Читать книгу Альманах «Российский колокол» № 4 - Альманах - Страница 2

Родимой русской стороны

заветны мне равнины, горы,

дубравы, реки, родники,

ее бескрайние просторы,

восходы солнца и закаты,

порывы ветра и дожди,

изысканные ароматы

и широта простой души,

культура, быт, уклад и нравы,

что справятся с лихой бедой,

а также люди без приправы,

что не проходят стороной.

Родимой русской стороны

заветны мне равнины, горы,

дубравы, реки, родники,

ее бескрайние просторы.

Когда-то в облаках парили,

а ныне канули на дно,

ах, мысли, жаль, что вас сломили

печали, горести, вино…

Вы позабыли то, что знали,

любили, чтили и еще

поэту душу окрыляли

и возносили высоко…

Увы, немы, не громогласны,

пусты уже давным-давно,

а были все же так прекрасны,

когда звучали заводно…

Когда-то в облаках парили,

а ныне канули на дно,

ах, мысли, жаль, что вас сломили

печали, горести, вино…

Летят часы, бегут года

стремительно и неустанно,

но путеводная звезда

горит и светит первозданно.

При шуме суетного дня,

в ночной тиши, во тьме холодной

зовет вперед она меня

к мечте заветной, благородной.

Нет, не сбежать от чехарды,

от круговерти всей позорной,

не скрыться от уплаты мзды

и дружбы, где-то краткосрочной,

от расставаний, от беды,

предательства, утрат и горя,

от человеческой вражды,

а также прочего «декора».

Зовет, ведет меня звезда,

и знаю точно: не погаснет,

пока вольна будет душа

или в пороках не увязнет.

Летят часы, бегут года

стремительно и неустанно,

но путеводная звезда

горит и светит первозданно.

Я с трепетом в углу стоял,

смотрел, молился на икону,

закончив, на пол ниц упал

и молвил тихо просьбу Богу:

Родных и Близких сохранить,

пока по свету я скитаюсь,

недуги все их исцелить,

о большем молвить не решаюсь.

Не смею большего просить,

не смею я Тебя тревожить,

лишь только веровать, любить

и благо в мире преумножить.

Я каюсь в смертных всех грехах,

в поступках низких, недостойных,

я пред тобой, в твоих руках

все время в мыслях беспокойных.

Я с трепетом в углу стоял,

смотрел, молился на икону,

закончив, на пол ниц упал

и молвил тихо просьбу Богу.

Я давно поменял жизнь на мили,

покорил не один океан,

много рек и морей, что манили

вдаль от дома, через туман.

Вдаль от дома при полном штиле,

иногда в штормовой ураган,

но я шел в благородном порыве

не в обход, а вперед, на таран.

Не в обход, а вперед, наудачу,

но, конечно же, с верой в душе,

с головой и руками в придачу

да уменьем в своем багаже,

да уменьем и знанием дела,

лень взашей выставив вон,

не щадя сил своих, как и тела,

да немного теряя фасон.

Я давно поменял жизнь на мили,

покорил не один океан,

много рек и морей, что манили

вдаль от дома, через туман.

Мне снится сон в дубравной тишине

близ родника, берущего начало

из глубины земли, что не была в огне

и Человека с плугом никогда не знала.

О, дивная, родимая дубравушка,

прошу, нежнее шелести листвой,

баюкай и шепчи, сестрица травушка,

сказания о красоте земной.

Шепчи о мире чистом и красивом,

в котором грязи не было и нет,

о дивном, ярком, радужно-счастливом,

шепчи мне о мечте из юношеских лет.

Шепчи, шепчи, шепчи неутомимо,

прошу, продли мой утопичный сон,

сердечко успокой, которое ранимо,

пускай споет еще с душою в унисон.

Мне снится сон в дубравной тишине

близ родника, берущего начало

из глубины земли, что не была в огне

и Человека с плугом никогда не знала.

Наконец погасли свечи,

ночь примерила фату,

стихли пламенные речи,

тишина, покой в саду.

Ослепительно сияют

в небе звезды и луна,

озаряют, окрыляют,

опьяняют без вина.

Воздух свеж, благоухает,

дарит дивный аромат,

будоражит и дурманит

тело бренное до пят.

Ветерок уносит в дали

муки дня, сомненья, смоль,

тихонько шепчет о морали,

утоляя сердца боль.

Жаль, но ночь недолговечна,

и крадется уж рассвет,

а так была ведь безупречна,

изящна – дивный силуэт.

Отыскать бы мне на Земле островок,

где люди живут без забот и хлопот,

где деньги не любят точный счет,

где нет нужды, урожай круглый год,

где терн не растет, не красит венец,

где нет в обиходе слов «подлец»,

«плут», «предатель», «прохвост» и «хитрец»,

где каждый первый всегда молодец.

Молодец – удалец, к тому же храбрец,

где девы прекрасны – царицы небес,

где любовь и гармония, веселье и смех,

где чуждо слово, такое как гнев,

где счастье жизни – это не миф,

где к благородству стремленье, порыв

навстречу мечтам в звездную высь,

не кубарем вниз в болотную слизь.

Отыскать бы мне на Земле островок,

где люди живут без забот и хлопот,

где деньги не любят точный счет,

где нет нужды, урожай круглый год.

Пылит дорога и уносит

годины юные мои,

взамен же ничего не просит,

кричит лишь мне: «Не тормози!

Не тормози на поворотах,

будь весел, смел и впереди,

забудь совсем о разворотах,

а душу шире распахни!

Да распахни навстречу миру,

навстречу людям, доброте,

гримасу покажи трактиру

и мчи вперед, к своей мечте!

Вперед, к мечте, она уж близко,

она уже не за горой,

и не пугайся, что так склизко,

коньки надень, беги трусцой!

Беги трусцой, живи с размахом

и будь всегда самим собой,

простись навек, простись со страхом,

имей характер волевой!»

Пылит дорога и уносит

годины юные мои,

взамен же ничего не просит,

кричит лишь мне: «Не тормози!»

Что наша жизнь – мгновение одно,

которое дано нам перед Бездной,

в которую уйти всем суждено

искать покой дорогой бесконечной.

Дорогой бесконечной, но простой,

на ней лишь изредка мучает волненье,

когда вослед доносится порой:

«Не уходи, вернись хоть на мгновенье…»

Но, к сожалению, назад дороги нет,

как, впрочем, поворотов влево, вправо,

а только лишь вперед, туда, где свет,

где свет таит покой, дарует благо.

Что наша жизнь – мгновение одно,

которое дано нам перед Бездной,

в которую уйти всем суждено

искать покой дорогой бесконечной.

Земной поклон всем тем, кто был,

кто не сбежал, не предал,

кто хлеб и соль со мной делил,

все тяготы отведал,

кто не скулил, не ныл, не выл,

кто просто в меня верил,

кто видел дно, но все же плыл

и пыл мой не умерил;

кто не роптал и не продал,

кто жизнь мою примерил,

кто благодарности не ждал,

дружил, не лицемерил.

Земной поклон всем тем, кто был,

кто не сбежал, не предал,

кто хлеб и соль со мной делил,

все тяготы отведал.

Как краток век, что нам отпущен

на грешной матушке-земле,

порою сер, порой распущен,

но мил и дорог он душе.

Душе он дорог, как и сердцу,

что, пламенея, бьет в груди,

таит, питает все ж надежду

почить попозже под кресты.

Почить попозже и без спешки,

дела мирские завершив,

чтоб не аукались усмешки,

а рай не стал слезоточив.

Как краток век, что нам отпущен

на грешной матушке-земле,

порою сер, порой распущен,

но мил и дорог он душе.

Несколько чаще людям нужно смеяться,

но временами слезы горькие лить,

умственной пищей знатней питаться,

а душу стараться поменьше чернить.

Поменьше чернить также и тело,

все мысли порочные гнать от себя

и смело браться за любимое дело,

коли во благо да не со зла.

Несколько чаще людям нужно встречаться,

но временами в одиночестве быть,

зарядкой хотя бы чуть-чуть заниматься,

а кофе, конечно, поменьше все ж пить.

Поменьше все ж пить не только кофе,

намекну вам еще я про алкоголь,

в дозах малых, порою, приятно,

но в мир он приносит частенько лишь боль.

Несколько чаще людям нужно влюбляться,

но временами сердце закрыть,

достойно и скромно, чтоб не стесняться,

по совести, честно век свой прожить.

Век свой прожить, стать Человеком,

да Человеком с буквы большой,

другим помогать не только советом,

а делом, уменьем с открытой душой.

Сегодня в моде словоблудство

и скучный вздор на языке,

а матерщина и беспутство

шагают гордо налегке.

Шагают гордо, лезут в уши

назойливо всегда везде,

а с ними вместе море чуши

враз расплескалось по земле.

Сегодня в моде также чванство,

кичливость, спесь в большой цене,

и процветает спекулянтство,

забыв немного о труде,

забыв немного, что кичиться

порою так нехорошо,

недолго так и простудиться,

да мало ли еще там что.

Сегодня в моде, сегодня в моде

ужасного полным-полно,

на посошок вам все ж в итоге

тихонько молвлю: «Ё-мое».

Тихонько молвлю и оставлю

вас на часок, мои друзья,

немного скорбь свою разбавлю,

но лишь водой из родника.