Читать книгу Академия поэзии. Альманах №2 2020 г. - Альманах - Страница 70

Я срубил крестовый дом,

Говорят: «Грешно».

Дописал печальный том,

Говорят: «Смешно».

Ловок на руку и спор

Завидущий бес.

Запылал в саду костёр

До небес.

О любви заветный том

Запылал в огне.

Запылал крестовый дом

Со цветком в окне.

Если завтра я умру –

Погорюй чуток.

Я на небо заберу

Аленький цветок.

Буду нежить, чтобы рос,

Буду поливать.

Всех, кто дорог мне до слёз,

Буду вспоминать.

Мне помнится –

В десятом классе

Я оказался на Парнасе,

Где верховодил Аполлон

И виршеплётов брал в полон.

Мне гид сказал:

«Расклад таков –

Золотоносных рудников

Здесь не осталось и в помине…

Но старый Бахус жив поныне».

Как лозняк чихвостил Гришка

Беляков и коммуняк.

«Сабли наголо – и крышка!» –

Приговаривал казак.

А без куража и риска

Разве станешь казаком?

Вот вопрос: каким бы Гришка

Оказался стариком?

Он, хлебнув с избытком лиха,

Снова бы не задурил?

Он сидел бы тихо-тихо

И махорочку курил?

Стал похожим бы на зайца

С переливом в седину?

Чтоб таким не оказаться,

Он и сгинул на Дону.

Я сгрёб стихи свои в беремя,

Развёл костёр и сжёг дотла.

Во мне остановилось время,

Мне очи застелила мгла.

Во мне остановилось время

И потеряло стройный счёт –

Не бьёт лучом колючим в темя,

Самозабвенно не течёт.

Я сплю и слышу – рвутся корни

И, упокоиться спеша,

Всё яростней, всё непокорней

На волю просится душа.

Душа, восставшая из пепла,

Строку слагает за строкой,

Пока Россия не ослепла,

Пока не спет «За упокой».

«Душа, даруя озаренье,

Не оставляй меня!» – молю…

Во мне остановилось время,

Отныне равное нолю.

Дрогнул враг и рассыпался пó полю.

Только свист, только кони протопали!

Правда наша за нами была!

Но последняя вражья стрела

Не в ковыльную землю упала…

Обожгло, затуманило вдруг.

Было солнце, и солнца не стало,

И поводья упали из рук.

Конь понёс сквозь просторы и время.

Но к земле повлекло седока –

И нога зацепилась за стремя,

Заскользила по травам рука…

Не нашли его братья родные

От заветных пределов вдали –

Это кудри его золотые

След кровавый навек замели.

Если на окошко сядет голубь –

Расскажу ему и покажу:

Я в работу ухожу, как в прорубь,

С головой в работу ухожу.

В ледяную прорубь с головою

Ухожу я с проблеском зари,

Чудной круговертью мировою

Зачарован, что ни говори.

Всплеск и блеск! И в это же мгновенье

Озаренье бьёт из-подо льда,

Бьёт снопом слепящим озаренье

И кипит крещенская вода!

Проворкует на прощанье голубь,

Будто у Вселенной на краю

Есть большая-пребольшая прорубь…

У Вселенной будто бы… в раю…

Посидели – покурили,

Выпили и повторили.

Он молчит, и я молчу.

– Может, песню?

– Не хочу.

Я люблю таких спокойных:

Ни тебе речей окольных,

И ни жалобы, ни вздоха,

И когда красиво пьёт.

Но тревожно мне и плохо,

Что он песен не поёт…

В виду большого потепления

Внушительные подтопления

Грядут. Трёх лет достанет, чтоб

Случился форменный потоп.

А мы с женой

Отнюдь не ноем.

Она твердит:

«Ты станешь Ноем!»

Среди других реликтов

Литературных чащ

Владимир Бенедиктов

Томительно звучащ.

Он в гении не рвался –

Гори оно огнём!

Жуковский отзывался

Восторженно о нём.

Тургенев до рассвета

Стихи его читал.

Белинский за поэта,

Напротив, не считал.

Остался Бенедиктов

К чужим оценкам глух,

И хор чужих вердиктов

Его не трогал слух.

Не гоже в драку рваться

И в петушиный бой,

Затем, чтобы остаться

Навек самим собой.

Все мужики – в упругой силе,

И все досужи покосить.

Покрасовались, покосили,

Пора бы и перекусить.

Мы чёрный хлеб вкушаем с луком,

Мы лук обмакиваем в соль,

И в том, что царствуем над лугом,

Не сомневаемся нисколь.

Мы и сказать бы не сказали,

Мы и помыслить далеки:

Какими жуткими глазами

Глядятся в небо васильки.

Они и скошенные дышат

И голубым огнём горят,

Они и видят всё, и слышат,

И ничего не говорят…

В сонное облако тихо ступаю,

Шапкой туманы мету.

Клятва нарушена. Я засыпаю

На полуночном посту.

Вижу – цыганка на картах гадает,

Вижу – на Страшном суде

Мать безутешная горько рыдает,

Волосы рвёт на себе.

Жадно душа моя жизни взалкала! –

Ставьте других на вину –

Кровь размозжённого в схватке шакала

Пью в басурманском плену.

Снова ведут меня шумным кагалом

На человечий базар.

Полосонули по горлу кинжалом,

Возликовали: «Ак бар!»

Господи правый, яви своё чудо,

Раны омой и утри,

И на бессрочную службу отсюда

Душу мою забери!

Моё классическое рвение

И поэтическое пение,

На счастье или на беду,

Между собою не в ладу.

С годами я пою всё глуше.

Жена, не затыкая уши,

Смиренно слушает меня,

Ни в чём солиста не виня.

Однако всякое бывает.

Как только ссора назревает –

Уединяясь, я пою,

Чтоб наказать жену свою.

Но и супруга не зевает –

Присаживаясь, подпевает…

Ещё и волк не завывал,

Ещё и сыч в ночи не ухал,

Но я свой час не прозевал,

Я уловил сторожким слухом

И плач на озере, и плеск

Я видел при луне воочью:

Среди подружек горше всех

Ты убивалась этой ночью…

А на рассвете соловьи

Прогнали сон пустой и вздорный…

Но пахнут волосы твои

Знобящей свежестью озёрной!

О чём бы натура моя не радела,

Но спешка и суетность мне не к лицу.

Я думал, что делаю срочное дело,

А год сумасшедший подходит к концу.

Пора бы оставить привычки порочные,

Стряхнуть беззаботно тревоги с чела,

Закинуть подальше дела свои срочные,

За наиважнейшие взяться дела.

Отречься в момент от ярма атаманского,

Свой неприкасаемый вынуть запас –

Откупорить с громом бутылку шампанского

И выпить, чтоб брызнули искры из глаз!

Солдат подбил три танка кряду

В бою за город Ленинград.

Десятидневную в награду –

Побывку получил солдат.

Героя вёз товарный поезд,

Потом полуторка везла

И пел страданья санный полоз

До вологодского села.

И видит он: избу стогами

Укрыли белые снега.

Он разметал их сапогами,

В окошко постучал слегка.

Жена услышала, привстала,

Дивясь: как по ночам светло!

И подошла, и задышала

В заиндевелое стекло.

Прожгла дыханием и взором

Кружок величиной с яйцо.

И вдруг за сказочным узором

Протаяло его лицо!

Она блаженно улыбнулась,

Перекрестясь, исторгла стон

И от окошка отвернулась:

Какой счастливый снится сон!

Солдат в окно смотрел сквозь слёзы.

По грудь укутанный в снега

Смотрел, боясь разрушить грёзы

Промёрзшим скрипом сапога.

Солдат смотрел, а счастье длилось,

И в зачарованном краю

Оцепенело, заблудилось,

Спаслось в ночи и поселилось

В избе родимой, как в раю.

Сердце зашлось, суматошно забилось,

Захолонуло вконец,

Взмыло над пропастью, остановилось…

В полночь приснился отец.

Будто и не было вовсе погоста,

Не поминали навзрыд –

В полночь приснился: кедрового роста,

Златом загара покрыт.

Я подхожу, он как будто не видит –

Обережённый судьбой,

Батя кровинку свою не обидит,

Не уведёт за собой.

Он улыбается! Проблеск улыбки

Ищет на ощупь ответ –

И на прозрения, и на ошибки

Льётся лазоревый свет.

Может быть, может быть, светом оттуда

Мир изначально спасён?

Может быть, это и вовсе не чудо,

Может быть, вовсе не сон?

Что понадобилось Вове

В 10 вечера во Львове?

В 10 вечера в кафе?

Это аутодафе!

Я сижу, смотрю на хрена

С книжкою стихов Верлена,

С книжкою стихов в руке

На родимом языке.

С книжкою стихов на русском!

В пониманье нашем узком –

В 10 вечера в кафе –

Это аутодафе!

Это круче кокаина!

Ще не вмерла Украина!

Я позабыл закадычных друзей,

Грешную лиру спровадил в музей.

Я разлюбил коньяки и вино,

Про самогонку и думать срамно.

Если я завтра тебя разлюблю –

Я свою жизнь до конца погублю!