Читать книгу Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова, Алёна Бессонова, Василиса Бессонова - Страница 5

– Спасибо, Роман Валерьевич, сжалились, вывезли подышать. Грибник из меня тот ещё, а вот свежий воздушок – это здорово!

Васенко по просьбе Михаила в свой личный выходной день решил отвезти проветриться вынужденную узницу, да и самому сменить кабинетный интерьер на природный пейзаж.

Лес за городом надел на себя осенний наряд. Островки чистого ельника утопали в море вскинувших в небо золотые купола берёз и краснеющих листьями и ягодами рябин, иногда встречались дикие яблони и торон. Яблони уже сбросили кислые никому не нужные плоды, а терновник стоял усыпанный тёмными сизо-фиолетовыми бусинами.

Кира попробовала одну, собрала губы и нос в кучку и выплюнула раздавленную во рту ягоду. Бусина оказалась горькой.

«Бедная Светка, – подумала Кира, – такая нестерпимо тяжкая судьба»

Из зарослей кленового подроста 5вышел Роман. В каждой руке он нёс громадные в волнистых шляпках червивые лисички:

– Смотрите, Кира, какие грибки славные. Правда, таковыми они были ещё два-три дня назад, а сегодня уже черви подъели. Опоздали мы, – Роман осекся, увидев несчастное лицо девушки, – сейчас вы думали о подругах, так? У вас рожица прокисла… Неверно себя ведёте. То о чём думаете ушло в минувшее, а его поправить нельзя. Берегите свои эмоции для грядущего. Прошлое, даже дурное нужно вспоминать только для созидательного будущего, чтобы вся та срань, извините, что была не повторилась. Во, как сказал, даже самому понравилось!

Роман подкинул гриб и точным ударом ноги разбил его в труху, со вторым сделал то же самое, улыбнулся:

– Похвалите меня!

– За что? – удивилась Кира, – за то, что мусорите в лесу?

– Эх вы! – Роман ухватил девушку за плечи и тихонько потряс, – во-первых, за точный удар. Во-вторых, за то, что не мусорю, а рассеиваю грибные споры. Из них на следующий год новые грибы образуются, людям, на радость. Ну-ка веточку сломайте, голову нагните и идите, идите хорошие грибочки собирать… Нас Ольга домой без них не пустит. Она солянку грибную намылилась делать.

Кира улыбнулась, но улыбка получилась грустной и виноватой.

– Скажите, – не унимался Роман, – почему вы не замужем?

Кира задумалась, поправила выбившийся из-под косынки локон:

– Сначала много училась, как вы говорите – это, во-первых. Во-вторых, понимала, что парни из моего ВУЗа, если в будущем станут хорошими врачами, то наверняка при этом будут скверными мужьями. Медицина не терпит соперниц. А если окажутся никудышными врачами, то зачем мне такие мужья? Других парней я не видела, потому как никуда, кроме университета, не ходила. Ну и в-третьих, я из нашей четвёрки была наиболее близка со Светкой. Она дурында выскочила замуж сразу после школы и её семейный опыт, даже тот о котором я знала, не способствовал моему желанию обременять себя мужем. И это, вероятно, даже не в-третьих, а, во-первых.

– Она с вами не делилась? – Роман присел на корточки рядом со стволом берёзы и принялся осторожно разгребать кучку прелых листьев.

– Светка была скрытной. Я с девчонками и сотой доли не знали, что происходит в её жизни. Наша мышка забилась в норку и там терпела, а мы думали, она во дворце принцессой живёт. В школьные годы мы совершили, как я сейчас понимаю, большую ошибку. Утвердили правило – о личном ничего! Дуры, конечно. Но тогда думали, что квартет – это главное. Всё остальное побоку. Считали, что не стоит нижним бельём трясти. Когда школу окончили, оказалось при встречах говорить не о чём. И чтобы совсем не потеряться, стали чуть-чуть приоткрывать личные занавески. Светка тогда кое-что рассказала, но и этого было достаточно. Коста относился к жене, как к надоевшей веще. Светке изменял. Земля слухами полниться и до нас доносилось. Не верили. Считали завистники выдают желаемое за действительное. Коста шикарный мужик. За ним любая вприпрыжку побежит, пусть только поманит.

– И ты? – не удержался от вопроса Роман.

Кира чуть более внимательно глянула на майора. Тот нашёл гриб и теперь с осторожностью отделял его тело от грибницы:

– Если честно, то в школе, особенно в классе десятом – да. Он многим девчонкам снился по ночам. Сейчас? Боже меня упаси! Хотя Коста стал ещё роскошнее. Прямо Ричард Гир в лучшие времена. Эдакий чёрно-бурый лис с хор…

– Продолжай про Свету, – торопливо прервал Киру Васенко.

«Ему неприятно, когда я говорю о других мужчинах, – отметила Кира и призналась себе, – я тоже не хочу слышать от него о других женщинах. Айя-яй! Айя-яй!»

Продолжила:

– О том, что Коста пренебрегает Светкой, не знали. Она перед свадьбой говорила о неземной любви, оказалось только о своей. Узнали примерно за полтора года до гибели. Встретились в очередной раз на каждогодние посиделки, заметили её опухшие, исплаканные глаза в затенённых очках. Ксюха сказала: «Всё, Светка! Или колись, что происходит или мы все вместе, прямо сейчас, пойдём бить рожу твоему Константину!». Светка тогда впервые рассказала, как будто исповедовалась. Больше всех неистовствовала Ленка. Она Косту прямо загрызть хотела. Ленка у нас, вообще, по жизни всадник с копьём.

…………***

Елена Строганова соответствовала своей фамилии. Хотя то, в какой семье она родилась и выросла, в каких условиях существовала к особой строгости не располагало. Ленка жила вопреки обстоятельствам. Отца она не знала, в свидетельстве о рождении в графе «отец» стоял чёткий прочерк.

Мать Елены работала буфетчицей на дебаркадере. Варьку-веселушку знало всё Волжское пароходство. Она, по рассказам матросов, бросающих швартовы на пристани, лихо «закладывала за воротник» и также лихо расстёгивала пуговицы на своей блузке. Как выразился боцман одного из судов: «Варька, зачем тебе одёжка? Ходила бы голой, тебя и так знают вдоль и поперёк. Замёрзнуть не успеешь!»

Лена не стыдилась своей матери. Она её любила. Всё беды Варьки—веселушки были от её доброты и большого сладострастного сердца. По ночам Лена старалась дома не бывать. Она кочевала от одной подруги к другой. Родители «КЕКСов» принимали её с радостью. Елена Строганова была круглой отличницей и совершенно бескорыстно натаскивала подружек по всем школьным предметам.

Строганова с малолетства поняла: помочь ей выпрыгнуть из домашнего омута некому, посему тащила себя сама. В третьем классе стала старостой и так до последнего школьного дня должность эту из рук не выпустила. Класс Строгановой в параллели отличался от других. Они под нажимом деспотичной старосты больше всех сдавали металлолома, макулатуры, участвовали в школьных праздниках, олимпиадах и конкурсах КВН.

В один из дней, накануне завершающих экзаменов Ленка влетела на репетицию квартета, села за барабанную установку, отбила маршевую дробь и бодро воскликнула:

– Завтра иду делать аборт! Кто из вас заберёт меня из мед. заведения? На первый второй рассчитайсь! Ксюха освобождается.

– Почему? – по инерции спросила Светка.

– Потому что она там уже была. Правда, Ксюха?

Ксюха вздрогнула и, глядя на Ленку полными ужаса глазами, окаменела.

– Откуда ты знаешь? – икнула Светка.

Ленка озорно подмигнула подруге и опять отбила маршевую дробь:

– Ксюха не дрейфь! Больше ничего не скажу, потому как ни фига не знаю. Просто наблюдательная. Ухо по жизни держу востро, иначе сожрут и не поперхнутся. Это у вас, закадычные мои подруженции, папеньки и маменьки с вилами и кольями на стрёме стоят, а я сама за себя воин с копьём, так-то…

– Ленка, а этот твой знает? – нерешительно спросила Кира.

– Знает! – стукнула Строганова по одной из тарелок в барабанной установке.

– И что-о-о? – мяукнула Ксюха.

– Что? Обматерил. А когда я гордо повернулась и пошла, бросил вслед: « Говорил отец, одевай гондон… чтоб ещё… когда-нибудь… без резинки, да ни в жизнь!»

– Ты его ненавидишь? – с недоверием спросила Ксения.

– Люблю! Но он гад. И болт ему в задницу с нашего завода «Серп и молот», а не мои страдания. Всё! Пресс-конференция закончена, пошла в абортарий. Завтра в 12=00 жду с такси. Чао!

Вывозили Ксюху из абортария всем квартетом. Она с жёлто-зелёным лицом, окинула измученным взглядом три напряжённые от страха рожицы подруг, сгрудившихся на заднем сидении такси, плюхнулась на переднее и, не стыдясь водителя рыкнула:

– Чтоб ещё когда-нибудь без резинки, да ни в жизнь!

Получив на выпускном вечере в ладошку пластмассовую коробочку с позолоченным кругляшом на бархатной подушке, Елена Строганова без труда поступила на факультет журналистики Сартовского университета и, окончив его, была принята на работу в областную газету. Статьи Лена писала о злых людях злые, о добрых добрые, на компромиссы с начальством не шла и вскоре была замечена в одном из ведущих печатных изданья Москвы, куда посылала свои работы. Её пригласили и она уехала. Через год взяла ипотеку, выстроила в Балашихе квартиру, забрала к себе мать. Варьку-веселушку определила на работу в метро, дежурной. Родительница жизнь в столичном городе оценила и неожиданно для Елены превратилась из «веселушки» в степенную Варвару Егоровну.

В этом году приехать на «День Святого Валентина» у Строгановой не получилось, но она всё же появилась в Сартове за три недели до выстрела в Киру. Они молча посидели в кафе, а потом Ленка сказала фразу, которую Кира по сей день не может вспомнить без вины: «Это мы убили Светку. Загадочных из себя строили. Только все загадки надо было вовремя разгадывать…». Встала и не прощаясь пошла на выход. Больше Кира её не видела и не увидит, на следующую ночь Лена погибла, вылетела на машине в реку, пробив заграждение моста. Где Строганова провела весь следующий после их встречи день, Кира не знает.

…………***

– Знаешь, Копилка, – озорно взглянув на Ольгу, изрёк посвежевший после душа Исайчев. Он с удовольствием поедал из глубокой тарелки грибную солянку. – Мне кажется майору Васенко всё больше и больше нравится копаться в «деле» Киры Сибуковой. А? Как думаешь,

Ольга, прежде чем ответить поставила перед мужем блюдце с охапкой свежего укропа:

– Ешь, дорогой, эта трава полезна дяденькам, – она стрельнула взглядом на обескураженную физиономию благоверного, который застыл, не донеся ложку до рта:

– Не понял?!

Ольга неспешно взяла веточку укропа и, пожевав её, также неторопливо, голосом лектора из научного общества сообщила:

– Укроп обладает успокаивающими свойствами. Помогает мужчине снять напряжение от проблем будничных дней. – Ольга выделила голосом слово «напряжение» и, подмигнув мужу, заметила, – нашему майору не столько «дело» интересно, сколько сама Кира.

– Снять напряжение? Ты про укроп в этом смысле? – успокоился Исайчев, – а про Романа серьёзно? То-то я смотрю из майора деловитость так и прёт. Он запросил «дела» о гибели подруг Киры и теперь роет их, связывая воедино. Я не уверен, что он прав. Может быть, девицы начудили не все разом, а каждая отдельно. Тогда Роман не по той дорожке идёт.

Ольга присела на краешек стула по другую сторону стола от мужа:

– Я недавно смотрела свою коллекцию и нашла одну замечательную монету. Знаешь, Мишка, монетки – это не просто застывшая история, это учебник истории. Они опыт и подсказка. Так вот эта замечательная монета была выпущена в честь юбилея Ленина. Советское правительство решило сделать необыкновенные денежки, с секретом. В каждую стотысячную деньгу закладывался изумруд весом пять карат. Тайник спрятали в бороду вождя. Чтобы его раскрыть, нужно было нажать на профиль Ильича. Если денежка счастливая, то товарищ Ленин отмыкал рот и в зубах появлялся изумруд. Вот так.

– Ну-у-у, – прекратил есть Исайчев, – Шутишь?

– Не-а! Исторический факт! Что же делали нумизматы? – Ольга пододвинула ближе к мужу стакан с компотом, – ешь, ешь… Нумизматы скупали такие юбилейные рубли вёдрами и давили на профиль. История длится и по сей день, но без первоначального ажиотажа. Пока известно пять удачных случаев. Если в монете искомого нет, то она уже ничего не стоит и коллекционеры продают их за бесценок. Обрати внимание: ни один нумизмат никогда не купит рубль с Лениным у другого нумизмата. Зачем? Они оба знают этот секрет. В вёдрах пустая порода.

– Ну-у-у, – продолжал вопрошать Исайчев. – И что?

– Надо забыть все старые наработки и начать сначала. После прекращения следствия по любому признаку, «следак» завершивший дело, при открытии его вновь, скидывает, идущему за ним пустую породу. Это моё мнение. Вам решать ошибочное оно или нет. Выстрел в Киру был не просто выстрел. Злодей мог убить её другим более лёгким способом. Но не убил. Почему?

– ?

– Потому что он утверждал СЕБЯ в своих глазах. Всё мертвы, некому что-то доказывать. Выстрел красивая точка.

– Или она! – заключил Михаил, – я бы не сбрасывал со счетов женщину. Где-то, когда-то «КЕКСики» могли её сильно обидеть. Они в школьные годы звездили. Может быть, зависть?

– Или так, – согласилась Ольга. – И ещё один совет: многие ошибочно полагают, что чем больше монета блестит, тем она сильнее нравится коллекционерам. Сразу предупреждаю, это не так. Попробуйте выставить на нумизматический сайт надраенную монету, вас в лучшем случае забанят и обматерят: мол, иди лучше коту яйца до блеска наводи. Собирателям нравятся монеты в «родной одежде» то есть в патине, придающей ей особый шик, подтверждающей подлинность. Обычно патина – это верхний слой, в нашем деле может быть всё наоборот, до патины придётся дорыться. Каждый «следак» наводил свой лоск…

– Ты с чего начала бы?

– Сначала, дорогой! С первой жертвы. С Ксении Звягинцевой.

Михаил нахмурил лоб:

– Мы просеяли её жизнь здесь в России. Я убеждён, что смерть пришла к ней отсюда. Ни-че-го примечательного не нашли. Не за что зацепиться.

– А Борис Эздрин? Чую, это не проходная фигура и Регина его тоже здесь причём.

– Наверное, ты права, Копилка, – Исайчев встал и с любопытством заглянул в кастрюлю с солянкой, – добавки дашь? Это Кира с Романом грибов набрали? Долго ходили?

Ольге нечасто удавалось самой кормить мужа, поэтому сейчас она делала это с удовольствием:

– Ходили долго, а грибы купили в магазине. Хотя, врут, что сами набрали, вымыли и упаковали.

– Ты Киру предупреди, – усмехнулся Исайчев, – Ромка в лес заводит девушку, а выводит беременную женщину. Он мастак.

Ольга положила обе руки на плечи мужи, чмокнула в макушку:

– Никого я предупреждать не буду. Сами разберутся…

…………***

Старший эксперт подполковник юстиции Галина Николаевна Долженко сидела в своём кабинете и задумчиво смотрела в одну точку. Колени ломили сил нет как больно. На правой ступне воспалилась косточка.

– Всё! – говорила себе Галина Николаевна, – пора драпать, пока ноги ещё носят. А то, как Вовку Корячка увезут на «скоряке» в больничку и там поселят на ПМЖ.

Владимир Львович Корячок полковник юстиции в отставке бывший начальник Следственного Комитета учился с Галиной Николаевной, тогда просто Галкой, в одном юридическом институте. Она на следственно —криминалистическом факультете, а он на судебно-прокурорском. Она на курс младше.

В студенческие годы, да и сейчас, Галку знали во всех убойных райотделах Сартова. Со временем её имя претерпело изменения: из Галки в Галину, из Галины в Галину Николаевну, из Галины Николаевны в подполковника Долженко. Не менялась только Галкина сущность. Она всегда оставалась человеком въедливым, высокопрофессиональным, любопытным и бесстрашным. Именно она в любом возрасте вместе с операми лазила по коммунальным колодцам и выковыривала полуразложившиеся трупы, снимала с высоковольтных проводов сгоревшие тела воришек, собирала в единое целое расчленённые тела. Такую работу Галина проделывала без брезгливой гримасы на лице и почти без эмоций. Ко всему прочему Галина Николаевна была хороша собой, умна и с немалым чувством юмора. На сей момент за плечами эксперта было сорок лет выслуги, два ордена и несчётное количество медалей, а вот семьи у подполковника Долженко не было. Не успела. Заработалась.

Сейчас Долженко хотела покоя, но страх за своих мальчишек останавливал её от написания рапорта об отставке. Мальчишками подполковник Долженко считала следователей Комитета. А они не просто любили Галю, они её обожали. Сотрудники называли её «бабушкой русской экспертизы». Бабушка часто защищала проштрафившихся молодых следователей от гневливого начальника. Она придумывала такие причины, обеляющие провинившихся, что души не чаявший в ней полковник Корячок забирал свои грозные слова обратно. Когда-то давно, лет тридцать назад, Владимир Львович был в неё влюблён, но добиться расположения не хватило силёнок, о чём он продолжал жалеть до сей поры. Защищала Галина Николаевна, конечно, не всех, а только тех, кого считала богом, поцелованным трудоголиком. Любимая поговорка подполковника Долженко звучала так: «Кто в работе впереди, у тех орден на груди». Михаил Исайчев и Роман Васенко как раз относились к той группе людей, которую, по словам Галины Николаевны, ожидал орден, а то и два.

Никак не думала эксперт Долженко, что давний друг полковник Корячок раньше её сойдёт с дистанции. Галина Николаевна, услышав настойчивый стук в дверь, встрепенулась. Пошарила ногой под столом и принялась нехотя натягивать на отёкшие ступни туфли, крикнула:

– Заходите! Я тут.

Дверь приоткрылась и в щели показалась улыбающаяся физиономия майора Васенко.

– Это ты, Рома? – облегчённо вздохнула Долженко и скинула уже надетый туфель. – Что хотел, майор?

– Галина Николаевна, пришёл спросить. Вы проводили экспертизу по «делу Елены Строгановой»?

– Входи весь! – поманила рукой Галина Николаевна, – с половинкой разговаривать не буду…

Роман вошёл и Долженко, осмотрев его с ног до головы, изрекла:

– Потёртый ты какой-то, майор. Что твоя перелётная птица не вернулась?

Роман отрицательно покачал головой и пошёл утиной походкой, по его мнению, выражающей особое смирение, в угол кабинета, где стояло большое рыхлое кресло.

– Ты что надолго ко мне? – спросила Долженко, видя, как майор усаживается в её любимом уголке.

– Вопросы есть, – согласился Роман. – Дело закрыли как несчастный случай, но я видел там записку с твоим особым мнением. Так?!

– Ну-у-у? Ты её читал?

– Ну-у-у?

– Там, что не на русском написано?

Васенко, видя раздражение эксперта, виновато поёрзал в кресле, не зная, как начать. Начал осторожно:

– Галина Николаевна, пожалуйста, поговори со мной по-человечески, это важно. Ты ведь не согласилась с выводами следователя?

– Садись ближе, чё я в угол ору?! – рявкнула Долженко и, открыв верхний ящик стола, выудила зелёную папку. Надпись на папке гласила: «Особое мнение».

– Вот! Едрит твою картошка! – потрясла папкой эксперт, – за десять лет набрала! Килограмм бумаги исписала. Этим недоумкам, которые дознания ведут, не поднимая жопы с кресла, моё мнение было не к чему. А как потом выходило? А выходило, что я права! – Долженко раздражённо постучала кулаком по столу. – Сколько людей безвинно по тюрьмам шаляются? Я тут прямо перед твоим приходом решила в отставку податься. Уговаривала себя, что пришло время успокоиться и всем всё простить. А как простить, после этого? – Долженко опять потрясла папкой и с силой шмякнула её на стол. – Хорошо пацан, что ты сейчас зашёл. Простить, вероятно, не получится. Пусть бог прощает, я погожу! Пахать придётся до берёзки… – Галина Николаевна откинулась на спинку офисного кресла, громко подышала и изрекла, – никакой это, майор, не несчастный случай, а убийство в чистом виде. Едрит твою картошка! И убили её ещё до того, как она в реку упала.

Роман неохотно поднялся с удобного кресла и нехотя поплёлся к стулу, на ходу пробубнил:

– Отравили, что ли? Яда в организме не нашли!

– Нет, Роман Валерьевич, её камнем по голове убили. Причём сделал это тот, кого она хорошо знала. Она для него стекло на дверце своей машины опустила…

Роман недоверчиво хмыкнул:

– Давай, Галина Николаевна, с этого места поподробнее…

– Нет, майор, начнём мы с тобой не с этого места, а с самого 1977 года. Ты историю родного города знаешь?

Долженко уловила растерянность в лице Васенко и в сердцах стукнула ладонью по столешнице, поморщилась:

– Растим ИвАнов родства не помнящих! Куда катимся? Едрит твою картошка!

– Галина Николаевна! – взмолился Васенко, – зато я знаю, что Иван Грозный своего сына не убивал и могу перечислить свод законов Хаммура́пи.6

Долженко, внимательно посмотрела на майора, вынула из ящика стола пачку сигарет, закурила:

– Тебе не предлагаю. У себя в кабинете дымить будешь. Так вот… Это хорошо, что ты знаешь свод законов Вавилонской династии. Давай про родной город повспоминаем. Сартов испокон веков купеческий городище. Улицы в нём мостили булыжником. Природным камнем. Клался тот камень на песчаную подушку, сносу ему не было. В семидесятых одному вороватому партийному деятелю захотелось таким камнем себе дворик замостить и понеслось! Последней, улицу Астраханскую в 77-м году разобрали и хреновым асфальтом закатали. Насколько я помню, разбирали её солдатики стройбатовцы, а высокие чины из обкомов по своим дворам растаскивали. Вот таким булыжником Елену Строганову и убили.

– Как?! – против воли подался вперёд Васенко. – Она в машине была одна! Доказано.

– Одна! – подтвердила Долженко. — За ней следили. Кто? Ваше дело разбираться. Я только предполагаю, что следили. Почему Строганова поехала ночью, не знаю. Но поехала! Убийца её нагнал, поравнялся и просигналил. Она его узнала, опустила стекло. Душегуб бросил камень и попал ей в голову. Этот камень я держала в руках. Его нашли у неё в ногах, угодил под педаль. После удара жертва завалилась на правый бок и потянула за собой руль, машина пошла за рулём и свалилась в реку.

– Галя, – недоверчиво поглядывая на эксперта, произнёс Васенко, – это похоже на фантастику, так не бывает. Как ты себе представляешь этот бросок? Где пространство для замаха? Траектория движения камня? Так не бывает! Даже если предположить, что в машине убийцы было двое всё равно нет пространства для размаха – водитель мешает!

– Ты прав, майор, водитель действительно мешает. Но его там не было. Не было, потому что машина злодея праворульная и большая. Вероятно, японский джип. Посему и водитель и пассажир в этом случае два в одном. Как тебе такой выверт?

– Ух ты! – изумился Васенко, – ты об этом предыдущему следователю говорила?

Галина Николаевна свела брови к переносице и сердито, будто выплюнула, заявила:

– А то! Этот стервец камень, вообще, из дела вывел, под предлогом, что при ударе разбилось лобовое стекло и в салон попал донный камень. Машину отнесло течением на семь метров от места падения. Камень мог попасть, если бы она плыла против течения. Но ты-то понимаешь, что этого не могло быть?! Плохо на нём крови не было. Вот что! Едрит твою картошка!

– Если это так, почему крови на камне не было? Понимаю – вода! Но на уровне микроскопических частиц должна была быть…

Долженко спесиво вскинула подбородок:

– Косынка на ней шёлковая была, подвязанная по типу банданы узлом назад. Её нашли в салоне. Посмотри, как расколота лобная кость, – Галина Николаевна вынула из папки фото, – видишь? Это камень, хоть повесься, камень! Причём ударил убийца скруглённым концом. Плюсуй сюда ещё скорость автомобиля жертвы. Представляешь, какой силы был удар?!

– Галина Николаевна, а что если бы он не попал? Камень пролетел мимо, а Строганова газанула и ушла? Покушение на убийство? Стопроцентно тюрьма. Преступник сильно рисковал.

Долженко встала из-за стола и пошла босая по кабинету, разминая круговыми движениями таза затёкшую поясницу:

– Во-первых, убийца попал! Во-вторых, если бы не попал, то этим своим действием сильно изумил жертву и, воспользовавшись замешательством, столкнул в реку всё равно. Я повторяю, машина у него была больше и мощнее, не наш автопром. Убийца шёл наверняка. Едрит твою картошка!

– Хорошо, – согласился Роман, следя глазами за передвижениями эксперта, – допустим, ты права…

Галина Николаевна кивнула:

– Поймаешь убийцу, поймёшь, что права. Слушай, что меня ещё смущает, – Долженко остановилась и указательным пальцем потыкала себе в переносицу, – очки!

– Очки?! – переспросил Роман, – какие очки?

– У неё в бардачке нашли очки с диоптрией плюс единица, а за ручку левой задней дверцы машины жертвы зацепились очки с диоптрией плюс четыре. Разницу чуешь?

Роман в своей жизни очков никогда не носил и разницу, конечно, не чуял, поэтому высказал предположение:

– Может, она для езды эти очки надевала?

Галина Николаевна, мелкими шажками подбежала к майору, замахнулась ладонью, чтобы влепить Роману подзатыльник и он, ожидая, зажмурился, но Долженко передумала и резко опустила руку:

– Так и дала бы! – в сердцах воскликнула Галина Николаевна, – олухи царя небесного! Встряхнись! Чем ты думаешь, майор? Если человек в своём бардачке имеет очки плюс единица, то в плюс четыре он ни черта вдаль не увидит. Если было бы наоборот, без вопросов! Это не её очки. Это очки убийцы. Он смотрел вниз – не выплыла ли жертва. Нервничал, головой вертел по сторонам. Ему свидетели не нужны были. Очки с носа и сорвались. Сходи в хранилище вещ доков, посмотри на них. Очень оригинальные очки. Витиеватые. Тяжёлые. Могу фото показать.

Долженко покопалась в конверте и, выудив фотографию, положила перед Романом.

– Женские, что ли? – на всякий случай спросил Васенко.

– Может и женские, но я бы такие не надела.

– Галина Николаевна, как вы поняли, что убийца возвращался к месту падения? По следу протектора? Я могу его увидеть? В «деле Строгановой», вообще, о второй машине ничего. О ней только в вашем «Особом мнении».

– Повторяю тебе, если хочешь разобраться, официальное «дело Строгановой» верни тому, кто его сляпал и начни сначала. Когда Строганова упала, мост первый день, как поставили на ремонт. Все камеры наблюдения отключили. На входе и выходе установили предупреждающие знаки. Было ещё объявление по местным радио и теле каналам. Только вот в чём фокус: Строганова уже три года неместная. Она этого не знала и оповещения не слышала. Поэтому поехала не по новому мосту, путь через него на двадцать километров длиннее, а по привычке по-старому. Я же твержу тебе: убийца её хорошо знал, а знаки он просто убрал. Видать, хлипко поставили. Всё, майор, аудиенция закончена, устала. Домой поплетусь…

Роман резко вскочил со стула и заискивающе попросил:

– Давайте я вас, товарищ подполковник, домой на своей машине доставлю, а вы по дороге ещё чего-нибудь расскажите…

Галина Николаевна села за свой стол и, пошарив ногами, надела туфли:

– Доставишь? Это замечательно! По поводу «расскажите чего-нибудь» у своей бабушки проси. У меня только факты. Пальто даме подай!

Уже в машине, откинувшись на спинку сиденья, Долженко спросила:

– Я покурю? – и не дожидаясь ответа, открыла замок сумки. – Покурю! Спрашивай, чего хотел.

– Про протектор шин с машины убийцы. Определённое что-нибудь есть?

Галина Николаевна закурила и, блаженно выдыхая дым в щель открытого окна, загадочно произнесла:

– Осень на дворе, Роман Валерьевич. Листья жёлтые над городом кружатся и в лужи падают. Земля воду перестала впитывать и дожди, дожди…

– Понял, – хмыкнул Васенко, – следов от протектора нет.

Долженко выкинула в окно недокуренную сигарету, положила голову на подголовник, закрыла глаза:

– Ищи, майор, двор где булыжник выковыривали. Ищи большой дорогой праворульный джип. Ищи очки. Показывай их фото там, где богатенькие ошиваются. Такие очки денег стоят…

– Почему дорогой джип? – живо отозвался Васенко, – у нас на праворульных только нищеброды ездят, это же сплошное старьё, дришпаки.

– Ошибаешься, дружок, – почти засыпая, медленно проговорила Галина Николаевна, – убивец, вероятно, часто бывает за границами, например, в Англии, Австралии, Новой Зеландии и других праворульных странах. Кататься предпочитает на своей машине, поэтому и приобрёл. Нихондзины 7для себя хорошие машинки делают. В праворульных японках много толку. Подозреваю, что автомобиль у убийцы не единственный.

– В Австралии! – воскликнул Роман.

Долженко приоткрыла один глаз и с интересом посмотрела на майора:

– Чёй-то тебя, как иголкой кольнуло?

– В Австралии? Первое убийство из квартета «КЕКС» Ксении Звягинцевой произошло в Австралии?

Долженко недоверчиво повела плечами, но открыла второй глаз:

– Ну и что? Ой, не лепи бумагу к холодильнику, всё равно упадёт. Глупость!

– Да! – твёрдо заявил Роман, – представляешь там в Австралии за рулём мужик был, ихние джеки зуб дают! И если это тот же мужик, то пол убийцы мы установили. – Васенко игриво скосил глаза на эксперта, хихикнул, – шучу, конечно! Зачем ему за тридевять земель таскать свой самовар? Но помечтать—то можно. Вдруг, когда убийца там был, ему понравились праворульные машины. Он вернулся и купил себе такую же. Сказочное предположение, но помечтать-то можно? Мотив? Может, ему ещё в школе не нравилось, как девчонки поют. Он вырос и всех перебил.

– Ну помечтай, помечтай! – совсем засыпая, промолвила Галина Николаевна, – тогда и я помечтаю: убийцу вы никогда не найдёте потому как психа ловить трудно. Они не логичны и непредсказуемы. А из твоих мечтаний выходит, что он псих. Квартет говоришь? А если у них каждому индивидуальные убийцы достались? Чего вы всех в один котёл суёте? – Долженеко повернула голову к окну и, напоследок вытянула из сморившего её сна фразу, – хо-о-тя мало-о-вероятно…

Васенко нахмурился:

– Псих – это совсем нехорошо… – сам себе сказал Роман. – Пусть злодеев лучше будет четверо, на каждую по одному, чем один псих на всех…

…………***

Ольга стояла у окна и смотрела, как в свете уличного фонаря летят, чуть взвихряясь крупные снежинки.

– Мишка, оторвись на минутку, пойди, посмотри какие хлопья. Первый снег! Как ты думаешь, он ляжет или растает?

Михаил, не поднимая головы от бумаг, ответил вопросом на вопрос:

– Ты колёса переобула или опять не успела?

– Записалась на завтра. – Ольга подошла к столу, положила ладонь на документ, занимавший внимание Исайчева. Михаил вскинул голову. – Кира вчера помогала укрывать клематисы. Меня, как назло, вызвал клиент, попал в ДТП. Я уехала в срочном порядке, она осталась копаться в саду до самого вечера. Простыла. Температура. Ей бы врача.

Исайчев поморщился:

– Какого врача, Копилка? У медиков, как и у ментов все друг друга знают. Сейчас медицинская общественность уверена – хирург Сибукова в отъезде. А, после? Кирка сама врач, пусть самолечится, какая-никакая практика…

Ольга с грустью посмотрела на Михаила и уныло вымолвила:

– Она тоскует здесь. Хорошо хоть бояться перестала. Загрустила. Отец навещает редко – ты не позволяешь. Звонить ему сюда тоже запрещаешь. Киру надо чем-то занять.

Исайчев положил карандаш на стол, зацепил Ольгу за руку, подтянул ближе и, развернувшись, усадил к себе на колени:

– Оль, мне кажется или у Кирки, действительно, с Романом шуры-муры?

Ольга стряхнула со лба Михаила непослушную прядь волос, осторожно сняла очки, поцеловала, во вдруг ставшие беззащитными дальнозоркие глаза мужа, тихонько сказала:

– Шуры—муры идут полным ходом.

Михаил зажмурился и как давно его учила Копилка, втянул обеими ноздрями воздух, так он нюхал эмоции. Вокруг Ольги витал и сгущался запах новорождённого ребёнка. Распознавать по запаху эмоции была их семейная затея. Началось это однажды: Ольга для Михаила была неожиданной находкой. Она возникла в его жизни случайно, во время расследования одного необычного дела. Появилась не как известный в городе адвокат, а как свидетель8. Ему исполнилось тридцать, а свою половинку Исайчев к тому времени ещё не встретил. Михаил, конечно, знакомился с девушками: среди них были красавицы разных мастей. Чаще длинноволосые блондинки, попадались брюнетки и рыжие солнышки. Они радовали глаз, но не трогали сердце, а уж про душу и говорить нечего. Всё было мимо, мимо. Исайчев почти смирился со своей холостяцкой жизнью. Потихоньку начал вымерзать душой и тут встретил Ольгу. Встретил и понял, именно её он ждал все эти годы. Михаил не мог объяснить, что за тихие радостные чувства бродили в нём тогда, но был уверен: нашёл, наконец, нашёл давным-давно ожидаемое, без чего жизнь кособочилась и её надо было удерживать, как оползень.

Тогда Михаил больше не отпустил Ольгу. Она, к счастью, не противилась. Из них получилась хорошая, крепкая пара, но главное – они любили и доверяли друг другу. Обычно говорят, хорошая семья – это когда на место влюблённости с годами встаёт уважение. В их семье любовь и уважение сразу стояли рядом. Ольга не лезла в дела мужа, но, если Исайчев посвящал её в возникшие сложности, помогала с удовольствием. Её подсказки всегда были разумны, обдуманы и чаще всего попадали в цель.

Однажды, когда Михаил расслабившись лежал на диване и обдумывал неприятный поворот в очередном «деле», Ольга присела рядом на краешек дивана. По её лицу Исайчев понял, она хочет что-то сказать, но не решается.

– Выкладывай, не томи. Чистосердечное признание, облегчит вину. Ну-у-у…

Ольга погладила мужа по щеке и начала исподволь:

– Хочу поведать тебе, муж, о своём давнем увлечении… Дай слово, что не будешь смеяться.

Исайчев встревоженно взглянул на жену.

– Ой, да не бойся! – засмеялась Ольга, – ничего преступного! Я всего лишь, помимо монет стала коллекционировать запахи… И не просто запахи, а запахи эмоций…

Михаил привстал и уже с интересом спросил:

– Ну, и?! Ну, и?!

– Я заметила, то есть учуяла, что в момент эмоционального взрыва, человек начинает выделять запахи…

Михаил хохотнул:

– Не только запахи… иногда и кое-что более неприятное…

– Фу, балбес! – нахмурилась Ольга, – Я серьёзно.

– Хорошо, – всё ещё улыбаясь, согласился Исайчев, – предположим. Тогда как, по-твоему, пахнет злость?

– Злость пахнет болотом и металлической стружкой.

Исайчев задумался, переваривая полученную информацию.

– Мне казалось, злость пахнет сероводородом, как в преисподней!

Ольга легонько отмахнулась:

– Ну, уж сероводородом! Сероводородом пахнет мужской грех.

Исайчев от неожиданного сравнения рассмеялся и даже чуть хрюкнул:

– Ну да, конечно! Изменить всё равно что пукнуть прилюдно, такой же стыд и позор. А женский? С чем сравнишь женский грех?

Ольга ответила сразу не раздумывая:

– С запахом домашней фиалки. Он такой вкрадчивый, фиолетово-розовый, игриво-глазастый…

Исайчев вспомнил, как однажды ему пришлось «выезжать на труп» известной распутницы и, действительно, в её жилище пахло фиалками. Потягивало густо, навязчиво. Михаил осмотрел все подоконники в квартире, фиалок не было, а запах был. Поинтересовался у прислуги какими освежителями воздуха пользовалась их хозяйка? Оказалось, никакими. У неё была аллергия на химические дезодоранты.

Этот эпизод из их жизни Исайчев вспомнил ещё и потому, что сейчас, сидя на коленях Михаила, Ольга пахла по-другому чем раньше. Исайчев потянул носом и ощутил запах новорождённого ребёнка. « Соскучился, – подумал Исайчев, – я по ней соскучился. Вот закончу это паскудное дело и возьму отпуск. Сломаю телефон… куплю палатку и на Алтай в родные места…»

– Мцыри, – встревоженно произнесла Ольга, прерывая благостные мысли Исайчева, – Кира вспомнила Регину Эздрину. Я слышала, как они сегодня с Романом болтали об этом. Сначала решила, пусть сам доложит и вот не удержалась. Ты ему не говори, что я вперёд паровоза забежала. Ладно?

– Ну? Что разведала, выкладывай. Всё равно уже сболтнула.

– Роман показал фотографию, которую вам прислали из Австралии и она вспомнила Регину, а Бориса Эздрина Кира не знает. Девушки учились в одном медицинском ВУЗе. Только Регина на три курса старше и тогда она была не Эздрина, а Гроссман – Регина Леонидовна Гроссман.

– Боже мой, даже отчество вспомнила, – повторил Исайчев, задумавшись, – Регина Леонидовна Гроссман, что-то очень знакомое. Что?

Ольга легонько стукнула мужа ладонью по лбу, улыбнулась:

– Ты, дорогой, каждый день мимо клиники её отца на работу ездишь. Видишь четырёхэтажное здание из тёмного стекла с вывеской «Клиника доктора Леонида Гроссмана».

Исайчев обрадованно присвистнул:

– Ну вот мы и привязали гибель Ксении Звягинцевой к Сартову, как говорит наша «бабушка русской экспертизы»: «Ищите господа следователи, ищите, но на ум мотайте, он ведь мог и свою могилу на имя жены записать». Что Кира о Регине вспоминала?

– Ничего. Они не общались. Лицо знакомо и всё. Регина заметная, огненно рыжая и конопатая. Миш, можно я сама к Гроссману поеду, поговорю. Не любят медики мужиков с удостоверениями, побаиваются.

Исайчев уткнулся носом в тёплую грудь жены:

– Поезжай поуди. Может, что и выудишь.

Ольга резво спрыгнула с колен мужа, пригласила:

– Пойдём ужинать. Есть не хочу. Жрать хочу! Позови Киру.

Уже на выходе Исайчев обернулся:

– Киру надо занять работой. Пусть полазит в интернете по сетям, поищет что-нибудь о своих бывших одноклассниках. Кто часто за границу ездит? Кто карьеру сделал, разбогател? Особое внимание на тех, кто в школе «КЕКСов» не любил, завидовал их успеху.

– Про институтских товарищей тоже посмотреть? – спросила Ольга, ложкой перемешивая салат.

– Тормозишь, Копилка?! «КЕКСы» учились в одной школе, но в разных институтах. Так что институты здесь ни при чём. Съешь «сникерс»!

– Иди уже! – махнула ложкой в сторону мужа Ольга, – юморист-самоучка…

…………***

В регистратурном зале клиники доктора Леонида Гроссмана звучала музыка арфы. Ольга огляделась и, в углу, рядом с окном увидела молодую арфистку в голубом концертном платье, перебирающую струны инструмента. Ольга узнала музыку, это была песня «Среди долины ровныя». « Надо же, – подумала она, – как встречают! Интересно здесь тех кто первый раз пришёл шампусиком не угощают?»

Девушка в зоне информирования посетителей, заметив ироническую усмешку Ольги, поспешила объяснить:

– Музыка арфы настраивает потенциальных клиентов на доброжелательный лад. Создаёт ауру обоюдной заинтересованности.

Ольга согласно кивала, рассматривая прейскурант цен на услуги клиники, дойдя до последней страницы, подумала: «Да-а-а, доброжелательность при таких ценах необходима. Классная, между прочим, идея. Нужно взять на вооружение и в своей адвокатской конторе поставить музыканта со скрипочкой, пусть „Полёт шмеля“ Римского-Корсакова играет. Зверская музыка, сразу наших клиентов на нужный лад настроит».

К Гроссману Ольгу допустили не сразу, а только после предъявления вишнёвого удостоверения сотрудника Следственного Комитета. Она давно являлась внештатным сотрудником и имела статус консультанта-психолога, но удостоверением козырять не любила, а здесь пришлось.

Кабинет Леонида Лазаревича показался ей таким же огромным, как и регистратурный зал, только без арфы, зато здесь царствовал массивный стол для конференций человек на сорок. Он стоял в середине комнаты в окружении развешанных по стенам портретов выдающихся медиков. В самой большой, витиеватой раме красовался лик «отца мировой медицины» Гиппократа. Венчало кабинетную композицию рабочее место профессора Гроссмана. Хозяин, увидев Ольгу, указал ей рукой на кресло с противоположной стороны стола. Однако Ольга несогласно покачала головой и двинулась ближе к месту, где в кресле, больше похожем на трон, сидел совершенно рыжий, рыхлый, с жёлтой суточной щетиной на лице владелец клиники профессор Гроссман. Его руки с закатанными до локтей рукавами белого халата тоже были рыжими от конопушек и золотисто-седых волос. От профессора пахло алкоголем.

– Ночь выдалась тяжёлой, – будто оправдываясь, сказал Леонид Лазаревич и, взяв с блюдечка ломтик лимона, сунул его в рот, – с автокатастрофы доставили четырёх человек. Резали до утра.

– Отчего к вам? – полюбопытствовала Ольга, – есть же клиники скорой помощи?

– Мы оказались ближе всех. А они пребывали слишком близко к смерти. Трёх удалось спасти… – профессор слегка прищурил глаза, игриво поинтересовался, – Какими ветрами вас занесло ко мне, красавица из Следственного Комитета? Где мы провинились? Что нарушили?

– Австралийскими ветрами, Леонид Лазаревич, – вздохнула, чуть улыбнувшись Ольга.

Гроссман, резко подавшись вперёд, рявкнул:

– Что с Региной?!

– Всё нормально, – поспешила успокоить профессора Ольга, – она жива, здорова.

– У неё неприятности с законом? – всё ещё волнуясь, вопросил Леонид Лазаревич.

– Я здесь, чтобы в этом разобраться.

– Значит, всё-таки влипла во что-то рыжая бестия, – выдохнул профессор, откидываясь на спинку кресла, – ну, правильно! Отца рядом нет, твори что хочешь!

Ольга дала Гроссману минутную паузу, чтобы успокоиться, затем попросила:

– Леонид Лазаревич, расскажите о здешних знакомых Регины. Меня интересуют те из них, которые по каким-либо причинам могли посещать её в Австралии.

– Её? – удивился Гроссман, – или его?

– И его, – поспешила ухватиться за фразу профессора Ольга. – Вы имеете в виду Бориса Эздрина. Он разве бывал в Сартове? У меня имеются данные, что Эздрин подал документы на выезд в Израиль, когда работал в пермской больнице. Сразу после этого уволился и из города исчез. Нигде более не регистрировался. Выехал из страны через два года из Петербурга. Эти два года убытие откладывал. Хотя получил в консульстве Израиля визу на въезд. Сообщал о задержке лично. Причины указывал разные, но все убедительные. Вы в курсе, где он обретался это время?

– Да в курсе! – равнодушно махнул рукой Гроссман, – здесь он прибывал, в Сартове. Борис с Регинкой жил у меня в доме без прописки и регистрации. Работал в моей клинике тоже без оформления. Жадный был скотина! На вольготное жильё в Израиле копил. Всё, что зарабатывал, перечислял матери. При этом пользовался моей платёжной картой. Его матушка там давно. Полностью до копейки перечислял, даже на здешнее проживание не оставлял. За счёт нас с женой кормились…

Ольга удивилась, спросила:

– Вас его предпринимательская деятельность устраивала?

Гроссман вздохнул:

– Моё еврейское сердце слишком мягко к чадам своим. Потом я всё ждал, когда это закончится. И закончилось… закончилось… Подцепил-таки мой зять жирную рыбу в виде очередного пациента. Выехать-то выехал, а икру из рыбины доил везде, где жил. Расстояния ему стервецу не помеха, а может быть и по сей день доит. К нему за этим делом мужики и в преисподню пожаловали бы…

– Фамилия, имя, отчество у рыбы есть? – у Ольги от волнения высохло во рту.

«Эта рыба, побывавшая в Австралии, может быть фигурантом в „деле“ и не второстепенным. Если, конечно, повезёт» – подумала Ольга, а вслух спросила:

– Списки пациентов доктора Эздрина можете представить?

Гроссман с удивлением посмотрел на гостью:

– Я лиц-то их не видел! Вернее, видел наверняка, но не знаю, что это именно они. Какие в этом случае документы? Каждый пациент имел свой код. Могу представить их медицинские карты. Пациент ХХ1, ХХ2, ХХ3 и так далее… Вы в курсе чем занимался Борис Эздрин?

Ольга отрицательно покачала головой, разочарованно подумала: «Размечталась, повезёт!»

Гроссман продолжал:

– Он андролог9, ко всему прочему филигранный хирург, занимающийся пенэктомией10 и фаллопластикой.11 Вы знакомы с такой специализацией или требуются разъяснения?

– У меня было дело об отсечении ревнивой женой детородного органа у неверного мужа, так что приходилось разбираться.

– Ну и славно, – обрадовался профессор, – приятно иметь дело с осведомлённым человеком. Я так понимаю, теперь вам не надо объяснять какого качества были у моего зятя пациенты. Не все, конечно, некоторые…

– Не поняла?

Гроссман вскинул обе руки вверх и рассмеялся громко с хрипотцой:

– Вы женщины приходите к пластическому хирургу увеличивать грудь, а богатые облечённые властью мужики тоже кое-что приумножают. Им льстит приятная тяжесть в штанах и чем больше и тяжелее долото, тем лучше. Но делают они это секретно, без объявлений и за очень-очень хорошие деньги. Такие операции проходят несколько этапов и растянуты во времени. Есть незаконченные, поэтому своего хирурга они и на краю света найдут.

Ольга понимающе кивнула, поинтересовалась:

– Леонид Лазаревич, Регина ваша единственная дочь?

Гроссман насупился:

– Во что она вляпалась, Ольга Анатольевна? – с мольбой в голосе спросил Гроссман, – я уже похудел от переживаний…

– Минуточку, – Ольга набрала номер на сотовом телефоне, спросила, – могу сказать профессору причину нашего интереса?

Получив ответ, продолжила:

– То, что я скажу, дальше этого кабинета выйти не может. Это вы понимаете, Леонид Лазаревич?

Гроссман приложил указательный палец к губам, прошептал:

– А Иде можно? Это моя жена. Она тоже ни-ни.

– Нет! – резко отрезала Ольга, но потом смягчилась, – пока нет. Дело в том, что их с Борисом автомобиль был использован как орудие убийства. Правда, ни Регины, ни её мужа в это время в городе не было. Они на три дня уезжали на водопады. Вернее, Регина вывозила Бориса подышать воздухом.

Лицо профессора выразило крайнее удивление:

– Она его вывозила? Почему? Регинка садится за руль под дулом пистолета, боится. Он, что сам не в состоянии?

Теперь удивилась Ольга:

– Вы, не в курсе? У Бориса инсульт, он парализован.

Гроссман сжал кулаки и закрыл ими глаза, застонал громко, со слезами:

– Ой, дура! Ой, я идиот! – он качался из стороны в сторону и повторял, – ой, дура! Ой, я идиот!

Слёзы текли у него из-под огромных рыжих кулаков.

– Я прогнал её от себя. Она не хотела ехать с Борисом, – Гроссман отнял руки от красных, опухших глаз и, вынув из тумбы стола початую бутылку коньяка, налил стакан, выпил его тремя большими глотками. – Я прогнал её потому, что она нарушила врачебную этику. Она рассказала одному из своих пациентов о проделках его жены тоже нашей клиентки. Регина была любовницей этого стервеца. Он узнал и убил жену. Тогда я выгнал дочь к чёртовой матери. Она никакой ни врач, но она, всё равно моя дочь…

Гроссман вылил остатки коньяка в стакан, выдохнул:

– Регинка там пропадёт, пропадёт!

– Леонид Лазаревич, я пришлю вам её адрес, позвоните, поговорите.

Гроссман отставил стакан, спросил с надеждой:

– Вы думаете это возможно?

– Сейчас всё возможно. Сотовая связь доступна на каждом континенте.

– Вы мне советуете?

Ольга кивнула.

……………***

Звонок городского телефона разбудил задремавшего на диване Исайчев. Ночь была суматошной, попасть домой не получилось и, теперь заказав в буфете Следственного Комитета два бутерброда, он решил, дожидаясь доставки, прилечь на диван и уснул. Звонок был требовательный, резкий, по внутренней связи.

– Да, – дотянувшись до трубки, прохрипел не проснувшимися голосом Исайчев. Закашлялся и повторил уже звонче, – Исайчев. Слушаю вас.

– Разбудила, что ли? – услышал Михаил вопрос эксперта Галины Николаевны Долженко. – Ночь была карнавальная или домой не пускают?

– Галя, ты? Когда меня моя Копилка домой не пускала? Бог с тобой?.. Что хотела?

– Я…а…а – растягивая местоимение, проговорила Долженко. – Вчера ко мне забегал майор Васенко, мы пообщались и я кое-что вспомнила. А именно: он упомянул «дело», где женщина над входом в свой дом повесилась. Роман назвал необычную для нашего слуха фамилию, с подвыпердом – Тодуа. Она в мозгу засела и пошевеливалась. Я и так и эдак слою голову мучила и все-же решила: не проходила никакая Тодуа в экспертизах. Зуб даю! Почему? Как так? Самоубивица ведь? Недовольство во мне возникло и всю меня разволновало. Решила память свою заплесневелую освежить и в это «дело» нос сунуть.

– Там самоубийство без отягчающих, чистое, – уточнил Исайчев.

– Ты впереди бабушки козлом не скачи. Дослушай и не перебивай! Едрит твою картошка! У меня по этому поводу другое мнение, – резко оборвала Михаила эксперт, – зайди, кое-что покажу…

– Галь, можно я поем? – жалобно пискнул Исайчев, – Вчера с обеда не жравши. Заказал два бутерброда в буфете, жду, когда принесут. Через полчасика заскочу, пойдёт?

– Нет! – гаркнула в трубку Галина Николаевна, – иди сейчас, через буфет и мне пару бутербродов захвати. Я пока кофею погрею!

– Хорошо! – согласился Исайчев.

В кабине эксперта вкусно пахло миндальным кофе. Долженко приняла из рук Исайчева тарелку с бутербродами, приподняла покрывавшую их салфетку, вставила в щёлочку нос, вдохнула:

– Чур, мои с рыбой, твои с котлетами!

– Чёй-то! – удивился Исайчев, – каждому по одному брал…

– Не перечь, – нахмурилась Галина Николаевна. – Для моих старых костей фосфор нужен, а мясной белок при подагре вовсе не гут.

– Где ты в котлетах мясо унюхала? Там его отродясь не было? – попытался воспротивиться Исайчев.

– Тогда тем более тебе с котлетами. Давай уже садись. Кофей стынет.

Выпив горячего напитка и съев бутерброды, Галина Николаевна кокетливо промокнула салфеткой губы и как прошлый раз с Васенко вынула из ящика стола уже не зелёную, а красную папку с надписью: «Копии экспертиз».

– Может, тебе это что-то даст, – Долженко нажала пальцами на увлажняющую подушечку, перебрала листочки, извлекла один. – Давай сначала… Майор Васенко доложил будто у вас в производстве «дело» неких «КЕКСов». Фамилию назвал – Тодуа. Она-то меня и торкнула. Майор мне историю её рассказал. Оказалось, историю помню, а фамилию нет. Как так? Вроде склероз меня пока не посещал. Подтянула я это «дело», листочки послюнявила и поняла почему? Фамилия Тодуа никогда не проходила ни по экспертизе, ни по ориентировкам. Это всё я тебе в телефонном разговоре уже доложила, главного, правда, не сказала. А главное: Тодуа нет, а Светлана Кобзарь есть. По Светлане Кобзарь в «деле» лежит заключение патологоанатома. Вывод: чистый, не отягощённый чьим-либо вмешательством суицид. Я это заключение тогда ещё читала. Сразу после самоубийства. Меня оно не устроило. Приказала экспертной службе провести контрольное сканирование трупа. Его сделали и положили результаты в архив. Почему? Кто такая Светлана Кобзарь? Папа генерал? Так, когда это было? Да и помер он, кажись, года три назад. По-моему, следаки заключение врача лучевой диагностики даже не смотрели, посчитали проформой. У меня в тот момент на работе завал был и заключение легло в архив мною нечитанное. Каюсь, мой грех! В общем следователи отписались и успокоились. После разговора с Романом Васенко я, старая грымза, откопала заключение и ой-ё-ёй как много любопытного увидела…

– Например? – заинтересовался Исайчев.

– Например, – с явным вызовом бросила Долженко, – рёбра у неё в пяти местах поломаны. Поломаны в разное время. Селезёнка, печень, почки травмированы. Нос сломан. Малые кости ступней перебиты во многих местах. На ногах сильнейший травматический варикоз. Её последние полгода били! Причём регулярно и жестоко. Миша, она повесилась потому что не могла этого терпеть. Её довели до этого. Здесь явная Статья 110УК РФ12. Едрит твою картошка!

– Галя, давай ещё по кофейку, – попросил Исайчев, содрогнувшись, будто замёрз. – Что-то жутко стало…

Ставя перед Михаилом новую чашку с напитком, Долженко вздохнула:

– Возвращай, начальник, «дело» на доследование.

– Её по желанию мужа кремировали! – ощерился Исайчев, – В «деле» лежит заключение патологоанатома, а там всё чики-пуки. Интересно, сколько этому умельцу деньжат отвалили? Прямо сейчас поеду и морду набью стервецу…

– Ты своим мерзавцам морды бей! – разозлилась Долженко, – Моим сама исполню …. Я, Миша, всё это сказала не для того, чтобы ты ручищи распускал, а для того, чтобы по новой возбуждался. Я справочки навела, у неё муж знаешь кто? Константин Тодуа! Без пяти минут депутат федерального собрания. Кабы не ускользнул!

– Ты думаешь это муж? Погоди… Кира рассказывала, что последний год он с женой не жил. Лечился за границей. Вроде у мужика онкология предстательной железы. Если так, то ему не до жены было. У тебя заключение врача лучевой диагностики здесь?

Долженко согласно кивнула.

– Давай! – рявкнул Исаичев, – буду навещать без пяти минут депутата федерального собрания. Пусть прояснит ситуацию. Он, полагаю не всё время отсутствовал. Выходит, его супругу кто-то регулярно избивал, а муженёк вроде не в курсе? Во всяком случае во время следствия Тодуа об этом ни разу не обмолвился. Странно!

Галина Николаевна покопалась в красной папке, но прежде чем протянуть подполковнику бумагу, добавила:

– Твоя жиличка Кира Светлане Кобзарь близкой подругой была. Так?

– Так!

– Прежде поговори с ней и с Ольгой. Жена у тебя психолог, а психолог в этом «деле» значимая фигура. Не гони коней Михаил, потихонечку… потихонечку… поспешай не торопясь… Едрит твою картошка!

Михаил в раздумье снял очки и, как всегда, в эти минуты, машинально вынул из кармана носовой платок, протёр им стёкла, водрузил на место:

– Вся предварительная версия летит к чёртовой матери. Самоубийство Светланы в неё никак не лезет. Мы полагали это месть. Звягинцеву, Строганову убивали, Киру тоже пытались убить, причём не являя лица, а тут вон чего! Если Светлану избивали долго, получается она знала своего мучителя. Хотя погоди… Васенко считает, что Строганова тоже знала своего убийцу.

Долженко усмехнулась:

– Считает? Дошло, наконец… Если тебе Михал Юрич, интересно моё мнение, тогда скажу так: в этом деле хозяйничает один человек, и вы правильно завязали их в общую версию.

– Завязать-то завязали, – вздохнул Исайчев, – да только за какой узелок не потянешь, новый появляется…

– Ничего, Мишаня, – ласково промурлыкала Галина Николаевна, – наступит тот день, когда и ты поймёшь, что всё это совершил дворецкий! Едрит твою картошка!

……………***

Кира услышала, кто-то тихонько поскрёбся в дверь её комнаты. Она предполагала кто и очень не хотела, чтобы именно он увидел её больной, с опухшим от бесконечных соплей носом, с красными веками. Хотя она ждала, скучала, поэтому кое-как, расчесав пятернёй волосы, прохрипела: «Войдите!» и быстро натянула одеяло до самых глаз.

– Привет, Мышка-норушка! Болеешь? – Роман присел на край кровати, попытался стянуть с лица Киры одеяло. – Не упирайся, задохнёшься…

– А ты заразишься, – Кира изо всех сил обеими руками держалась за одеяло, – я больная, с температурой и некрасивая.

Роман наклонился, прикоснулся губами к её лбу. Кира зажмурилась, а он усмехнулся и с ещё большим усилием потянул одеяло на себя, – Гюльчитай, покажи личико? Должен же я увидеть девушку в натуральном виде. Пусть больную, а то, как на тебе жениться?

Кира резко открыла глаза и отпустила одеяло:

– А ты собираешься?

– Я столько времени гроблю на вас барышня, даром что ли? – Роман, собрав счастливые морщинки вокруг глаз и, обхватив голову Киры ладонями, поцеловал её в губы. – Ты не устала хворать здесь? Может, поедешь недужиться ко мне?

– А можно? – взволновалась Кира.

– Можно? Нужно! Иначе арестую!

За спиной Романа кто-то тихонько крякнул и майор, обернувшись, увидел дочь Ольги – Зосю. Она с подносом и изумлённым лицом стояла подле кровати. На подносе парила чашка с ромашковым отваром.

– Дядя Рома, вы целуетесь? У вас любоф-ф-ф?

Кира вновь потянула одеяло на себя, а Васенко хитро подмигнув девочке, спросил:

– Зоська, тебе сколько лет?

– Скоро четырнадцать!

– Чего тогда спрашиваешь? Конечно, любоф-ф-ф!

За окном, во дворе дома, послышался шелест колёс. Зося поставила отвар на тумбочку и пошла на выход, у двери обернулась, иронично заметила:

– Чуете, мама приехала на обед, сейчас войдёт сюда, прячьтесь… Кира, ты ему не верь. Роман Валерьевич обещал, как вырасту жениться на мне, – она окинула майора насмешливым взглядом, – я тогда согласилась, хотя точно знала за лысого замуж не пойду! Вот!

Зося едва успела заслониться створкой двери от летящей в неё подушки:

– Я тебе задам, маленький чертёнок! – воскликнул Роман и, обращаясь к Кире, спросил, – может, ты тоже лысых не любишь?

Кира присела на кровати:

– Как раз наоборот. Лысые не будут терять волосы на чужих подушках. Иди Роман, встречай хозяйку. Я пока приведу себя в порядок. Сегодня у меня появилось, что вам рассказать. Копалась в интернете и вспомнила. Была у нас в школе неприятная история…

В кухни царила суматоха: Зося расставляла глубокие тарелки, Роман внимательно наблюдал за закипающей кастрюлей с борщом – было велено не перегреть. Сама хозяйка строгала помидорно-огуречный салат. Увидев Киру, поинтересовалась:

– Ну, ты как? Выглядишь неплохо, температура есть?

Кира махнула рукой:

– Оля не беспокойтесь! Всё нормально. Чем помочь?

Ольга окинула взглядом стол, скомандовала:

– Нарежь хлеба. Роман любит чёрный. Он говорит, ты что-то вспомнила?

– Вспомнила, – согласилась Кира, – давайте пообедаем и я расскажу, – она указала головой в сторону гостиной, – там у камина…

– Кстати, на второе у нас суси13. Купила сегодня в баре рядом с конторой. Кто будет?

Все, кроме Романа, подняли руки. Майор, поморщившись, изрёк:

– Мне лучше вторую тарелку борща. Вы знаете, почему японцы не едят борщ? Они думают, что на запах русского борща придут медведи. А вы не боитесь, что на запах суси придут японцы? Зачем нам тут японцы?

Ольга, которая с удовольствием поглощала суси вдруг остановилась и с удивлением воззрилась на Васенко:

– Действительно, зачем нам здесь японцы? Я как-то об этом раньше не задумывалась. Успокаивает одно: в России японцами претворяются корейцы. Хотя хрен редьки не слаще. – Ольга решительно встала из-за стола, – Зося, пожалуйста, помой посуду, а мы пойдём в гостиную пошушукаемся. Пора.