Читать книгу В поместье герцога. Роман - Алоис Йирасек - Страница 6

***

В Смечках в Новом Месте в Праге стоял невысокий дом – гостиница «У короны». В этом доме собиралось много народу, разного возраста, преданных патриотов. Иногда местные, в основном говорящие по-немецки, и к этому названию здешние собрание добавляло «У чешской короны». В чёрной избе немного говорили по-чешски, здесь были установлены наказания государственного уровня за небрежное отношение к родному языку, даже за применение иностранных слов, которые уже довольно прочно вошли в чешский язык. На столе лежала «Крамеровсккая K.k.3 патриотическая газета» и карта Европы.

Общество здесь собиралось сознательное, и каждая чешская книга, каждое верно произнесённые чешское слово вызывало восторг, не говоря уже, что каждое чешское действо в театре просто было праздником.

Состоял в этом обществе и Вавржинец Аморт, учитель в Соборе св. Штепана, это он первым ввёл в школы предметы «шелкопрядов», за что получил награду золотыми монетами от императора Йозефа, и он бесплатно дни напролёт учил чешскому языку всех желающих. Был там ещё горожанин Йиржик, актёр Свобода. Ему студенты Калоус и Писецкий теперь рассказывали о чешской пьесе в театре «У Гиберна», где посмотрели «Побег от сыновней любви»».

– Сдаётся мне, что опера «Музыканты» превосходна. На этой неделе даём.

– О, да, опера – вершина, но в ней мы на последнем месте. Оригинальных пьес в театрах совсем мало, но опер…

– Платите денежки, пан Йиржик, – весело отозвался Калоус, – Патриотичнее назвать её музыкальным спектаклем!4

Все засмеялись. Расплата не миновала. Пан Йиржик достал свой кошелёк и, выкладывая обществу штраф, приговаривал:

– Правильно, на гауптвахту меня!

И тут новый ликующий возглас.

– Да что я ещё такого сказал?

– Гауптвахта, гауптвахта!

– Но это же в шутку, военное.

– Всё равно не наше!

Так что, хотел не хотел, а снова выложил денежки.

– А я вот думаю, у нас столько замечательный музыкантов, и не один их них не сложил… музыкальный спектакль.

– Мало сознательных, да и те у чужаков на хлеб зарабатывают. Да и где он чешский театр? Мы – народ подневольный, откуда меценатам взяться, – пояснял Аморт.

– Да уж, – кивнул Свобода, – Без поддержки свободной работы нет. Жаль, что местный герцог Куронский не разделяет наши взгляды. А он бы смог нам помочь, так как большой любитель музыки и вообще всего прекрасного. Мог бы поставить в своём поместье патриотичный музыкальный спектакль. Представьте себе, он сам набирает труппу певцов. На прошлой неделе мой коллега…

Договорить не удалось. Беспощадный и строгий блюститель чистоты чешского языка Калоус оштрафовал певца за слово «коллега», которое также являлось пришлым. Возник небольшой спор. Свобода высказался, что слово не является немецким, и происхождение его неизвестно. И вовремя, потому что все придумывали новые слова. Общество «В чешской короне» считало себя филологическим, а потому начали дискутировать, чем лучше заменить слово «коллега», и далее сочли что Калоус поторопился с «придумыванием», так как все вспомнили про слово «сослуживец», на том и порешили, и Свободе тоже пришлось расплачиваться:

– Так вот. Мой сослуживец Голуб, – продолжал он, но тут же снова смолк, подбирая чешский аналог слова «ангажирован», – Был нанят этим герцогом на один из балов в Находе, тут недалеко.

– Вот бы его наставить на чешский путь! – решил Аморт.

– Он же чужеземец, переселенец из России, и всё же к нам ближе, нежели кто из наших, – заметил Писецкий.

– Так и есть. Видели, сколько золота он выдал на то, чтобы показать наших Пельцову и Диабачеву?

– Да, видел, – подтвердил Аморт, – Меня недавно приглашал к себе пан Пельце. И тот меня очень порадовал. Слыхал, что его неоднократно приглашали в поместье герцога.

– Да, этот Куронский как белая ворона.

– А представьте, если бы он сам построил театр, а ведь может, и вполне солидный, дал бы нам назначение, да мы бы несколько раз в неделю, и вечерами, а не в полдень, ставили бы разные спектакли на чешском – вот было бы здорово!

Старый Аморт кивал, а Свобода задумался, оперившись щекой на ладонь.

– А то всё скитаемся из угла в угол в своём родном доме, отстраняют нас даже за невинные чешские пьесы, потому что чешский не просто…. Вроде как…

– Тсс! – мягко одёрнул шустрого Калоуса серьёзный Аморт, приложив палец к губам, – Хорошо, если нас не слышали. Конечно не страшно, но лучше сохранить идею нашей.

– С Вами бы не согласился наш Камиль, пан учитель, – Он бы рассказал больше с оговоркой на древность и старые правила.

– Ах, наш Камиль! Ещё не явился, а мы уже о нём заговорили. Давно с ним не виделся, – проговорил Аморт, задумчиво, – Наверное, сейчас в поместье?

– Да нет же! До сих пор без места.

– Он в Праге, – заметил Писецкий, – Прошлый раз видел, как он со своими воспитанниками и паном советником шёл по Каменному Мосту на Малу Страну. На той стороне и встретились. Совсем, бедняга усталым выглядел.

– А похвал так и не дождался.

– И никуда не звали, слишком дома засиделся.

– Пльцлу было приятно с ним встретиться, всё же земляки. Да и какой похвалы от старого брюзги дождётся.

Что до отца Зеленема, каплана собора св. Штепана, говорили, что поставил у дверей молодого стройного красавца.

– Ах, Камиль, наш Демулен5! Наши поздравления! – и Калоус с Писецким устремились навстречу молодому человеку пожать руку.

– К нам гость!

– Добро пожаловать! – и все устремились навстречу Антонину Гласивцу, сердечно пожимая ему руку.

«Камиль Демулен» так патриоты из общества «У чешской короны» прозвали Антонина Гласивца за его взгляды, устремления и способность к риторскому искусству. Тот уселся за стол.

– А мы уж думали, совсем от нас отдалился, предал нашу «чешскую корону, – укорил Калоус.

– Не мог прийти. Но я же наверстаю упущенное. Что новенького?

– Немного. Неуман издал «Сердечное обращение чеха ко всем дорогим патриотам», – я пока сегодня в «экспедиции» узнал про «Оду покорения реки Суворовым»6.

– Продаётся у Крамероуса в «Королевской лавке». Сам купил в Жидовском квартале.

– А я там так и не нашёл.

– Как же так? – все с удивлением посмотрели на Гласивца.

– В Праге никто ничего обо мне не знает. Моя работа никакого успеха не принесла, едва хватает, чтобы прокормиться и выжить. Никто особо не берёт. Разве что обучил французскому некоторых мальчиков и девочек. Вот подумываю, не пристроиться ли в какое-нибудь поместье управляющим?

Все по смотрели на него ещё более удивлённо.

– Управляющим в поместье? Погонщиком с хлыстом? – вскрикнул Калоус.

– Ты ещё не знаешь, как горек панский хлеб… В такой хомут попасть можно! – напомнил Писецкий.

– И всё же при здравом рассуждении полагаю, что вполне можно заработать. Да и была ни была! Ох, да вы же все из Пражан, и вообще горожан и знатных торговцев. Бедности не знали. Не были наполнены ваши сердца ожесточением, злобой и обидой, как у меня поначалу. Каждый из нас обещал помогать своей родине по мере своих сил. Вы учите или будете учить, и патриоты думают, что я другой путь избрал. А где чешский народ? Во дворцах? Там одни иностранцы. Там стукачи, отступники и пьяницы. А чешский народ живёт в простых мазанках и хатках. И это настоящие сокровища, только ещё не найденные и не обработанные. Если мы отвернёмся от простого народа, весь наш труд насмарку. Кто в больших тисках от законов империи, как не они, высшие слои так не страдают. И если мы хотим овладеть ремнём этой плети, но плетью против неволи, то надо спокойно браться за дело, и да поможет нам Бог! Всё же недаром работать буду.

– Прекрасно! Отлично! Вот он наш Камиль! Наш Демулен! – громко вскрикнули все, подняв свои кружки за здоровье Гласивца.

Но не слышали они из-за стука передвигаемых стульев и радостных возгласов, как отозвался в соседней избе голос толстой хозяйки, кого-то учтиво принимающей. В святая святых «Чешской короны» вошёл невысокий, плотный человек в чёрной одежде и заговорил проникновенно:

– Что уставились? Кого чаяли увидеть? Обегал всё Старо Место и Малу Страну7, зря стучал во все двери и расспрашивал, но каждый вяло из-под палки выползал, а потом возвращался продолжать свой пир и веселье!

Обернувшись на голос, все обнаружили нового гостя и громко приветствовали его.

– Что уставились! Что за веселье? Господь Вас благословил! Я с радостной вестью. А ты, Каченька, – обратился он к ключнице, – Принеси мне кружку хорошего пива, что тот пан снова выписал из столицы.

Каченька радостно приняла заказ, но нередко, когда этот славный пан, патер Зелены, добрый да смиренный, ради увеселения общества позволял себе вольности, что же, видно доброе говорил, только та не понимала о чём, потому что гость говорил по-чешски. А девица совсем не разбиралась в старочешских книгах и преданиях, и не отличила бы Даниэля от Велеслава, но старалась относиться с уважением и почтением к этому патриоту – каплану собора св. Штепана.

– Ну же, досточтимый пан, что за новость?

– Новость? Собственно, в чём не знаю, знаю, что радостная! – таинственно улыбнулся тот.

– Ну так что же? – недоумевали все.

– А что уставились! Вот новокрещённый, – кивнул он в сторону Гласивца, – Он вам и расскажет, что завтра в полдвенадцатого по Пражским курантам у Каролина ждите меня на лекции профессора по чешской литературе Мартина Колижишка Пельцла, а так ничего особенного, да и радостного тоже.

– А высокочтимый пан ничего не упустил?

– Мои уста сомкнуты обещанием. Скоро сами всё узнаете. Ну наконец-то наша сладкая Каченька принесла нам горького!