Читать книгу Рыцарь страха и упрека - Алла Холод - Страница 3

Соня Воронцова лишилась родителей, когда ей было пять лет. Отец и мать ехали из райцентра, везли бабушку на консультацию к городским врачам. Как потом говорили, была прекрасная погода, отец вел машину на допустимой правилами скорости, катастрофа произошла на самом подъезде к городу, когда на встречную полосу вылетел обгоняющий кого-то фургон, о мощное рыло которого легковушка разбилась вдребезги. Родители Сони не дожили даже до приезда «Скорой», а бабушка, ехавшая на заднем сиденье, еще какое-то время помучилась в больнице, но тоже очень скоро умерла. Девочку взяла на воспитание мамина сестра, тетя Клара. У тети Клары была своя дочь, которую она воспитывала без мужа, но тетка не допускала даже мысли о том, чтобы оставить племянницу на попечение государства.

Клара была женщиной яркой, эффектной, в молодости мечтала стать оперной примой. Но вокальные данные у нее оказались куда скромнее внешних. Кларе пришлось смириться с тем, что ей никогда не придется спеть Джильду в «Риголетто» или Виолетту в «Травиате». Ей доставались лишь вторые роли в опереточных спектаклях. Она страдала, но приняла свою участь, не сменила профессию – слишком велика у нее была тяга к сцене. Пусть Клара выходит на сцену не в том качестве, пусть место, о котором она мечтала, занимает другая певица, но представить себя вне театра Клара не могла. Она обожала театр: его запахи, атмосферу, неповторимое ощущение эмоционального подъема перед выходом на сцену. Она любила в театре все: высокие колонны нарядного фойе, блестящие паркетные полы и широкие парадные лестницы, яркие люстры, дарящие ощущение праздника. Но не меньше она любила темные переходы кулис, репетиционные комнаты, тесные гримерки, навеки впитавшие устойчивый запах рассыпчатой пудры и жидкого грима. Была бы ее воля, она вообще бы не выходила из театра, тем более что там был буфет, где всегда можно перекусить, и даже свой маленький медпункт. И еще Клара не могла существовать вне театрального коллектива, вечно раздираемого внутренними интригами и противоречиями, в котором всегда кто-то дружил против кого-то, кто-то влюблялся, кто-то кого-то бросал…

Дочь Клара родила от блестящего красавца-баритона, который, как она полагала, собирался на ней жениться. Может, так и произошло бы, но баритона переманили в Северную столицу, куда он обещал забрать Клару и дочку Лилю, когда сам там обустроится. Но, решив бытовые проблемы на новом месте, баритон о своих обещаниях забыл, встретил другую женщину и отношения с Кларой прервал окончательно.

Официального мужа у Клары Самойловой никогда не было, но поклонники у эффектной женщины не переводились. Случалось, что отношения перерастали в совместное проживание, но к официальному браку ни один из ее романов так и не привел. Всех своих кавалеров Клара сразу же приучала к мысли о том, что она, как мать теперь уже двоих детей, нуждается в помощи, и безразличия к своим материальным проблемам мужчинам не прощала.

Жили они трудно, но ни одной жалобы вслух никто и никогда не произносил. Проблемы существовали, но как-то решались, а трудности как-то преодолевались. Девочки очень дружили, Лиля была всего на год старше Сони и никогда не пыталась жалеть осиротевшую двоюродную сестру, боясь оскорбить ее или унизить. Они существовали в доме на равных, рано приучились к самостоятельности, все домашние обязанности по справедливости распределяли между собой. Только увлечения у них были разные. Лиля была очень активной, спортивной, зимой она все свободное время пропадала на катке, летом гоняла на велосипеде. Она дружила с девочкой, у которой папа работал тренером в самом большом городском спорт-комплексе, и благодаря этому три раза в неделю бесплатно посещала бассейн. А Соню, когда она немного привыкла к изменениям, произошедшим в ее жизни, Клара решила отдать в музыкальную школу. Все равно девочка большую часть времени крутилась у пианино, тыча пальчиками в клавиши, и каждый день просилась взять ее на репетицию и на спектакль.

Соня самозабвенно полюбила театр с того момента, как впервые, будучи пятилетним ребенком, переступила его порог. Скрип тяжелой двери служебного входа казался ей волшебной музыкой, она старалась тщательнее рассмотреть певиц в сценических нарядах, обмахивающихся пушистыми веерами перед выходом на сцену. Если с какого-то пышного наряда случайно слетала блестка, Соня немедленно подбирала ее и прятала в карман. Как только раздвигался занавес, Соня, если у нее в тот день не было компании и она слушала спектакль из-за кулис, замирала с широко раскрытыми глазами на своем стульчике, который для нее ставили рядом с мастером сцены, и почти не дышала до тех пор, пока не кончалось действие. Клара с улыбкой наблюдала за тем, как племянница, выпрямив спинку, шевелит губами, повторяя тексты оперных партий. И когда Соня немного подросла, она попросила театрального настройщика привести в порядок свое не новое, но все еще очень хорошее немецкое пианино и приняла решение.

В музыкальной школе, в отличие от общеобразовательной, Соня училась хорошо. У нее были необходимые для пианистки природные данные: длинные пальцы с хорошей растяжкой, абсолютный слух, кроме того, она была очень музыкальна. В общеобразовательной школе дела шли куда хуже. И вовсе не из-за того, что Соня была глупа или ленива. Ей просто не нравилась школьная атмосфера, ее раздражали глупые, невоспитанные, хамоватые одноклассники. Ей не о чем было с ними разговаривать, они ничего не понимали в музыке.

По-настоящему интересно Соне было в компании «театральных» детей, коих в театре обреталось не так уж мало. Это были дети солистов и солисток, дирижеров, режиссеров, концертмейстеров. И даже сына директора театра из-за кулис было не выманить калачом. У детей была небольшая разница в возрасте, но в общении они этого не замечали. И не делили друг друга на старших и младших. Это была некая общность ребят, причастных к чему-то особенному. К театру! Многие родители, которым не с кем было оставить своих чад в родном городе, таскали детей с собой на гастроли. И там у младшего театрального поколения была настоящая вольница.

Лиля никогда не ездила с мамой. Два летних месяца она проводила всегда одинаково: один за городом, на даче у подруги, с которой дружила с самого раннего детства, другой – в лагере со спортивным уклоном с той же самой подругой. А Соня охотно ездила с Кларой по городам и весям. Если выпадал случай, когда гастроли проходили в приморских городах (а тогда, бывало, присоединялась и Лиля), – это было отдельное счастье. Детский коллектив сплачивался, становился дружной семьей. Накупавшись и нагулявшись, дети прихорашивались, чтобы вечером прийти на спектакль.

В оперетте «Цветок Миссисипи» они даже выполняли полезную функцию, зарабатывая себе на мороженое. Ребят помещали на высоту, с которой они должны были скидывать в зрительный зал бумажные афишки и кричать: «Ура, к нам приехал «Цветок Миссисипи»! К нам приехал «Цветок Миссисипи»! Ура!»

Как-то раз перед спектаклем детям, как обычно, раздали пачки отпечатанных афишек, оставалось срезать с них упаковочные ленты и занять условленную позицию. Но тот день у маленьких работников оказался особенно насыщенным, он требовал более оживленного обсуждения, чем обычно. Они были чрезвычайно взбудоражены в тот момент, когда со сцены уже произносились слова, предвосхищавшие их «выступление». Миша, четырнадцатилетний сын главного дирижера, едва успел схватить свою пачку афишек, но не успел понять, что в ней не так. Широко размахнувшись, он закричал во весь голос: «Уважаемая публика! К нам приехал «Цветок Миссисипи»!» – и со всего размаху швырнул пачку в зрительный зал. Когда листки бумаги не закружили по залу, стало понятно, что дети забыли срезать упаковочные шпагаты, и упитанная пачка угодила прямо на голову безмятежному зрителю. Был ужасный скандал, детей лишили гастрольного приработка, но даже эта финансовая неприятность не омрачила их настроения. А сколько потом анекдотов было рассказано на эту тему! Сколько слез от смеха они пролили, укатываясь от пересказа этой истории по возвращении в родной город тем детям, которые в тот раз на гастроли не поехали! В театре, где всегда звучала прекрасная музыка, где дети и подростки говорили на одном языке, там была жизнь, которая Соне нравилась. Все остальное ей было неинтересно.

В восьмом классе ее дневник являл собой редкое зрелище: в нем не было практически ни одной четверки. По истории, русскому языку, литературе, обществоведению, географии, английскому и некоторым другим дисциплинам, не вызывавшим у нее неприятия, Соня всегда получала только «пять». По точным наукам она нечеловеческими усилиями кое-как вытягивала дрожащую тройку. Когда Соня перешла в восьмой класс, Клара обегала всех учителей, серьезно поговорила с классным руководителем. Суть ее просьбы сводилась к тому, чтобы преподаватели пожалели сироту и дали спокойно получить документ, в котором не будет двоек по алгебре и геометрии. Клара объяснила, что после восьмого класса девочка будет поступать в музыкальное училище, так что потерпеть неспособную к точным наукам ученицу им придется совсем недолго. Учителя пошли тетке навстречу.

И действительно, на следующий год Соня поступила в музыкальное училище и забыла школу как страшный сон. В училище, конечно, тоже первые два курса преподавали некоторые точные дисциплины, но чисто символически: учителя прекрасно понимали, что будущим музыкантам математика в дальнейшей жизни совершенно не нужна.

Соня училась с удовольствием, но не очень задумывалась о своем завтрашнем дне, о том, где и кем она будет работать. Ведь жизнь уже преподала ей один урок, еще в самом нежном возрасте: никогда ничего нельзя планировать наперед. Жила когда-то маленькая хорошая девочка с любящими родителями, но аварийная ситуация на дороге перемолола и жизни, и судьбы, и планы… Что загадывать? Нужно жить тем, что есть сегодня, а что делать дальше, подскажет наступивший завтрашний день.

Активная Лиля была с кузиной не согласна, но, учитывая жизненные обстоятельства, в которых оказалась Соня, никогда с ней не спорила. Лиля вообще всегда имела свое мнение по любому предмету, но и за другими оставляла то же право.

Соня усердно и с удовольствием занималась, а в свободное время с удовольствием изучала оперные клавиры. Клара это ее увлечение очень даже поощряла: ну где еще ей дадут спеть оперную арию, как не дома под аккомпанемент племянницы?

Несмотря на то что у Клары не было мужа, у Лили отца, а у Сони вообще обоих родителей, никто из них троих не считал свою семью неполноценной. Жительницы маленького женского мира, как могли, оберегали его, и в их доме царили любовь, полное доверие и взаимопомощь.

Соня еще училась в училище, когда Лиля, активная поборница здорового образа жизни, окончила одиннадцать классов и решила, что нет более благородного и уважаемого дела, чем охрана здоровья людей. Благо училась Лиля на одни пятерки: жесткая самодисциплина и завидная память позволяли ей осваивать школьную программу без каких-либо затруднений. В медицинский институт, правда, без соответствующих знакомств было поступить нелегко, и вся семья волновалась за девушку – получится ли? У целеустремленной Лили все получилось. Когда дома праздновали ее зачисление на первый курс, Лиля встала произнести свой тост и сказала:

– Это вы, девушки, должны радоваться, что я поступила в медицинский. Вы должны радоваться даже больше, чем я! Мамулька у нас уже не первой свежести, – хихикнула Лиля, в ту же секунду получив от Клары полотенцем по спине, – скоро начнет канючить, скрипеть, а тут – я всегда под рукой. Сонька у нас вообще фиалка, на нее дунуть нельзя, всю дорогу чем-то болеет. Так что радуйтесь, девушки, скоро у вас будет семейный доктор.

Все и радовались. Когда подошел Сонин черед выбора жизненного пути, то в ее решении никто не сомневался. Если бы, конечно, у Сони был голос, если бы она могла петь…

Еще маленькой девочкой она приходила с Кларой с вечернего спектакля и принималась отчаянно мечтать. Улегшись в кровать и убедившись, что Лилька сопит во сне, Соня представляла себя на оперной сцене. Не закрыв глаза, не в видениях, а вполне даже активно. Она садилась на кровати, надевала на голову шерстяные колготки, которые заворачивала вверху наподобие высокого парика, распушала кружевную ночную рубашку, выгибала тонкую ручку так, словно в ней находится веер, игриво поднимала детские бровки и выводила шепотом, например, первые слова каватины Розины из «Севильского цирюльника»: «Я так застенчива, так простодушна…»

Однажды во время детского спектакля проснулась Лилька, спросила сонно и ласково: «Ты чокнулась, что ли, мелюзга?» Соня что-то прошипела о том, что Лилька только и умеет перебирать ногами по катку, но впредь решила устраивать детские спектакли только тогда, когда никого не будет дома.

К сожалению, Соня часто болела: ангины, бесконечные ларингиты и тонзиллиты сделали свое дело, у девочки было хроническое несмыкание голосовых связок, так что ни о каком пении даже речи быть не могло – у Сони не было голоса. И всю свою любовь к музыке она сконцентрировала на фортепиано.

После окончания музыкального училища Соня, само собой, поступила на фортепианное отделение Института искусств. В театре она стала бывать от раза к разу, приходила только на премьеры и самые любимые спектакли, дружная детская компания почти распалась, из всех ее участников только Соня и еще одна девочка выбрали музыкальную карьеру, остальные получали образование в других вузах, обзавелись новыми друзьями, встречались редко.

Из всех «театральных» детей Соня сохранила отношения только с Мишей, ее поклонником на протяжении многих лет. Они не были парой в полном смысле этого слова, у Сони в училище появилось много ухажеров, Мишу она тоже порой встречала на улице с девушками, но между ними всегда существовала устойчивая эмоциональная связь. С Соней Миша был застенчив и, если чувствовал, что она в данный момент интересуется кем-то другим, потихоньку отходил в сторону, боясь быть навязчивым. Но когда они встречались, то чудесно проводили время, а в промежутках между своими прочими увлечениями, бывало, и романтические вечера. В театр теперь Соня ходила только с Мишей, и это сближало их еще больше.

Соня понимала, что Миша относится к ней очень серьезно и ничего не требует только из-за боязни отвратить ее от себя, потерять. И в принципе ее такое положение вещей устраивало. Она высоко ценила дружбу, а любви ей испытать пока не довелось. Некие увлечения, конечно, случались, но они были мимолетными, какими-то неважными, и в короткий срок таяли, не оставляя следа. Удовлетворив первое любопытство, в очередной раз убедившись в силе своих женских чар, Соня, как правило, остывала, теряла к ухажеру интерес. Ни один из знакомых юношей пока не мог привлечь ее внимание всерьез. Хорошенькая девушка пользовалась успехом, который давал ей право всматриваться в окружавших ее мальчиков более оценивающе и внимательно. В итоге в одном она разглядела инфантильность, в другом завышенную самооценку, в третьем несамостоятельность, в четвертом раздражающую робость и так далее.

К двадцати годам Соня из хорошенькой, воздушной девочки, в образе которой она пребывала дольше других, превратилась в весьма и весьма интересную барышню. У нее были пышные волосы настоящего пепельного цвета, и она, нимало не заботясь о моде, с достоинством носила длинную толстую косу. У нее было белое личико с тонкими чертами, игриво очерченный рот и необыкновенные глаза: светлые-светлые, с едва заметным фиалковым оттенком, но обрамленные черными ресницами и бровями, какие обычно бывают у жгучих брюнеток. Это несоответствие делало глаза девушки загадочными и притягательными. Несмотря на невысокий рост и субтильность, Соня производила яркое впечатление.

День, когда она познакомилась с Павлом Волковым, был ослепительно солнечным, наполненным всеми присущими маю ароматами. Все вокруг цвело и благоухало, небо было голубым и бездонным. Выйдя после занятий из института, Соня с удовольствием вдохнула вкусный воздух и стала размышлять, чему посвятить оставшуюся часть такого прекрасного дня. Пока она перебрасывалась репликами с другими студентами, ее окликнули.

– Сонечка, у тебя на сегодня все? Занятий больше нет? – остановил ее на пороге Анатолий Михайлович, преподаватель теории музыки с очень музыкальной фамилией Глазунов, у которого Соня вообще-то была в некотором долгу.

Глазунов обожал оперу, а еще больше обожал свою третью по счету жену, высокую брюнетку, которая имела глубокое, тембристое меццо-сопрано, и Соне оперная дива Глазунова тоже очень нравилась. Благодаря объединяющей их любви к оперному искусству Соне иной раз прощались некоторые шероховатости в выполненных заданиях, и она получала оценки, поставленные часто не по реальным заслугам, а из хорошего отношения к ней преподавателя, с которым она с удовольствием обсуждала все театральные постановки и успехи его супруги.

– Да, Анатолий Михайлович, – шагнув навстречу, ответила девушка, – на сегодня я уже отстрелялась.

– Деточка, тогда я тебя кое о чем попрошу, – сказал преподаватель, взяв Соню под локоть и увлекая назад, в здание института.

Соня и не думала сопротивляться. Теоретические предметы она терпеть не могла, для нее они были такой же костью в горле, как математика в ненавистной школе, поэтому хорошим отношением теоретика она очень дорожила и готова была помочь во всем, о чем он попросит.

– Мои все разбежались, – развел руками Анатолий Михайлович, – некого попросить, как ветром всех сдуло. Можешь немного задержаться?

– Конечно, Анатолий Михайлович, – весело отозвалась Соня. – Что за дело?

Они шли по коридору в направлении кабинета Глазунова.

– У меня есть один добрый знакомый, – начал объяснять преподаватель, – у нас дачи рядом, приятельствуем домами, так сказать. У него сын – способный парень, пишет песни. Он оканчивает школу милиции. Так вот, у них там какой-то смотр-конкурс, на котором он должен будет исполнять свое сочинение. Но парень нотной грамоте не обучен. А он хочет, чтобы песня исполнялась ансамблем. В общем, дело плевое: он тебе сыграет, ты запишешь мелодию нотами.

– А как он играет, раз нот не знает? – удивилась Соня.

– Девочка, разве все, кто бренчит на гитаре, знают ноты? – улыбнулся ее учитель. – Вчера вечером на даче он у меня совета попросил, я сказал, чтобы он пришел сегодня, а сам забыл. Парень пришел, а всех моих теоретиков уже и след простыл. Неудобно, что он зря ехал. Поможешь?

Информация о парне, который оканчивает школу милиции и пишет милицейские песни, Соню совершенно не вдохновила. Можно себе представить, что это за песни такие! Но деваться некуда, да и задание представлялось легким: что может написать милицейский выпускник? Три ноты, три аккорда. Ерунда!

Анатолий Михайлович пропустил Соню первой в кабинет и представил находящегося там молодого человека:

– Вот, Сонечка, познакомься, – сказал он. – Это Павел, ему нужна небольшая помощь. Вы можете располагаться здесь, сейчас тут занятий не будет. Я вас оставлю, можете спокойно работать.

Как только преподаватель вышел, парень шагнул Соне навстречу.

– Не ожидал, что придется иметь дело с такой очаровательной девушкой, – с комплимента начал он. – Я думал, что Анатолий Михалыч мне какого-то своего зубрилку откомандирует. К встрече с принцессой, простите, оказался не готов. Если бы знал, какой меня ждет сюрприз, захватил бы с собой самую красивую розу. Белую. Достойную вас.

Соня смутилась. Молодой человек улыбался, смотрел ей прямо в лицо, говорил приятные слова. Но не в этом дело. В нем чувствовался такой напор, с которым ей раньше сталкиваться не приходилось. Говорил он уверенно, ни на йоту не был смущен. Глаза девушки против ее воли стали изучать незнакомца, а молодой человек на время этих «смотрин» умолк, продолжая улыбаться, позволил себя разглядеть, как будто так и было нужно, будто это являлось обязательной частью какого-то ритуала.

У Павла Волкова были аккуратно подстриженные темно-русые волосы с пепельным, почти как у Сони, оттенком, внимательные голубые глаза с длинными ресницами, широкие темные брови, хищный прямой нос, твердый подбородок. Соне показалось, что в его чертах лица есть что-то ястребиное. Павел был выше среднего роста, имел крепкую спортивную фигуру.

– Мне будет неловко демонстрировать свою музыкальную неграмотность профессионалу, – все так же улыбаясь, сказал парень, когда вышло время, положенное для составления первого впечатления. – Я всего лишь дилетант.

– Вам не нужно быть музыкально грамотным, если вы собираетесь служить в милиции, – ответила Соня. – Каждому – свое. Чем я могу вам помочь? Как я поняла, нужно записать вашу песню нотами?

– Именно так, – кивнул Павел, – понимаете, это будет большой конкурс, я хочу, чтобы мне аккомпанировал ансамбль, надо, чтобы ребята выучили свои аккорды. В общем, надо всю песню записать нотами, и аккомпанемент тоже.

– Это ваш вузовский конкурс? В школе милиции так много сочиняющих курсантов? – удивилась Соня.

– Не совсем, – ответил новый знакомый. – Конкурс межвузовский. В нем будут принимать участие и военные, ну, в общем, несколько учебных заведений.

– Захотелось блеснуть, обязательно победить? – поддела его девушка.

– Ну, – хмыкнул, пожав плечами, Павел. – Если не рассчитывать на победу, то зачем вообще участвовать?

– Тоже верно, – согласилась Соня. – Тогда давайте начнем.

Два часа пролетели как одно мгновение. Песня Соне неожиданно понравилась. Вообще-то ее нежное музыкальное ухо критически воспринимало самодеятельное пение под гитару, но голос у Павла оказался приятным и даже проникновенным, слова песни правильными и не содержащими штампов и безвкусной пошлости. Мелодия была простой, но приятной и даже оригинальной. Соня быстро записала песню на нотный лист, предложила несколько идей, которые могли бы разнообразить и украсить гармонию, на которые Павел с удовольствием согласился. Они занимались с увлечением, не считая времени, пока в кабинет не вернулся за своим портфелем Анатолий Михайлович.

– Вы еще здесь? А я уже успел на кафедре позаседать. Вижу, что дела идут успешно, – заметил он, косясь на увлекшуюся парочку.

Соня и Павел отпрянули друг от друга. Соня, покраснев и смутившись, Павел – с видом джентльмена, боящегося скомпрометировать даму.

– Мы уже закончили, – вставая со стула, сказал он. – Спасибо, Анатолий Михайлович, Соня мне очень помогла.

– Ее и поблагодари, – ответил преподаватель.

– Ее я поблагодарю отдельно, – многозначительно взглянув на девушку, ответил Волков.

После того как дело было закончено, Павел получил от Сони необходимые инструкции, и они якобы в деловых целях обменялись телефонами. Новый друг, разумеется, вызвался проводить девушку домой.

Теплый майский вечер был прекрасен, и Соня вела себя так, как вела бы любая другая девушка ее возраста, оказавшаяся в компании привлекательного молодого человека: интересничала, старалась блеснуть эрудицией, не избегала показаться перед новым знакомым в самом выгодном для ее фигурки ракурсе. Но продолжалось это недолго, очень скоро Павел взял инициативу в свои руки, много и увлеченно говорил, смеялся, смотрел ей в глаза. Он налетел на девушку хищной птицей. Он будто ее парализовал. Соня чувствовала, что во что бы то ни стало хочет понравиться этому парню, от него шел такой мощный поток чувственной энергии, что Соня волей-неволей испытывала сильное волнение. И когда Павел предложил зайти в кафе и выпить по бокалу сухого вина, Соня даже не подумала отказаться. Бабочки трепыхались где-то в районе живота, она предвкушала момент, когда Павел отбросит свою браваду, когда ему надоест изображать роковую брутальность, когда его внимательные голубые глаза перестанут быть иронично прищуренными, а вдруг станут одновременно сумасшедшими, нежными и влюбленными. Так думала Соня в предвкушении чего-то необыкновенного, в ожидании какой-то особой женской власти, которую она, возможно, получит над этим интересным парнем.

Они вышли из кафе, когда уже стемнело – так заговорились. Павел спросил, где она живет, крепко взял за руку и повел в направлении указанного адреса. Перед ее домом Павел остановился, приготовился что-то сказать на прощание, но потом посмотрел по сторонам и, убедившись, что зевак поблизости нет, привлек девушку к себе. Но сделал он это совсем не так, как делали бывшие Сонины ухажеры. В его движениях была такая уверенность, что Соня не смогла даже возмутиться смелостью объятий, слишком уж откровенных для первого дня знакомства. Павел уверенно гладил ее по спине, опуская руку все ниже и ниже, целовал в губы и шею. Соня была настолько же ошарашена таким напором, сколько и возбуждена. Она дрожала всю ночь, ее тело горело, а мысли были только об этом парне – таком непохожим на всех ее приятелей. Она уснула только в четыре утра. На следующий же день отношения с Павлом стали самым главным событием ее жизни, они обрушились на нее как ураган.

Конечно же, в конкурсе Павлу Волкову, выпускнику Высшей школы милиции, досталось первое место и все лавры победителя. Соня волновалась, болела за него, естественно, пришла послушать. Выступление ее нового знакомого разительно отличалось от прочих: Соня вообще очень скептически относилась к любой самодеятельности, в том числе и к так называемой авторской песне, и все, что она слышала со сцены, казалось ей смешным, неуклюжим, а то и откровенно халтурным. Павел, в отличие от других, не фальшивил, не пел о присяге, долге и нелегкой службе, к которой были готовы все остальные. Его песня была ритмичной, задорной. Хорошо сыграл и его маленький ансамбль. У Павла был приятный голос, Соне нравилось, как Павел двигается, нравились его широкие плечи, прищур глаз, насмешливая улыбка. После конкурса он, и не подумав спросить у нее разрешения, представил Соню друзьям как свою девушку, прилюдно поблагодарил за помощь в аранжировке и подарил большой букет роз. Внутри букета оказалась маленькая коробочка с дорогими импортными шоколадными конфетами. Соня не привыкла к такому напору, к такой скорости, но критически отнестись к происходящему мешало одно обстоятельство – Павел ей нравился.

Их роман развивался с бешеной скоростью. После окончания милицейского вуза Павел определился на службу в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Как поняла Соня, совершенно не разбиравшаяся в этой сфере, устроиться именно туда было не так легко, удалось это Павлу благодаря помощи отца, который занимал какую-то должность (она опять же сразу не запомнила) в облисполкоме.

Многое из того, что говорил Паша, ей было не совсем понятно. Соня выросла в женском обществе, ее детство прошло в творческой атмосфере театрального мира, институтские знакомые – не все, конечно, но многие – были примерно того же воспитания, имели те же вкусы, понятия и ориентиры. Практическую сторону жизни в ее кругу обсуждали редко. Разве что девчонки между собой сетовали на то, как стало трудно прилично одеваться. Товаров, конечно, стало больше, появился выбор, но поди-ка купи все, что хочется. Ну и Клара периодически ворчала, возмущаясь ростом цен на продукты. Павел был другой, он твердо стоял ногами на земле. И, похоже, свою жизнь уже полностью распланировал.

Соня и Павел были очень разными, но девушке некогда было задумываться об этом, Волков не оставлял ей времени на размышления. Они стали активно встречаться, очень скоро в их отношениях появился секс, они быстро сближались. Павел стал бывать у Сони дома. Клара и Лиля на его появление отреагировали молчанием, то есть его, конечно, приглашали к столу, с ним разговаривали, но своего мнения о Сонином ухажере никто не высказывал.

Следующим шагом было представление Сони семье Павла. Младший брат Антон, озорной, веселый парнишка, Соне понравился, а родители показались людьми с какой-то другой планеты. Пашина мама была слишком сильно, на Сонин взгляд, осыпана пудрой, тяжело благоухала дорогим парфюмом, и обилие украшений на ее шее, пальцах и в ушах тоже было несколько чрезмерным. Римма Матвеевна говорила с Соней покровительственным тоном, хотя и вполне мирно, смотрела на нее оценивающе, с некоторым сожалением и одобрением одновременно. Соне почему-то показалось, что такой матери, наверное, в глубине души хочется иметь невестку-сироту.

Отец, Константин Александрович, разговаривал мало, казалось, что ему ни до чего нет никакого дела. Он оживлялся, только когда по телевидению шли политические программы, в которых кто-то кого-то разоблачал, и рассмешить его можно было только дракой парламентариев, съемкой известного деятеля в бане и чем-то подобным. Его общение с женой и сыновьями носило форму отдачи распоряжений и поручений, которые члены семьи должны были исполнять. Голос главы семейства отнюдь не был командным, скорее наоборот – он говорил довольно тихо, однако никто и не думал оставлять его приказы без исполнения.

Павел прекрасно понимал, что Соня – существо из другого мира, поэтому настаивать на установлении какой-то близости между ней и своими родителями не собирался. Однажды, когда он провожал ее домой после ужина, проведенного в кругу его семьи, Павел сказал:

– С предками, конечно, хорошо, и обед всегда готов, и материально попроще, всегда можно запросто копейку перехватить, но жить мы с тобой будем отдельно. Справишься?

У Сони округлились глаза.

– Что значит: будем жить отдельно? – ошарашенно спросила она. – Ты что, вот так делаешь мне предложение?

– А почему нет? – пожал плечами Павел. – Ты что, против?

– Просто это как-то очень неожиданно, – смутившись, ответила девушка. – Мы еще так мало времени вместе, я институт не окончила…

– Сонечка, не ерунди, – ласково сказал Павел, приобняв ее за плечи. – Мы мало времени вместе – это правда, но за этот промежуток мы с тобой прошли путь, на который другие тратят годы. Разве не так? Мы с тобой спринтеры, вот мы кто.

Он улыбнулся своему сравнению и, как всегда, не дав Соне времени на размышления, заявил:

– Да и что тут думать? Мы любим друг друга, нам хорошо вдвоем. Ты самая прекрасная и нежная девушка в мире. Я хочу быть с тобой, не хочу с тобой разлучаться. Разве это не повод для того, чтобы пожениться и жить вместе?

Он помолчал, глядя ей в лицо, потом внезапно посерьезневшим голосом добавил:

– Если, конечно, ты так же любишь меня, как я тебя.

– Конечно, я тебя люблю, – поспешила успокоить любимого Соня. – Какие могут быть сомнения? Просто я не очень себе представляю, что такое самостоятельная жизнь… Как все это будет: как и где мы будем жить, и все остальное…

– Тебе не надо об этом думать, милая, – ответил Павел. – Я мужчина, думать об этом – моя обязанность.

После этих слов он крепко прижал ее к себе. Соня хотела еще что-то сказать, но он не позволил – впился в ее губы поцелуем, как всегда, не давая вздохнуть, не давая опомниться.

Домашние отреагировали на новость довольно прохладно. Лиля считала, что Соне еще рано выходить замуж. Во-первых, она пока учится, она еще не получила профессию, не закончила образование. Одно дело незамужняя девушка, которая имеет отношения с парнями, она и предохраняется более тщательно, и вообще ведет не такую активную сексуальную жизнь, какая начинается у молодоженов. Что, если Соня забеременеет, не окончив институт?

Это был веский аргумент в пользу того, чтобы не спешить. Пианисты прекрасно знают, как может отразиться на руках длительный перерыв в занятиях. Это чревато тендовагинитом – профессиональным заболеванием музыкантов. Нагрузка, которая дается рукам после перерыва в занятиях, провоцирует боли и опухание, пианисты называют это «переиграть руки».

Соня задумалась. Клара добавила и другие аргументы. Она считала, что Соня слишком недолго знакома с Павлом, плохо представляет себе, что он за человек.

– Я не хочу, чтобы ты повторила мою судьбу и никогда не вышла замуж, – говорила она. – Но вы с Павлом очень разные, ты очень мало его знаешь. Любовь, страсть – это прекрасно, но, когда люди начинают жить вместе, этого становится мало. И потом мне кажется, что он подавляет тебя, такой парень, как он, всю жизнь будет за тебя все решать. С ним вряд ли ты будешь принимать какие-то самостоятельные решения. Ты рядом с ним как кролик перед удавом.

Соня чувствовала, что в словах Клары есть большая доля истины. В их дуэте Павел действительно вел первую партию. Но так ли уж это плохо?

– А может, это не так уж плохо, а, Клар? – возразила Соня. – Если он считает, что сам должен принимать решения, значит, он будет нести ответственность за свою семью. А что, лучше жить с рефлексирующим нытиком, с романтическим хлюпиком? Я их насмотрелась в институте, они только и могут, что устраивать выяснения отношений и закатывать глаза. А Павел взрослый, он настоящий мужчина.

– Может, ты и права, девочка, – ответила тетка. – Наверное, такой девушке, как ты, и нужен мужчина, который будет надежным плечом. Главное, чтобы Павел был именно таким. А мы пока плохо знаем, какой он, твой Павел.

На самом деле Клара в первый же визит Сониного ухажера в их дом составила определенное мнение на его счет. Она была опытной женщиной и хорошо знала мужчин. Она заметила, каким оценивающим взглядом он одарил Лилю, когда та не видела, да и на Клару, очень привлекательную для своих лет женщину, он посмотрел не с полагающимся почтением, а с чисто мужским интересом.

Клара хорошо знала эту кошачью породу мартовских охотников, их глаза она изучила на протяжении жизни очень хорошо и ни с чем бы не перепутала. Такие мужчины, даже имея счастливый брак, не могут сконцентрироваться на одной-единственной женщине. Но говорить об этом Соне ей не хотелось. Во-первых, может, Павел окажется другим и, женившись, перестанет стрелять прищуренными глазами по сторонам. А во-вторых… Соня влюблена, если Клара ее сейчас отговорит, кто знает, а вдруг она упустит свое счастье, свою судьбу? И останется такой же одинокой, как она сама, на всю жизнь. Внешняя привлекательность вовсе не гарантирует женщине счастливую судьбу, это Клара знала по себе. Непонятно только, зачем так спешить, что за гонку устраивает Павел? Хотя и тут объяснение имелось: это Соня пока студентка, а он старше, уже работает, ему уже неинтересно жить с родителями, ему хочется полноценной личной жизни. Его можно понять.

И Клара не стала отговаривать Соню от поспешного решения.

Павел решил, что свадебное торжество им не обязательно.

– Зачем нам вся эта свадебная дребедень? – рассуждал жених. – Расходов – куча, а толку? Напьются все до поросячьего визга, да и только. И вообще все эти жлобские навороты с прохождением мостов, ленточками на машинах… Не нравятся мне эти свадьбы с куклами на бамперах. И невесты с прическами, как у кукол, тоже.

Соня вообще-то представляла свою свадьбу несколько иначе, ей самой не нравились куклы и ленты. Не нравился ей и ресторанный дух на больших мероприятиях, ее тошнило от этого запаха. Ей представлялось небольшое тихое кафе, элегантное светлое платье, большой букет роз, близкие друзья и подруги, танец, который полагается запоминать на всю жизнь. Да и девчонки в институте уже предвкушали событие, потому что Соня на их курсе выходила замуж первая. Со второго, третьего курса в ЗАГС, как правило, не ходили, если и случались свадьбы, то на последних годах обучения. Но Соня считала, что не имеет права голоса в данном вопросе по той простой причине, что финансирование вопроса было делом родителей Павла, значит, и решение должно приниматься в той семье.

Соня не раз бывала у Волковых и представляла себе уровень их благосостояния, который не шел ни в какое сравнение с положением ее семьи. Ей даже закралась в голову неприятная мысль о том, что Павел и его родители просто пожалели денег, но мысль эту она отбросила сразу, как только Павел продолжил излагать свои идеи.

– Я предлагаю другой вариант, – заявил он тоном, каким обычно не предлагают, а уже озвучивают принятые решения. – Чем тратить деньги на свадьбу, пусть лучше родители купят нам машину. А вместо свадьбы мы с тобой поедем в Ялту. Я уже говорил с отцом насчет путевок.

– Ты же только что поступил на службу, – засомневалась Соня. – Разве тебя отпустят в отпуск? Вот так, сразу?

Павел засмеялся.

– Какой же ты ребенок, ей-богу, – он легонько щелкнул Соню по кончику носа. – Ты забыла, кто мой папа? Для него этот вопрос решить – вообще не проблема. Ты как с луны упала, честное слово.

В девяностые годы облисполком, где Константин Александрович Волков занимал должность начальника Управления делами, имел свою, по тем временам шикарную базу отдыха. На бюджетные средства была выкуплена часть ялтинского санатория «Россия», принадлежавшего в былое время ЦК КПСС. И теперь по путевкам туда ездили чиновники, депутаты и еще кое-какие большие люди. Бывшие профсоюзные и ведомственные санатории пребывали уже не в лучшем состоянии, да и расположение у них было не столь завидным. Другое дело бывшая «цековская» «Россия». Она находилась между Ялтой и Ливадией, окруженная прекрасным садом и кипарисовыми аллеями. На пляж спускался лифт, до центра Ялты можно было дойти минут за двадцать. Санаторий был вылизан до блеска, сервис и питание там были на высоком уровне. Павел знал это не понаслышке: там отдыхали его родители, один раз там были и они с Антоном.

Мысли о светлом платье, большом букете роз и танце, о котором надо помнить всю жизнь, мгновенно вылетели из Сониной головки. Она столько лет не была на море! От предвкушения путешествия у нее закружилась голова. Они с Пашей будут гулять по набережной, дышать упоительным морским воздухом, купаться на закате, слушать шум прибоя по вечерам. Фантастика! Вопрос о свадьбе был решен в ту же минуту, и Соня уже не могла дождаться вожделенного дня регистрации.

Поскольку торжеств не намечалось, зарегистрироваться решили в районном ЗАГСе. Молодые появились, одетые для предстоящего путешествия, но вместе с тем достойно для посещения ЗАГСа. Павел был в белых тонких брюках, белых туфлях и шелковой светлой рубашке, а Соня в легком шелковом платье нежного бежевого цвета с рисунком из ярких райских птиц. Пара смотрелась чрезвычайно эффектно, и выглядели они абсолютно счастливыми, сияли. К ЗАГСу пришли и Пашины приятели, и однокурсницы Сони, поздравили, выпили шампанского. Волковы пригласили Клару и Лилю пообедать в ресторане, отметить событие, а молодых посадили в машину и отправили на вокзал. Они должны были успеть на киевский поезд, чтобы там сделать пересадку на поезд до Ялты.

Медовый месяц пролетел как один день. Соня была счастлива, она пребывала в таком восторге, что Павел чувствовал себя на высоте: это ведь он предложил вместо свадьбы поехать в Крым. Соня впервые отдыхала на таком уровне. Санаторий оказался действительно достойным, корпуса окружали благоухающие аллеи и многочисленные клумбы, в саду имелось множество романтических беседок и душистых кустарников. В номерах стояла импортная сантехника, новая деревянная мебель, имелась огромная веранда. Соню поразила «столовая», которая на деле являлась шикарным обеденным залом с монументальной хрустальной люстрой. Между столиков ходили с тележками вежливые, улыбающиеся официантки и предлагали блюда на выбор. Качество питания тоже приятно удивляло: на закуски здесь подавали холодные языки, криль, слабосоленую семгу. Горячие блюда поражали разнообразием и не повторялись изо дня в день. Здесь Соня впервые в жизни попробовала осетровую уху и многое другое, например спаржу и печеночный кокот.

Днем они с Пашей загорали и купались, потом обедали и отправлялись в город. Там шатались по магазинам, пили крымское вино, гуляли по набережной. Раз в три дня ездили на экскурсии, осматривали близлежащие достопримечательности, катались на катере по морю. Вечера они завершали, устроившись на веранде, за игрой в карты. Ночи были полны страсти, клятв в вечной любви и верности, мечтаний о прекрасном будущем. Им хватало несколько часов отдыха, очень уж жалко было тратить время на сон.

Из Крыма молодые вернулись отдохнувшими и загоревшими, надо было браться за серьезное дело – обустраивать новую жизнь.

Квартиру, в которой Соня жила с родителями до их гибели, Клара сдавала в помощь к их вечно трещавшему по швам семейному бюджету. Квартира была в отдаленном от центра районе города, да еще и в старом доме, потому денег приносила – сущие копейки. Клара предложила молодым отправиться на жительство туда, но Павел категорически отказался. Он привык жить в других условиях. Убитая квартирантами квартирка у черта на куличках его никак не устраивала. У его отца имелся хороший участок земли в престижном районе, в тихом месте центральной части города. На семейном совете, в котором Соня, правду сказать, не принимала никакого участия, было решено, что на этом участке надо строить дом. Не особняк, конечно, но добротное, комфортное жилище.

Но понятно, что стройка – дело не одного года, даже если отец будет оказывать активное финансовое участие, это план не на ближайшую перспективу – Павел сам должен встать на ноги. А пока молодым было предложено пожить в квартире, которая досталась в наследство матери Павла, Римме Матвеевне, и уже не первый год пустовала. Молодая семья могла жить там, правда, на птичьих правах, жилье так и оставалось собственностью Сониной свекрови, но какая разница? Главное, что они были молоды, здоровы и счастливы.

Соня и Павел с энтузиазмом стали приводить семейное гнездо в соответствие своим вкусам. Для более сложных работ приглашали мастеров, кое-что делали сами. Они так увлеклись, что ни о чем другом и не думали до того самого момента, пока не сбылось Лилино пророчество – Соня забеременела.