Читать книгу Второе дыхание - Алла Ромашова - Страница 5

Сейчас я в Польше, в городке Белосток, сижу в небольшой квартирке за кухонным столом у русского приятеля Александра и его подруги польки Юлии. Александр знаком мне еще по России. Можно сказать – мы с ним почти родственники.

За окном осеннее солнце, воздух прохладен, в квартире холодно. В России привыкли, что зимой у нас шпарят батареи, и можно раздеться до тонкого шелка и расслаблено ходить по комнатам. В Европе не так – отопление дорогое, согреваются естественными способами. Как говорят французы: «нет плохой погоды, есть недостаток одежды». В многослойной одежде приходится ходить весь день и ложиться спать. Особенно неприятен процесс раздевания, если хочешь принять душ: вначале надо обогреть ванную комнату, а потом прогореть достаточное количество воды. И все равно будешь зябнуть.

Сижу на кухне у друзей, завернутая в теплый плед, с чашкой горячего душистого чая. В ногах у меня собака, которую Александр привез из России: гончая с говорящим именем Фрейд. Мы еще обсуждаем новости городка, обмениваемся приветами. Друзья пригласили меня, чтобы обсудить детали своей близкой свадьбы и предложить стать свидетельницей со стороны жениха. Пани Юлия рассказывает польские свадебные традиции. Со свойственным ей тонким юмором описывает обычай, повторения которого не желает на своей свадьбе:

Очепины – это обычай, от которого часть гостей бежит, как черт от ладана, а часть – ждет весь вечер. Распространенный у славян ритуал, который символизирует переход невесты в новое состояние: превращение в замужнюю женщину. По традиции, невесте подстригали или укорачивали волосы и надевали чепец. Отсюда и название ритуала. Современные «очепины» – это время самых безумных свадебных увеселений. Смешные и не очень задания-шутки, которые могут закончится смехом, слезами или дикой дракой. У гостей есть выбор: сбежать или остаться. Если остаться – придется участвовать в свадебных забавах, которые зачастую заканчиваются ссорами молодоженов.

Вижу, какими влюбленными глазами смотрит на свою невесту Александр. Пани Юлия хороша, похожа на актрису. У нее темно-русые густые волосы, убранные волнами и завязанные в хвост, оливко-зеленые бусинами глаза, тонкий нос, выразительные губы и алебастровая кожа. Она невысокая, ладная, веселая, с характером. Немного не современная, слишком уж интеллигента ее речь. Юлия – глава семьи. Она мягко управляет женихом, который и рад выполнять все просьбы своей ненаглядной. У Юлии есть одна особенность, о которой я расскажу позже.

Мы с Александром знаем друг друга пару лет. С Юлией знакомы не более года. Но при этом что-то есть между нами, что выдает в нас общее. Мы все еще продолжаем обсуждать детали, важные моменты наших с Александром жизней, которые пересеклись однажды и пошли рядом. Ему первому я рассказала про старый дом. Юлия подливает нам горячий чай. Извиняется, и оставляет нас вдвоем. Нам есть чего обсудить. Я начинаю: «А помнишь?», он вторит: «У меня было по-другому….»

И мы погружаемся в воспоминания….

– Помнишь, я рассказывала тебе о моем втором походе к Странному дому?

К этому времени прошло несколько лет. Про дом я, конечно, вспоминала, но, спустя несколько месяцев мне стало казаться, что это был сон. У нас с мужем родился сын. Затем дочь. День сурка затянулся на несколько лет. Мы вернулись из Ижевска обратно в Москву, вернее, в Подмосковье, где росли наши дети.

Расскажу о случае, не связанном напрямую с моей историей, но именно он заставил меня вспомнить о «доме» и понять, что не сон это был, а моя память затянула историю туманом, как непонятную и необъяснимую тогда. Пережившие сильный стресс забывают события, его вызвавшее. Так и в моем случае: мало ли что мне привиделось?

Мы всей семьей пошли в московский дельфинарий: муж, я, дети и моя старшая сестра. Хотелось посмотреть дельфинов и белух в огромном аквариуме. Представления в тот день не было, и мы любовались на прекрасных животных сквозь толстое стекло. Одна белуха решили позировать: то одной ластой шевельнет, как рукой, то вторую протянет, то головой помотает. Я стояла напротив и стала ей показывать, что делать. И белуха ловко начала повторять, внимательно следя большими, как у коровы глазами. Дети радовались. А мы с белухой пристально смотрели в глаза друг другу. И вдруг меня накрыло, словно подушкой. Даже внешние звуки пропали. Я ощутила на фоне внутренних вибраций другое пространство. Как будто я попала внутрь аквариума. Стало тяжелее дышать, осязаемая атмосфера вокруг стала плотной, звуки глухими, сквозь мозг пошли информационные помехи. Такое впечатление, что я оказалась в воде на глубине, и слышала не только ушами, но и всем телом. Слышала не только звуки в аквариуме, но и звуки всего водного мирового пространства. Где-то в океане умирал дельфин, напоровшись на металлическую сетку Вот резвились свободные животные, вот рождался новый дельфин, вот самки-белухи коллегиально принимали важное решение. И все это одновременно. Мозг возмущенно закипел. У меня даже ракурс зрения сместился, я как бы находилась внутри большого аквариума. Моя белуха уловила мое состояние и быстро поплыла к старшему самцу. «Мне удалось установить контакт», – поняла-услышала я. Самец посмотрел на меня и обронил: «Попробуй». И маленькая белуха послала мне в мозг мысль: «Мы просим, чтобы нас выпустили из заточения. Помоги». После этого меня вытолкнули из информационного пространства. Мои дети внимательно смотрели на меня. Сестра тянула за руку: «Идем, а то на тебя уже внимание обращают». Муж молчал. А я не могла прийти в себя, обдумывала случившееся, была отстраненной, как ни старалась семья вовлечь меня в просмотр других аквариумов. Как я могу помочь? Что я скажу? Я, которая обожала шоу и представления с дельфинами, вдруг поняла, что их держат в тюрьме на потребу нам. Что я скажу администрации «Москвариума»? Мне белухи сказала, что их надо отпустить? Я решила хорошенько все обдумать. И, возможно, обратиться ко врачу.

Дома, в поисках ответов, я перелопатила интернет и нашла один канадский сайт, который занимался изучением поведения дельфинов и касаток по всему миру. Специалисты писали о необыкновенных способностях этих животных. В частности, о том, что белухи владеют гипнозом. И что они представители еще одной мыслящей цивилизации на Земле, общаются между собой электромагнитными волнами, слышат на тысячи километров вокруг себя. Я написала на этот сайт, вкратце изложив произошедшее и на этом остановилась: не была уверена в том, что это не выдумка моего мозга. То, что нельзя пережить на материальном уровне, трудно считать действительно состоявшимся, и еще тяжелее доказывать.

Прошло два года. Отношение человека к миру начало меняться – десятки стран признали дельфинов, касаток, белух личностями и выпустили на свободу, а дельфинарии закрыли. Но не «Москвариум».

Вот после этой экскурсии я и вспомнила про странный дом. И для очередной прогулки с детьми спланировала поездку в игровой центр с автоматами и горками недалеко от метро «Павелецкая». Дети остались на два часа в этом центре. А я, прогуливаясь небольшими переулками и сквериками, оказалась на той самой улице, во дворе которой находился тот Дом, который то ли приснился мне, то ли нет.

Арка выдохнула теплым ветром с песком. Двор оказался перекрыт шлагбаумами и заставлен легковушками, свободное пространство занимала 16-ти этажная бетонная новостройка. Старого дома не было. Мне вспомнился рассказ отца, когда они с братьями высмотрели из окна квартиры старого дома, как идут колонны солдат на парад перед отправкой на фронт. И мальчишки выскочили в чем были, бежали, маршируя, рядом с солдатами.

Пока я стояла, погруженная в воспоминания, дверь из подъезда новостройки открылась, выпуская молодую маму с дочкой. И я зачем-то попросила, чтобы дверь придержали. Шагнула в подъезд. Дом без консьержки, лестница наверх к широкому холлу с лифтами и вниз, должно быть, в подвал. Пять ступенек вниз, коридор неожиданно завернул вправо, я сделала шаг вперед и …увидела в конце коридора уже знакомую дверь из простеганного черного дерматина с цифрой 2, которая являлась мне то ли во сне, то ли наяву много лет назад.

Я остолбенела. Минуту спустя, сделав глубокий вдох, подошла к двери квартиры. Ногой расправила сморщенную серую половую тряпку перед дверью и нажала на черную бусину дверного звонка. Перелив отозвался внутри квартиры.

Дверь открыл военный. Посмотрел на меня внимательно, улыбнулся широкой улыбкой и спросил мягким баритоном:

– Вы из агитации?

По улыбке я узнала дядю Юру. Мой любимый дядька был прекрасен в этом возрасте: хорошо сложен, подтянут, строен, с белозубой улыбкой, чем походил на своего красавца-отца.

«Боже, это опять повторилось», – с ужасом и радостью подумала я. Пока я приходила в себя, прикидывая, какой сейчас год в его измерении, дядя Юра широким жестом руки пригласил меня внутрь квартиры. Я, должно быть, попала во время политической оттепели, в 60-е.

– Все на работе. Да и я, если честно, уже должен был идти. Вы агитатор? Я могу за всех расписаться.

– Нет-нет, – заторопилась я, – будут достаточными устные комментарии. Попозже к вам зайдут с листком агитации. А я пока записываю, кто проживает в квартире.

Набралась смелости и выдала:

– Я знаю, что ваш отец был арестован, а мать проживает со вторым мужем в Подмосковье, за 100 км, – только бы я не ошиблась с предполагаемой датой периода времени, куда я попала и не напугала дядю Юру: – Вы не подумайте нечего плохого, у меня самой в семье такая же ситуация.

– А я и не боюсь, меня уже сотню раз проверяли в НКВД, – протянул дядя Юра, – ну пишите… вернее, запоминайте, – Он стал по-военному чеканить каждое слово: – В квартире прописаны моя мама, полька, но она сейчас здесь не проживает, она со своим ГРАЖДАНСКИМ мужем, бывшим нашим соседом, архитектором, живет в Подольске. Он немец, отбыл срок в ссылке на Колыме. С 1948 года освобожден, лишен московской прописки и квартиры. Болен, лечит тюремный туберкулез. Еще прописан я, работаю в бюро Циолковского инженером. Были прописаны два моих младших брата, оба военные, один служит в Гомеле, второй еще учится в Минске, тоже в Белоруссии. Мой отец был арестован в 1939 году, погиб в 1941 году, защищая Родину, так что к нему претензий уже никаких нет. Так что фактически в квартире прописаны только двое: я и мама. Мой доступ к особо важной информации не позволяет, чтобы я что-то скрывал от государства.

– Простите, – смутилась я, – Наша семья была в аналогичных обстоятельствах, и арестов избежать нам помог друг семьи.

– Нам тоже помогал друг семьи, Борька Иофан. К слову сказать, любимый архитектор Сталина. Проектировал Дворец Советов. Борис дружил и с отцом, и с нашим соседом, и с нашей мамой. Они все были из одной компании. Борис и сейчас в любимчиках у власти. А наша семья пострадала. Поляки, немцы – все были репрессированы в те годы.

Я знала кто такой Борис Иофан.

В 1933 году Борис, талантливый архитектор, выиграл конкурс на проектирование Дворца Советов. Высота здания должна была составлять 420 метров, из которых 100 – это высота статуи В.И.Ленина. Только палец вождя был размером с двухэтажный дом. Проект предполагалось завершить к 1942 году. В 1940-м каркас достиг семи этажей, но началась война. Качественная сталь требовалась для производства противотанковых ежей, и пришлось демонтировать каркас. Так что строительство Дворца Советов не состоялось. После войны проект перенесли на Воробьевы горы, где постепенно вместо Дворца выросло здание МГУ. Общие черты хорошо видны. Такое же здание, кстати, Сталин «подарил» Варшаве в обмен на «советизацию» Польши и отход ее по итогам Тегеранской конференции под сферу влияния России.