Читать книгу Наследие литературы XXI века - Альманах - Страница 6

Царица в короне и царь – в венце,

Их дети и куча внучат

Сидели на золотом крыльце

И пили с лимоном чай.

Царица весь день вязала носки

Детям, внукам, царю и себе.

А царь смотрел dvd-диски

И мыслил о народной судьбе.

А потом писал деревенский пейзаж,

А потом перечитывал «Комсомолку» за год:

О наличии велосипедных краж

И о том, что расти перестал народ.

Цесаревич в себя был погружён,

Размышляя о влиянии на нас заграницы…

А внуки капризами донимали княжон

И носки вязать мешали царице.

И снова сидели, сидят и молчат:

Царица в короне и царь – в венце…

Пьют чай, с детьми и кучей внучат

На золотом крыльце.

И я, не ведая, что творю,

Взошёл на крыльцо под светящий фонарь:

«С Новым годом, царь» – сказал я царю.

«С Рождеством Христовым!» – ответил царь.

И пока я мял надбровные дуги,

Извинения бормоча,

Он галантно сказал, обращаясь к супруге:

«Алекс, налейте поэту чай».

И снова сели, снова молчат —

Царица в короне и царь – в венце —

Со мною, детьми и кучей внучат

На золотом крыльце.

И когда я писал этот длинный стих,

Пришедший как бы из других миров,

Ёлка сверкала в гостиной у них

Яркими огнями зеркальных шаров.

И рядом с ангелом висел космонавтик,

А рядом с Пегасом – китайский дракон…

Напоминая скопленья галактик

И общий, тайный, вселенский закон.

Все звёзды висят на такой же ёлке.

Электромагнитной, наверно, и вечной…

Земля во вселенной – как в стоге иголка…

Но как всё продумано, как безупречно!..

«Что там, в государстве?..» – спросил государь.

«Хорошо, – ответил я. – Порядок, уют…

Жену на гитару сменил пономарь.

А так ничего,

Живут…

Понастроили фабрик, фирм, заводов.

Кто строит карьеру, кто – дом с магазином…

Одна поэтесса стала пчеловодом,

А один музыкант – мещанином.

Лондон?.. Нет, ещё не затонул…

Голливуд снимает фантастический

Фарс.

Американцы летали на луну.

А наши хотят лететь

На Марс.

Доктор один помешался на Атлантах,

Якобы живших до нас на земле.

Звёзды шоу-бизнеса стали гигантами

Мысли и сплетен о самих себе».

Государыня тоже решилась спросить.

И я рассказал про большие дела:

Что Дама Крестей бросила курить,

А Дама Червей – начала.

«А что молодёжь?!» – спросила княжна.

«А что молодёжь?.. Молодёжь молода.

Великодушна… Умна… Влюблена…

И кажется, что-то родить должна.

То ли умные мысли… То ли умных детишек…

Что, впрочем, ей не впервой.

Не ценит главное, но любит лишнее…

И боится разве что себя самой».

Царь улыбнулся, а с ним и все…

И всех вдруг смех разобрал невзначай…

И снова на золотом крыльце

Чинно сели пить чай.

А потом все шли в Царскосельский сад,

И дышали вечерним ароматом роз,

И долго смотрели на

Красный закат…

Молча… Без слов…

До слёз…

Шипя, скрипя…

Открылись двери…

Мы входим в тёплое нутро

Автобуса… моё доверие

К железкам сильно возросло.

Мы, как в тепле пельмени, слиплись

И как-то разом разогнулись!..

Автобус дёрнулся со скрипом

И покатил ущельем улиц.

Везёт молчанье, шутки, прения

Мотором движимый сарай…

И восхищенье современником

Готово хлынуть через край.

Вот он с улыбкой Асмодея

Считая тупо пятаки,

Пытается сказать: «Идея?..

Иде я, это, мужики?!»

Каких нелепиц здесь не встречу я,

Обрывков гомона невнятного…

И вроде русское наречие,

А всё же много непонятного.

Кондуктор вся такая важная,

И в тесноте висячих мест

Звучит до слёз родное: «Граждане,

Передавайте за проезд!..»

Мы все приедем, вот в чём счастье,

Неважно, кто и где вошёл…

А что случись, так в одночасье

Погибнем – тоже хорошо.

И нечего беситься с жиру.

И незачем смотреть стерильно,

Мы волей судеб пассажиры,

И это нас сближает сильно!..

Ищу любовь, что мне дарована,

Найду «бесценное сокровище».

И ослеплён, и зачарован я,

А присмотрюсь – она чудовище…

И я чудовище не меньшее,

Со слабостями словно с силищей,

Хочу такую встретить женщину,

Чтобы сказать: «Она – святилище!»

Она!.. Ей надо выбираться…

О, эти козни бытия!..

«Зачем локтями-то толкаться,

Нехуденькая вы моя?!»

«Зачем вставать… Ах, вам виднее!

На ногу!.. Как нехорошо!..»

Я выбираюсь вслед за нею…

Ну вот, опять не там сошёл.

В русских пущах, дремлющих в тумане,

В непроглядных заметях метели,

Полюбил я горы Пиросмани…

Полюбил я горы Руставели…

Полюбил вершины из низинки

И глаза с нездешней чернотой,

Ведь была же юная грузинка

Ненадолго суздальской княжной.

Кажется, с икон и фресок старых

Ярославских, Муромских церквей

Тёмно-царские глаза Тамары

Смотрят сквозь свечение свечей…

Сердца – ярко-красные герани,

И души – нежнейшие камелии

Отнесу я в горы Пиросмани…

Отнесу я в горы Руставели…

Грустит пастушеский рожок

Над деревенькой и церквушкой:

Река, овечки, пастушок,

Лужок, цветов венок, пастушка.

Вот все детали: Пастораль!

Любовь, текущая в долине.

Ростки надежды и печаль,

Печаль и грусть цветущих лилий.

Не изменить ни цвет теней,

Ни свет, ни жест, ни звук, ни отзвук,

И всё в гармонии своей —

Деревья, травы, воды, воздух.

И неприкаянный рожок,

И деревенька, и церквушка,

Во всё влюблённый пастушок,

Во всё влюблённая пастушка.

По синей долине заоблачных взгорий,

По лестницам радуг, свисавших отвесно,

В напёрстке для мухи фантазии море

Я нёс по ступеням к Вратам неизвестным.

И люди дивились: «С какой это стати,

Как дивное диво, неведомо как,

Цветы вырастают на облачной вате

И бродит по лестницам радуг чудак?!»

И каждый сказал себе: «Это неправда…

Ведь все мы из праха и вновь станем пылью…

И нет над землёй Осиянного града,

И чушь небылицы не может быть былью».

И в ярких цветах, среди радуг небес,

Я таял, не зная, я есть или дудки…

Меня уже нет… Незаметно исчез…

И вышел из моды, как старые шутки.

Исчезли картинки… поэзия… краски…

И тут с облаков на меня, на окрестности

О том, что считал я в Твореньи прекрасным,

Закапали слёзы… А чьи – неизвестно мне.

Навалит много снега.

Заплачет в сердце вьюга.

И я к тебе приеду

С востока или с юга.

И поклонюсь я ниже

Любовника любого.

И ты мне станешь ближе,

И с нами будет Слово.

И Слово будет нега

Ненайденного друга…

И талым мокрым снегом

Заплачет в сердце вьюга.

Заплачет всуе судеб

Своим негромким счастьем,

И наше Слово будет

Крещеньем и Причастием.

Много жемчуга у моря,

У земли – цветов без счёта,

Много певчих в птичьем хоре,

Много звёзд у звездочёта.

В чёрном ты, но ты прекрасней

Золотого небосклона.

Ярких дней и дней ненастья,

Песни Песней Соломона!

Твоё тело – храм с пелёнок,

Лик лучистей новобрачных,

Сердце – искренний ребёнок,

А душа воды прозрачней.

Ты красива без ущерба,

Беззащитна и невинна,

Как серёжка ветки вербной,

Как серёжка ветки ивной.

Покажи лицо мне, радость.

Дай услышать голос внятно.

Потому что голос сладок,

А лицо твоё приятно!

Много жемчуга у моря,

У земли – цветов без счёта,

Много певчих в птичьем хоре,

Много звёзд у звездочёта.

Но одна из звёзд всех ближе

Горемыке звездочёту.

Но одна из птиц всех звонче

В шелестеньи веток ветра.

Но один цветок всех краше

В яркой зелени и сини…

…А в моих глазах Богиня!

В чёрной мантии Богиня!

Моя радость, моё горе!

Образ жертвенности женской…

Много жемчуга у моря,

Но есть редкий – чёрный жемчуг.