Читать книгу Перевёрнутый мир - Алена Бессонова, Алёна Бессонова, Василиса Бессонова - Страница 17

Нажимая кнопку звонка на на въездных воротах дома Лениных, Михаил в ожидании нетерпеливо топтался на месте. Хотелось быстрее попасть в тепло, выпить горячего чая и расслабиться. Расслабиться и согреться было необходимо. Предыдущие пять часов Михаил провёл на улице, контролируя работу опергруппы, выехавшей на ограбление с убийством охранника магазина «Золото» в центре города. Торговое заведение не вмещало всех задействованных в расследовании, и оперативники долго ждали на улице, когда эксперты закончат свою работу.

Железный коробок домофона, наконец, отозвался голосом хозяйки:

– Мцыри, привет, проходи!

Щелчок – и механизм распахнул кованую калитку.

С той первой встречи с Ольгой в кафе «Горячий шоколад» прошло больше шести недель. Михаила тянуло к Ольге, и она отвечала ему взаимностью. Здесь, в доме Лениных, ему было хорошо, спокойно и уютно. Хозяйка оказалась радушной, в ожидании Михаила жарила его любимую картошку и пекла яблочные оладушки с джемом.

– Мцыри! – негодовала Ольга. – Нельзя каждый раз есть картошку. Ты что, «картофельный барон»? Я хорошо готовлю, и многое умею. Давай завтра голубцов наверчу, пальчики оближешь…

– Нет! – упирался Михаил. – Если хоть раз в день картошки не поем – голодный! Тебе что, жалко? Русскому человеку картошка с селёдкой – первая еда! А на десерт – яблочные оладьи с джемом! Ничего вы женщины не понимаете во вкусной еде. Нам, «гончим», картофан самое то!

Селёдку Михаил загодя покупал в ближайшем универсаме. Сам разделывал. Ольга наотрез отказалась не только готовить её, но и есть.

– Как селёдку без лука? Без лука это – не селёдка! – восклицала хозяйка, – а какой может быть лук при моей профессии? Все клиенты разбегутся. Нет уж, дорогой Мцыри, селёдка только в отпуск. Уж в отпуск отъемся, – блаженно улыбалась она.

– Ну и ладно! – соглашался Михаил. – Нам с Зоськой и Кешкой больше достанется.

Дочка Ольги Зося тоже уважала жареную картошку. Мама разрешала есть её только с Михаилом, в остальное время утверждала, что это вредно. Оказалась, и домашний попугай Кешка не прочь полакомиться жареным ломтиком. После ужина Михаил, обычно, располагался в уютном кресле, рядом с камином: проводил время в разговорах с Зосей и обучал человеческой речи смышлёного попугая. Ольга ещё некоторое время работала с документами, а потом, когда Зося укладывалась спать, они шли побродить по аллеям парка, рядом с которым стоял дом Лениных. Время, которое Михаил проводил в семье Ольги, было для него счастьем – долгожданным и нечаянно обретённым.

Он хорошо помнит их первую встречу у кафе «Горячий шоколад».

Михаил на место приехал загодя. Припарковал машину, взял в руки припасённый букет роз, просмотрел каждый цветок. Один не понравился, был вяловат, и Михаил осторожно вытянул его из букета. Оставшиеся четыре розы были хороши.

– Интересно, – думал Исайчев, – как она воспримет букет? Черт подери, не умею я дарить уветы! Эх, Мишаня, страшно подумать первый раз несёшь женщине букет. Кто увидит – картина Репина «Приплыли»: я с бровями домиком, с ручками трясущимися от страха и букет… Смешно! – такие мысли водили хороводы в голове у Исайчева. – Нет! – решил он. – Пойду без цветов, а там, как кривая выведет…

Ольга вышла из-за угла и лёгким шагом двинулась навстречу. Длинное шифоновое сиренево-жёлтое платье, короткая кожаная вишнёвого цвета курточка и искрящиеся на щеках ямочки делали её похожей на бабочку. Михаил залюбовался, ему стало хорошо и немного жутко от той мысли, что она идёт именно к нему. Сейчас Исайчеву показалось, что он ждал её всю жизнь. Именно её. Михаил не мог себе объяснить, что за тихие радостные чувства бродят в нём сейчас, но был твёрдо уверен: он нашёл давным-давно ожидаемое, без чего жизнь кособочилась, и её надо было удерживать, как оползень.

– Интересно, – подумал Михаил, – как это лежать на диване с газетой и чтобы вот такая «щёчки-ямочки» угощала тебя оладьями с джемом… Размечтался…

И всё равно мысль грела, и от этого тепла на лице Исайчева расцветала глуповатая счастливая улыбка:

– Ещё раз здравствуйте, Мцыри! – протянула руку для пожатия Ольга и так же тепло и глуповато улыбнулась:

– Чего стоим? Ещё кого-то ждём? – спросила она.

Михаил изобразил на лице мыслительный процесс:

– Да вроде все пришли…

– Ну, тогда идём… Страшно хочется выпить чего-нибудь горяченького…

Они вошли в кафе и среди свободных столиков выбрали самый уединённый. Ольга повесила сумочку на спинку стула, присела, взяла в руки меню.

– Итак? С чего начнём? С недоговорённых вопросов о подполковнике Сперанском?

– Давайте о нём сегодня не будем… – умоляюще попросил Исайчев.

– Как? – Ольга изобразила на лице удивление. – Разве мы пришли не продолжать беседу?

– Нет! – решительно отрубил Михаил. – Мы пришли пить горячий чёрный сладкий манящий запахами шо-ко-лад!

– Так, значит у нас свидание? – Ольга состроила брови домиком, передразнивая Михаила.

– Да! – решительно рубанул Михаил.

– Тогда, где цветы, Мцыри? На первое свидание и без цветов?

Михаил, едва не перевернул стул, рванулся с места. Ольга отчаянно замахала руками:

– Я шучу, шучу…

Было поздно – Исайчев скрылся за входной дверью. Через минуту он уже стоял у столика и протягивал Ольге букет роз.

– Четыре розы?

– Да! – победно воскликнул Михаил.

– Что «да»? Четыре розы приносят только на похороны? Вы что, никогда не дарили девушке букетов, Мцыри?

– Ешь твою медь! – прокричал Михаил, и опять бросился на выход.

Пятая роза прибыла в кафе также быстро, как и предыдущие четыре.

– Вот теперь свидание… – удовлетворённо отметила Ольга и жестом пригласила Михаила, вытянувшегося по «стойке смирно», сесть.

В тот вечер шоколад оказался слишком горьким и отдавал костром, но это было неважно. Главное, Ольга рядом. Покинув кафе, они пошли гулять. Ходили по старинным, ещё купеческим улицам Сартова, пока не спустилась ночь: говорили о чем-то хорошем и нужном и, наверное, интересном, потому что любопытное солнце не выдержало и стало вылезать из-за горизонта. Утро, погожее и тихое, застало их на набережной, а гудок теплохода напомнил о начале нового дня.

– До работы осталось три часа, – заметила Ольга, подглядывая за чайкой, беззастенчиво ворующей рыбу из ведра, задремавшего на стульчике рыболова.

– Ты устала? Хочешь спать?

– Я замёрзла, Мцыри, пойдём к машинам, пора разъезжаться…

Михаил мигом снял пиджак, накинул его Ольге на плечи, притянув за лацканы к себе – поцеловал в губы:

– Они у тебя пахнут вишней, – прошептал Исайчев на ухо девушке.

– Это помада, Мцыри…

– Вку-у-у-сная, – блаженно улыбнулся Михаил. – Можно ещё?

Ольга, ожидая поцелуй, зажмурилась.

* * *

– Боже мой, – со страхом подумал Исайчев. – Не случись беды с подполковником Сперанским, я бы никогда её не встретил… Какой же я эгоист! – он услышал, как шелестит бумагами в своём кабинете Ольга и улыбнулся. – Эгоист! Ну и что? Жизнь продолжается. И пусть она такая, как есть, я не ропщу…

Ольга закончила работу с документами, переместилась в кухню готовить ужин. Уже оттуда крикнула:

– Мцыри, что там с «делом» дяди? Продвигается?

– Трудно… почти никак… насолил он многим, но за это не убивают – пробубнил Исайчев в расчёте на то, что Ольга не услышит. Но она услышала и появилась в проёме открытой в её кабинете двери.

– Мцыри, ты у Сибукова был?

Михаил отрицательно покачал головой.

– Завтра собираюсь… У меня помимо «Дела Сперанского» в портфеле больше двадцати «жутей» разного калибра. Не успеваю, хоть ночуй в конторе…

– Это ты брось, – отозвалась Ольга. – Ночевать нужно под боком у любимой женщины. У тебя, Мцыри, есть любимая женщина?

– Есть, ещё какая любимая…

– Ну? – Ольга вышла в гостиную, где на диване, вытянувшись, возлегал Исайчев:

– Что, ну? Отстаньте, любимая женщина, я отдыхаю…

– Возьми с собой к Сибукову, а? У меня завтра окно с утра… – умоляюще попросила Ольга.

– Я ещё не созванивался…

– Так, давай сейчас договоримся. Хочешь, позвоню?

– Давай! Мне неудобно, поздно уже. А вы, сударыня, на правах старой знакомой можете…

– Ну, ты и лодырь, Мцыри! Я твою работу последний раз делаю, понял?

– Да понял я, понял… – прикрывая глаза, лениво ответил Михаил.

Ольга ушла в кабинет и вновь появилась через несколько минут.

– Не спать! – гаркнула она Исайчеву в ухо. – Завтра в двенадцать он нас ждёт.

– Что ж ты так кричишь? – Михаил, не открывая глаз, отвернулся от Ольги, уткнулся носом в спинку дивана и засопел. – Можно я чуть-чуть дреману, совсем чуть-чуть, всю ночь на происшествии торчал…

Ольга взяла с кресла плед, укрыла им гостя и едва слышно прошептала:

– Спи, дорогой, пока спится. Я давно уже не могу…

* * *

Кабинет полковника Сибукова в военном училище выглядел аскетично: шкаф, стол, стул, сейф и два кресла, на стене гравюра «Воздушный бой». Картину нарисовал друг в память своего отца – лётчика, погибшего в небе над Киевом в первые дни Отечественной войны. Чеченская унесла друга-художникав и оставила Владимиру Григорьевичу глухоту на одно ухо. Они воевали вместе.

Сибуков принял гостей радушно. Ольгу обнял и расцеловал, усадил в кресло. Кресло Михаила пододвинул поближе к себе, объяснив это без слов просто постучал указательным пальцем по больному уху.

– Воевали? – спросил Михаил.

Сибуков кивнул и добавил:

– Контузия, но вспоминать не хочу. Давайте-ка, лучше чайку организую, – и тут же вынул из сейфа электрический чайник, включил его в сеть.

– Я приготовил то, что ты просила, Олюшка. Вот альбом нашего выпуска… здесь все курсанты и вместе, и отдельно, и в групповых фотографиях.

Сибуков протянул Исайчеву альбом.

– Смотрите. Мы там молодые… Ты знаешь, Олюшка, я не очень дружил с твоим дядей. Больше с твоей мамой. Мила была старше нас, молодых салаг, на шесть лет. Мы всё, кто был вхож в ваш дом, относились к ней с трепетом. Я в то время иногда подумывал, будь хоть на годок старше её – женился бы, точно женился. Но Мила относилась к нам, как к братьям, причём младшим… – Сибуков отключил вскипевший чайник, вынул из ящика письменного стола одноразовые стаканчики и, сунув в них чайные пакетики, начал разливать кипяток. – Пусть немного остынет, а то пальцы обожжёте…

Исайчев в это время изучал фотоальбом. На одной из страниц Михаил увидел молодого Леонида Сперанского: чистое, открытое лицо с чуть тронувшей губы иронической улыбкой, копна русых вьющихся волос. Глаза? Глаза выразительные, примечательные, с едва заметным надменным выражением.

Михаил перевернул ещё несколько страниц, и вздрогнул, на него смотрел сын Леонида Сперанского – Олег Леонидович Сперанский—младший.

– А это у вас отку… – осёкся на полуслове Исайчев, посмотрев подпись под фотографией «Курсант Егор Елистратов». – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Ольга тоже глянула на фотографию, но её лицо не выказало удивления.