Читать книгу Только не уходи… Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова, Алёна Бессонова, Василиса Бессонова - Страница 7

– Хватит за дверью колготиться, входите! – крикнул Михаил, и тотчас в образовавшейся щели дверного проёма показалось востроносое лицо в рыжих конопатках и с рыжим кудрявым чубом, спадающим на лоб.

– Разрешите войти, Михаил Юрьевич, – обратилось лицо к Исайчеву и, не дожидаясь ответа, вошло, дополнившись долговязой нескладной фигурой парня в синих джинсовых брюках и такой же рубашке:

– Сергей Мамкин. Ваш новый практикант. Выполняю приказ капитана Васенко.

– Какой приказ? – удивился Исайчев, – ты откуда взялся?

– Прислан к вам «на побегушки» полковником Корячком. Вы же всех оперов по домам отправили. Полковник Корячок в бешенстве. Но выговорить вам, не решается. Боится сбить с тропы.

– С какой тропы? – удивился Исайчев.

– Он сказал, что вы вроде след взяли…

Михаил раздражённо хмыкнул:

– Васенко где?

– Роман Валерьевич уехал выполнять розыскную работу по вашему приказу.

– Ты с ним говорил?

– Так точно!

– Что он приказал тебе делать?

– Следить, кабы новый труп не образовался… Но пока велел проверить у всех руки, осмотреть все найденные на пальцах и в личных вещах ювелирные изделия. Если кольцо сняли, или заменили, выяснить, что за кольцо, куда делось и сравнить следы… Цель – найти ювелирное изделие с выпавшим драгоценным камнем. Пояснений фигурантам не давать… По выполнению работы доложить вам, скрытно, без свидетелей…

– Как сработал, нашёл нужные драгоценности? – Михаил иронически улыбнулся, глядя на кислую физиономию Мамкина. – Понял, не нашёл…

– Руки у всех под лупой просмотрел, у кого кольца есть – все камешки пересчитал, всё на месте, заставлял снимать кольца – следы совпадают… Обыскал чемоданы – тоже ничего. Я даже серёжки у всех проверил…

– С чемоданами и серёжками ты зря.

– Почему? – удивился Мамкин.

– Камешек выпал из кольца убийцы. Эксперт обнаружил его в волосах жертвы. Тебе Васенко не сказал?

– Не успел, очень торопился.

– Убийца не положил бы поломанное кольцо в чемодан. Он бы его выкинул или зарыл где-нибудь. Преступник знал, что камешек, найденный в одежде Гуидо – улика. Он его искал, но не нашёл, посему должен был кольцо запрятать так, чтобы и мы его не нашли.

– Может быть, мне стоит поискать вокруг здания? – с сомнением в голосе спросил Мамкин.

– Ночью? Ты не догадываешься, что бесполезно даже днём – зачем спрашиваешь? Хотя в чемоданах Бурлакова стоит покопаться. Если кольцо очень ценное, такое, с которым жалко расставаться, то спрятать его могли там. Осмотри тщательно чемоданы и апартаменты Бурлакова. Хотя… – Михаил, выражая неуверенность, пожал плечами. – Вероятность ноль. Но для чистоты дела надо глянуть.

– Уже всё по сантиметрам осмотрел…

– Что-нибудь интересное нашел? – усмехнулся Исайчев.

– Ничего. Он ведь чемодан не распаковывал. Хотя знаете, Михал Юрич, на кровати, на подушке лежит аккуратно расправленный, но неаккуратно оторванный бант. Я полагаю от женской блузки. Красивый такой: на голубом воздушном фоне меленькие, как будто бархатные, розовые цветочки. У моей мамы в молодости была подобная блузка.

Михаил отошел от окна и, указав Сергею на стул напротив себя, сел в своё кресло:

– Ты сказал неаккуратно оторванный, это как?

– Давайте я его сюда притащу, – вскочил практикант и уже рванулся к двери.

– Тю-тю-тю, сядь на место! – поспешно вскрикнул Михаил. – Не смей его трогать, пусть лежит, как был положен. Я, надеюсь, ты его в руки не брал? – Михаил попытался поймать ускользающий взгляд Мамкина. – Понятно, брал! Серёга, где тебя учат, а? Как же так? Ты знаешь первое правило практиканта?

Мамкин набычился и молчал.

– Яйцо не должно считать себя умнее курицы. – Михаил поднял указательный палец. – И даже если это и так, помни – яйца в отличие от курицы быстро протухают…

– Я только за кончик приподнял и увидел неровно оборванные нитки, как будто его с места пришива одним рывком содрали. Как по-другому я мог это понять? Хотя, виноват. Надо было эксперта дождаться…

– Ладно, мы Галине Николаевне ничего не скажем, веди следующего фигуранта. Давай Эльзу, хочу на неё посмотреть.

Мамкин в нерешительности потоптался на месте:

– А если она спит? Ночь же… Ругаться будет. Мне сказали, она баба бешеная, брыкается, как лошадь необъезженная. Их ведь даже накормить не успели. Новый повар, которого полковник Корячок из воинской части прислал, заморачиваться не стал, просто сварил макароны – никто есть не стал.

– Макароны с кетчупом? – сглотнув слюну, спросил Исайчев.

– С кетчупом… его там сколько угодно…

– Избалованные, однако, фигуранты. Ладно, иди, веди её. Если спит – буди. Попробуем её в узду запрячь.

– После Эльзы кого приглашать? – вытянулся в струнку практикант.

– После Эльзы – макароны с кетчупом! Я тоже живой человек…

Как только за Мамкиным закрылась дверь, Исайчев поменял в диктофоне кассету и пристроил его на удобное место.

– Сбежал всё-таки Ромка, не захотел быть разводящим, лисья морда… – пробурчал Исайчев и вздрогнул, оборачиваясь на грохот отворяемой двери.

Эльза распахнула дверь рывком, толкнув её ступнёй, и не спрашивая разрешения, вошла. Плюхнулась широким задом на стул у бюро.. Поёрзала, и не говоря ни слова, отставила его в сторону, выхватила взглядом кресло в дальнем углу кабинета, туда и направилась, унося с собой терпкий запах с нотками перца и корицы. Михаил молча наблюдал картину передвижения Эльзы, и как только женщина уселась и вопрошающе уставилась на Исайчева, спросил:

– Вам там удобно, Эльза Фридриховна?

– Я гражданка двух стран, поэтому по-русски вы можете обращаться ко мне – сударыня Леманн, но лучше на немецкий лад – фрау Леманн. Я не любила своего отца, поэтому любое напоминание о нем мне неприятно, это понятно?

Михаил взял одной рукой оставленный Эльзой стул, в другую руку диктофон и все это поставил рядом с креслом Эльзы, приладив диктофон на тумбочку у кресла.

– Это ещё зачем? – Эльза брезгливо показала пальцем на записывающее устройство.

Михаил, гася нарастающее раздражение, учтиво и четко, выделяя каждое слово, проговорил:

– Я, фрау Леманн, провожу допрос свидетелей преступления. Пока свидетелей. Посему все наши разговоры будут записаны, после чего перенесены на допросные бланки, которые вы внимательно прочтете, и на каждой страничке распишитесь, это понятно?

Эльза кивнула и, надев на лицо ироническую гримасу, осведомилась:

– Вести допрос свидетелей в двенадцать часов ночи вам позволяет Закон? Это смахивает на druck.9

– Welche Sprache werden wir sprechen10? – усмехнувшись уточнил Исайчев.

– Чево-о? – брезгливо сморщилась Эльза.

– Вы гражданка Германии? На каком языке предпочитаете говорить? – Выдавливая из себя оставшуюся учтивость, спросил Михаил.

– А давайте по-русски! Вам на ём более понятно? – ухмыльнулась Эльза.

– Тогда так. Мой рабочий день закончился в 18:00. Будем придерживаться Трудового Кодекса? Дней на пять-шесть придётся всех задержать. Вас это устраивает? Хотите покинуть кабинет?

– Ну, что вы! – подстраиваясь под тон следователя, проворковала Эльза. – Как же быть с сорока восемью часами? У меня на пять – шесть дней свежей одежды не хватит. Не ходить же мне в прокисшем белье?!

Исайчев изобразил на лице растерянность и для усиления эффекта, поёрзал на стуле:

– О, фрау Леманн, вы хорошо осведомлены о сроках задержания. Но Закон разрешает мне продлить их, если будет необходимость. В вопросе чистоты белья я могу оказать содействие. Вода в кранах вроде есть всегда, а по поводу тазиков я распоряжусь…

– Да, – ядовито ухмыльнулась Эльза, – я имею представление о Законах. Хотя бы потому что являюсь грамотным пользователем интернета. Живя в цивилизованной стране, навыки стирки в тазиках я давно утратила. Поэтому не занимайтесь самодурством. Буду жаловаться!

Михаил удобнее уселся в кресле и, перекинув ногу на ногу, уверенно парировал:

– Считайте, что я самодур?! Я самодур! Но вы уйдёте отсюда только после того, как я узнаю, кто из вас отравил господина Бурлакова. Мне думается, что вы в выяснении обстоятельств смерти вашего брата одна из самых заинтересованных лиц. Или я ошибаюсь?

– Нет, что вы! – поспешила оправдаться Эльза, – валяйте, спрашивайте…, но учтите, если будете перегибать палку, я раззвоню на весь свет.

Михаил понял – Эльза отступила на шаг назад, и решил последовать её примеру, миролюбиво заметил:

– Где же вы видели у меня палку, фрау Леманн?

– Бросьте словоблудие. Приступим к делу! – вновь взъерошилась Эльза.

– Представьтесь, пожалуйста. Назовите свои паспортные данные, – как можно мягче попросил Михаил, однако запах корицы его раздражал.

– Эльза Фридриховна Леманн, из немцев Поволжья. Родилась в городе Покровске Сартовской области. Мать-приблизительно русская, отец-немец. Имею двойное гражданство: Российское и Федеративной Республики Германии. Проживаю постоянно в Германии, в Грюнвальде. Являюсь двоюродной сестрой Олега Олеговича Бурлакова. Что ещё? Год рождения не скажу, сами в паспорте посмотрите… Меня удивляет, что я попала в разряд подозреваемых. Я его сестра. Я его сделала!

– Уточняю ещё раз – пока в разряд свидетелей. Вы его сделали, в каком смысле? – кашлянул в кулак Исайчев.

– Ну не в смысле слепила из пластилина. Я сделала из него того, кем он сейчас является.

– Являлся, – осторожно поправил Эльзу Михаил.

То, что произошло после замечания, Михаил предположить не мог. Эльза ногой мощно толкнула стул, на котором он сидел. Исайчев едва удержался. Вскочив, она прыжками побежала к двери, торкнулась, поняла, что дверь закрыта, побежала по комнате, размахивая руками и разбрызгивая в плевках слюну:

– Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы твой гадкий рот залило цементом. Являлся! Ох, ты! Являлся… – она оскалилась и выплюнула, – он не только мясо, позвоночник и хрен, он дело, которое я помогла ему делать… Ходят тут, высматривают, учат меня жить! Пытают посреди ночи. Кодекс у него трудовой! Ты на рожу свою сытую ментовскую посмотри, работничек! – и, срываясь на визг, заорала, прямо в ухо, подскочив к Михаилу:

– Пошел отсюда, засранец, пошёл. Пошёл…

Михаил с размаху влепил Эльзе пощёчину и в наступившей тишине негромко сказал:

– Если ты, фрау Эльза, ещё раз закатишь истерику, устроишь цирк, я решу, что ты убила Бурлакова. Повешу на твои плечи всех собак и посажу лет на пятнадцать в русскую тюрьму. Сейчас начало осени, но там всё равно жарко, а кондиционеров нет. И соседки твои по нарам научат, как разговаривать со следователями. Так что сядь на этот стульчик и отвечай на мои вопросы. И не дай бог тебе повысить голос, хотя бы на тон, это понятно?

Эльза застыла, в упор глядя на Михаила, медленно разжала побелевшие кулаки, передёрнула плечами и на цыпочках пошла к стулу, который Исайчев вернул на прежнее место к бюро, села и, мотая головой, тихонько пробубнила:

– Это понятно… это понятно… это понятно…

Исайчев взял в руки телефон:

– Вызываю санитаров, русского языка не понимаете…

Эльза ещё раз передёрнула плечами, улыбнулась, и как ни в чем ни бывало, произнесла:

– Хорошо, спрашивайте… дальше.

– Расскажите, фрау Леманн, что вас связывало с Олегом Бурлаковым, и что значит ваше выражение « я его сделала» и « приблизительно русская»?

– Как вы думаете, если у моей мамы в паспорте национальность – русская, а у её родной сестры – немка, то национальность получается «приблизительно русская». Теперь по поводу « сделала». Мы с ним выросли в этом городе. Олег на год меня моложе и с детства был лентяем, лежебокой и свистуном. Я в том смысле, что всё мог просвистеть с друзьями и подружками.

– Вы имеете в виду деньги?

– И деньги тоже, но главное – просвистывал драгоценное время, которое он мог потратить на учёбу, чтобы в будущем зарабатывать те же деньги. Я в то время тоже посвистывала, но вовремя очнулась. Тогда мы на семейном совете решили: поступать он будет в военное училище. Там из него сделают человека, ну дисциплина и всякое такое… Между прочим, про училище предложила я. Я ему и жену выбрала…

– Да-а-а?! – изумился Исайчев – Он сам в этом смысле инициативы не проявлял?

Эльза положила ногу на ногу, откинулась на спинку стула, переплела руки на груди и тоном победителя сказала:

– Да вы чё? У него этих вертихвосток было по три пучка одновременно. Вы же видели Олега. Мачо, а в молодости был неотразим: красив, высок, белокур, правда, кареглаз, чуть-чуть до натурального арийца не дотянул. Девки за ним табунами бегали, только подковы цокали.

– Сам Бурлаков всерьёз в кого-нибудь влюблён был? Я имею в виду без вашего спроса.

Леманн задумалась, припоминая, и решительно заявила:

– Олегу неведомо было чувство любви. Он и Ирину не любил, терпел. Показывал её своим партнёрам и с удовольствие наблюдал, как у них слюни текут, а сам нет, не любил.

– А вас?

– Меня? – Эльза жеманно пожала плечами и, добавив в голос переливов, произнесла, – нас с Олегом держали в узде близкородственные связи. Если бы не они, у нас могли бы быть красивые дети. Но мы боялись гемофилии… Олег относился ко мне трепетно. Я главный советчик. Последнее слово всегда за мной. В обиду меня никому не давал. В общем, любил, – и, спохватившись, добавила, – по-братски, конечно…

– Как планируете жить дальше?

– Я обязана исповедаться? – и взглянув на Михаила, вздохнула. – Поняла, должна. Ещё лет пять – шесть тому назад мы с Олегом обсуждали его завещание…

– Даже так? – удивился Михаил.

– Даже так! – с вызовом повторила Эльза. – Основной капитал достанется дочерям, естественно, до поры до времени под присмотром ряда доверенных лиц, там целый список. Ирине – ежемесячное достойное содержание, дом в Питере, вилла в Атлантическом океане на острове Онс у берегов Испании. Мне, естественно, завод одноразовых шприцев под Мюнхеном, усадьба там же, ну, в общем, все то, чем я пользуюсь сейчас… Ничего нового, но мне и этого более чем достаточно. Я ведь Олега любила не из корыстных соображений, а так… Миленький мой, я совершенно не жадна…

– Да, да, – махнул рукой Михаил, останавливая поток слов. – Вам и корочки хлеба достаточно… И давайте с «миленького» всё же перейдём на имя-отчество – Михаил Юрьевич.

Эльза напряглась и начала, как дрожжевое тесто в тёплом месте, увеличиваться в объёме. На Михаила пахнуло чем-то прокисшим, перемешанным с перцем и пряной травой.

«Пот!» – поморщился Михаил и приказал сквозь зубы, потирая ладонь об ладонь.

– Сидеть!

Тесто обмякло.

«Несладко приходится людям рядом с фрау, – подумал Исайчев, – или умело играет, или на самом деле истеричка и психопатка. Надо дать Копилке послушать запись допроса. Она в таких дамах разбирается».

– Фрау Леманн, расскажите, что произошло в это утро, как вся эта ситуация видится вам.

– Можно я немного похожу, – Эльза встала, – у меня ноги затекли и задница. Не могу долго сидеть на жёстком. Давайте откроем окно, дождь уже прошёл…

Исайчев встал, с удовольствием открыл окно, впустил в кабинет запах ночи, влажных напоенных дождём цветов и мокрых мозаичных плиток, ковром застилавших площадку под окнами кабинета.

«Я понял, почему мне понравилась моя случайная попутчица в поезде, – подумал Михаил, – от неё так же, как от Копилки, пахло чистотой…»

Эльза медленно шла по кабинету губернатора, рассматривая шкафы с книгами, напольные вазы, карябала их пальцем и также медленно, как будто жевала жвачку, говорила:

– После завтрака мы все разбрелись, кто куда – хотелось посмотреть, как живут и жируют местные власти. Мне не понравилось. Через какое-то время раздался первый гонг – это значило, что скоро будет подан кофе. Мы с Иркой забежали на кухню к Гуидо напомнить ему, что я пью кофе чёрный бразильский с тёртым грецким орехом, Ирка – «глясе» – это кофе, накрытый пенкой из взбитых с сахаром яичных белков. Когда мы входили в кухню, из неё вышел Слаповский. Гуидо пояснил тогда – Слаповский приходил предупредить, что его кофе не должен содержать кофеин.

Пока Эльза говорила, Михаил рассматривал её фигуру: узкие плечи, совсем плоская грудь и массивные бёдра с такими же массивными ягодицами. Эльза была похожа на медленно ползущую улитку, волокущую за собой собственную раковину. Ярко-красная с жёлто-синей каймой юбка, начинающаяся на бёдрах, спадала жатыми воланами до самого пола и делала раковину ещё массивнее. Белый кружевной топик едва прикрывал детские груди и открывал живот, показывая родовую ямочку. Вьющиеся рыжеватые волосы фрау Леманн убрала в хвостик, который при движении Эльзы дрожал, как хвост у замерзшей болонки.

– Вы переоделись? – машинально спросил Исайчев, следуя своим мыслям, уж больно фривольным был костюм у фрау.

Эльза фыркнула, взяла обеими руками подол юбки, по-цыгански потрясла им:

– Ваша хамоватая экспертша буквально содрала с меня всю мою парадную одежду. Ей, видите ли, нужно её проинспектировать. Я вынуждена была облачиться в пляжный костюм. Мы ехали сюда только на два дня и Алька, то есть Олег Олегович, обещал по окончании встречи пикник…

– Так, – сурово произнёс Михаил, – далее, кто ещё был в кухне, когда вы туда зашли?

– Там, как всегда, ошивался Сагочка, ну это понятно, пришёл проведать любимого. Они о чём-то шептались у окна. Старались от нас отвернуться, чтобы мы не слышали их голубеньких секретиков, мерзавцы. Почему их терпел Олег?

– Наверное, у него были свои резоны. Мне сказали, Сайрус хороший адвокат и выиграл для Бурлакова ряд процессов. Олег Олегович поделился с вами, какого толка будет его сегодняшнее сообщение, для чего он вас собрал? Раньше такое бывало?

– Конечно, – Эльза задумалась, – но раньше мы все собирались в Питере. У нас там головное предприятие. Туда приезжали и канадские, и немецкие, и сербские директора. Здесь встречаемся впервые. Но я рада. Это город нашего общего детства… Колыбель, так сказать… Перед завтраком зашла за Олегом в его номер, хотела помочь ему распаковать чемодан, но там уже торчал Сайрус. Они изучали какой-то документ. Попросили удалиться. Обычно у брата от меня не было секретов. Вероятно, Олег хотел преподнести нам всем сюрприз… Так вот… кофе, хотя мы его даже попробовать не успели, все кроме Олега… – Эльза присела на облюбованное ею кресло и закрыла лицо руками. – Как страшно, господи. Вы же найдёте убийцу? Его должен покарать земной суд… он обездолил нас всех… Как дальше жить?

Михаил встал, ему также захотелось размять затёкшие ноги. Подошёл к Эльзе, дотронулся до плеча:

– Я приношу вам свои соболезнования, Эльза Фридриховна. Что вы думаете о смерти Гуидо, кто мог его убить?

Эльза вытерла ладонями мокрые щёки:

– Здесь все просто. Гуидо убил любовник. Приревновал его к охраннику. Я однажды в Питере наблюдала подобную картину. Сагочка орал, как потерпевший. Обвинял Гуидо в том, что тот заигрывает с охранником, и в итоге разбил ему нос. Сейчас он разбил ему голову…

Михаил остановился, будто споткнулся, и замер от неожиданной фразы Эльзы. Он знал: никто кроме него, Долженко, Васенко и оперативного работника не видел тела Гуидо. Увозили его в закрытом целлофановом мешке. Старались работать скрытно, лишних людей заранее удалили.

– Откуда вы, фрау Леманн, знаете, что Гуидо убили ударом по голове? —

Эльза внимательно посмотрела на Исайчева, на секунду замешкалась:

– Вы подлавливаете меня, да? За стенкой моей комнаты комната Сайруса, Нам всем сообщил ваш следователь, кажется, Васенко, что обед задерживается по причине смерти Гуидо. Видимо, Сайрусу он сообщил подробности и тот орал много чего, в том числе и про разбитую голову. Он так вопил, оглашая окрестности, что невозможно было не слышать. Но я уверена – это всего лишь игра. Сайрус бо-о-ольшой артист. Так вот… я продолжаю, когда Гуидо принёс поднос с кофе…

Михаил неожиданно оборвал Эльзу:

– Достаточно, я знаю, что было дальше. Вы свободны. Идите досыпать. Прошу никуда не заходить, только в свои апартаменты.. Делиться впечатлениями о допросе тоже воспрещается. Если ослушаетесь, придётся закрыть вас на ключ, это понятно?

Эльза кивнула и вышла, осторожно затворив за собой дверь.

Михаил шёл по кабинету, рассматривая находящиеся в нем вещи и мебель. Рассматривал без интереса, пока не увидел китайского болванчика. Тот, развесив пузо, мотал круглой головой из стороны в сторону, улыбался ртом до ушей и прищурил хитрющие глазки.

– Издеваешься, поросёнок? – спросил Михаил глядя на болванчика. – У тебя в голове появились какие-нибудь мысли, ты же видишь и слышишь то же, что и я?

Болванчик в ответ покачал головой из стороны в сторону:

– Я так и думал. Время, время поджимает. С чужими работать не могу. Роман ещё не приехал. Надо звать Ольгу. Я что, запаниковал?! Нет! – Михаил взмахнул рукой, отгоняя неприятные мысли. – Пока просто позвоню Копилке, дам послушать фрау Леманн. Ух, какая неприятная баба… – Михаил набрал номер и как только услышал родной голос, спросил, – Оля, я знаю – ты не спишь! Можешь кое-что послушать? Завтра у тебя свободный день? Отлично! Но послушать надо сейчас, это недолго. Завтра поутру мне нужно будет твоё готовое мнение. Я сейчас пойду на кухню, наемся макарон, а тебя подключу к диктофону. Послушай, родная, это допрос Эльзы – двоюродной сестры Бурлакова.

Получив одобрение, Михаил подключил диктофон к своему телефону. Закрыв кабинет на ключ, двинулся в столовую, в животе урчало от голода, во рту пересохло.