Читать книгу Мой хулиган - Алёна Черничная - Страница 7

За домашними заботами и ужином я даже забываю о том, как ужасно прошел мой сегодняшний день. Пока об этом не напоминает «дзынь» упавшей на смартфон эсэмэски. Отрываюсь от конспекта по философии и бросаю взгляд на экран телефона.

Аноним777 [24.05. 20:36]: «Синичкина, буду ждать тебя через час на том же месте, что и вчера. Я удваиваю сумму».

Смотрю на текст сообщения, и глаза мои округляются. И что мне ему ответить?

Аноним1301 [24.05. 20:37]: «Нет».

Аноним777 [24.05. 20:37]: «Утраиваю сумму».

Мне остается лишь закатить глаза и окончательно убедиться, что Ольховский вообще не понимает слово «нет». А если так? Перехожу на заглавные…

Аноним1301 [24.05. 20:38]: «НЕТ!»

Аноним777 [24.05. 20:39]: «Синичкина, хватит выделываться. На эти деньги можно в салон красоты сходить или шмоток накупить. Тебе действительно это надо».

А я уже трясусь от злости. Как же это достало! Намеков о моем внешнем виде становится как-то чересчур много. Хочется просунуть руки в экран и прямо через него отвесить Ольховскому парочку смачных подзатыльников. Этот хамоватый экземпляр с Y-хромосомой совсем не имеет чувства такта?

Аноним1301 [24.05. 20:41]: «Такт – умение дать человеку указание, не сделав из него врага».

Аноним777 [24.05. 20:41]: «Че? Эт че такое? Ты о чем?»

И я с ехидной улыбкой печатаю ответ: «Сборник цитат и афоризмов. Купи. Тебе действительно это надо».

Отправляю сообщение, и вся моя интуиция уверенно подсказывает мне, что кого-то сейчас по ту сторону экрана конкретно взорвало, потому что Аноним777 печатает… печатает… печатает… Но ответ прочитать не успеваю.

– Леся, можно тебя на минутку? – доносится голос дедушки из его кабинета.

Сунув телефон в карман домашних спортивных штанов, иду на зов.

– Звал? – с улыбкой заглядываю в дедушкин кабинет. Одна только мысль, что где-то в этой Вселенной бесится Ольховский, уже повод для радости.

– Лесюнь, а ты, случайно, здесь ничего не трогала? – задумчиво интересуется дед. Не поднимая головы в мою сторону, он перебирает стопку папок на своем столе. И улыбка разом слетает у меня с губ.

– Нет. – Я нервно прочищаю горло. – А что?

– Да ничего… Просто все мои материалы обычно лежат по алфавиту, а тут… кавардак какой-то. – Дедушка непонимающе смотрит сначала на одну папку в руке, а потом на другую.

А я чувствую, как неприятно холодеют кончики моих пальцев.

– Не знаю. Может, Зоська прыгнула и скинула случайно? – Мой язык деревенеет с каждой секундой.

– Скинула, а потом обратно на стол сложила? – Дедушка наконец поднимает на меня растерянный взгляд, а мои щеки тут же противно краснеют. Но дед неожиданно радостно отмахивается: – А! Вспомнил! Это я же собирался все материалы переподписать, достал, а потом забыл. Эх, старость… Можешь идти, Лесь, я дальше разберусь.

– Угу, – произношу я сквозь плотно сомкнутые губы. Ватными руками закрываю дверь и выдыхаю, чувствуя, как в кармане штанов буквально разрывается телефон от пришедших на него сообщений.

* * *

– Раз! Два! Три! Четыре! По диагонали идем… Идем…

И я теряю концентрацию окончательно. Слишком много звуков для этого утра. Приходится лезть к себе в сумку за наушниками.

Вообще мои пары сегодня во вторую смену, но так как бо́льшая часть студенческого совета должна принимать участие в весеннем фестивале КВН, мне пришлось явиться в универ на его утреннюю репетицию.

Я нахожу себе укрытие на подоконнике в самом дальнем и мрачном углу актового зала. Ну так, на всякий случай… Подальше от взоров тех, кто стал свидетелем моего общения с Ольховским и все еще не смог унять свое любопытство. Разместив на коленях тетрадь по английскому, просто стараюсь всеми мыслями углубиться в инфинитивы. Получается это сделать лишь после того, как в наушниках начинает звучать медитативная музыка.

И пока весь народ в актовом зале активно занят репетицией, я преспокойно сижу на подоконнике в компании тетради по английскому. Но недолго… Мой нос ощущает тяжеловатый, древесный аромат… Тот самый. Я инстинктивно поворачиваю голову раньше, чем успеваю сообразить, кто подсел ко мне. И тут же вздрагиваю, роняя тетрадь с колен.

– Ольховский! – выдыхаю испуганно, выдергивая за шнур наушники из ушей.

Держа руки в карманах зеленой толстовки, в потертых черных джинсах и кипенно-белых кроссах, Максим расселся на подоконнике. Расслабленно болтая в воздухе ногами, он изучающе пронзает меня взглядом.

– Синичкина, а я тебя сразу и не узнал.

Стиснув зубы, запихиваю телефон с наушниками в задний карман джинсов и молча подбираю с пола свою тетрадь.

– Ты не в том уродском кардигане, – задумчиво продолжает Ольховский. – А в футболке и джинсах. И даже волосы сегодня не такие прилизанные.

– А ты, как обычно, просто не расчесался, – зло цежу я, намекая на беспорядок в густой темно-каштановой копне волос. – Чего тебе нужно? – тянусь к своей сумке на подоконнике и запихиваю туда поднятую тетрадь.

– Почему не пришла вчера? Я ждал.

Я отвлекаюсь от своих вещей и изумленно кошусь на Максима:

– Ты серьезно?

– Да, – кивает он и очень честно хлопает ресницами.

– Вчера весь вечер шел дождь, – кривлюсь я недоверчиво. А заодно снимаю с запястья резинку и привычным движением рук стягиваю волосы в хвост. Так все же как-то спокойнее и привычнее.

– Прикинь, как мне экзамен сдать хочется? – тоскливо вздыхает Максим.

– Ольховский, а ты уверен, что я тебя не разыграла? Может, у меня вообще этих билетов нет?

– Просим выйти весь состав студенческого совета и выстроиться у кулис! – громко разносится по всему актовому залу.

Не дожидаясь ответа на свой вопрос, я забираю сумку с подоконника и через проход между рядами кресел направляюсь из темного угла к ярко освещенной софитами сцене. У ее ступенек уже толпится половина нашего студсовета. Но примкнуть к группе не удается.

– В смысле, у тебя нет билетов? – Гневное шипение за спиной заставляет меня тут же замереть на месте и обернуться.

Ольховский тут как тут. Прямо перед моим носом. Нахмурившись, он по-прежнему держит ладони в карманах толстовки. Я с опаской озираюсь по сторонам. Мы опять на виду у всех. И пока на нас никто не обратил внимание, нужно заканчивать разговор как можно скорее.

– Вот так – нет. Это была шутка, – заявляю я, делая невозмутимое лицо, которое тут же краснеет.

– Лжешь. – Ольховский с подозрением прищуривается и скользит внимательным взглядом по моему лицу. – Ты вон вся красными пятнами пошла…

– Максим, давай закончим этот разговор раз и навсегда. Я не отдам тебе билеты ни при каком раскладе. Забыли. Проехали. Свободен. Уходи, – нервно тараторю я, потому что уже чувствую, как на нас снова начинают пялиться присутствующие.

– Не отдашь из принципа? Ну давай я извинюсь перед тобой. Хочешь? – В глазах Максима искрится надежда.

– Где Синичкина? Она ж третья стоит по счету! – разлетается громко по залу.

Перевожу взгляд с Максима на сцену, где все уже ищут меня, и опять на Максима.

– Не в принципе дело. Просто… – спешно говорю я и нервно постукиваю носком своего ботинка, – просто я уже не могу это сделать по личным причинам. И они никак тебя не касаются.

– Синичкина, будь ты человеком. – Максим устало закатывает глаза. – Назови сумму. Любую. Я все куплю.

– Синичкина, ау! Она ж сидела где-то на галерке, – говорит кто-то из девчонок в микрофон.

Боже! Мое самообладание сейчас треснет по швам! Я смело смотрю в глаза Ольховского. И в полумраке актового зала они уже не кажутся карими. Они становятся практически черными. Это даже завораживает… почему-то…

– Не могу. Правда, – выдыхаю я. – Считай, этих ответов у меня уже нет. Потеряла. А теперь извини. Мне надо идти.

Но делаю от него всего один шаг…

– Лесь… – Ольховский тормозит меня, хватая за руку.

Но не как в прошлый раз. Никакой грубости и силы. Просто мягко и уверенно его пальцы окружают мое запястье. И я торможу на месте сама. От неожиданности. Медленно оборачиваюсь и вижу серьезный, пронзительный взгляд Максима. Кажется, в его глазах читается самая настоящая мольба.

– Олесь, я знаю, что не сдам, – почти беззвучно, одними губами проговаривает Ольховский и настойчиво сжимает мое запястье так, что меня почему-то мгновенно бросает в жар. – Помоги мне, пожалуйста…

Я замираю. Это неожиданно и даже как-то жалостливо. Ольховский вглядывается в мое лицо, словно я реально его последняя надежда. Он умоляюще хлопает своими темными ресницами. И я, как под гипнозом, смотрю в его карие глаза.

– Олеся, мы тебя долго ждать будем? – В наш странный разговор с Максимом врезается голос того, кто быстро возвращает меня в реальность. Алекс появляется рядом как из-под земли. Сложив руки на груди, он сначала бросает недовольный взгляд на меня, потом на Макса, а потом замечает и мою руку в ладони Ольховского. На лице Алекса вспыхивает плохо скрываемое недоумение.

Это крах! Снедаемая чувством стыда, я выдергиваю свое запястье так резко, как только могу. И уже собираюсь произнести гору оправдательных слов, если бы не Ольховский.

– А ты не видишь, что мы вообще-то разговариваем? Отвянь. – Вонзаясь в Смирнова злющим взглядом, он демонстративно запихивает уже свободные ладони в карманы толстовки.

– Здесь идет репетиция. А ты мешаешь и отвлекаешь, – недовольно произносит Алекс.

– Если я тебе мешаю, Смирнов, то возьми и покинь помещение.

– Покинешь помещение сейчас ты, Ольховский. И скорее всего, вперед ногами, если не будешь следить за языком.

– Че-е-е? – Максим неожиданно делает резкий шаг к Смирнову и приосанивается.

– Повторяю для глухих: дверь за твоей спиной. Иди отсюда.

Я стою как вкопанная, с ужасом наблюдая, как Алекс медленно закатывает манжеты рубашки, не переставая смотреть на Ольховского. Максим проигрывает Алексу в росте, но он однозначно шире и мощнее в плечах.

И мне бы не хотелось узнать, кто из них ловчее и сильнее. Вижу, как Ольховский, достав руки из карманов, делает разминающий поворот шеей и сжимает кулаки. А набирающий обороты стук сердца подсказывает мне, что делает он это не потому, что немного затекли пальцы.

– Ты, Смирнов, еще не дорос мне указывать, – задиристо хмыкает Ольховский. Широко расставив ноги, он, как глыба, фиксируется перед своим собеседником. – Ясно?

И я впервые вижу, как всегда спокойное лицо Алекса искажается гневной гримасой. Ой-ой… Бросаю взгляд на сцену в поисках желающих развести этих двоих, но там, в жужжащей толпе под софитами, не хватает лишь попкорна. И чего эти двое так взъелись друг на друга? Буквально заставляю себя влезть в мужскую перепалку.

– Максим, уйди, пожалуйста. – Я резко дергаю его за рукав толстовки.

Вернув все внимание мне, он шумно вдыхает воздух, видимо собираясь высказаться, но… ничего не происходит. Ольховский как будто зависает, слегка приоткрыв рот. Смотрит то на меня, то на Алекса… То на Алекса, то на меня… А потом, прищурившись, расплывается в загадочной улыбке, а его плечи расслабленно опускаются. Выжидательно замираю и я и смотрю на улыбающегося Максима. И меня это не успокаивает, а, наоборот, пугает. С чего вдруг Ольховскому улыбаться от уха до уха? Он же только что готов был двинуть кому-нибудь кулаком.

– Я напишу тебе, Лесь, – вальяжно бросает мне Максим и, подмигнув, разворачивается. Он просто уходит прочь из актового зала, не забыв громко хлопнуть дверью.

Лишь тогда я вздрагиваю, приходя в себя. В полном смятении решаюсь взглянуть на Алекса. Только он и не думает смотреть на меня. Развернувшись, он недовольно бросает мне через плечо:

– Синичкина, свои любовные дела решай где-нибудь за закрытыми дверями. Не устраивай из этого шоу. Я был немного другого мнения о тебе.

Его слова неприятно жгут где-то в груди. Мне хочется оправдаться. Я ведь вообще здесь ни при чем.

– Алекс, но…

– Пошли репетировать. Мы всех задерживаем, – бубнит он.

И я, словно мне на шею повесили каменный груз, плетусь вслед за Смирновым. И что теперь он обо мне думает? Что я какая-то вертихвостка? Считай, только что приглашала его на свидание, а теперь вот – Ольховский? Гад! Какой же он гад! Даже если умеет мило и искренне заглядывать в глаза, хлопая ресницами.

Под всеобщие переглядывания становлюсь на сцену, куда указывает ведущий. Иронично, но это место оказывается рядом с Майер, а Смирнов стоит за нашими спинами. Я нервно поправляю на затылке вновь завязанный хвост и сглатываю противное першение в горле. Но шоу продолжается…

– Рассказывай, на чем приворот? На мертвой курице или заговор на полную луну? – не поворачивая ко мне головы, шепчет Майер, пока кавээнщики используют нас в качестве массовки.

– Что? – осторожно кошусь на рыжую справа от себя.

– На чем Ольховского привораживала? – чуть громче желчно произносит Инга.

Я поворачиваю к ней голову. Ошарашенно смотрю на точеный профиль и все еще не понимаю: она серьезно или нет?

– Что за бред?

Инга демонстративно давится смешком, чем привлекает внимание остальных рядом стоящих девчонок. Я прямо ощущаю каждым миллиметром кожи, как у всех сплетниц нашего студсовета активируются локаторы.

– Бред? – фыркает Майер, все еще не глядя на меня. – Ну-у-у, не зна-а-а-ю. А чего ты трешься тогда возле Макса? Других логичных объяснений этому феномену я не вижу.

– Я? Трусь? – Мой голос неосознанно повышается, а в груди уже появляются зачатки самой настоящей злости. – А может, это он таскается за мной, прилип как банный лист?

Инга наконец удостаивает меня своим вниманием. Повернув голову, она сначала поджимает свои ярко накрашенные губы, а потом окидывает меня ядовитым взглядом с ног до головы:

– Макс? Он никогда этого не сделает. Он вообще никогда не таскается за бабами. И такой поворот событий возможен только в твоей больной фантазии. Потому что ты не его уровень. Макс – топ, а ты – стремная чмошница.

И это слышат все, кто стоит рядом, потому что Инга говорит уже не шепотом. Воздух в моих легких становится тяжелее любого металла, и ладони леденеют до онемения. Очень хочется вцепиться в эти ярко-рыжие волосы Майер, но эхо смешков рядом сковывает.

Я могу лишь оглядеться и понимаю, что все девчонки вокруг прячут от меня взгляд и просто хихикают. Они согласны с Ингой. Они на ее стороне.

– Майер, рот закрыла и молча стой, – слышу грозный шепот Алекса за спиной.

Но даже попытка Смирнова угомонить стерву не спасает меня от жуткой и неконтролируемой жалости к себе и желания сбежать. Что я и делаю. Схватив сумку, брошенную у края сцены, я слетаю с нее по ступенькам, а потом просто выбегаю из актового зала.

По пустым коридорам выскакиваю на улицу, даже не подумав, что раннее майское утро – не самое подходящее время для прогулок в одной футболке. Прохладный воздух тут же окутывает меня, но не приводит в чувство. Злость слишком сильно обжигает. Я вот-вот заплачу в голос.

Вдох. Выдох. Успокоиться не выходит. Я все равно хочу плакать. Именно здесь и сейчас. Так сильно не хотелось рыдать, даже когда получила отказ от Смирнова, а потом еще обидные слова от Ольховского. Делаю несколько подготовительных нервных всхлипываний и…

– О! Я не думал, что ты так быстро придешь ко мне на свидание.

– А-а-а-а! – вырывается из моей груди, когда я от отчаяния запрокидываю голову к пасмурному небу. – Ольховский! Ты почему опять здесь?! – Оборачиваюсь и вижу его, подпирающего спиной колонну на входе в универ.

– Чего кричишь? – усмехается Максим. – Я же тебя как раз и жду. Ты, кстати, прочла мое сообщение?

И от вида его улыбающегося лица желание реветь пропадает. Зато ясно понимаю, что вот сейчас я точно придушу Ольховского. Он! Все мои мытарства начались именно с него!

– Ты… – Делаю шаг к нему и сжимаю кулаки. – Ты все мне испортил, – крадусь я к Максиму, готовая искромсать его уже взглядом.

– Я? – Ольховский округляет глаза.

И в них опять столько искренности, что я взрываюсь. Да он точно издевается надо мной!

– Ты! – воплю я и с размаху впечатываю свою ладонь ему в грудь. Она жутко твердая. От удара мне больно, но меня это не останавливает. Я бью Максима снова и снова. – Не подходи ко мне! Не разговаривай со мной! Отвали! Меня от тебя уже тошнит!

– Ты чего, Синичкина?! – Максим крепко перехватывает мои руки и придавливает меня к своей груди, полностью обездвиживая. – Белены объелась? Ты так орешь из-за моего предложения?

– Какого еще предложения? – нервно произношу, пока безрезультатно брыкаюсь, пытаясь отлипнуть от широкой груди Ольховского.

Но его руки как капкан. Чем больше я дергаюсь, тем сильнее он меня сжимает. И мне кажется, я вся пропиталась одеколоном Ольховского. Его так много вокруг. Не шлепнуться бы от головокружения.

– В сообщении. Я отправил тебе его пару минут назад.

– Я ничего читать от тебя не буду!

Макс так резко склоняется к моего лицу, что мы едва не сталкиваемся лбами. Его глаза горят решимостью.

– Будешь. Читай, – уверенным тоном командует Макс и наконец отпускает меня.

Я тут же отшатываюсь от него, вдыхая воздух, не пропитанный въедливым ароматом Ольховского, и, психуя, лезу в задний карман джинсов за телефоном. Схватив гаджет, оживляю экран, проведя по нему пальцем, и читаю сообщение от Анонима777.

Я впадаю в ступор. Выпучив глаза, я даже перечитываю. Всего одно предложение. Потом растерянно поднимаю взгляд на Ольховского.

– Что скажешь?

– Я ничего не поняла, – хриплю ему в ответ.

Максим терпеливо вздыхает и, проведя ладонью по волосам, загадочно приподнимает уголки своих губ:

– Что там может быть непонятного? Я решил, что буду твоим парнем.