Читать книгу Оптимисты - Аля Кьют - Страница 3

Алина

Мне пришлось подкупить медсестру Ярослава, чтобы получить телефон его жены.

Циничная и совершенно недружелюбная Тамара со скрипом выдала мне номер Марии Третьяковой.

– Я ей звонила три раза. Она не берет трубку, – сообщила мне Тома.

– А сообщение не писала в мессенджерах? Может, она не берет с незнакомых номеров.

Коллега взглянула на меня как на умалишённую. Ей было хорошо за пятьдесят, и телефон она использовала весьма ортодоксально.

– Зачем покупать мобильный и не брать трубку, – удивилась она.

Я вздохнула и не стала отвечать. Только рукой махнула, стараясь не обидеть.

Вбив номер Марии в свою книжку, я отошла на пару шагов, чтобы сразу попробовать дозвониться.

– Зря суетишься, Алина. Сразу понятно, что кинула его жена, – проговорила Тома. – Видела бы, как она тут жарко обнималась с его другом. Тьфу.

Тома ушла на пост, а я все пыталась дозвониться. Мария взяла трубку со второй попытки. Даже не пришлось ей писать. Видимо после объятий в коридоре Тамара не очень старалась.

Я собрала все свои переживания за Ярослава в кулачок и лучшим своим рабочим голосом заговорила с его женой. Вопреки всем моим ожиданиям Мария обрадовалась, когда узнала, что ее муж пришел в себя и потихоньку восстанавливается. Она обещала прийти, и я собиралась встретить ее.

Мария явилась в больницу, но не одна. Ее сопровождал худой блондин в щегольском пиджаке и кедах. Он мне не понравился. Была б моя воля, я бы не пустила этого человека к Ярославу. Но именно он вошел в палату.

На меня снова напал вирус гиперопеки. Я отошла подальше, слилась со стеной и не сводила взгляда с Марии. Она нервничала, но сочувствия я к ней не испытывала. Напротив, буквально через пять минут я начала жалеть, что позвонила ей, рассказала про Ярослава. Она бы и так узнала, конечно, но…

Я тряхнула волосами, запрещая себе фантазировать о совершенно незнакомом мне человеке. Легко навешать ярлыки после первого впечатления. Возможно, Мария ошиблась. Возможно, я ошиблась. Как бы я хотела ошибиться и на ее счет, и на счет того парня.

Доходяга вышел от Ярослава и протянул руки к его жене. Она весьма нежно его обняла и поцеловала в губы.

Меня замутило.

– Иди к нему, – проговорил он.

Мария выдохнула и пошагала в палату. На казнь точно так и идут. Я видела в кино про французскую революцию.

Теперь за дверью ждал только мужчина. На него смотреть мне не очень хотелось. И не пришлось. Он сразу достал телефон и вышел, чтобы позвонить. Когда Мария выбежала из палаты, я чуть не бросилась ее догонять. Вовремя одумалась и вернулась к палате. Из окна я увидела, как жена Ярослава вышла во двор и там упала в объятия своего спутника.

Сюр какой-то.

Чего она ревет? Ее ноги сами ходят. Лучше бы мужа поддержала.

Я долго топталась под дверью, не решаясь войти. Здравый смысл давно велел мне убраться и не доставать Ярослава. Но мое сердце кровило, болело за этого мужчину.

Давно никто не вызывал во мне столько эмоций. Я вообще думала, что разучилась чувствовать. Наплевав на правила приличий, я снова оказалась в палате моего супергероя.

Ярослав сидел на кровати, смотрел в одну точку. Его губы были плотно сжаты. Мне показалось, что они сухие, и я скорее налила воды в стакан. Подбежав к нему на полупальцах, чисто балерина, я проворковала:

– Вот. Попейте.

Он обжег меня взглядом. Все мое нутро обдало жаром от ярости в его глазах. Подавленной, бешеной ярости.

Я думала, Ярослав пошлет меня, но он моргнул, выдохнул и протянул руку. Вложив стакан в его ладонь, я качнулась на пятках. Ярослав жадно опрокинул в себя воду.

– Я позвонила вашей жене, – сказала я, чтобы разбавить острую, звенящую тишину.

Чего я ждала от него? Благодарности?

Ох, вряд ли мне она светит.

– Она ведь заходила к вам? – продолжала я задавать глупые вопросы.

– Угу, – буркнул Ярослав, убрав стакан ото рта.

Он снова смотрел на меня своими дикими глазищами.

Я с трудом сдержала дрожь. Мне хотелось обнять этого сильного и такого несчастного сейчас мужчину. Я чувствовала его боль и хотела помочь. К сожалению, у меня не было какого-то достойного опыта или образования, чтобы грамотно утешить.

Взяла верх профдеформация. Я на автопилоте выпалила дежурную фразу для всех моих пациентов и их близких:

– Вы не переживайте. Все будет хорошо.

– Не будет, – мрачно проговорил Ярослав.

Я открыла рот, но не успела и слова сказать.

Ярослав швырнул стакан, и он пролетел над моим плечом, врезался в стену и рассыпался острыми брызгами по полу с оглушительным звоном.

– Заткнись, девочка! Что ты несешь, мать твою! – заорал он на меня.

Я закусила губу, чтобы не извиниться. Ярославу точно сейчас не нужно слышать, как мне жаль и все такое. Он хотел выговориться, проораться. Я не собиралась ему мешать.

– Пока я тут валялся, моя жена ушла к моему другу и партнеру. Они собираются вывести меня из бизнеса. Я даже в свою квартиру не смогу вернуться.

Я сглотнула.

– Ничего теперь не будет хорошо! Знаешь почему, оптимистка ты моя юная? – Он сам ответил на этот вопрос. – Да потому что у меня была слишком просторная квартира. Понимаешь? Три комнаты и кухня-гостиная. Там теперь будет жить мой бывший лучший друг. С моей бывшей женой и дочерью. Ах-хах. Хорошо хоть дочь со мной не хочет развестись. А мне они оставили крошечную студию в заднице мира. Потому что я долбаный инвалид и должен вываливаться из кровати сразу в толчок. Это для меня теперь хорошо? Так по-твоему?

Кажется, на этот вопрос не стоило отвечать, но я все рано пыталась найти подходящие слова и бесшумно шевелила губами.

– Вон пошла отсюда! – заорал Ярослав.

Я пошла. Шагом и с достоинством покинула палату больного, а не убежала, как его жена.

Я не винила Ярослава за резкость. В его ситуации полезно выместить злость на постороннем человеке. Меня не трогал его ор и не испугал летящий над ухом стакан. Только дойдя до поста медсестры, я поняла, что плачу.

– Алина! Ты чего? Он обидел тебя? – накинулась на меня Тома.

– Нет-нет, все в порядке со мной. А вот он… Ярослав… Его жена и друг… И он… Это так несправедливо, Тамарочка.

И я окончательно разревелась не в силах совладать с собой.

– Господи, Алина. Перепугала меня, – отмахнулась Тома.

Слезы мои она не приняла за трагедию, но по спине для порядка поглаживала.

– Ну не реви, девочка. Мужика жалко, но их таких много. О каждом реветь никаких нервов не хватит.

Я старалась успокоиться скорее. Тома права, конечно. Но слёзы снова пеленою застилали глаза.

– Я ничего не могу с собой поделать. Это ведь все из-за меня с ним случилось.

Тамара не постеснялась напомнить:

– Не ты его искалечила. Пусть тот придурок отвечает. Суд будет.

Я хмыкнула презрительно.

– Сомневаюсь, что тот суд Ярославу ноги вернёт или жену.

Тамара устала от нашего разговора и всплеснула руками.

– Не морочь мне голову, Алина. И себе тоже. Чего он там разбил? Стакан?

– Да.

Тамара пошла за щёткой, но я их у нее забрала.

– Я сама уберу. Все-таки он в меня стакан бросил. Я его расстроила.

Тома качала головой, не одобряя мое рвение. Однако отговаривать меня от уборки она не стала. Я вытерла слезы и вернулась в палату, чтобы прибрать.

Ярослав не смотрел на меня, лежал с закрытыми глазами. Думаю, он и не понял, что я вернулась. Меня бы это устроило. К сожалению мой нос меня предал. Я не смогла потереть его и пришлось громко шмыгнуть.

Я мельком глянула на Ярослава. Он заерзал и открыл один глаз. Скорее собрав осколки в совок, я поспешила выбросить их в мусор и уйти. Уже у двери я вспомнила, что не сказала Ярославу об отце.

– К вам завтра папа приедет, – проговорила я тихо и зажмурилась.

Мало ли какие отношения у него с отцом.

– Спасибо, – буркнул Ярослав.

– Я знаю. Я взялась за ручку двери, но он меня окрикнул.

– Ты ведь Алина, да?

– Да, – шепнула я, не оборачиваясь.

– Можешь похлопотать, чтобы мне телефон вернули? Я дочери позвонить не могу.

– Постараюсь, – пообещала я.

Открыв дверь, я почти уже ушла, но услышала:

– Прости, пожалуйста, за стакан. Я не хотел тебя напугать.

Обернувшись, я дернула уголком губ.

– Я не из пугливых, Ярослав. Все в порядке.

Ярослав

На следующий день после разговора с Машей и Володей приехал мой отец. Это совпало с моим переводом в палату общей терапии.

Любое перемещение с кровати причиняло мне боль и было унизительным. Понадобились крепкие санитары и каталка. Мои попытки переместиться самому, или хотя бы попробовать, они сразу отмели.

К сожалению, отец увидел, как меня перетаскивают. Для него это было ударом.

Мы не были близки. Он ушел ещё до маминой болезни, особенно не помогал, не интересовался, но и про дни рождения мои не забывал. Я пригласил его на свадьбу и на выписку дочки, но по сути мы были вполне себе чужими людьми. Уверен, он не хотел бы поддерживать меня даже морально в сложившейся ситуации. Однако старая закалка повышенной ответственности не позволяла папе игнорировать мою беду. Едва санитары вышли, и мы остались одни в палате, отец разрыдался.

– Хорош, па. Ну чего ты… – Я небрежно похлопал его по плечу.

Батя собрался, утер нос и проговорил:

– Как же так, Яр? Как же это вышло, сынок?

Отец достал платок не первой свежести и шумно высморкался.

Его сопли меня неожиданно порадовали. Если бы не папина слабость, я бы сейчас обязательно упивался бы жалостью к самому себе. А так пришлось собраться и поддерживать раскисшего родителя.

– Ты учил меня помогать ближним, – криво пошутил я. – Вот и помог, как смог.

– Помогатор ты чертов, – ругнулся отец. – Почему мне не позвонил сразу?

– Я три дня, как себя помню. Да и смысл был звонить? Чтобы что?

Поддержка поддержкой, но играть в семью с отцом я не планировал.

– Я бы приехал, – туманно сказал отец. – Я и приехал, Ярослав. Ты мой сын, и у тебя беда. Я тебя не брошу.

Его голос дрогнул. Он снова собирался зареветь. Старик стал сентиментальным на старости лет. Да и у меня горло сдавило. После Маши и Володи я был рад нелепой жертвенности отца.

– Спасибо, пап, – искренне поблагодарил я.

Он снова приложил к носу платок и им же вытер глаза. Я заметил, что батя сдал за те два года, что мы не виделись. А может, просто устал с дороги.

– Машка сказала, что на развод подала, – продолжил он выяснять обстоятельства. – Это шутка, что ли?

– Нет. Серьёзно подала. И фирму мою быстренько переписала на Володю. За него теперь собирается.

– Вот курва продажная. – Папа рассек кулаком воздух на эмоциях. – Ты ее подобрал на помойке. Мразь неблагодарная. Шалава немытая.

– Ну-ну, – осадил я папу. – Никакой помойки не было. Мы учились вместе в универе.

– Матери твоей она не нравилась. Говорила, что она в ночлежке какой-то грязной жила.

Я закатил глаза, невольно вспоминая мамино неодобрение и частые конфликты с Машей.

Пришлось снова поправлять.

– В общаге она жила, пап. Там всегда не очень чисто. Но мы все так жили.

– Тебе мы квартиру снимали.

Папа надулся от гордости. Я скрыл ухмылку.

Да, они с мамой дали мне многое. Жить в квартире, пусть и еще с двумя пацанами, намного лучше, чем в общаге. Я был очень благодарен за это родителям, но и Машу демонизировать не собирался.

– Наша квартира была больше похожа на ночлежку. Да, Машка не любит убирать и готовит плохо, но у меня есть деньги на клининг и доставку. – Я вздохнул и поправил сам себя. – Вернее, были деньги. Теперь и жены нет. Фирмы нет. Друга тоже нет…

– Погоди, Ярик, ты собираешься дать ей развод?

– А чего ее держать, пап? – я развел руками. – Такого мужа никому не пожелаешь.

Но отец не унимался.

– А фирма? Фирму ты зачем отдаешь? Давай наймем юриста хорошего, пусть вытрясет душу из этих голубей! Я тупой в этих делах, но ты точно знаешь, как все вернуть.

– Знаю, – просто ответил я. – Но зачем?

Папа побагровел и крякнул от возмущения.

Чтобы не пускаться в подробности, я весьма объёмно сообщил:

– У нас теперь у всех другая жизнь. Я точно не смогу работать, как раньше. Пусть фирма останется у Володи. Он лучше кого бы то ни было позаботится о сотрудниках и заказах.

– И о жене твоей-прошмандовке, – зло напомнил отец.

Я тоже не полез за словом в карман.

– Пап, ты сам не образец верности. Чья бы корова мычала.

Он не стал отпираться.

– Я матери твоей изменял, каюсь, но не корысти ради…

Он махнул рукой, поняв, что зря разоряется. Мы с ним оба упрямые. Каждый останется при своих вводных.

Отец понял мою позицию и не стал разубеждать.

– Ладно. Плевать на них обоих. Бог все видит, но выжидает. Зачтется им. Лучше скажи, когда тебя забирать и где жить будем.

Я нахмурился и переспросил:

– Будем? Почему во множественном числе? Я собирался сам с собой жить.

Папа фыркнул.

– Не смеши меня, Ярик. Один ты жить не сможешь физически. Я говорил с врачом.

– Молодец. Теперь ты говоришь со мной, и я тебя уверяю, что справлюсь.

Папа стал тереть глаза, и я не выдержал.

– Ой, батя, завязывай тут мокроту разводить. Я не сдох. Разве это не повод радоваться?

Говорил, а сам не очень верил. Чему радоваться? Прикован к койке, сам пописать не могу. Отец имеет право переживать. В отличие от моей жены он приехал и готов меня нянчить. Даже жаль, что сам я ни черта не готов быть папиной обузой.

Я дотянулся до его колена и похлопал.

– Прости, пап. Я злой из-за проклятых болей. Лекарства отменяют постепенно. Это неприятно.

Отец тоже взял себя в руки и спросил:

– Как ты собираешься справиться сам, Ярик?

В его голосе я услышал надежду. Отец не горел желанием менять свою жизнь. Я его не винил за это. Он ведь был готов все бросить в отличие от моей жены.

Внезапно я придумал выход.