Читать книгу Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова, Алёна Бессонова, Василиса Бессонова - Страница 6

Гостиная в доме Ольги была особым местом. Хозяйка гордилась ею и называла «комнатой для тёплых бесед». Здесь всё было миниатюрным, кроме огромного окна: шириной в полную стену и высотой в два этажа. Окно выходило в сад. В правом углу рядом с окном рос жасминовый куст. Весной, когда куст зацветал, дом наполнялся дивным запахом земляники, смешанной с запахом раздавленной пальцами вишни и дедовским табаком из заветной жестяной коробочки. Особой любовью хозяйки был удостоен камин. Он, выложенный диким камнем, в радость хозяйке пылал яростным огнём. Кормился очаг исключительно дубовыми дровами с добавлением вишнёвых для запаха и красивого пламени. Дровами в доме занимался Михаил. Низкие полукруглые диваны, пара бескаркасных мягких кресел-груш в середине низкий журнальный столик, создавали славную атмосферу, в ней хотелось делиться приятными впечатлениями, вести, не повышая голос, душевные беседы. Сейчас случай был иной. Но что поделать? В доме Исайчевых не было мест для неприятных разговоров.

Кира с Ольгой расположились рядом с огнём, вытянули ноги, а Роман извлёк из кармана записную книжку, простой карандаш, сел на диван, приготовился слушать и делать пометки.

– Ну? – спросил он нетерпеливо.

– Я вспомнила вот что: в нашей школе в старших классах было два коллектива – «КЕКСы» и трое гитаристов пацанов из параллельного класса. У них тоже было что-то вроде трио бардов. Сами писали тексты, сочиняли музыку. Руководил этой группой некто Сергей Иванников. То, что Серёжка завидовал нам, было очевидно. Особенно Иванников испытывал зависть к Ксюхе. Именно она была предводителем «КЕКСов». Завидовал всему. Тому, что у Ксюхи пальцы длинные и тонкие – лучше обхватывают гриф гитары. И тому, что гармония её музыки более совершенная. Тому, что в стихах её песен больше смысла и инструменты у коллектива качественнее. А откуда качество? Школа нас не спонсировала. Это Ксюха однажды растрясла свою многолетнюю копилку. Ей родители давали денюшку на завтраки, мороженое, кино, а она монетки в бутылку из-под пепси-колы складывала. Мы, конечно, от каждого бутерброда половину отдавали голодающей подруге. А как по-другому? Она не только для себя старалась. Для всех! Для «КЕКСов». Знаете, мы, когда в музыкальный магазин за заказанными гитарами пришли и Ксюха свою бутылку с монетами на прилавок выставила, продавщицу чуть удар не хватил. Как она орала, боже мой: «Ты чего, девонька, на паперти стояла?! Я ж их полдня считать буду!». Ксюха никогда за словом в карман не лезла и тут не сплоховала, ответила: «Если бы я на паперти стояла, я с такой деньгой за колбасой пошла, а не за гитарами!». Подошла заведующая, выслушала, вошла в положение, позвонила в соседние магазины. Оттуда прибежали продавцы, им оказалось мелочь на сдачу нужна. Они Ксюхину бутылку вмиг пересчитали и растащили, да ещё спасибо сказали. Так вот… Сергей где-то узнал о конкурсе на лучшую бардовскую песню. Пошёл с этим к директору школы денежек на билеты поклянчить, а директор вместе с педсоветом приняли решение послать не его группу, а нашу и не только билеты оплатить, но и проживание. Мы об этом ничего не знали. Узнали, когда накануне в перерыве между репетициями пришли обратно в зал и увидели перекусанные кусачками струны, разбитые молотком гитары и Серёжку с серым будто заплесневелым лицом и глазами, взгляд которых был не здесь… На Ксюхин вой в актовый зал прибежал не кто-нибудь, а Коста Тодуа. Увидев картину разгрома, он, недолго думая, надел Серёге на голову мусорную урну, похожую на металлическую юбочку с рюшкой на поясе. Надеть-то надел, а снимал железяку уже трудовик: резал ножницами по металлу. Освобождали Иванникова часа три. Когда освободили, он сказал тихо, будто для себя: «Я вас всех убью! Запомните, убью!». Больше в школу бедолага не вернулся, перевёлся в другую. Так вот… Вчера копаясь в интернете, наткнулась на знакомое лицо – Сергея Николаевича Иванникова, большущего московского чиновника женатого на дочке владельца золотоносного прииска на реке Бодайбо в центральной части Патомского нагорья. Эдакий франт в очках единичной серии «Майбах». Их в мире всего штук пятьдесят выпущено. Оказалось, он часто бывает в Сартове, навещает родителей. – Кира окинула взглядом присутствующих и виновато улыбнулась. – Вот как-то так… извините.

– Откуда знаешь про очки серии «Майбах». – Роман пересел ближе к Кире

– Это просто. Увеличиваешь, вырезаешь, гуглишь и он тебе выдаёт «картинку». Это точно серия «Майбах».

– Можешь показать?

Кира вынула из кармана комбинезона сотовый телефон и, поводив по дисплею пальцем, передала аппарат Роману.

– Нет! – разочарованно воскликнул Роман, – это не те очки, которые я видел в хранилище вещ. доков. Те были тоже ничего себе! Но не эти. Значит, это не он.

Дверь из прихожей открылась и в её проёме показался Михаил Исайчев:

– Я пока раздевался, слышал ваш разговор. Очки, возможно, не те, но появился человек, который может иметь и любит дорогие эксклюзивные очки. Это немало.

Ольга, подошла к мужу, чмокнула в щёку, спросила:

– Есть хочешь? Пойдём, накормлю.

Михаил отрицательно покачал головой, присел на место Ольги в кресло-грушу, вытянул длинные ноги к огню:

– Ноги замёрзли. На улице снег выпал, а я в форменных ботинках. Пора обувку менять. Есть не хочу. Сейчас гостевал у Долженко, она бутербродами с кофе накормила и не очень хорошую новость преподнесла…

Роман недовольно крякнул:

— Что «бабушка русской экспертизы» ещё накопала? Я по её наущению вновь возбудил «дело Елены Строгановой».

– А теперь мы будем снова возбуждаться по «делу Светланы Тодуа».

– Как! – воскликнула Кира, – Света покончила с собой! Разве это не так?

Роман положил на плечо девушки ладонь, стараясь успокоить, спросил:

– Михал Юрич, ты хочешь сказать, её подтолкнули? И у Долженко есть доказательства?

– Есть, – горько усмехнулся Исайчев, – и моя жена, как всегда, оказалась права. Она месяц назад предупреждала: все наработки предыдущих товарищей надо выкинуть в корзину и начать вновь. – Михаил послал Ольге воздушный поцелуй. – Кира, расскажи-ка подробнее о Константине Тодуа и Свете. В общем, по твоим прежним воспоминаниям их портреты нарисованы достаточно чётко, посему меня интересует последний год их жизни. Год перед трагедией. Ты в курсе, что у них происходило? Она делилась?

– Ты думаешь, это Коста? – совсем поникшим голосом спросила Кира, – не хочу в это верить. Не-хо-чу…

Ольга почувствовала, как от Киры запахло пеплом и вулканической лавой: « Она злиться» – решила Ольга.

Михаил мельком взглянул на жену и едва уловимо кивнул:

«Он тоже чувствует, – обрадовалась Ольга. – Научился, наконец, улавливать запах эмоций… Странно реагирует девушка: на лице растерянность, а внутри злость»

Михаил поднялся с кресла и на ходу, прикуривая сигарету, направился к окну. Подойдя, открыл форточку:

– Я в пол затяжки, в форточку, – виновато прокомментировал он, – уши без курева опухают. Ты говорила муж бил Свету?

– Бил! – тряхнула головой Кира, – Она изводила Косту ревностью! У Светки на эту тему была паранойя. Она на женщин смотрела, причём на любых, с точки зрения, спал её муж с ней или нет. Коста для Светки был равен жизни. В последний год у них что-то происходило, но подруга замкнулась, на контакты ни с кем из нас не выходила. Естественно, что у них там было мы не знали. У Косты обнаружили неполадки с предстательной железой. Его полгода в Сартове не было. Мотался между Москвой и Израилем. Светка детей по бабушкам растащила и зависала на телефонах. Косту вылавливала. Он вернулся и домой почему-то не поехал. Жил в офисе. Пристроил рядом что-то вроде личных апартаментов. Светка истерила. На работу ходить перестала. Коста сам почти не приезжал, присылал нарочного с продуктами.

– Она разве работала? – удивлённо спросил Роман.

Кира кивнула:

– Это мы её уговорили. Дети в школах, а Светка одна как сыч по своему замку болтается, прислугу по углам гоняет.

– В какой организации она работала? – выдохнув в форточку струйку дыма, спросил Михаил.

– Где она без образования могла работать? Горничной в ведомственной железнодорожной гостинице. Сутки дежурит двое дома. Работа не ахти какая, но в коллективе.

Михаил, докурив сигарету, вернулся, сел на диван рядом с женой, спросил:

– Как Константин Тодуа относился к столь не пафосному статусу своей второй половины? Горничная в гостинице? Его жена! Для Косты это катастрофа, как он терпел?

– Светка не говорила, а он не интересовался. Подруга не носила его фамилию. Как была Кобзарь, так и осталась. И это вовсе не её идея. Константин до свадьбы уведомил будущую супругу, что фамилию Тодуа нужно заслужить. Получается она так и не заслужила.

– Когда вы с ней последний раз встречались или говорили? – уточнил Михаил.

– Ой! – Кира взмахнула рукой, – на последних ежегодных посиделках в «День святого Валентина». Это почти полтора года назад, а разговаривали по телефону за три дня до трагедии, – Кира замолчала, задумалась вспоминая. Затем суетливо застрекотала, – нет… нет… ничего особенного она не говорила. Сообщила о выписке из больницы. Вроде с лестницы упала, ребро сломала. Голос у неё был спокойный, но какой-то тусклый. Я попеняла, почему не сообщила? Светка вдруг вскрикнула, сказала, будто молоко на плите убежало, трубку отключила. Мне тогда показалось, она специально разговор прервала, вероятно, устала.

За окнами потемнело, усилился ветер. На улице зажглись фонари, их свет выбелил половину сада. Вторая половина погрузилась во мглу, и каждый сидящий в гостиной, видел в этом сумраке оживавших ночных призраков. Ольга поспешно встала с дивана, быстро подошла к окну, резкими движениями задёрнула тяжёлые занавеси, не любила она темноты особенно во время тяжёлого и неприятного разговора. Михаил тоже поднялся, пошёл по залу, включил дополнительный свет, стало спокойнее.

– Кира, почему вы злитесь? – неожиданно спросила Ольга.

– Да, да, – согласно покивал Михаил, – мне тоже показалось, что вы злитесь.

Роман удивлённо посмотрел на супругов, потом на Киру.

– Нет, нет, – поспешила заверить Кира, – всё нормально. Хотя… – девушка виновато посмотрела на Романа, – я виню себя за то, что не перезвонила, надо было… Может быть, если бы не оставила тогда её одну, разговорила, вызвала на откровенность то…

– Перестань, – раздражённо бросил Роман, – она сама отключила трубку!

– Если она была одна, – твёрдо, почти озлоблено сказала Кира, – она не могла кипятить молоко. Сыновья давно жили у бабушек. У Светки с детства непереносимость молочного белка. Мы все это знали и никогда не предлагали ей ничего молочного. Полагаю, во время разговора кто-то появился…

– И что в этом такого? – взъерошился Роман

– В начале разговора я спросила, может ли она говорить? Светка ответила утвердительно. Сказала, что одна и вдруг так резко обрубила разговор.

– Вы по времени долго говорили? – поинтересовался Роман.

– Минут двадцать…

– Тогда её молоко давно убежало, можно было и не беспокоиться, – с иронией заметил Васенко.

У Киры в глазах закипали злые слёзы. Михаил, чтобы разрядить атмосферу, попросил:

– Копилка, организуй кофейку. Киру тоже забирай, пусть помогает.

Дождавшись, когда женщины уйдут, Исайчев озадачил Романа:

– Прикажи операм из убойного отдела, распечатать фото Светланы Кобзарь и пробежаться по больницам. Пусть поищут, где залечивала раны жена нашего нотариуса. Мне нужна её история болезни, можно в устном изложении. В общем, ищем человека, который её лечил. И ещё… пусть не называют фамилии. Я сделал запрос на Светлану Кобзарь или Тодуа, выяснил: предыдущие пять лет такой пациентки в наших городских и ведомственных больницах не значилось.

– Госпиталь запрашивал? – уточнил Роман.

– Что? – больше растерянно, чем удивлённо спросил Исайчев, – при чём тут госпиталь?

Васенко победно вскинул вверх указательный палец:

– Вот! Акелла промахнулся! У неё папа был генерал. Забыл?

– Мать честная! Забыл! – в сердцах воскликнул Михаил.

……………***

– Какими судьбами, господин подполковник? – Константин Тодуа энергично протянул руку, вошедшему в его кабинет Михаилу Исайчеву, – что-то случилось в моём ведомстве?

Поприветствовав гостя, хозяин взглядом указал ему на мягкий уголок в глубине комнаты. Дождался, когда Исайчев разместится, достанет бумаги из портфеля. Тодуа, бесшумно ступая по длинношерстному ковру, подошёл и присел рядом. Михаил протянул Константину лист, в заголовке которого значилось: «Постановление о повторном возбуждении дела». Тодуа прочёл, удивлённо вскинул брови:

– По вновь открывшимся обстоятельствам?

– Да, Константин Андреевич, по вновь открывшимся обстоятельствам. По каким конкретно, объясню позже. А сейчас разрешите задать ряд вопросов? Вы знакомы с Сергеем Иванниковым?

Тодуа опешил. Он, прочтя постановление, ожидал вопросы о гибели жены, но никак не о Сергее Иванникове.

– Да-а… – нерешительно, будто ступая по незнакомой почве, ответил Константин, – мы были знакомы в школе, а в данный момент этот господин является моим главным соперником на выборах. Иванников постоянно проживает в Москве, но из провинции легче избираться, по этой причине он здесь. Почему именно Иванников вам интересен? Какое отношение Сергей имеет к моей жене? Это и есть новые обстоятельства?

Исайчев внимательно посмотрел в глаза собеседника:

– Пожалуйста, давайте договоримся сразу – вопросы буду задавать я. Иначе мы с вами здесь заночуем.

– Мне не привыкать, – иронично хмыкнул Тодуа, – последние годы – это место моего ночлега. Даже апартаменты к кабинету пристроил. И вас размещу, если потребуется.

Исайчев изобразил на лице благодарную улыбку:

– Боюсь жена не одобрит. Да и не люблю ночевать вне дома. Итак, вопрос: вы женились по любви?

Тодуа чуть присвистнул, с грустью посмотрел на посетителя:

– Эко, вас кидает! Дайте подумать, вспомнить! У меня к ней в разные периоды были неодинаковые чувства, извините. Наверное, как и у всех. Столько в итоге наворочено за долгую нашу с ней жизнь.

Тодуа делал вид, что пытается сформулировать ответ, сам же беспокойно думал, как отвечать. Как себе или как надо? Как надо, тогда так, начал резко, категорично:

– Думаю, если бы не любил не женился. Выбор у меня всегда был большой. Заметил её ещё в школе. Скромную, с голубыми глазами, с русалочьими волосами и милой слегка застенчивой улыбкой. Поперву Светка показалась глиной, из которой можно слепить идеальную жену. Жаль, мало что удалось в этом плане…

Исайчев, получив ответ на первый вопрос, собеседника не прервал, только отметил для себя: на всех фотографиях Светлана кареглазая и с короткой стрижкой.

Тодуа по тому, как дрогнули веки Исайчева понял: он, вероятно, сказал что-то не то. Но что? Чтобы осознать, решил взять паузу, предложил:

– Кофе? Моя помощница варит царский кофе.

– С удовольствием, – отозвался Михаил.

Константин ретиво подбежал к рабочему столу, нажал кнопку вызова. Появившаяся в лёгких летних тапочках и длинном почти вечернем платье длинноногая помощница, получив словесное распоряжения хозяина, удалилась. Тодуа поймал вопросительный взгляд Исайчева, пояснил:

– Терпеть не могу стук каблуков, мешает работать. В тапочках они расторопнее… – и уловив ироничную усмешку Исайчева, добавил, – красивые, модные, ласкающие глаз одежды – наш дресс-код. Домашние халаты, плохо выполненный макияж мы дома насмотрелись… Хотя полагаю, ваша Ольга Анатольевна и дома не позволяет себе расслабиться. Она потрясающая женщина, завидую.

– Вы смелый человек, – резко заметил Исайчев, – признаться в зависти, может не каждый.

Константин Андреевич состроил на лице добродушную гримасу, рассмеялся:

– Я ни в коем случае не посягаю, что вы! Я…

Исайчев резко поднял руку, прервав хозяина кабинета:

– Давайте все же продолжим разговор о вашей жене.

Дверь неслышно растворилась и на пороге появилась помощница с изящным подносом, на котором было всё для кофепития.

– Конечно, продолжим, – засуетился нотариус, жестом приглашая Исайчева пересесть к журнальному столику.

Пока пили кофе, Константин с грустью смотрел на следователя, думал: « Ты, конечно, солдафон, господин хороший, но не простак… Твоя жена Ольга Ленина никогда бы не вышла замуж за простака. Уж я-то знаю! Несколько раз пытался к ней пристроиться, куда там! И сейчас ты отлично понимаешь, что Светка Кобзарь имела перед всеми остальными одно неоспоримое преимущество – она была дочерью генерал-лейтенанта единственного от истоков Волги до устья. Мой отец тоже военный и давно озвучил избитую истину: никогда тебе сынок не быть маршалом, потому как у маршала свои дети и внуки. Я понял его и тогда решил стать зятем, пусть не маршала, генерала. Тоже неплохо! Захотелось прыгнуть сразу на десятую ступень лестницы, а там посмотрим… Но не удалось… Моя жена, тётенька с лицом недовольной мыши бросила аркан и остановила взлёт. Остановила! До сих пор чувствую боль от её броска. Боль физическая и нравственная… Она уничтожила мечту! В мире есть одно беспроигрышное вложение – ты сам. Тот, кто вкладывает в себя, никогда не прогорает. Женитьба на Светке оказалась вирусным вложением. Она испортила заложенную мной программу жизни. Выдернула из неё важные фрагменты и превратила в безвкусную жвачку. У тётки было мышиное лицо? Мышиное лицо! Ха! Но и мышка попала в мышеловку. Да, попала! Но сначала она съела мой сыр… Вот так! А ты, следак, получишь придуманную сказку. – Коста тоскливо улыбнулся своим горьким мыслям, – ты хочешь сказку, Михаил Юрич? Получишь…

Исайчев поставил на столик пустую чашку, Константин, увидев это, спросил:

– Ещё или могу продолжать отвечать на вопрос о своей супружеской жизни?

– Спасибо за кофе. Продолжайте, пожалуйста.

– Света оказалась не глиной, а кремнём. Жить с ней было трудно. Она ревновала и это отравляло не только моё, но и её существование. Я не мог изолировать себя от женщин вообще. Женщины секретари, курьеры, юристы, как не выкручивайся, необходимость для фирмы. Старался, конечно, набирать мужчин, но возникали вопросы, которые могла решить только женщина. Вскоре ревность Светы перешла в болезнь. Знаете, Михаил Юрьевич, она однажды обнаружила в ящике стола папин наградной пистолет и долго его разглядывала о чем-то думая. Я тогда удивился, как она могла открыть ящик, закрытый на ключ с секретом. Но ведь как-то смогла! Ревность изобретательна… Мне силой пришлось отнимать. Светка щерилась, как собака перед палкой и шипела: боишься гадёныш… бойся… бойся… Я часто в жизни сталкивался с ревностью, но, чтобы с такой? Никогда! Пистолет пришлось из дома унести. Думаю, именно ревность толкнула её в петлю. Я страшно виноват, не сразу понял. Понял уже тогда, когда было поздно. После смерти Светланки прошло больше двух лет, но я не знаю других женщин. Значит, всё-таки любил её. Завожу знакомства, но стоит только подумать о Светке, сразу закругляюсь! Не-мо-гу забыть!

Исайчев кивнул, перед встречей с главой нотариальной фирмы «Коста Тодуа» он прочёл короткую справку, где сообщалось, что после смерти жены Константин остепенился. Он не замечался на светских тусовках и не фигурировал в амурных сплетнях. Может быть, всё ещё болен? По виду не скажешь: подтянут, ухожен, спортивен, румян.

– Какие отношения связывали вас последние полгода жизни Светланы? – спросил Исайчев и тут же благодарно вспомнил жену, как она учила его распознавать тайные эмоции по едва уловимому запаху.

Михаил глубоко вздохнул и замер, почувствовал сладкий запах пачуль14 напоминающий запах старого видавшего виды сундука восточного торговца. Он проступал сквозь терпкий запах модного мужского одеколона «Burberry London». Исайчев недавно узнал его, флакон подарила Ольга и расшифровала подарок, как запах для уверенного мужчины средних лет, находящегося в постоянном движении. Запах сочетал в себе нотки мускуса и древесной группы, нотки бергамота, лаванды, табака и крапивы.

«Надо поменять одеколон, – подумал Исайчев, – дух пачуль не напрасен, это запах норадреналина15. Гормона ярости, ненависти и вседозволенности. Ольга подтрунивает, говорит, что я превращаюсь в собаку. Только они чуют запах адреналина и прочие недоступные человеку духи. Дослужусь до полковника, буду двортерьером по кличке «Мцыри». Какие, однако, эмоции бушуют внутри Косты. Почему? Ведь вопрос простецкий, несложный. А как его попёрло?! Он же утверждал, что в этот период не жил со Светланой, так во всяком случае написано в следственном «деле».

На лице Константина нарисовалось разочарование:

– Если я скажу, что в этот период не жил дома, вас это не удовлетворит?

Михаил согласно кивнул:

– Меня мало интересует, жили вы или нет. Меня интересуют ваши человеческие взаимоотношения.

– Взаимоотношения? – Тодуа задумался, – они были короткими по времени: раз в неделю, взаимообмен чистого белья на продукты – вот все наши взаимоотношения. Я вернулся из-за границы не совсем здоровым и предпочёл покой своих апартаментов. Питался в ресторане. Здесь недалеко есть местечко с хорошей кухней, стирался дома. Вернее, Светлана стирала мне бельё. Она была затворницей и не любила выходить, продукты и некоторую сумму привозил ей я.

– Она в это время не работала?

– Она никогда не работала, – отчеканил Константин, – я достаточно обеспечивал семью. Моя жена была обеспечена всем необходимым и даже более чем.

Исайчев нехотя открыл папку и не спеша вытащил лист бумаги, протянул его Константину:

– Это справка с места работы вашей жены. Она служила горничной в ведомственной железнодорожной гостинице. Приблизительный период – год до вашего отъезда на лечение.

Тодуа с силой откинулся на спинку дивана, его лицо приобрело красноватый оттенок.

«А вот и запах страха, – подумал Исайчев, – чистый адреналин и гулкое сердцебиение. Прямо из рубашки выскакивает мужик!»

Константин встал, переместился в рабочее кресло, нажал кнопку вызова секретаря. Дверь едва начала отворяться, а Коста уже крикнул:

– Коньяк! – и вопрошающе взглянул на Исайчева.

– Я пас! – ответил Михаил.

Выпив подряд две рюмки коньяку, Тодуа выплеснулся:

– Медуза! Она медуза. Не ухватишь, так между пальцев и вытекала. Получается, я ничего о ней не знал! Думал, что она общается только со своими школьными подружками. А она в социуме шлялась, вероятно, и обо мне разговоры вела… Вы хотели услышать о наших взаимоотношениях правду? – Константин выпил ещё рюмку коньяка, – Не было у нас никаких отношений после рождения последнего сына. Неинтересна она была мне. Разводиться собирался! Мешал статус кандидата в Федеральное собрание. Моё участие в кампании исключало развод. Да! Выборы были важнее. Избирался и, если бы не болезнь избрался наверняка, но… – Тодуа развёл руки в разные стороны, – тогда, видимо, судьба решила вильнуть хвостом. Пробую сейчас.

– Получается?

– Вроде…

Михаил поднялся с дивана, подошёл к окну. Дом, в котором размещался офис Тодуа имел небольшой палисадник. Исайчева поразила чистота и продуманность посадок. Ничего лишнего, не одного нарушающего композицию цветка или травины. В углу зелёного островка росла изумительной красоты и ухоженности липа. Она была здесь королевой! Дерево готовилось к зиме и большую часть листьев сбросило. Но даже в таком скромном одеянии было величавым. «Его здесь любят и холят, – подумал Исайчев, – не каждый человек удостаивается такого внимания… Жена Косты не имела даже десятой его части… – Михаил отвернулся и произнёс:

– Она мешала вам. И вы её убили, так?!

Константин с изумлением посмотрел на Исайчева, выдохнул:

– Кого?

– Жену свою! Кого? – раздражённо бросил Исайчев, – трамплин в виде генерал-лейтенанта стал не нужен, а с ним и его дочка. Так что?!

– Ты чего, «следак», умом тронулся? Она сама повесилась!

– Са-ама-а! – Михаил с невероятным усилием утрамбовывал свою злость. – Сама-то сама. Только подвёл её к этой верёвке ты. Только тебе она позволяла творить с собой такое. Только тебя выгораживала и прощала…

Исайчев вернулся к дивану и, медленно будто нехотя вынул из лежащей на нём папки лист бумаги и, обернувшись, протянул его хозяину кабинета, – это «Экспертное заключение о причинах гибели Кобзарь Светланы Андреевны», почитайте…

Константин читал заключение, серея лицом. Закончив, умоляюще посмотрел на Исайчева:

– Что это?

– Это статья 110 УК РФ доведение до самоубийства. – Михаил быстро, без пауз выставлял частокол вопросов. – Вы истязали её? За что? В какой стране проходили лечение? Диагноз? Фамилия ведущего врача? Почему кремировали тело? Вы были в Австралии? Отвечайте!

Тодуа отбросил от себя листок и процедил сквозь зубы:

– Убирайся отсюда вон! Вызывай на допрос в контору…

Михаил взял со стола «Заключение эксперта» аккуратно положил в папку и извлёк из неё следующие два листа, бухнул их перед Тодуа:

– Распишись здесь и здесь.

– Что это?

– Подписка о невыезде и повестка. Вызову вас, Константин Андреевич, когда потребуетесь.

– Уточните! У меня работа! – недовольно выкрикнул Тодуа.

– Когда потребуетесь, – процедил слова Исайчев неторопливо и спокойно. – Работу придётся планировать как-то иначе. Командировки отменяются. Уверен в вашей фирме незаменимых нет.

– Есть! Я! – взорвался Константин.

– Постарайтесь не опаздывать. – Исайчев положил в папку подписанные Тодуа бумаги. – Не люблю ждать! Не явитесь, арестую на семьдесят два часа.

Михаил пошёл на выход. Покидая кабинет, звонко грохнул дверью.

Стук заставил Тодуа вздрогнуть:

– А вот это не хорошо-о… а вот это полный ебздец! – Константин, лихорадочно растирал мгновенно заледеневший подбородок, – Как же я жёнку проглядел? Думал вариться норушка в своей кастрюле, а она вона, мышиную мордочку в форточку вытаскивала. Горничная! Горничная! Зелень подкильная! Наверняка все кости мне перемыла с такими же как она чувырлами…

……………***

Васенко наблюдал, как Исайчев, стоя у его стола покачивается с пятки на носок, погрызывает кончик карандаша:

– Ты голодный, что ли, Михал Юрич? – усмехнувшись, спросил Роман, стараясь прервать затянувшуюся паузу.

Исайчев пропустил вопрос, бросил на майора отстранённый взгляд, сказал, подведя итог собственным мыслям:

– Иванников Светлану Кобзарь не убивал.

– Думаешь кто?

– Думаю муж. Надоела она ему, обрыдла…

– Ты разделяешь самоубийство Светланы и девчонок окончательно? Уверен?

– Да, их истории сложились из других обстоятельств. У трёх последних, вероятным действующим лицом может быть Иванников. Мотив? Старое школьное унижение. Светлана Кобзарь свела счёты с жизнью раньше, чем он решил исполнить задуманный план мести, поэтому очередь свою в его плане пропустила. У московского варяга надо проверить реакцию на Косту Тодуа, немедленно! Коста, кроме Киры, остался единственным лицом, в отношении которого не приведён в исполнение приговор мстителя. Если вся это вакханалия с убийством «КЕКСов» дело его рук, он должен среагировать на внезапное появление Косты там, где не ждёт. Где сейчас Иванников выяснили?

– Катается на горе у «пельменного короля» Серёжки Миронова.

– Кто из наших хорошо знает Миронова?

– Я!

– Ты?! – удивился Исайчев, – каким образом? Где ты, а где «пельменный король»?

– Я учился с ним в одном кулинарном техникуме.

– Да ты что-о-о? – слегка обмяк Исайчев – ты учился в кулинарном техникуме?

На лице Васенко промелькнула блаженная улыбка, зарумянились щёки:

– Два года перед юридическим институтом. Потом понял, что кухарить не моё и ушёл. Серёжка Миронов доучился. Уехал на родину в Хвалынск, организовал пельменное производство на собственной кухне. Помнишь на всех каналах выскакивала реклама: «Если вы хвалите пельмени, то они Хвалынские». Реклама приглашала съесть штучек тридцать-сорок. Миронов начал с одной розничной точки. Приезжал туда вместе с женой и кастрюлей варёных пельменей – угощал прохожих. Дело пошло. Сейчас он в списке самых богатых людей России. Ты, вероятно, знаешь, помимо пельменей Сергей классную горнолыжку построил. Трассы такие заделал – не хуже австрийских…

Роман сглотнул не ко времени набежавшую голодную слюну:

– Извини, жрать захотелось…

Исайчев присел на стул у стола Васенко. Извлёк из папки фотографию, но прежде чем показать её Роману спросил:

– Он, как? Очень важный человек? К нему с просьбой подкатиться можно?

– Серёга-то? – хохотнул Васенко, – я на его гору ездил несколько раз. Правда, давно. Семья его тогда в старой трёшке обреталась. Деньги целиком в производство и горнолыжку вкладывали. На всём экономили. Но и тогда он мне в гостинице остановиться не позволял, комнату выделял. По квартире ходил в шортах, любимой футболке и простецких резиновых тапочках. Сейчас, говорят, особняк отстроил. Беседует со всеми тихо, но его слышат. Сам худой как сушёный лещ. Горнолыжку построил после того, как его дочь на лыжне ногу сломала. Теперь туда дочки многих наших богатеев ездят. Классный курорт с термальными бассейнами! А чё от него нужно-то? Ты, Михал Юрич, отчего такой взвинченный явился?

Исайчев поднял на уровень глаз Васенко фотографию, спросил:

– Знаешь его?

– А то! Коста Тодуа – муж Светланы Кобзарь. Известный красавчик. Представляю, как его бабы жаловали. Глаза увеличиваются диоптрией очков, взгляд получается, как у сатаны из преисподней. Хорош! Такой взгляд не забудешь. Хорош!

Исайчев поморщился:

– Довелось мне вчера эту сволочь без очков увидеть. Глаз, конечно, поменьше, но тоже выразительный. Я думаю он, не ведая, помог устранить одну из «КЕКСов». Подсобил, так сказать, убийце. Да, пока не забыл. Попроси Копилку поговорить с горничной. С той, кто работала со Светланой в ведомственной железнодорожной гостинице. Пусть разузнает, о чём они говорили. Я сам могу, но … – Михаил на секунду замешкался, – она сейчас на своей работе загружена по завязку, мне неловко. А ты ветошью прикинься, попроси жалостливо, Ольга не откажет. Всё же женщина женщине может многое сказать, тем более Копилка разговорить умеет.

Васенко потряс фотографией, спросил:

– Ты не сказал, что делать с этим?

– Отдашь экспертам. Пусть отфотошопят. Сюжет таков: два закадычных друга в горнолыжном снаряжении стоят в обнимку, естественно, с непокрытой головой на склоне Хвалынской горы. В роли друзей Сергей Миронов и Коста Тодуа. Фото в красивой рамке поместите на каминную полку в особняке Миронова. Ты сегодня вылетишь на гору с МЧСниками, я договорюсь. У них вроде в 18=00 туда оказия. Тебя подкинут. Установишь скрытно за фотографией камеру. Хочу посмотреть его реакцию на Косту. – Исайчев задумался. – Есть одна закавыка, не знаю, как тебя оттуда быстро вернуть?

– Не бери в голову, – поспешил успокоить сослуживца Васенко, – Миронов каждый день отправляет утренними шестичасовыми рейсами рефрижераторы в Сартов. Думаю, местечко отыщет.

– Вот и славно! Пойду к себе. Оперативники из убойного дожидаются. Они нашли старикана, который видел, как машина Елены Строгановой в реку слетела. А ты беги собирайся.

…………***

Кира, жила в квартире Васенко уже вторую неделю и сейчас стоя у окна смотрела вслед удаляющемуся Роману. Вынужденное затворничество становилось слишком тягостным. Мысли, с которыми она провожала возлюбленного в Хвалынск были горькими: «Неужели весь этот кошмар дело рук Серёжки Иванникова!» Она попыталась вспомнить тот случай в школе. В памяти возникало опрокинутое, жалкое лицо мальчишки. Стало стыдно и страшно. Кира отошла от окна, открыла верхний боковой ящик письменного стола Романа и вынула блок сигарет, извлекла из него пачку, блок вернула на место. Когда-то давно она курила, но потом бросила в одночасье, решив, что не будет отдавать дань тогдашней молодёжной моде. Во-первых, потому что с сигаретой во рту она себе не нравилась, во-вторых, Кира понимала, что здоровья это не прибавит. Бросила легко без лишних мучений. Сейчас в кухне, прикурив сигарету от огня газовой горелки, Кира глубоко вдохнула едкий, щиплющий нутро дым. Почувствовала, как сильно сжатая внутренняя пружина начала медленно разжиматься. Она сделала ещё несколько хороших затяжек, смяла сигарету в мойке и  прежде чем выкинуть задержала взгляд на окурке, затем открыла форточку , щелчком отправила его прочь. Проследила путь, задумала: «Если сейчас плюхнется в лужу, позвоню… если нет – дождусь Романа».

Окурок плюхнулся в небольшую лужу на асфальте, спугнул пьющего воробья.

«Они, вообще, могут его не предупредить. Им важно найти убийцу. Ромка в первую очередь будет спасать меня. А я? Как я буду жить дальше? Если он и его убьёт? Наверное, главное – буду жить… Хотя…»

Кира села на диван, вынула из кармана домашних брюк телефон, набрала номер:

– Коста? Здравствуй! Это Кира Сибукова, узнал?

Трубка загудела удивлённым и радостным голосом абонента:

– Боже мой, Кирка! Сколько лет, сколько зим? Рад услышать! Куда пропала? Как девчонки? После похорон Светланки, вы всё пропали? Бросили меня. Ты где?

– Это неважно. Я не в Сартове. Коста, помнишь Серёжку Иванникова, парня которому ты одел на голову мусорную корзину?

– Ну-у-у, стыдобища. Чувствую себя последней сволочью…

Кира вздохнула, превозмогая нерешительность и сомнения, сказала:

– В течение этого года произошли события, о которых хочу тебе рассказать и предупредить… В Австралии…

…………***

Вертолёт МЧС сел прямо на административную площадь Хвалынска. Командир, не гася винтов, прокричал:

– Майор, обойдёшь мэрию и поднимайся по тропинке на гору. Внизу увидишь новую деревянную усадьбу – тебе туда!

Роман в знак благодарности постучал по плечу пилота и поднял большой палец. Свободной рукой вынул из кармана кожаной куртки бутылку коньяка.

Хвалынск севернее Сартова, поэтому зима здесь уже хозяйничала. Васенко пожалел, что не сменил осеннюю куртку на более тёплую, зябко поёжился. Тропинка, ведущая в гору, была узкой, но хорошо утоптанной. Она, петляя, огибала замершие, а потому похожие на пластмассовые в иголочках инея кусты дикой смородины. Достигнув вершины, Роман увидел перед собой панораму небольшой похожей на тарелку для пирожков равнины. Вся она была огорожена ровным высотой не менее двух метров, частоколом из калиброванных брёвен. Венчали забор массивные деревянные ворота, по обеим их сторонам стояли фигуры средневековых рыцарей в медных до блеска начищенных доспехах.

С высоты бугра хорошо просматривалась вся усадьба. Её территория делилась на три отсека. Первый – детский с фигурами героев из русских народных сказок. Второй – спортивный с волейбольной площадкой. Третий – гостевой с длинным чёрного дерева столом и стоящими подле него такими же чёрными с резными спинками стульями.

– Широко размахнулся, Серёга – повар пятого разряда! Молодец! – С лёгкой завистью подумал Роман. – Вот что значит хорошо поставленная голова на плечах. Учись, майор!

Васенко ещё немного постоял на пригорке, поёживаясь, стараясь глубоко в себя запрятать, неожиданно приподнявшую голову зависть. Бодрым шагом он сбежал вниз, остановился у ворот, поискал, где можно нажать, звякнуть или стукнуть, чтобы хозяева увидели или услышали, появившегося в их владениях гостя.

Ждать пришлось недолго, поверх головы Романа зазвучал металлический голос: «Сергей Владимирович, приветствует вас и просит назвать фамилию имя и отчество».

Роман неожиданно, срываясь на петушиный крик, взвизгнул:

– Вас… вас. Васенко Роман Валерьевич!

Проявившаяся на полотне ворот, словно на фотобумаге калитка, мягко открылась и тот же, только тоном мягче голос пригласил: «Милости просим!»

Роман, оглядываясь по сторонам, подошёл к деревянной двери, украшенной коваными застёжками, ручками и колокольчиком. Звякнув язычком по куполу, Васенко услышал знакомый голос давнего друга: «Да, заходи уже. Открыто!». Роман толкнул, оказавшуюся лёгкой дверь терема и, миновав раздевальню, сразу попал в гостиную. Помещение, в котором его ожидал хозяин, трудно было назвать парадными апартаментами, это была горница с красными окнами и наличниками. В центре привлекала к себе внимание четырёхугольная изразцовая печь. Ювелирно выполненные жёлто-зелёные плитки, в свете массивной кованой люстры, подвешенной к потолку тремя цепях, завораживали. Они играли прыгающими огоньками и не давали возможности оторвать от себя взгляд. В середине гостиной тулясь друг к другу боками, стоял здоровущий диван с изогнутыми ножками и несколько кресел такого же вида. В центре царствовал большой продолговатый стол.

– Где камин? Камин нужен! – только и смог произнести Васенко, разглядывая печные изразцы.

– Зачем тебе камин? – удивился Миронов. – Во-первых, здравствуй! – Миронов шлёпнул Романа ладонью по плечу. – Во-вторых, сто лет тебя не видел. Почему в прошлом году на гору не приезжал? В Куршавелях катался?

– В каких Куршавелях? Я даже не знаю где это. – Васенко, наконец, посмотрел на хозяина. – Привет! На мою сыщицкую зарплату только по Куршавелям мотаться. Дела, дела… друг… Слушай три года назад у тебя этой красоты не было, – качнул головой в сторону печи Васенко.

– Так, у меня и усадьбы не было. Только летом этого года отстроился, – Миронов ухватил Романа за куртку, потащил к диванам.

Пока майор раздевался, Миронов нажал белую кнопку на подлокотнике кресла. Возникшего в проёме двери молодого парня, попросил:

– Забери одежду и организуй чай. И ещё, предупреди на кухне: приедет следующий гость пусть начинают варить пельмени и пива доставят из пивоварни, – переведя взгляд на Романа, спросил, – Так, зачем тебе камин?

Васенко обрисовал Миронову задачу предстоящей операции, рассказал о её причине и большой обиде Иванникова на одноклассников, в завершение уточнил:

– Понимаешь, мы неуверены в том, что Иванников замешан в этом деле. Но пока, кроме этой ниточки, ничего нет. Мне обязательно нужно увидеть его первую реакцию на врага. Определить, стоит рыть в этом направлении или там тупик. – Роман вынул из портфеля фотографию в рамке, передал её Миронову, – Нужно поставить на видное место. Я предполагал на камин. Прямо над ней смонтирую камеру, она даст нам искомое. – Васенко осмотрел помещение, – нужного места не вижу. Куда?

Миронов, рассматривая фотографию в рамке, с удивлением спросил:

– Не могу припомнить, когда мы с Костой вот так стояли на горе в обнимку. Он приезжает сюда каждый год, но вместе на горе мы никогда не были. Коста обычно занимается даунхиллом 16– это особая трасса, а я всё больше могулом17. Ищу где можно новую гору насыпать.

Васенко, хитро поглядывая на хозяина, тихонько крякнул. Миронов услышал и, стукнув себя ладонью по лбу, воскликнул:

– Во, дурак! Понял, наконец! Фотошоп?!

Он подошёл к шкафу, снял с одной из полок коробку. Пошевелив в ней указательным пальцем, вынул гвоздь. Вооружившись молотком, вбил его в сруб прямо под настенным светильником.

– Вот тебе контражур18. Камеру монтируй над светильником.

Миронов повесил фотографию, зажёг свет и, оценив работу, удовлетворённо отметил:

– Класс! Виден как на ладони, – чуть задержав взгляд на фотографии, заметил, – красив, породист чертяка. Мы все по сравнению с ним дворняжки. И ведь неглуп, расторопен. Имеется, правда, один недостаток, но все мы не без греха.

Роман, стоя на табуретке, покряхтывал, прилаживая видеокамеру:

– Какой, такой недостаток?!

Миронов усмехнулся:

– Коста – бабник! Шикарных баб любит. Ни одну не пропустил. На каждой отметился. Любимый Костин анекдот про четырёх евреев, слышал?

– Ну-ка? Ну-ка? – отозвался со скамейки Роман.

– Про Соломона, Христа, Маркса и Фрейда. О том, что они считали главным в жизни? Соломон говорил, главное – это то, что в голове у человека. Христос возражал: нет, ниже! Главное – это то, что у человека в сердце. Карл Маркс не соглашался с обоими и утверждал, что они слишком высоко берут. Главное в человеке расположено в его желудке. Ну а потом пришёл Фрейд и заявил, что истину надо искать ещё ниже, чем это предполагал Маркс.

– Ха-ха! – отреагировал Васенко. – Смешно и неправда. Я лично согласен с Марксом и Христом.

Роман, закончил работу, приблизил лицо к фотографии и сощурившись, вгляделся в неё:

– Так, торопился сюда, не успел рассмотреть. Мой начальник тоже говорит – красавчик! Я ничего в мужской красоте не понимаю. Считаю права моя бывшая супруга: мужик не должен быть красивее обезьяны, с которой он живёт. – Роман повертел фотографию в разные стороны и даже заглянул на оборот, – ну, наверное, хорош… Он высокий?

– Высокий, статный, за весом и модой следит, – Миронов резко встал с дивана, направился к шкафу, – сейчас покажу. В прошлую выборную кампанию я кидал ему на счёт денежку, а он вот это прислал, – Миронов вытащил белый глянцевый рулон, развернул. – Предвыборный плакат! Видал каков?! Бабы и дня не давали рекламке висеть, всюду срывали. Три дополнительных тиража печатали.

– Почему тогда не выбрали? – разглядывая на плакате фигуру Константина Тодуа, обронил Васенко. – Можно, зафиксирую его на телефон. В Комитете бабонькам-следачкам покажу, пусть полюбуются, какие у нас в области павлины водятся.

– Да пожалуйста… – кивнул Сергей. – О выборах так: он сам неожиданно сошёл с дистанции. Что-то было со здоровьем. Сейчас опять избирается.

Роман трижды щёлкнул фотокамерой на телефоне. Сделал это не столько для того, чтобы показать женскому составу Следственного комитета, сколько потому что его, что-то корябнуло. Что именно Роман не мог объяснить. «Потом рассмотрю, – озабоченно, со злостью подумал Роман, – неужели опять зависть?!»

Принесли чай и собеседники уселись в мягкие кресла. Роман спросил:

– Понятно откуда ты знаешь Косту, а Иванников как здесь возник?

– Почему возник? – повёл плечами Миронов, – Сергей ещё мальчишкой часто приезжал сюда с родителями. Они у него отчаянные лыжники. В этих горах первопроходцы. Детей своих привозили сюда, когда меня и моей базы в помине не было. Иванников до сих пор сокрушается, почему в его голову не пришла мысль гору выкупить. – Миронов, задумался вспоминая, неторопливо отхлёбывал из огромной чашки маленькими глоточками пахучий чай, – мне кажется, вы ошибаетесь насчёт Сергея, не мог он…

– Ой! – рубанув воздух рукой, оборвал хозяина Васенко, – ты лицо Усамы бен Ладена видел? Иисус Христос во плоти! Они злодеи разные бывают и не подумаешь… а этот мажор! Все ему на тарелочку положено. Заскучал и решил, пришло его время поквитаться за обиды прошлого. Оттянуться по полной… Он вон, какой ушлый на дочери золотопромышленника женился. Ест с золота, пьёт из золота, только не нюхает! Почему бы не воплотить давнюю мечту?