Читать книгу Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Я подарю тебе звезду» - Альманах - Страница 26

Тихо прошлое тянется курсом,

Побуждая принять до конца.

Бремя бывшее станет ресурсом,

Приоткрыв для объятий сердца.

В мире детства беспомощность, бури

Невозможно самим утолить.

Отвергая и пряча те раны,

Их и впредь не даём исцелить.

Есть одна из задач в этом мире —

Человеков рабами не стать.

Опыт чуждый отвергнуть возможно,

Если сердцем учиться прощать.

Обнажив механизм повреждений,

Осмелеть и решиться взрослеть.

Лишь потом, после долгих усилий —

Нет желания дальше болеть.

Безусловную эту опору,

Что Господь от рожденья даёт,

Вновь восставить в себе нынче, в пору

И к Нему устремиться, вперёд.

Покаяния плод созревает

Там, где Взрослый ответственность взял.

Настоящая сладость бывает,

Если горечь ты с миром принял.

Не крестом, отрадой быть —

Труд тяжёлый, долгий…

Мир сердечный сохранить

В каждой грани тонкой.

Ничего не пожелать

Для себя упорно.

Всё как благо принимать,

Ровно и спокойно.

Ожиданий не вести

И не строить планов —

Тех, что могут принести

Лжеочарованье.

Для себя, собой не жить

Ни внутри, ни внешне.

Правдой вышней дорожить,

Не вздыхать поспешно.

Сохранять всегда запас

Мирного терпенья.

Радости не подменять

Напоказ весельем.

И тоски не принимать

Мыслями и сердцем.

В тишине всегда держать

Створчатые дверцы.

Это всё – без маеты,

Устремлений ложных

Выдержать хоть день один,

Хоть последний – можно ль?..

С детства энергичная,

Цельная, упорная,

В будни – фееричная,

Силе – непокорная,

Ты пути громоздкие

Обойти не силилась,

Стойко к запрещённому

Направляясь силами.

«Правильной» абсурдности

Жертвы не готовила —

Бомбы незамедленной

Ранилась осколками.

Слёзно и отчаянно

На своём стояла,

Полноту и истину

В каждом дне искала.

Юности насыщенной

Силы не оставили.

Горести прожитые

В сердце след проставили.

На вершинах крайностей —

Из огня да в полымя —

Про источник радости —

Потаенный – помнила.

Знала ты: к заветному

Тропы есть ведущие.

И рвалась настойчиво

В окна вездесущие.

В упаковке красочной —

Огоньки манящие,

Что сулят вхождение

В сферы настоящие,

Где под видом избранным,

Трепетным, чарующим —

Сети чернокнижные

На улов торгующим.

Но душа мятежная

К горнему стремилася.

Сети не фатальны те

Для Господней милости.

Встреча долгожданная

Происходит заново —

Крылья расправляются

Вновь у птицы раненой.

Ветры суемудрые

Не поднимут паруса.

В сердце переполненном

Розы распускаются.

Речь неспешно-мягкая,

Плавные движения;

Искорки лучистые —

Неба отражение.

Все порывы, действия —

Дерзновенны, ревностны,

И уста наполнены

От избытка сердца те.

На пути доверия

Ямы попадаются,

И неровной поступью

Бодрый шаг сменяется.

И в усталом мороке,

В дымке затуманенной

С новой силой к Господу

Сердце рвётся пламенно.

И, жемчужной россыпью

Капель слёзных бусины

Обернувшись вскорости,

Поимённо узнаны.

Страсти прыгают по сердцу

Вереницами, внабег

И расшатывают дверцы,

И страдает человек.

Он гостей неугомонных

Не умеет рассадить

В тихих комнатах бездонных,

Чем не знает угостить.

Дом не прибран, неуютен.

Им, похоже, всё равно.

Блик расплывчат, облик смутен —

Сквозь немытое стекло.

Тени верные не бросят

В одиночестве, в тиши.

Не найдут они покоя

Для отчаянной души.

Лишь когда, уставших к утру,

Их уложат мирно спать,

Ненадолго воцарится

Снова тишь и благодать.

Согреваясь, ты сказала:

«Мне привычней холода…»

Ночью к зданию вокзала

Прибывают поезда.

Нагоняет стужу ветер

На мятущийся перрон.

Неминуемо пустеет

Тёплый обжитой вагон.

Он уютом согревает

И не хочет отпускать:

Стол, газетами покрытый,

Полка верхняя – кровать…

Но пробудет поезд домом

Сутки, завтра и вчера.

На проспекте незнакомом

Снова встретят холода.

Неизбежней так и проще,

И осмысленней в пути:

Ради цели отогреться —

Надо действовать, идти;

И тепла свои запасы

По крупицам восполнять,

И до пункта пересадки

Снова транспорт ожидать.

Над рекой, с холма бегущей,

Собирались стаей тучи.

Ива юная склонялась

На ветру, воды касалась.

Вдаль теченье уносилось:

То спокойно, то чрез силу.

То шумит, то тихо ждёт,

Что мгновенье принесёт.

Русло речки той мятежной

Знало зной и вихрей снежных

Беспощадность. Их закон

Был ей чужд, хоть и знаком.

С берегов кидали взоры

На неё, забыв раздоры.

Утешение несла,

Чуть помедлив, дальше шла.

Ива та в её долине

Мир нашла себе отныне.

Зреть не в силах той грозы,

Попыталась отразить:

Ветви вскинув, заметалась,

Позабыв свою усталость.

Захотела сильной быть —

Реку силилась закрыть.

Но стихия усмехнулась:

«Легкомысленная дурость…

Лишнее посмела брать?

Поделом же, будешь знать!»

Не на шутку разразилась

В тот же миг гроза. Носилась

За раскатами вокруг,

Образуя страшный круг.

Ветви тонкие ломались

И без листьев оставались.

Не о схватке равной речь…

Ствол сумела уберечь.

Фурия обратно скрылась,

Небо снова прояснилось.

А для ивы молодой

Боль тянулась чередой.

Но недели пробегали,

Листья снова вырастали.

Жизнь из веток не убыла —

Речка чуткость проявила.

Корни дерева питались,

От воды не отдаляясь.

На поправку быстро шла

Та, что жертву принесла.

Ива силы восстановит,

Ветки ввысь свои настроит.

Бурный водяной поток

Мчится дальше на восток.

После мирной вечерней прогулки

По домам расходиться пора.

Обе молча стояли. Вздохнула,

Что-то вспомнив внезапно, одна.

И, помедлив, сказала негромко:

– На ночь глядя мне труд предстоит —

В мойке горка немытой посуды

К моему возвращенью стоит.

А вторая слегка улыбнулась:

– Мыть посуду я, право, люблю.

В час такой торопиться не нужно —

Я на кухне тихонько пою.

Со стола прибираю неспешно

И, горячую воду включив,

Кран верчу – добавляю прохлады,

Взор сердечный в себя устремив.

Стук металла, фаянса звучанье,

Чередуясь, ласкают мой слух.

То напором, то лёгким касаньем

Наполняю движения рук.

А вода отзывается нежно,

Грязь смывая – струится, бежит;

И, сквозь пальцы стекая небрежно,

Как природная речка, журчит.

Отвечала серьёзно подруга:

– Это дивно. Но образ иной

Мной владеет, когда пребываю

Я у мойки вечерней порой.

Детских лет отголоски незвано

Выплывают с журчаньем воды.

Их звучание веет нещадно

Жёсткой критикой, зовом беды.

Перезвоны тарелок и ложек

Закрепляют тот давний зажим,

И всплывает протестом, тревогой

Репрессивный почти что режим.

Годы детства – стекло дорогое,

Грубой силы здесь явственен вред:

От нажима стремленья благого

Расползается трещины след.

И неявно то с первого взгляда

Для других. И самим не всегда

Пониманье даётся успешно,

Как влияют на нас те года.

Даже если в себе разбираться

И дурное, приняв, отделить —

Очень трудно в подобных моментах

Восприятье глобально сменить.

Замолчала. А спутницы голос

После паузы вновь зазвучал:

– Я весьма узнаю этот образ,

Что пронизан началом начал.

Трещин много. Найти их несложно.

Тему дальше продолжить могу:

Образуются позже осколки,

Если часто давить на бегу.

Тут заметно. Сложней отмахнуться

От уколов наружных и травм.

Если в душу обломки вопьются,

Остаётся впоследствии шрам.

Своевременно помощь возможна —

Обезвредить и рану закрыть.

Ну а вред нанести тоже можно —

Вглубь задвинуть, стараясь забыть.

И решимости нужно немало,

Чтобы заново это прожить

И прохладной проточной водою,

Словно чашу, сердечко омыть.

Ночь на город неспешно спускалась,

Утешение, отдых несла.

А на кухне отмытые чаши

Освещала беспечно луна.

Боже, благодарствую за счастье!

Пусть и горечь скажет в свой черёд

То, что раньше ей не позволялось.

Без усилий вряд ли что придёт.

Ты мне дал и кисти, и палитру.

Только прежде не могла посметь

Я по-настоящему услышать

Свой запрос и долгий Твой ответ.

Ты о саде вверил мне заботу —

Поливать и творчество вносить.

Дай же мудрость, чтобы в своё время

Сорняки от прочих отделить.

Не оставь заботой благодатной

И мою восполни пустоту

Там, где в платье светлом и нарядном

Я по дому тёмному пройду.