотки… мяты и пряной корицы. Или это был кофе? Возможно, этот аромат я придумала. Возможно, мне просто хотелось снова его ощутить. Но нет, мне не показалось. Мыло, больше напоминающее на скраб, действительно имело нечто схожее с тем, как пахли волосы Роксоланы. В память о ней, я натерлась им полностью, и хорошенько вспенив, нанесла на пряди.

Смыв с себя мыло и выполоскав волосы, я обтерлась насухо и переоделась в то, что оставила Валентина – белую ночную сорочку, мягкую и воздушную, длинной до пят, оголявшей лишь шею и кисти рук, выглядывающие из-под оборок. Расчесанные влажные пряди свободно ниспадали к плечам, едва доставая до них мокрыми кончиками.

Когда я вышла в спальню – Ян сидел на кровати. Он тоже успел сменить одежду и привести себя в порядок – сейчас на нем было черное: камзол с длинным рукавом, плотно застегнутый на все пуговицы до основания шеи, узкие замшевые кюлоты и кожаные высокие сапоги. Костюм на старинный манер очень ему шел, но оказался совершенно не в стиле Яна. Знаю, ему нравилось быть более свободным – следовать правилам, но своим собственным, а подобная одежда представлялась оковами. Этот наряд был даже хуже, чем его прошлый – классический, который он нацепил первый раз за год из-за моего праздника. Волосы он также успел причесать, а с кожи исчезла пыль; кажется, моя комната была не единственным местом, где можно было принять ванну.

Мы вышли на балкон. Мне пришлось набросить плотный красный плащ с капюшоном, покрывший тонкую сорочку. Мокрые волосы, здесь, под открытым небом посреди зимы, не беспокоили – Ян распалил драконий магический огонь рядом с перилами, и мне казалось, что прическа даже начала высыхать.

Стоя чуть позади цмока, отвернувшегося, печального, смотрящего вдаль – куда-то за пределы внутреннего замкового двора, я подступила и прислонилась головой к широкой спине.

– Дракон, – шепнула я, – мне жаль.

Он страдал. Я догадывалась, о чем он думает: что сам оказался в какой-то степени виноват. Возможно, думал, что не стоило брать на поиски Хороса ни Роксолану, ни меня. Что следовало пойти одному или с Гаем. В конце концов, я знала и о другой его ужасной мысли – дома, на моей ферме, в час нападения волков, он должен был спасти Кристину, мою двоюродную сестру, а не меня. Кристину, которая могла бы покончить с волколаками раз и навсегда, получив в наследство магию, которая для меня уже была утеряна, которую в ночь восемнадцатилетия я передала ей. Но Ян не успел. Или хуже: он сознательно выбрал спасти меня – этого я уже не знала наверняка.

Мне вспомнилась игривая улыбка Роксоланы, у пылающего очага в ее деревянном жилище посреди осеннего леса. «Ты, я, Гай и одна человеческая девушка. Что с ней случится? Скажи-ка мне честно, когда ты начал быть таким предусмотрительным? Или опять взыграла твоя извечная мания все контролировать?»

«Не со мной, Роксолана, – подумала я, – может что-то случиться. С тобой. Уже случилось». О подобной трагедии в тот момент никто не мог помыслить.

Оторвавшись от дракона, я обошла его силуэт и коснулась лица, обняв напряженные скулы ладонями.

– Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты намерен это сделать.

Ян очнулся, как от затяжного сна. Я увидела в направленном на меня взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на прозвучавшие слова.

– Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно?

Сняв мои руки со своих щек, Ян теперь сам заключил меня в объятия, обвив плечи и сжав чуть сильнее, чем необходимо.

Мои глаза наполнились слезами, но я не дала проступить им наружу. Прижатая к нерушимой груди, я утыкалась в горячую шею и плакала, но лишь в собственных мыслях. Беззвучно скорбела обо всем, что произошло. О гибели семьи: родителей, дяди и тети, двоюродных сестер, – а еще домашних прирученных драконов и о жестоком растворении в ткани бытия полудракона Роксоланы, о собственной судьбе и столкновении со всевозможными пугающими, опасными существами. Мне было страшно и грустно одновременно. Цмок молча гладил меня по волосам и лишь раз ненавязчиво поцеловал в лоб. Мы были близки в этот момент, как никогда. Я опять ощутила себя тем ребенком, о котором он заботился, когда я была маленькой. Теперь, когда я выросла, мне хотелось заботиться о нем в ответ.

Мы так и застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Меня окутывало тепло, а порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили. В какой-то момент мы все-таки разъединились, и когда Ян отстранялся, я видела вспыхнувшую в нем мимолетную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Ее запах. Мяты и корицы. Наверное, было плохой идеей использовать то мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но точно призрачная память о ней. Хотя так было даже лучше: дать ему бесценную возможность в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.

Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.

– Что теперь будет с Хоросом? – вопросила я, вспоминая о еще одной своей скорби. Очень жаль, что ничего не удалось сделать – мы никак не смогли помешать Дивии забрать его. А ведь Хорос проявил доброе отношение к нам и хотел помочь.

– Дивия не причинит ему серьезного вреда. Все-таки он ее родной брат. А когда мы ее скуем, Хорос освободится.

Его слова немного утешали.

Затем Ян повернулся и, не меняя мягкости тона, произнес:

– Ты рассказала Валентине о Роксолане, видя ее впервые. Не стоит так просто доверять всем подряд.

Опешив, я нахмурилась и напомнила ему очевидное, заодно стараясь оправдаться:

– Всем подряд? Она твоя сестра.

И пока что не пытаясь выведать причин их переменчивых холодно-теплых отношений, для чего было не время и не место, немного увела тему в сторону:

– Ее имя. Оно похоже на мое.

Валентина. И Алевтина. Я это сразу заметила, но не придала особого значения, потому как его могло и не быть в действительности.

– Совпадение?

– Может да, а может, и нет, – пожал плечами Ян. – Твои родители сами решали, как тебя назвать. Но, вероятно, кто-то мог дать им совет, а они – его принять.

«Он любил ее, – удостоверилась я. – Любил сестру, и не важно, что именно говорил о ней и как себя вел».

Ян был к ней привязан, до этого лишь демонстрируя напоказ, что не склонен к подобным слабостям. Впервые я обнаружила, что Ян действительно был к кому-то по-настоящему неравнодушен.

– Ты не рассказал бы Валентине сам, – ответила я на его реплику, которая в общем-то и не была вопросом. – Это должны были сделать либо я, либо Гай.

Я слишком хорошо его знала: он крепко держался за беззаботный, ветреный, оптимистичный образ.

Как будто всегда должен быть в форме.

Ян согласно кивнул и замолчал, ни то благодаря меня, ни то просто соглашаясь.

Снова приблизившись ко мне вплотную, он накрыл рукой мое плечо и приобнял. Я вдруг ощутила тонкий, едва уловимый запах помимо мяты и корицы, который почему-то не замечала ранее. То, как пахло от него: лесом, скорее – свежей хвоей и дымом костров, которые он жег на руинах усыпальницы. Хотя Ян успел вымыться и переодеться, кожа все равно хранила следы того, где довелось побывать. Или от дракона всегда так пахло, а я просто не обращала внимания? Может, это следы того, не где он был, а кем был?

– Не хочешь поспать? – вопросил он.

– Как будто нет, – шепнула я.

– Тебе надо отдохнуть, – все равно велел он.

– Я уже не знаю, в какой я реальности. Я почти ничего не чувствую, – призналась я.

– Потому что ты устала.

Я опять прислонила голову к его плечу, уткнувшись лбом в шершавую плотную ткань камзола. И протяжно вздохнула.

– Что если это все из-за меня, Ян?

Ведь если бы я не спела с друзьями на берегу озера ту дурацкую песню, истинно являющуюся проклятием Яна, отобравшим на время его силу, то у него хватило бы времени и возможностей учуять волков чуть раньше, успеть спасти Кристину, наследовавшую магию и меня саму. И даже, если бы повезло – всю мою оставшуюся семью. Родители остались бы живы.

– Или из-за меня? – спросил он.

«А он, – подумала я, – считал, что ему вовсе не стоило уезжать и покидать нас надолго. Если бы весь наш дом и участок хранили частицы магии древнего цмока – волки не сунулись бы на ферму».

Нам было больно. Обоим. Мы одновременно обнимали друг друга, обвив руками. Он склонил голову к моей, и теперь мы чувствовали дыхания друг друга. Что-то не давало нам расстаться этой ночью. Что-то удерживало нас, невидимые силы сковывали, диктуя держаться рядом. Мне, правда, не хотелось никуда его отпускать. Я была не уверена, что смогу уснуть сейчас, хотя и очень устала. Я была истощена.

Но, внезапно, Ян сам отрешился и отшагнул назад.

Я понимала, что это означает. Он являлся драконом. Цмоком. Мы были почти что родными, но бесконечно разными. В одно и то же время я была ему и своей, и чужой. Хотя он любил меня. Но место, где мы находились, ясно показывало, что мы – из разных миров, противопоставленных друг другу. Взаимоисключающих друг друга.

У меня уже не возникало сомнений, кто он на самом деле. Величественный древний дракон-цмок из легенд? Да, но это был не предел. Не полная картина. Дело в том, что не называя ни вслух, ни даже про себя того, что для меня открылось благодаря синим искрам пепла, вздымающегося в небо и рассказам Гая, умалчивая об этом перед самой собой, я по-прежнему имела возможность воображать, что он прежний, кем являлся для меня восемнадцать лет. И что прежними являются и наши отношения.

Я уже знала, что он – нечто большее, чем мне представлялось все прошедшие годы. Просто я утаивала правду от себя. Возможно, поняла суть даже раньше, чем узрела пепел. Осознала, как только услышала, что Дивия – его тетя; как только та в первый раз назвала его племянником. Дальние они были или близкие родственники: разницы – никакой. Ян – потомок богов. И теперь я была без сомнений убеждена, что он тоже им являлся.

Мой Ян – бог. Такой же, как и Гай или Велес.

Я сделала глубокий судорожный вдох, когда в полуметре оглушительно лязгнули перила, и с грохотом на них приземлилось нечто черное, размером с человеческого ребенка, машущее крыльями.

Опешив, я не успела ни взвизгнуть, ни попятиться назад. Ян в свою очередь даже не шелохнулся. Из-под черного рваного балахона существа проглядывали белые кости, мерцающие бликами в свете полной луны.

Это была костомаха. Небольшая. Детеныш или точнее… мертвый примерно шестилетний малыш.

Константин что, позволил ребенку решать, стать ли ему костомахой?

Меня пронзил ужас, но не от пугающего вида создания, а от поступка создателя, ее хозяина. Затем я все же догадалась, что решало, вероятно, не дитя. А бессмертная вечная душа, прожившая много других жизней и запутавшаяся в последней.

Пока я прокручивала эти мысли в голове, костомаха по-прежнему глядела на меня из пустых щелей черепа, несуществующими глазами. В руках она держала некий сверток – целлофановый непрозрачный пакет, словно из человеческого мира, из яви. Я смутилась от непонимания происходящего. Почти мгновенно ощутила запах, как ни странно, свежей выпечки, и у меня отнялся не только дар речи, но и способность соображать.

Направив взгляд вниз, я обнаружила, что внутренний двор заполнился полчищем собратьев-костомах. Среди них выделялось существо с горящими ярко-красными глазами, с рогами, как у черта, в потрепанном одеянии, обкрученном цепями, в старинном плаще – на вид когда-то дорогом, но изорванном. Я сразу узнала Константина, в худшей, самой темной и мрачной его ипостаси. Именно так в моем представлении и должен был выглядеть Кощей. Если бы его губы не были обожжёнными и сгнившими, я бы подумала, что он улыбается мне, направив взгляд в мою сторону.

Кажется, он не попал в неприятности в лесу и теперь отыскал нас. И, похоже, он даже вспомнил, что я человек, ведь передал с помощью ручной послушной костомахи самую настоящую еду для меня.

Я терялась в том, как реагировать на подобный жест от того, от кого меньше всего его ожидала.